although circumstances may appear bleak

Практически в тот момент, когда они пересекают мост через реку Хенбейн и поднимаются в горы, Рук чувствует перемену в воздухе. На них опускается тяжёлая, почти гнетущая тишина, окутывающая всё вокруг. Странное спокойствие, которое должно быть естественным, оказывает скорее обратный эффект. Словно ловушка, пытающаяся заманить их, прежде чем захлопнуться. Волосы на затылке встали дыбом от страха, пробирающего до костей. На севере таится опасность. — Может, нам стоит повернуть назад, — сказал Рук, потянувшись за своим новым охотничьим ножом. Если Иосиф и чувствует что-то неладное в этом районе, то хорошо это скрывает. — Мы не можем вернуться, — сказал он, отодвигая со своего пути ветку дерева, когда они сворачивают с дороги. — Это наилучший вариант. Здесь нас труднее будет выследить. Они уже прошли предупреждающий о медведях знак, а где-то вдали завыл волк. В Руке моментально просыпается желание бежать. — Как скажешь, — ощущение того, что за ним наблюдают, витает в глубине сознания, как реакция на безотчётный страх. Горы заставляют его чувствовать себя загнанной добычей. — Давай просто… — он выдыхает, стараясь говорить голосом не громче шёпота. — Давай просто будем осторожными. Над их головами кружил самолёт, вынуждая нырнуть под укрытие деревьев. С их позиции на земле самолёт казался таким же белым, как и грузовики, которые они видели. Такие же покрытые аэрозольной краской, как и здания и металлические шесты, которые, похоже, использовались только для пронзания и не более. Рук быстро приближается к самой верхушке страха, напуганный врагами, у которых, по-видимому, есть собственная армия из военно-воздушных сил. И бороться с этим врагом будет непросто. — Откуда у них самолёты? — спросил он. — Кто, чёрт побери, эти люди? — У моего брата Иоанна есть собственная взлётно-посадочная полоса, — небрежно сказал Иосиф, словно это обыденность и вещь, которая есть у каждого. Рук понятия не имеет, что на это ответить, потому что ему внезапно пришла в голову мысль, что он вполне реально мог жениться на богаче. Он всегда жил в комфорте, хотя и бывали времена, когда это было нелегко, особенно, когда стал старше и… у него защемило сердце от мысли, что нечто вроде денег могло повлиять на выбор его спутника жизни. Это маловероятно, хотя и возможно. Рук остро осознаёт свою уродливую сторону, которая зачастую толкает его идти на всё ради достижения цели. Но он не может вспомнить и хочет верить, что он выше этого. И Иосиф единственный, кого он помнит, так что, может, это и вовсе всё, что ему нужно. — Ты умеешь летать? — спросил Рук, твёрдо уверенный в том, что он забыл бы Иосифа, если бы тот не был для него важен. Если ему было бы всё равно. Иосиф усмехнулся. — Нет, боюсь, я никогда не любил полёты так, как мой брат. — Очень жаль, — сказал Рук. — Может, научиться было бы забавно. — Я уверен, что Иоанн будет рад научить тебя, — Иосиф сделал паузу. — Если он ещё этого не сделал. — Думаешь? — это может быть интересно, хотя проверить, научился ли он уже летать, не рискуя при этом погибнуть, не было никакого способа. — Что-нибудь кажется тебе знакомым? Иосиф провёл ладонью по коре дерева и посмотрел вверх, туда, где свет проникал сквозь листву. — Не больше, чем в остальных местах, где мы побывали. То же самое и с Руком. — Ага, — разочарованно вздыхает он. Деревья, может, несколько медведей, но в остальном совершенно похоже на то место, которое они покинули только что. Иосиф схватил его за руки, останавливая. — Воспоминания вернутся, — сказал он. Рук хочет в это верить. В его жизни так чертовски много всего, о чём он хочет знать, так много важных вещей, которые нужно помнить. И отношения с Иосифом занимают в его мыслях не последнее место. Он хочет всё вернуть. Но сомнения тяжёлым грузом давят на его