Антон с детства был болезненным мальчиком. Мама круглый год поила его витаминами, и пока ребята гуляли на улице, Антон сидел дома, под двумя пледами, пил чай с малиновым вареньем и градусником подмышкой, слушая весёлые визги друзей, разносившиеся на весь двор.
Он совсем не завидовал — только злился на себя за то, что был таким слабым.
Постоянные ангины в младших классах, пневмония в школе, аппендицит в четырнадцать, грипп, перелом ноги, нескончаемые ушибы и вывихи — это всё он и его нелепое тело. Участковый врач ещё удивлялся, что с таким-то ростом и удачей, как у него, нет сколиоза — мать тогда облегчённо вздохнула и перекрестилась, потому что бандажи пиздец дорогие, а ложиться под нож хирургов было страшно.
Когда Антону исполнилось восемнадцать, болеть он стал реже, что не могло не радовать. Сезонные простуды, конечно, всё ещё одолевали его иммунитет, но окружающие уже не называли Шастуна хилым. Высоким — да, худым — само собой, но не хилым. С возрастом его плечи стали шире, ноги крепче, а руки сильнее. На выпускном он даже танцевал с одной из самых красивых девчонок в школе. Мама Антона гордилась им неимоверно, смахивая слёзы на медленном танце. Шастун же разволновался перед девочкой и сжал её талию так сильно, что танцевали они недолго, — дыхания на вторую песню ей не хватило.
Спустя много лет Антон с девушками больше не танцевал (не считая пьяных телодвижений на корпоративе) и не встречался. Серьёзных отношений у него тоже не было — ни с девушками, ни с парнями, хотя Антону больше нравилось с последними. С ними не надо было из себя кого-то строить — раздвигай ноги и подмахивай. С девчонками было всё куда сложнее.
Антон не девственник и не импотент, но отношения не для него. Ему кажется, что его попросту не хватит на ещё одного человека. Да и мать столько раз ему говорила, что любить он может только собак да кошек, а верх романтики для него — зажечь свечу, и то когда во всём доме вырубает пробки.
Но секс он, безусловно, любил и именно поэтому обеспокоился своей проблемой, напрямую связанной с его членом.
А дело в том, что как-то вечером после работы, Антон по своему обыкновению посмотрел порно, подрочил и лёг спать. А на следующий день не смог нормально поссать — струя была вялая, да и сам процесс слегка болезненным.
Обратившись с вопросами к Гуглу, Антон начитался таких ужасов, что впору было заказывать себе гроб (и хоронить в закрытом виде).
Но на всех сайтах, где писали про простатит, рак и другие ужасные названия, советовали идти к урологу. Антон ухватился за знакомое слово, и перед глазами встали картины из прошлого, когда он ходил к писькиному врачу по молодости: старый мужчина грубо засовывал в его член палку, а Антон после процедуры целый день потом ссал кровью.
Поёжившись от воспоминаний, Антон решил, что пора бы уже взяться за своё здоровье, — ему всё-таки почти тридцать — и записался к урологу. Ходить к врачам ему было не страшно, волнительно — да, но не страшно. Он за всё детство столько раз спрашивал «кто последний», сидел в ожидании своей очереди среди плачущих детей и выкрашенных в салатовый цвет стен, сколько не снилось ни одному взрослому.
Антон только чувствовал усталость от того, что тело в который раз его подводит, но теперь он твёрдо намеревался выяснить причину.
💉
В кабинет к Арсению Сергеевичу Попову очередь была небольшая, или, вернее сказать, её почти не было: всего лишь один мужчина, нервно подрагивающий ногой в такт стуку каблуков где-то в коридоре.
Решив с пользой потратить время, Антон находит сайт поликлиники и там уже набирает фамилию своего врача. Фотографии, к сожалению, нет, но в соответствии с информацией на сайте Арсению Сергеевичу тридцать шесть, стаж работы десять лет, рейтинг составляет четыре звезды из пяти.
Антон не тот человек, который смотрит на отзывы и рейтинг чего-либо (за исключением товаров на Озоне), поэтому остаётся доволен той информацией, что ему предоставил сайт.
С другой стороны, думает он, наверняка среди этих людей, которые ставили оценку доктору Попову, есть те, кто знаком с ним лично. Возможно, даже коллеги… Не станет ведь больница держать у себя в подчинённых врача с одной звездой?