мысли. — Как ты можешь быть в этом уверен? Что если мы никогда не вспомним и застрянем здесь? Со всем этим дерьмом и без воспоминаний о том, почему мы стали частью этого? Иосиф сжимает его ладони. — У меня есть вера, — он говорит с такой убеждённостью, что становится трудно не поверить. Рук крепко хватается за его руки. — Не знаю, что бы я делал без тебя. — С тобой всё было бы в порядке, — тихо сказал Иосиф. — Полагаю, сам по себе ты весьма способный. — Вовсе нет, — Рук притянул его ближе, словно пытаясь донести свою точку зрения. — Это не так, — сказал он, освобождая одну руку, чтобы обхватить челюсть Иосифа ладонью. — Я не помню ничего об этом месте, кроме тебя, и сейчас ты — единственное, что поддерживает меня и придаёт сил. Выживание — это одно, я знаю, как это делается, но не вешать нос — совсем другое. Я не справился бы без тебя. — Спасибо, я… — Иосиф переводит взгляд с его глаз на губы и обратно. — Я верю, что тому, что мы оказались вместе, есть причина. — Ох, неужели, и какая же? — Рук не хотел, чтобы его голос прозвучал столь хрипло. Иосиф отстранился, снова начиная идти, а Рук наблюдает за ним в течение нескольких шагов, прежде чем мозг снова включается, побуждая его бежать, чтобы догнать Иосифа. — У меня просто есть вера. Рук смеётся, не понимая, почему он вообще ожидал другого ответа. Это не так плохо. Не похоже, чтобы хоть один из них знал, что произошло или почему они оказались вместе. И, быть может, вера — это всё, что им нужно сейчас. Они придерживаются густых более заросших мест, вдали от дорог и людей. От гнева и смертей. Все, встречающиеся люди до зубов вооружены пистолетами и ножами, а иногда и вовсе стоят в сопровождении волков, с которыми Руку смириться ещё труднее, чем с самолётами. Грёбаные волки. В какой же кошмарный сценарий угодили они с Иосифом, где люди охотятся на других вместе с грёбаными волками. И, хотя, до сих пор ему удавалось замечать волков только издалека, что, по его мнению, было какой-никакой, но удачей, Рук понял, что ни один из волков не был нормальным. Что-то с ними было не так. Словно они были мутантами. И Рук просто был рад, что ни у кого не было грёбаного медведя. Мёртвые тела, разбросанные тут и там, выброшенные, словно мусор, по сравнению с животными-мутантами становились привычными. Хотя многие тела были чётко расставлены в каких-то жутких композициях, словно являлись подношением. Или предупреждением. Подвешенные на рекламных щитах и застывшие в гротескной мольбе, изуродованные и оставленные гнить на обочинах дорог. Он беспокоился, что, возможно, когда-то уже привыкал к этому. Это забвение просто вернуло его терпимость к насилию и кровопролитиям к изначальному уровню, но ещё немного и он снова станет безразличен к этому. Около полудня они добрались до небольшой поляны, которая, должно быть, когда-то служила лагерем. Несколько палаток, разваливающихся от времени и непогоды, покрытые грязью, листьями и мутной дождевой водой, окружали то, что осталось от костра. Возможно, это было даже милое местечко, хотя Рук и считает, что медведи в любом случае должны были вызвать беспокойство. Он вот точно был обеспокоен. — Давай остановимся здесь, — сказал Рук, присаживаясь на старый ствол дерева, который, наверное, был повален там отдыхающими. Он сбросил рюкзак с плеч, положил лук рядом с ним и расчистил место для Иосифа, убирая сухие листья. — Можем, притвориться, что это пикник. Иосиф выглядит удивлённым и, честно говоря, Руку это вроде как нравится. — Да, вполне можем. Рук протянул ему бутылку воды и батончик. Чего бы он только ни отдал за нормальную еду, за что-нибудь мясное и горячее. Или хотя бы с толикой запаха. Но выбирать не приходится и они едят с рвением, которое не оправдывает вкус, просто потому что это всё что у них есть, а он умирает с голоду. Он со вздохом смотрит на остатки. Возможно, им придётся ограничить даже то, что есть, если они не смогут найти еду в ближайшее время. — Итак, — сказал он, вытаскивая карту и разворачивая её у себя на коленях. — Наверное, мы где-то здесь, — он указывает на место, если он правильно обращал внимание на дороги, рядом с которыми они были. Иосиф осторожно сдвинул его руку влево примерно на дюйм. — Верно, да, мы здесь и пытаемся дойти… сюда? — он указал на область на карте, которая находилась к северо-востоку от небольшого озера прямо к северу от всего остального. Это место находилось так далеко ото всего, так что остаётся надеяться, что там будет меньше людей. — Возможно, не совсем точно, но да, — сказал Иосиф, складывая пустую обёртку и засовывая её в один из боковых карманов рюкзака. Рук чувствует себя вынужденным сделать то же самое вместо того, чтобы бросить её на землю вместе со всем остальным мусором, как изначально планировал. Он сомневался, что кому-то было бы дело до этого, но он действительно хочет понравиться Иосифу. Даже если он уверен, что Иосиф всё понимает. — Идти не меньше дня? Может и меньше, если мы не столкнёмся с неприятностями. — Да, и, если не будем спать, — Иосиф снисходительно улыбнулся. И это хорошая новость. — Ладно, ладно, — засмеялся Рук. — В конце концов, я собираюсь научиться читать эту карту, — он выдохнул, усталый и вялый. Последние два дня влияли на его мышцы, оставляя немного сил для бега. На самом деле, он до сих пор не думал о будущем и об их ситуации, задумываясь только о выживании и, возможно, сейчас не лучшее время поднимать этот вопрос, но он должен был знать. — Что будет, если мы доберёмся туда, а там ничего нет? Или что похуже? Чем это закончится для нас? — Иногда избежать того, что ждёт впереди невозможно, — сказал Иосиф тихим голосом с ноткой торжественности. Существует история плохих событий, от которых он не мог убежать, и Рук видит это отражение на его лице, как ясный день. — Я действительно верю, что нам суждено пережить это. — Ты имеешь в виду что-то вроде судьбы? Что всё это часть какого-то плана? Иосиф издал разочарованный звук, будто не мог объяснить свою мысль словами. Вся необходимая им информация была заперта в их головах. — Это так ужасно? Первой мыслью Рука было сказать «да, это ужасно», ужасно, что всё это случившееся с ними дерьмо какой-то неизбежный предопределённый план, в котором ни у кого из них не было иного выбора. Лишь вынужденное участие в абсолютно абсурдной ситуации с реальной угрозой смерти, а всё, что у них было — лишь они сами. Но, может, дело не в том, где они сейчас находятся. Может, всё дело в том, где они окажутся в конечном итоге. «Это было бы не так уж плохо», — подумал он. — Думаю, нет, если, конечно, это означает, что в итоге мы окажемся в безопасности. Иосиф улыбнулся ему, демонстрируя восторг и ослепительно белоснежную улыбку. — И объяснило бы почему мы оказались здесь вместе. Это именно та мысль, которую Рук планирует обсудить немного позже, когда новый день будет казаться менее опасным и ужасным, чем предыдущий. Потому что Иосиф привносит в его жизнь своё постоянное успокаивающее присутствие, которое заставляет сердце Рука биться чаще. Всё это снова кажется таким новым, независимо от того, как долго они пробыли вместе, он до сих пор учился жить с этим чувством. С кем-то, кого он выбрал и кто выбрал его в ответ. — Мы должны… — он откашливается. — Мы должны идти, — сказал Рук, складывая карту и убирая её к остальным вещам. Иосиф встал, забирая рюкзак, прежде чем Рук успел закинуть его себе на плечи. — Ты нёс его весь день, — сказал он. — Я в самом деле не возражаю. — А я возражаю, — Иосиф просунул руки сквозь лямки, устраивая рюкзак на спине. Есть что-то такое в его облике, он такой уверенный и надёжный, когда стоит в лесу со старым рюкзаком на плечах и прядками волос, выбившихся