Из размышлений о больничных теориях заговора его вырывает хлопок двери, за которой скрывается нервный мужчина. Оглядываясь, Антон замечает, что сидит на маленькой лавочке один, неподалёку от него — девушка (видимо, к терапевту), которая отчаянно пялится в его сторону. Антон быстро отводит глаза, боясь заметить флиртующее подмигивание, ведь ему на это ответить нечем.
Поэтому, когда дверь кабинета открывается, а на пороге появляется воодушевлённое, практически сияющее лицо некогда несчастного мужчины, Антон вскакивает с места, юркая в проход.
Дверь за спиной хлопает, и первое, что замечает Шастун, — стройного мужчину в халате, быстро печатающего на старом компьютере.
— Здравствуйте, присаживайтесь, документы на стол, — тараторит тот, даже не смотря в его сторону.
Антон весь подбирается, следуя указаниям, натягивает маску на нос (в отличие от врача, у которого она находится на подбородке) и принимается следить за мужчиной.
Арсений Сергеевич оказывается очень красивым: светлая кожа с мимическими морщинами создаёт впечатление, что врач выглядит намного моложе своих лет, нос кнопкой смешно дёргается при каждом нажатии на пробел, а глаза такие голубые, что могут посоревноваться с краской на стенах в подъезде Антона.
В целом, Шастун понимал, почему у него нет отношений — комплиментов он делать не умеет. Не то чтобы это было основополагающим звеном, но, как он полагал, играло не последнюю роль.
Врач тем временем заканчивает печатать, ставя подписи в каких-то бумагах, и Антон залипает уже на пальцах мужчины: те не выглядят хрупкими и тонкими, как его собственные, наоборот — крепкими, с необычным кольцом-печаткой на безымянном пальце. Замечая его, Антон скисает как молоко, весь день простоявшее под солнцем на подоконнике.
Он сразу же мысленно себя ругает: этого мужчину Антон встречает впервые, а уже расстраивается, что тот может быть женат. В который раз он корит себя, твердя, что пора перестать так открыто симпатизировать людям — это приводит к спонтанным привязанностям, а там и до разочарования недалеко.
— Итак.
Короткий вздох, за которым следует покашливание, и Арсений Сергеевич наконец полностью обращает своё внимание на Шастуна, мельком взглянув на карту. Голос у него тоже красивый — насколько вообще он может быть красивым.
— Антон Андреевич, на что жалуемся?
Антон Андреевич смотрит в голубые глаза, обрамлённые не по-мужски длинными ресницами, и забывает, зачем вообще пришёл к врачу. Ответ «поглазеть», скорее всего, будет воспринят как неверный.
— Не могу нормально… сходить в туалет, — на языке вертится «поссать», но Антон вовремя себя одёргивает.
Попов кивает, открывает карту на новой странице и начинает записывать за Антоном.
— Что ещё? Жжение во время мочеиспускания? Боль?
— Немного неприятно.
— Ага, дискомфорт, значит. — Арсений Сергеевич поправляет дужки очков, и Антон залипает на этом, казалось бы, простом, но таком изящном движении. — Часто мочитесь?
Прокручивая симптомы в памяти, Антон кивает.
— Да, и мало. Ну, струя какая-то вялая, что ли, — пожимает плечами, беспомощно уставившись в голубизну глаз напротив.
— Я вас понял.
Дальше доктор спрашивает про детство, хронические заболевания, инфекции — и тут уж Антон не теряется, чувствуя себя рыбой в воде, и говорит как есть, вспоминая все свои болячки как наяву.
Когда Арсений Сергеевич переходит на вторую страницу анамнеза, Антон его жалеет и говорит, что больше не помнит, хотя перед глазами всё ещё вьются глисты, которых он подцепил в садике. Жопа тогда чесалась адски, маме тоже пришлось несладко — она, как самый настоящий шпион, вылавливала ползущих тварей ночью, пока маленький Антон спал.
— Что ж, я понял вас. Без обследований картина полностью не ясна, — доктор снимает очки, откладывая их подальше, и впивается взглядом в Антона, отчего у последнего неожиданно потеют ладони и сердце бьётся быстрее. Тот мысленно велит органу успокоиться, но оно, глупое, совсем не слушается. — Во-первых, надо исключить простатит, а там уже посмотрим. Возможно, это просто сужение уретрального канала.
Мужчина замолкает, ожидая, видимо, хоть какой-то реакции со стороны Антона, но тот продолжает пялиться и с неприсущей ему радостью обнаруживает множество родинок на лице Арсения Сергеевича. Это кажется очень милым, несмотря на ту сдержанность и холодность, которой тот придерживается.
Антон всё же кивает, когда бровь вздёргивается в ответ на его тупой взгляд, и врач продолжает.
— Думаю, мы поступим следующим образом: сдадите общий анализ крови, ПСА и мочу. Запишу вас на УЗИ простаты, но это только на следующей неделе.
Антон замирает на этих словах, отчаянно пытаясь собрать мозги в кучу.
— А это УЗИ, оно… как?
В кучу собрались только слова, а мозги так и остались лежать в запылённом углу его черепной коробки. Но вопреки поставленному вопросу, Арсений Сергеевич коротко улыбается.
— У нас только трансабдоминальное, — видя, что понимающего проблеска в глазах Антона как не было, так и нет, он поясняет: — Через живот, не волнуйтесь.
— Да я и не волнуюсь, — слова вылетают быстрее, чем он успевает закрыть рот, и стыдливый румянец расползается на щеках под внимательным взглядом доктора. Хорошо, что Антон в маске. — Через живот лучше, не больно, всё такое.
Всего на мгновение брови доктора взлетают вверх, а затем Арсений Сергеевич пожимает плечами, ничего не отвечая, и пишет план исследования в карту. Получив от него всевозможные направления, Антон уже собирается идти, как доктор приглашает его в соседнюю комнату.
— Пройдемте в смотровую.
— Зачем? — тут же спрашивает Антон, не двигаясь с места.
Арсений Сергеевич подходит к раковине и тщательно моет руки. Проходят долгие секунды напряжённого ожидания, за которое Антон успевает изучить все пальцы на руках доктора, и теперь с уверенностью может сказать, что это самые красивые мужские руки, которые он когда-либо видел. Антон на секунду разрешает себе представить, как эти ладони обхватывают его шею, запястья, талию, или,
прости господи, бёдра…
Арсений Сергеевич идёт дальше: моет запястья прокручивающими движениями, предплечья, увитые мелкими родинками, и Антон невольно задерживает дыхание, наслаждаясь силой рук.
От созерцания его отрезвляет голос врача:
— Мне нужно будет взять мазок из уретры на половые инфекции и общую флору.
— Из хуя, что ли?! — вырывается из Антона, и в ту же секунду он чувствует себя таким грязным, что впору просить Арсения Сергеевича помыть его рот с мылом —
этими самыми сильными руками.
Доктор Попов делает смешное лицо, явно стараясь не улыбаться, но Антон видит мелкие лучики, отходящие от глаз мужчины, и его плечи мигом расслабляются.
— Из члена.
— Простите.
— Ничего страшного, — качает головой, и Антон залипает на бьющейся вене на чужом лбу и сам от себя устаёт. — На самом деле многие боятся этой процедуры, она довольно… болезненна.
Скажи ему это какой-нибудь другой доктор — он бы отказался, сославшись на то, что это неприятно, больно, противоестественно. Но в ту же секунду, как Антон слышит эти слова от Арсения Сергеевича, к паху приливает жар такой силы, что темнеет в глазах.
Он помнит тот ужасный опыт с палкой в члене, но почему-то уверен, что сейчас будет всё по-другому. То ли на него так действует очарование врача, то ли он попросту стал извращенцем, сам того не заметив.
В любом случае, это неизбежно, и Антон соглашается. Он быстро стягивает штаны с трусами в смотровой, пока член ещё не окреп окончательно, а щёки не похожи на две половинки свёклы. Запыхавшись, он кидает маску в кучу одежды, тыльной стороной ладони вытирая испарину на подбородке.
— Антон Андреич, ну куда ж вы так спешите?
Врач кивает на верхнюю одежду, Антон нехотя снимает толстовку, бросая на кушетку, ложится и вздрагивает, стоит Арсению Сергеевичу прикоснуться к его животу.
— Я буду вас пальпировать, а вы мне говорите, если больно.
Антон думал, что урологи смотрят только письки. Арсений Сергеевич же трогает всё: слушает лёгкие спереди и сзади холодным фонендоскопом, водит руками по спине, стукает по пояснице, считает пульс, смотрит язык, проверяет ноги, пальцы, глаза. И всё это медленно, тщательно и так беспристрастно, что у Антона пустеет голова от одного только холодного взгляда, а член крепнет от сильных рук, делающих с его телом всё, что заблагорассудится мужчине.
Похоже, что ему достался особенный уролог. И особенный член, раз тот встаёт в таких условиях.