из-под шнурка, одновременно смешной и милый. И Руку так легко понять, что могло бы заставить его влюбиться в Иосифа. Он берёт свой лук и идёт за Иосифом в горы. — Так, как ты думаешь, как долго мы… — были вместе. — … знали друг друга? Иосиф задумчиво хмыкнул, переступая через поваленное дерево, с которого сам Рук чуть не падает, слишком сосредоточенный на том, чтобы следить нет ли поблизости других людей. Или медведей. Они прошли мимо поистине огромного количества предупреждающих о медведях гризли знаков, и встреча с одним из них возглавит список плохих происшествий за неделю. Он просто не в состоянии иметь дело ещё и с медведями. Особенно, если они такие же, как зомби-волки. — Думаю, с тех пор как ты живёшь в округе Хоуп, — ответил Иосиф. — Я и моя семья живём здесь уже довольно много лет и всегда были общественными активистами. Рук кивнул, потому что в целом в этом был смысл. — А чем именно вы занимались? — он сделал ещё несколько шагов, прежде чем понял, что Иосиф больше не шёл рядом с ним. На его лице появилось печальное, страдальческое выражение, а ладонь прикрывала рот. — Нет ничего страшного в том, что ты не помнишь, — сказал Рук, вернувшись к Иосифу. — Прости, я не хотел… рано или поздно воспоминания вернутся, — причинить боль Иосифу — последнее, чего он хочет, но такой вот он: снова говорит не то. Рук проводит ладонями вверх и вниз по рукам Иосифа, ощущая мягкую ткань свитера и твёрдые мышцы под ней. Иосиф обхватывает его затылок горячими пальцами и притягивает к себе, соприкасаясь своим лбом с его. — Спасибо, — выдохнул он в пустое пространство между ними. Это действие вызывает к Рука знакомое чувство внутри, понять которое он оказывается не в силах.

***

Опавшие листья приятно хрустят под ногами, и, хотя Рук предпочёл бы производить меньше шума, ему весело топать по пышным кучам листьев и веток. Особенно из-за выражения лица Иосифа, которое от его действий каждый раз вытягивается в удивлении. Ему нравится, но он словно не хочет поощрять подобное поведение, и это, по мнению Рука, является для них обыденным явлением. Он как раз собирался начать игру в «Двадцать вопросов», когда услышал вдалеке звук, который заставил его остановиться и напрячь слух. — Ты это слышал? — голос механический и слишком ровный, будто воспроизводится из дешёвых динамиков. То, как звук разносится в горах, отражаясь от скалистых поверхностей, и поднимается по склонам холмов, делает затруднительным определить то, откуда именно исходит голос, но звучит он недалеко. Чем больше они приближались, тем сильнее Иосиф погружался в свои мысли, нахмурив брови и уставившись в никуда. Рук хотел бы спросить его об этом, но то, как он замолкает, погружённый в свои мысли и сосредоточенный на вещах, которые Рук видеть не может, заставляет задуматься и его самого. Только когда они оказываются достаточно близко, чтобы слышать голос яснее, Рук думает, что понимает в чём дело. Иосиф безостановочно трёт свою грудь. Там, где шрамы. Даже если он не может вспомнить, инстинктивную связь с этими ранами и звуком голоса отрицать нельзя. Говорящий мужчина мог быть тем, кто причинил ему боль. Горячая вспышка гнева пронзает сердце Рука. — Давай выбираться отсюда, пока нас никто не увидел, — сказал он, пытаясь заставить Иосифа вынырнуть из какого-то болезненного воспоминания. Иосиф не двигался, всем весом упираясь в землю. Всё ещё слушая. — Иосиф, — снова позвал Рук. И это, наконец, привлекает его внимание. Ясные голубые глаза Иосифа встречаются с его в уходящем свете дня. — Да, ты прав. Далеко уйти они не успевают, как слышится вой, а волки практически наступают на пятки. На них открыли охоту. — Чёрт, — вскрикнул Рук, когда рядом просвистела пуля, попадая в дерево и разрывая кору на мелкие щепки. — Беги, — он толкает Иосифа перед собой, бросая взгляд за спину