— Присаживайтесь, — говорит Арсений Сергеевич, постелив тонкую одноразовую простынку на кушетку.
Дальше происходит невообразимое: доктор садится на маленький стул, больше похожий на детский, прямо перед пахом Антона, двигает к себе столик на колёсиках с незнакомыми медицинскими инструментами, надевает перчатки и начинает мять член. Прямо как сам Шастун после работы — поздно вечером перед телевизором.
Несмотря на дикое смущение от всей ситуации в целом, Антон делает вывод, что Арсений Сергеевич или хороший актёр, или профессионал своего дела, раз не замечает почти вставшего члена под пальцами. Или замечает, но не говорит.
— Хм, — что-то для себя отмечает тот и лезет под яйца.
Крепкие пальцы нажимают на какую-то чувствительную точку, и Антон издаёт жалкий звук, вздрагивая всем телом. Дрожь от прикосновения проходится по бёдрам, и Антон судорожно выдыхает, стараясь усидеть на месте под зорким взглядом.
— Ну ладно, я всё понял.
Что именно тот понял, Антон не знал. Может быть, доктор нажал на специальную кнопку в его заднице, которая определяет извращенцев, или, может быть, выявил опасное заболевание.
Но это в любом случае не отменяет взятие мазков, судя по взявшемуся из ниоткуда маленькому стёклышку у того в руке.
— Больно не будет.
«Это пока», — добавляет про себя Антон, действительно не ощущая боли, когда доктор слегка мажет по головке. Только приятное щекочущее чувство, нисколько не помогающее снятию возбуждения.
С одной стороны Антону стыдно, что у него буквально стоит член перед носом врача, а с другой — тому не надо приподнимать головку, чтобы брать мазок. Удобно. Кто-нибудь сказал бы, что он ненормальный, но Антону кажется, что это те самые две стороны одной медали, упоминание которых он так часто встречает в книгах. Возможно, он не так понимает смысл фразы или читает не те книги, но это неважно.
— Теперь, пожалуйста, расслабьтесь.
Арсений Сергеевич, ничуть не смущённый чужим вставшим членом, достаёт длинную палочку и придерживает тот самый член за основание, отводя вниз. Антон глубоко вздыхает, задерживая дыхание, как перед прыжком в воду.
Первый сантиметр входит туго. Антон следит за тем, как кончик палочки исчезает в уретре, и член мгновенно вспыхивает короткой болью. Лишь усилием воли он не отодвигается подальше от доктора, сжимая руками края кушетки.
Арсений Сергеевич хмурится, затем хмыкает и медленно проталкивает ту глубже. У Антона перед глазами начинает темнеть от боли, переходящей в томное, горячее ощущение в паху — словно в яйца налили тягучую лаву. Он неосознанно стонет, дёргая бёдрами вперёд, старясь нагнать это исчезающее ощущение, и палочка входит глубже, обжигая ствол болью вперемешку с удовольствием. На краю сознания ему мерещится нежное прикосновение к яичкам, но когда он смотрит вниз, натыкается лишь на внимательный взгляд врача.
— Вам больно?
«Нет, блять, приятно», — хочется огрызнуться в ответ, но загвоздка в том, что это и в самом деле приятно. Он кивает Арсению Сергеевичу и чувствует себя самым большим извращенцем на свете, получая наслаждение от того, что в его член суют то, чего там не должно быть изначально. Странно только, что он об этом не думает, когда его ебут в зад.
«А вот и ещё одно проявление второй стороны медали!» — радуется Антон как ребёнок, впрочем, тут же сомневаясь, правильно ли он понял смысл фразы…
Антон с шумом втягивает воздух ртом, когда палочка идёт дальше и поясницу простреливает ярким удовольствием. Он облизывает губы, поднимает, наконец, глаза от разглядывания своего члена и натыкается на плакат простаты на стене; с интересом сосредотачивается на нарисованных внутренних органах, пересчитывает повороты кишечника, находит глазами желчный пузырь — и всё это только чтобы не подаваться бёдрами навстречу.
Внезапно болезненное и вместе с тем сладкое тянущее чувство в паху исчезает. Перед тем, как встать, Арсений Сергеевич бережно проводит большим пальцем по чувствительной покрасневшей головке, собирая влагу, и Антон закусывает губу, чтобы не застонать. Мысль о том, что тот сделал это, поддавшись моменту, он шлёт куда подальше.
— Одевайтесь и проходите в кабинет.
Засовывать стоящий член в штаны было тяжело, но Антон справился, а когда сел на прежнее место, Арсений Сергеевич не обратил на него никакого внимания, продолжая что-то быстро писать в его карте. Мерзкое чувство, будто его использовали, растеклось по всему телу удушающим стыдом.
Антону становится обидно — облапал, помял член, а в глаза даже не смотрит. Только спустя тридцать секунд его как холодной водой окатывает: у Арсения Сергеевича такая работа — лапать хуи, а не в глаза заглядывать.
— Ну что ж, записываю вас на следующую неделю, — доктор наконец отрывается от своих бумажек, всматриваясь в Антона своими алмазами. Шастун кивает, ощущая прилив жара к лицу (маску он решил обратно не надевать — врач уже видел буквально всё), и не знает, куда деть свои глаза: не каждый день сидишь с голой жопой и стояком перед незнакомым мужчиной, а потом говоришь «спасибо, до свидания». — Придёте с результатами УЗИ и накануне обязательно сделайте клизму.
— Зачем?
— Будем смотреть вашу простату.
— А на УЗИ её разве видно не будет?
Арсений Сергеевич многозначительно смотрит в ответ.
— Мне нужно её пропальпировать. Это входит в обязательный диагностический минимум, — важно говорит он, поправляя очки на переносице.
Антон теперь понимает, почему у того высокий рейтинг на сайте: он всем больным делает массаж жопы, а те и довольны.
Прислушавшись к себе, он понимает, что и сам не против: кивает врачу, забирая направления с рецептом, и выходит из кабинета, чувствуя прожигающий спину взгляд.
💉
УЗИ проходит хорошо — как только Антон перешёл порог кабинета, девушка-врач рявкнула «Рот закрыли, раздеваемся, на кушетку». Конечно, внутри себя он повозмущался такому отношению, но зато это объясняло отсутствие очереди в коридоре.
С клизмой дело обстояло ещё проще: Антон за свою жизнь не раз совал в задницу спринцовку, так что это далось ему легче лёгкого. Оставалось только побороть стеснение перед походом к урологу. Мама сказала, что он этого врача видит в первый и последний раз в жизни, и велела расслабиться, а бабушка посоветовала выпить валерьянки.
Антон ничего из этого не испробовал; он плохо спал накануне и только под утро ему снились сильные руки Арсения Сергеевича, сжимающие его бёдра, и крепкий член в заднице. Проснулся он со стояком, но дрочить не решился — вдруг Арсений Сергеевич об этом узнает, кинув лишь один
безразличный профессиональный взгляд на его пах, и стыд снова станет верным попутчиком Шастуна.
Тем не менее Антон принёс результаты анализов, УЗИ и пустую прямую кишку, как самый законопослушный гражданин, и теперь ждал, когда доктор вынесет вердикт.
Доктор покивал над бумагами, похмыкал и сказал, что Антон практически здоров. Слышать такое человеку, который болел большую часть своей жизни, было, по меньшей мере, странно.
— Практически?
— Да, скорее всего, как я и предполагал ранее, у вас стеноз уретрального канала. — Антон изображает тупость, и врач спешит пояснить: — Возможно, вы перенесли инфекцию, и после этого уретра сузилась. Ожог, травма, или… неудачный секс?
— Точно не секс, — быстро отнекивается Шастун, тут же осекаясь, видя лёгкую улыбку на губах доктора. Если это была ловушка, то специально для таких тупых, как он.
— Не беспокойтесь, это легко лечится методом бужирования уретры. — Антон не успевает спросить, что ещё за бужениновая уретра, как тот продолжает: — Но сначала проверим простату.
Арсений Сергеевич сразу же уходит готовиться, и Антону ничего не остаётся, кроме как последовать за ним.
Когда он облокачивается на кушетку животом, выставляя напоказ свой голый зад, сердце стучит как бешеное. Перед походом к врачу Антон побрился везде — задницу, ноги, пах, даже подмышки, и, слыша короткий вздох Арсения Сергеевича, оседающий на коже ягодиц, он со смесью смущения и удовлетворения понимает, что тот принял это во внимание.
Антон вздрагивает как напуганная лошадь, когда латекс касается бедра, и доктор пару раз тихо цокает, поглаживая гладкую кожу.
— Сейчас будет неприятно, — с этими словами что-то холодное и влажное касается его входа, и Антон весь инстинктивно сжимается, будто бы никогда не совал в задницу вибромассажёр. Трижды «ха». — Расслабьтесь.