на покрытых кровью людей с грёбаными волками-мутантами прямо у линии деревьев. — Вперёд, вперёд. Он отпихивает Иосифа в сторону и хватает несколько стрел из рюкзака, потому что пришло время проверить его теорию касательно мышечной памяти. Первый выстрел попадает одному из волков прямо в брюхо в прыжке, и тот падает в грязь, но второй его выстрел уходит влево, летя далеко не во все возможные живые мишени. Таким образом его теория приходится примерно пятьдесят на пятьдесят в том, знает ли он, как пользоваться стрелковым оружием. Слишком сложные предположения. Третья стрела попадает преследователю в ногу, что было бы здорово, если бы Рук целился именно туда, но, вообще-то это было не так. В любом случае, значения это не имело, когда Иосиф чисто стреляет другому мужчине аккурат в голову, что, честно говоря, производит впечатление. Что ж, один из них определённо знает, что делает. В конечном итоге у них трое убитых, неизвестное количество рассредоточившихся по флангам и удручающее количество волков-мутантов. Не самый лучший расклад. А тот с простреленным стрелой бедром продолжал пытаться встать, несмотря на ужасающую боль. Что они с Иосифом могли сделать, чтобы заслужить такое преданное преследование? — Чёрт, — сказал Рук, подталкивая Иосифа бежать дальше. Длинные тени сливались с ночными, окрашивая лес в чёрный цвет. У Рука были серьезные проблемы с навигацией даже при самом ярком дневном свете, он всегда был сосредоточен не на том, а неспособность увидеть то, что поджидает впереди, ситуацию лучше не делало. Он скользит по небольшому склону, едва удерживая равновесие. К счастью, именно это придаёт зрению угол, как раз подходящий, чтобы заметить кого-то приближающегося слева, их белые рубашки практически светились в темноте. — Я догоню тебя, — прошептал он Иосифу. — Не останавливайся. — Нет нужды геройствовать. — Да, но это у меня неплохо получается, — поцелуй Рука едва ли больше целомудренного соприкосновения губ, но, чёрт, он этого хотел. И если ему суждено умереть, сожалеть о том, что поцеловал Иосифа он не будет. — Иди, — сказал он, отталкивая Иосифа, чтобы хотя бы он оказался в безопасности, если его план провалится. Рук прицеливается, осталась всего одна стрела, и стреляет. Он промахивается. Но это нормально, он может воспользоваться любым тупым предметом, чтобы кого-нибудь ударить. Он бросился в атаку, замахиваясь луком и целясь в голову мужчины. Это даёт не совсем желаемый эффект, мужчина больше кажется растерянным и оскорблённым, чем напуганным. И это тоже нормально. Рук может с этим работать. Он делает вид, что снова замахивается, ныряя за спину мужчины, изо всех сил прижимая рукоять лука к чужому горлу. Мужчина хрипит и наносит ответный удар, но, если Рук и не был хорош в этом раньше, он быстро учился. Чтобы уложить того на землю, потребовалось ещё меньше времени, чем в прошлый раз, а Рук всё продолжает давить. Продолжал, пока не убедился, что мужчина больше не встанет. Без сознания он был или же мёртвым, Рук побоялся проверять. На этот раз случайностью это не было. Рук отпихнул мужчину и упал рядом с ним. Черта, которую он пересёк, чтобы выжить, нарисована кровью. Привыкать к этому ему не хочется. Он оставил лук, теперь уже изогнутой неправильной формы, и идёт по следам Иосифа. Или туда, как он надеялся, ушёл Иосиф. Слишком темно, чтобы быть на сто процентов уверенным, но позвать его он боится. Чем больше Рук идёт и не находит Иосифа, тем больше желудок начинает сжиматься от беспокойства. Лунный свет разливается по грязи, когда он, спотыкаясь, пробирается за деревья к чему-то смутно напоминающему сгоревший дом. Тёмное пятно обуглившейся древесины и пепла, что сливается с ночью. Он видел каркас дома, то, что от него осталось, как скелет над сломанными и упавшими балками, пересекающими то, что раньше было