Антон честно пытается не нервничать, даже надувает живот и понимает, что палец вошёл, когда слышит одобрительное хмыканье позади.
Когда и второй палец входит без особых проблем, время будто застывает, и тишина кабинета становится донельзя смущающей. Наверняка Арсений Сергеевич теперь думает, что Антон какая-нибудь анальная проститутка, раз его задница пропускает всё что ни попадя. Но Антон не такой, он просто боялся, что ничего не получится, и, возможно, совсем немного перестарался с количеством пальцев в своей заднице перед приёмом врача.
С такой логикой, как у него, странно, что он ещё не ждёт похвалы за свои старания.
— Эм, хорошо, — голос доктора звучит недоумённо, и от стыда уши Антона загораются так сильно, что на них можно лить масло и жарить яйца. — Сейчас я буду пальпировать простату, это займёт немного времени.
«Немного времени» по-врачебному, оказывается, обозначает бесконечно тянущееся томное чувство, приятно оседающее в яйцах. Антон не стонет только благодаря крепко сжатым зубам и той мысли, что он не в каком-нибудь фетишистском порно.
Пальцы Арсения Сергеевича с пошлыми звуками ритмично вдалбливаются точно в простату, посылая импульсы удовольствия прямиком в член, и Антон чувствует, как скапливается влага на головке, а яйца сладко поджимаются в предвкушении большего. В голове пульсирует мысль, что такие походы к врачам он мог бы запросто полюбить.
Спустя, как ему кажется,
пару часов, ритм становится беспорядочным и сдерживать бёдра Антону всё тяжелее, особенно когда к двум пальцам добавляется третий. Края входа сразу же жадно стискивают фалангу как что-то долгожданное, и Арсений Сергеевич сгибает пальцы, восхитительно попадая прямо по комочку нервов.
— М-мх… — стонет Антон, чувствуя давление большого пальца на промежность, и слегка виляет бёдрами, словно пытаясь насадиться глубже.
Антону тяжело, и он закусывает нижнюю губу в попытке сдержаться. Он представляет себя стойким шпионом, которого пытают с целью узнать информацию, но в действительности из стойкого у него только член и дрожащие бёдра. Он в очередной раз напоминает себе, что это не порно, а медицинская процедура, что, кстати, только возбуждает его сильнее.
— Потерпите ещё чуть-чуть, — ласковым голосом говорит врач, и Антон задаётся вопросом: у того реально
настолько плохое зрение или он просто игнорирует то, что Антон тут корёжится явно не от боли?
На секунду ему кажется, что всё вокруг — очень правдоподобный сон, и проснётся он, только когда кончит. Но рука, легко шлёпающая его по ягодице, разуверяет в этом: от такой неожиданности его нижняя челюсть чуть не встречается с полом.
— Ну всё, можете садиться, ничего в вашей простате нет.
«Кроме ваших пальцев», — хочется добавить Антону, но он делает, как было приказано: поднимается еле-еле на дрожащих ногах как новорождённый оленёнок и шлёпается на кушетку с громким вздохом, слегка поморщившись. Когда он опускает голову, то натыкается на практически полностью поднявшийся член, но не настолько, чтобы доставать до пупка.
Антон прикрывает его ладонями, опираясь теми на свои бёдра.
— Что ж, как я и думал, остаётся бужирование, — Арсений Сергеевич меняет перчатки, тянет за собой столик, на котором Антон замечает два металлических лотка, в одном из которых лежат стержни разной толщины, и снова, как в прошлый раз, садится на маленький стул прямо перед членом Антона. — Придвиньтесь ближе к краю, пожалуйста.
Кажется, Шастун понял, что к чему, и никакая буженина здесь ни при чём.
— А может, не надо?..
Голос у Антона даёт петуха, и сам он наверняка не выглядит воинственным во время своей просьбы: весь красный — до самой шеи, глаза шало блестят, губы припухшие от несдержанных укусов, а сведённые ноги и руки, прикрывающие пах, буквально кричат о том, будто он девственница перед первой брачной ночью.
Всё это читается в глазах Арсения Сергеевича, и, тем не менее, в его взгляде так же сквозит нежность наравне с той, которая бывает у людей, встретивших глупую, но до безумия милую белку посреди леса.
— Антон Андреевич, всё будет хорошо, — говорит он, поглаживая острое колено, и одновременно с этим берёт в руки самый тонкий металлический стержень из лотка. — Расслабьтесь.
Он не говорит «и получайте удовольствие», но Антон слышит это в его хитрой улыбке.
Умелые руки Арсения Сергеевича действуют осторожно, и боли Антон практически не чувствует — только слабые искры удовольствия пронизывают где-то глубоко в паху и позвоночнике, оседают в рёбрах и заполняют горячим теплом низ живота.
Доктор вытаскивает стержень довольно скоро, сразу же беря следующий, — Антон не успевает даже перевести дыхание.
— Ну вот, видите, какой вы молодец, — голос сочится похвалой, и у Антона от этого непроизвольно поджимаются пальцы на ногах, а уголки губ упрямо ползут вверх, отчего приходится прикусить щеку изнутри.
Он сразу же одёргивает себя, напоминая, что это лечебная процедура, а не БДСМ-сессия.
Хотя чувство нужды, которое расползается у него в груди, и пустая голова говорят об обратном.
За своими мыслями Антон почти упускает момент, когда Арсений Сергеевич пристраивает второй стержень к головке; мужчина крепче сжимает член в ладони, вырывая совсем не мужественный писк у Антона, и медленно вставляет — миллиметр за миллиметром.
Член вспыхивает неожиданным жаром, словно спичка, и по стволу тянется нить боли, растекаясь в паху горячей жидкостью. На этот раз Антон не может сдержать стона и прикрывает глаза, облизываясь. Когда он смотрит вниз, то замечает на себе взгляд Арсения Сергеевича, который не может растолковать помутнённым разумом.
Сердце бьётся так быстро, где-то у самого горла, что Антону приходится часто сглатывать, каждый раз привлекая к себе внимание доктора.
Тот, тем не менее, разглядывает его, не отрываясь от работы: с каждым заполненным сантиметром уретра горит сильнее, а в головке будто бы сосредотачиваются все нервные окончания разом — настолько она чувствительна. Если бы Антон мог, он бы давно сказал стоп-слово.
Третий стержень заставляет его бёдра мелко трястись, а член дёргаться от коротких вспышек удовольствия; он то и дело пытается отстраниться, но сам тут же отчаянно вскидывает бёдра, подставляясь под тёплые (даже сквозь перчатки) руки доктора.
Арсений Сергеевич, будто мучитель, проводит кольцом из пальцев вверх по стволу, к головке, отчего глаза теряют фокус и слегка закатываются от наслаждения, копируя те пошлые изображения девочек из аниме. Антону до жути хочется кончить от этого восхитительного чувства наполненности, но оргазм уходит у него из-под рук, словно скользкая рыба в аквариуме.
Наконец он промаргивается и смотрит вниз: красный возбуждённый член так контрастирует с белыми перчатками врача, что у Антона мгновенно подскакивает пульс от вида красивых рук, окружённых латексом. На свои дрожащие ноги он смотреть не хочет, поэтому прикипает взглядом к головке, из которой торчит металлический стержень, который по счёту — третий или четвёртый? —
неважно. В голове приятно пусто, и только одна мысль заставляет его двигать тазом навстречу рукам: кончить быстрее.
— Пожалуйста, — Антон просит тихо, боясь то ли разозлить врача, то ли показаться слабаком. Он пару раз шмыгает носом, чувствуя предательское пощипывание и влагу в глазах.
Арсений Сергеевич всматривается в его лицо голубыми глазами, и те кажутся теперь не такими холодными, как раньше. Антон не отводит взгляд, хотя очень хочется. Ему сейчас вообще много чего хочется — кончить, убежать подальше от стыда, да хоть переехать в другой город, чтобы начать всё сначала. Туда, где никто не знает, что он извращенец.
Но Арсений Сергеевич лишь улыбается, и улыбка его совсем не отражается в красивых глазах. Антон вздрагивает, когда тот пальцами задевает яички.
— «Пожалуйста»,
что?
Антон не отвечает долгую минуту, за которую мужчина успевает протолкнуть стержень ещё на сантиметра три. Он понимает, что так никогда не кончит; этот мучитель специально держит его в предоргазменном состоянии на грани обморока.
И, когда, казалось бы, оргазм скоро, просто стоит протолкнуть дальше, зажать сильнее, погладить уздечку — тот этого не делает, и Антон захлёбывается в судороге, а в груди ноет чувство неудовлетворённости и жалкой обиды.
Вот тогда-то он и сдаётся:
— Пожалуйста, — снова повторяет он, уже громче. — Хочу кончить.
Сквозь мутную пелену перед глазами ему чудится удовлетворённый кивок, а потом Антон сладко обмирает, чувствуя, как стержень, до этого наполнявший уретру, резко покидает его тело.