домом. То, что не сгорело, деформировалось от жара, искорёженные металлические предметы, которые разрезают темноту, как оскаленные зубы. Зияющая пасть разрушений. Позади раздаётся топот ног по грязи и листьям, и Рук быстро ныряет в обломки, чтобы спрятаться. Он старается не издавать ни звука, вжимаясь в часть рухнувшей крыши. Острые куски металла и дерева царапают открытую кожу рук и лица, и Рук вскидывает ладонь, чтобы защитить глаза. Когда он протиснулся в тесное пространство, скрытое в густых тенях, что-то зазубренное вонзилось ему в бок. Рук дышит, боясь двигаться, потому что то, что вонзилось в него, зацепило и рубашку. Если он шевельнётся, то может уронить этот предмет и предупредить преследователей о своём присутствии. Запах дыма стоит в воздухе, душа, и ему приходится сглотнуть, чтобы не закашляться. Лишь несколько обгорелых досок отделяют его от них. Кем бы они ни были. Страх удерживает его на месте заставляя стоять неподвижно и безмолвно, когда преследователи пинают куски дома, переворачивая, и осыпают землю пеплом и грязью. Опорные балки сместились со своих и без того шатких положений, отчего та острая штука сбоку проткнула его плоть. Рук не двигается и не отшатывается. Он просто дышит, отсчитывая минуты, пока охотники, наконец, не будут удовлетворены своими поисками. Даже после того, как они ушли, Рук всё ещё не двигался. Боялся сделать ещё хуже. Он не мог видеть в темноте и вынужден был полагаться только на осязание, отрываясь от предмета, рвущего кожу, и размазывая кровь по рукам. И когда он всё-таки выполз из своего укрытия, его рубашка оказалась порванной и мокрой, а кровь расползалась тёмным пятном. После этого его темп значительно снизился, так как каждый шаг посылал ударную волну боли в рваный порез на коже. И теперь вдобавок ко всему остальному ему приходится беспокоиться об инфекции. Он даже не помнит, когда в последний раз делал прививку от столбняка. Рук чувствует, как по талии стекает кровь, пропитывая пояс джинсов. Это… не внушает спокойствия. Но он должен найти Иосифа, это единственная мысль, которая заставляла его двигаться вперёд. Сначала Рук слышит шум воды, прежде чем доходит до неглубокого обрыва, граничащего с узкой речкой. Он думает, вернее надеется, что это та же самая извилистая река, которую он видел на карте, а не совершенно другой водоём. На самом деле в его окружении не так много ориентиров. Возле кромки воды находился причал с пристройкой в виде небольшого навеса, где Руку дышится намного легче. Здесь он мог немного отдохнуть. Совсем немного, только чтобы восстановить часть энергии, потому что он должен продолжать идти вперёд, пока не найдёт Иосифа. Он, пошатываясь, спустился по узкой тропинке к береговой линии, которая пролегает между расселинами скал, почти скрытая из виду. Движения причиняют боль, но та понемногу утихает. Может, это действительно не так уж плохо. И поэтому он не видит Иосифа, пока тот не выходит из тени, направив пистолет ему в голову. — Иосиф, — сказал он, видя точный момент, когда Иосиф узнал его в темноте. — Я не знал, где ты, — Иосиф бросился к нему, касаясь его лица, шеи и рук любящими ладонями. — Я думал, тебя забрали. Я думал… Рук. — Я сильнее, чем выгляжу, — сказал Рук, позволяя Иосифу утянуть его в любое безопасное место, которое представлял из себя сарай. — Ты совсем не выглядишь слабым, — сказал Иосиф, а затем продолжил. — Ты ранен? — он задрал рубашку Рука и прижал пальцы к ране, прежде чем тот успевает хотя бы подумать о том, чтобы возразить. — От тебя пахнет дымом… что случилось? Рук зашипел от укола боли. — Мне пришлось спрятаться, — сказал он, моргая от появившихся в поле зрения пятен, когда фонарик включился, светя именно туда, куда он смотрел. — Кажется, это было опаснее, чем я думал. Иосиф недовольно хмыкнул, открывая одну из последних бутылок