Он задерживает дыхание, когда оргазм буквально выкручивает все его чувства на максимум; кажется, что весь Антон сжался до одной маленькой точки у себя в паху.
В помещении эхом проносятся громкие стоны и мычания, и только потом Антон понимает, что они льются из его рта. Так же, как и горячие слёзы капают на его трясущиеся ноги.
Нежное прикосновение к щёлке покрасневшей уретры отзывается приятной пульсацией в пустых яйцах. Это выглядит так интимно по сравнению с тем, что только что произошло, что у него непроизвольно щемит в груди.
Он не видит, но слышит, как Арсений Сергеевич достаёт одноразовые салфетки и вытирает потёки спермы с его подрагивающих ног; Антон щурится, всматриваясь, и с облегчением выдыхает, не замечая крови. Спустя мгновение до него доходит, что кончил он без каких-либо препятствий и боли — не считая той, от которой, он, собственно, кончил.
Самое смешное, что ему хочется поблагодарить доктора, но частью уцелевшего мозга он понимает, что это как минимум будет глупо выглядеть, а как максимум — неприлично. Арсений Сергеевич не эскортник, а врач, и эта процедура была целью его лечения, и он не виноват, что такой извращенец, как Антон, успешно воспользовался этим и кончил.
Возвращаться в кабинет после такого было подобно сюрреалистичному сну: минуту назад он получал ни с чем не сравнимое удовольствие, а теперь сидит, опустив глаза в пол, и ждёт, когда Арсений Сергеевич напишет рецепт и распрощается с ним навсегда. Потому что Антон не намерен больше испытывать свой стыд и чужую выдержку.
Наверняка Арсений Сергеевич мечтает о том, чтобы странный пациент под два метра ростом и чувствительным членом покинул кабинет. Да, так и есть.
Во всяком случае, Антон сам виноват, что навыдумывал себе всякого — подумаешь, кончил перед урологом. После такого никто не будет приглашать на свидание.
Антон тяжело вздыхает, когда врач заканчивает писать, и с трудом поднимает влажные глаза на мужчину. Он старается смотреть куда угодно — на кончик носа, тонкие губы, следы от маски на щеках — но не в глаза.
— Антон Андреевич, — в который раз произносит имя, и у Шастуна заходится сердце. — Стеноз уретры мы с вами вылечили, но не полностью.
— Как?
Глухой голос Антона резко контрастирует с бодрым, даже радостным тоном доктора.
— В связи с определёнными… обстоятельствами, — он не договаривает, и Антон понимает, что имеется в виду его стояк. Казалось бы, краснеть больше некуда, но стыдливый жар приливает к лицу, подобно тому, который охватывает всё тело, стоит открыть дверцу работающей во всю мощь духовки. — Оставалось ещё два бужа, но вы так отчаянно просили…
— Я понял, — сдавленно бормочет Антон, снова натыкаясь на улыбку-не-улыбку доктора. — И что теперь?
Арсению Сергеевичу точно место где-нибудь на сцене театра, а не в маленьком кабинете, потому что то, с каким драматизмом он вздыхает, откидываясь на спинку стула, заслуживает аплодисментов.
— Нужно повторить процедуру, — с этими словами он смотрит в календарь, а Антон невольно сглатывает набежавшую слюну — ноющий после процедуры член начинает подавать признаки жизни только лишь от одной мысли о повторении. — Скажем, ровно через неделю в это же время, вы не против?
У Антона чувство, будто его зовут на свидание, а не в процедурную — засовывать стерильные металлические стержни в уретру. Возможно, с его навыками общения, это и хорошо.
— И… — продолжает Арсений Сергеевич, одаривая Антона неожиданно каким-то голодным, даже пожирающим взглядом, что у того поджимаются яички, а коленки невольно съезжаются друг к другу, прикрывая пах. — Пожалуй, запишу ваш адрес и загляну к вам на днях.
— З-зачем?
Арсений Сергеевич улыбается, показывая милые ямочки на щеках, и Антон волшебным образом тут же забывает свой вопрос. Во всех смыслах
чудесный доктор, не иначе.
— Нужно будет проверить состояние вашего… — врач рукой в воздухе обводит причинное место Шастуна, не спуская с него глаз.
— Члена?
— Хуя.
Что ж, Антон впервые в жизни рад тому, что болеет. Но даже если он полностью здоров, то совсем не против и посимулировать.