с водой и осторожно выливая её на рану. Большая часть крови и грязи смылась, оставляя после себя лишь уродливую линию рваной кожи. — Это… тебе не понадобятся швы, — сказал Иосиф, и Рук задаётся вопросом, сказал ли он так, потому что у них просто нет ничего необходимого или же швы на самом деле не требовались. — Но останется шрам. — Чертовски болит. — Да, могу себе представить, — Иосиф вздохнул и позволил рубашке Рука вернуться на место. — Я бы предпочёл обработать её должным образом, — его голос был полон такой бесконечной нежности и заботы, что Рук не может удержаться от того, чтобы снова не поцеловать его, несмотря на тянущую рану боль. Возможно, сейчас не самый подходящий момент, но он должен это сделать. Иосиф — это всё, чего он только мог пожелать. Он хотел, чтобы поцелуй был лёгким, но губы Иосифа приоткрылись, принимая чужое касание губ, и Рук прижимается к нему сильнее, целуя глубже. Но этого недостаточно, может, никогда не будет достаточно, и он пытается излить всё, что чувствует в нетерпеливые губы Иосифа. Обводя его зубы языком, сплетаясь им с чужим и принимая всё, что Иосиф даёт ему взамен. Это их второй поцелуй или, может, далеко не второй, и Рук хочет гораздо большего. Они собираются создать новые воспоминания. Впервые Рук по-настоящему верит, что всё может быть хорошо.

***

Утром они передвигаются держась поближе к реке, и используя её в качестве ориентира. Рана в боку тянет болью, а короткий сон прошлой ночью изматывает их обоих. Он не знает, охотятся ли на них до сих пор, и сколько вообще поблизости бродит этих людей и грёбаных волков , но Рук не намерен позволять им подбираться слишком близко. Если встанет выбор убить или быть убитым, он точно знает, что нужно сделать. Он будет готов к этому. Будет. Он должен быть решительным. Но к полудню волчий вой стал таким далёким, что Рук его почти не слышал. И к тому времени, когда снова наступает ночь, они наконец находят место, где можно остановиться. Это небольшой домик, немногим больше одноместного с перегородкой, разделяющей кухню и ванную комнату. Он был спрятан под кронами густых деревьев в горах, и это было отлично. Причудливо. Несмотря на два трупа, гниющих в кустах, и толстый слой пыли, покрывающий каждую поверхность в домике. Там уже давно никого не было. Снаружи стоял курятник, и, хотя несколько куриц были мертвы, трое всё же остались в живых. Они кудахчут, когда Рук с Иосифом приближаются, и клюют сорняки, растущие вокруг забора и в загоне. Это должно было стать хорошим знаком, хотя Рук понятия не имеет, как ухаживать за курами. Он проверяет генератор возле входной двери, который оживает с оглушительным грохотом, и видит через окно, как внутри загорелась лампочка. — Что думаешь? Иосифа же больше интересуют курицы. Он присаживается на корточки возле импровизированного курятника и просовывает руку в щель между досками, судя по всему, пытаясь погладить одну из них по голове. Курица с любопытством кудахчет, а затем клюёт его в пальцы, заставляя Иосифа отдёрнуть руку. Кажется и он, и курица одинаково оскорблены этим контактом. Желудок Рука делает кульбит, как после первой поездки на американских горках. Но он быстро успокаивается. — Вижу, ты заводишь друзей. Выражение лица Иосифа одновременно саркастичное и снисходительное, отчего Рук улыбается ещё шире, но оно смягчается, превращаясь в тёплую привязанность, когда он встаёт. — Это место станет хорошим домом, — сказал он. — Я тоже так думаю. Кто бы здесь ни жил, он был отшельником. В доме был газ для поддержания работы генератора и запас непортящейся еды, и Рук понятия не имеет, откуда здесь вода, но она была чистой и не вызывала головокружения. Это место может стать для них хорошим домом, пока не вернутся воспоминания, а если же нет, это вполне неплохое место для того, чтобы провести здесь свою жизнь.