***
Рук проснулся, чувствуя себя хорошо оттраханным и ленивым от такого количества секса, что ему приходилось задаваться вопросом, привыкал ли он к этому раньше, прежде чем забыть. Ещё он должен задаться вопросом, привыкнет ли он хоть когда-нибудь к пустой кровати без Иосифа, который ушёл до того, как Рук открыл глаза. Он сглотнул, борясь с нарастающей паникой, которая угрожает задушить его. Нет никаких оснований полагать, что на этот раз что-то было не так, они приняли много мер предосторожности, но вчерашний день доказал, что опасность всегда была больше. Всегда было больше людей, которые могли причинить им боль. Но чем сильнее он просыпается, тем больше мягкий голос Иосифа проникает в его уши, слышимый снаружи. Он тихо говорил, звуча слишком серьёзно для столь раннего утра. Рук зевнул и потянулся, скатываясь с кровати со всей грацией человеках чьи мышцы одновременно приятно болят и разогреты. — Иосиф? — позвал он, и когда открыл дверь увидел Иосифа возле курятника, протянувшего одну руку внутрь. — Если ты будешь тыкать кур, это не заставит их полюбить тебя больше. Иосиф вздохнул и вытер руки о джинсы. — Они всё ещё не несут яйца, и я хотел узнать почему. Может, это личное? — Похоже, так и есть, — сказал Рук, протягивая Иосифу ладонь и затягивая его обратно внутрь. — Зря ты оделся. У меня были на тебя планы, которые предполагают, что мы оба будем обнажёнными. — А у меня были планы приготовить завтрак, — сказал Иосиф, как будто он в самом деле думал, что это идея лучше, чем у Рука, хотя он и снимает джинсы, позволяя затянуть себя обратно в постель.***
Они проводили свои дни вместе. Обычно Рук ловил рыбу на ужин, а когда солнце отбрасывало длинные тени на озеро, Иосиф присоединялся к нему, хотя Рук уверен, что тот не особо заинтересован в самой рыбалке. Он приходит просто ради Рука. Для того, чтобы оказать поддержку и компанию, независимо от того, поймает ли он какую-либо рыбу. Часто Иосиф просто сидит в тени и наблюдает, положив на согнутые колени открытый дневник и записывая мысли и идеи, которые Рук не всегда понимает. Но в основном он рисует окружающий их мир. Иногда он рисует Рука, когда думает, что тот не смотрит. Рук всегда смотрит, он ничего не может с этим поделать. Его портреты, безусловно, являются его любимыми, потому что иногда Иосиф показывает ему законченную работу, и Рук может видеть себя таким, каким его видит Иосиф. Это всегда кажется интимным и особенным настолько, что Рук не может описать это словами. Или, может, это просто было похоже на влюблённость. В других случаях Иосиф рисует то, что видит в своих видениях. В линиях карандаша на бумаге Рук может видеть будущее, ужасающее в своём разрушении. В том мире ничего осталось, и он не знает, что делать. Он хочет помочь, старается сделать всё, что в его силах. Он слушает, верит и доверяет, но он хочет сделать больше. Всё, что в его силах, чтобы облегчить бремя, которое несёт на своих плечах Иосиф. Он говорит то же самое, что и в первый раз, когда Иосиф показывает ему своё видение. — Пока мне достаточно того, что ты мне веришь, — сказал Иосиф, и Рук жалеет, что не может вспомнить, что сделал в первый раз, когда Иосиф рассказал ему обо всём. Несомненно, у того Рука был план. У него есть план. Именно в такие моменты он больше всего хочет вернуть себе память. Но… он мог бы привыкнуть к этой новой жизни. Они вместе, они в безопасности, и, если бы завтра наступил конец света, они, по крайней мере, были друг у друга. Если бы к нему никогда не вернулась память, он всё равно мог бы быть счастлив здесь до конца своей жизни.***
Они приближаются к пятой неделе своей совместной жизни с Руком, лежащим на животе, и позволяющим Иосифу делать всё, что он захочет. Рук едва проснулся, когда Иосиф скользнул в него, испытывая сильное желание и ощущая мягкое покачивание бёдер. Раскрытый так, будто именно для этого он был создан. Он упёрся коленом в кровать, чтобы приподняться, принимая Иосифа глубже и нежно сжимая в себе. Это было хорошо и не требовало жёсткого темпа. Он позволил Иосифу делать всё медленно, а Рук мог плыть в удовольствии, не внося особого вклада, кроме того, чтобы время от времени озвучивать свою потребность. Комфортно и неторопливо, его член скользил по простыням с каждым новым толчком Иосифа внутрь. Это было слабым трением, но он ещё не хочет себя касаться. Пока нет. — Я могу привыкнуть к этому, — сказал он, и его голос потерялся в сгибе руки. Иосиф целовал его позвоночник, оставляя следы после каждого прикосновения губ. — А разве ты уже не привык? — он легко постучал пальцами по подбородку Рука, призывая его повернуть голову для влажного ленивого поцелуя. — Как ты можешь быть настоящим? — прошептал он, озвучивая именно то, о чём думал сам Рук. Как это могло быть реальностью? Как ему далась эта жизнь? — Не знаю, — сказал Рук. — Магия? — Мило, — Иосиф отодвинулся назад, вынуждая Рука встать на колени. — Собираешься заставить меня работать? — Да, — ответил Иосиф, наваливаясь на спину Рука и резко толкаясь бёдрами. — Мне нравится твоё активное участие. Рук застонал, протягивая ладонь к изголовью кровати, чтобы двигаться навстречу Иосифу. — Мне нравится, когда ты просто заботишься обо мне. Иосиф целовал его плечи и затылок, смеясь и дыша ему в шею. — Мне тоже это нравится, — сказал он, обхватывая член Рука идеальными, ловкими пальцами. — И я хочу отдать тебе всё. — Чёрт… Иосиф… — он схватился за бедро Иосифа, впиваясь пальцами в мышцы, и откинулся назад, прижимаясь к нему. — Ты же знаешь, что можешь всё… — его голос звучал грубо, ниже, чем он хотел. Темп не ускорялся, потому что Иосиф двигался целенаправленно, пока Рук не начал задыхаться от оргазма, заливая спермой кисть Иосифа и простыни. — Чёрт, я… Иосиф оставляет метки на его коже, пока Рук не накапливает достаточно сил, чтобы повернуться ровно настолько, чтобы поймать его губы в поцелуе, когда бёдра Иосифа двигаются в прерывистом неравномерном ритме. — Иосиф, — умоляет Рук. Иосиф трахает его, содрогаясь от стона, и кончает. Он осторожен, вынимая член, и перекатывая Рука на бок, чтобы растянуться на кровати рядом с ним. — Нам снова придётся менять простыни, — засмеялся Рук, подтаскивая бельё, до которого может дотянуться, не двигаясь, и позволяет ему упасть на пол. Если содержание постели в чистоте станет их самой большой проблемой, то он с радостью примет это. — Я люблю тебя, — его щеки касается тёплое дыхание Иосифа. Эта кровать, эта комната, их личный кокон, где они единственные живущие в мире люди. У Рука перехватило дыхание. Одно дело думать об этом, но совсем другое — слышать своими ушами. Он никогда не был силён в словах, и вдруг сотня невысказанных мыслей, попытались вырваться из его рта одновременно. — Ты, — говорит он. — Я… — в его сердце столько всего, грозящегося вырваться наружу, и Рук хочет этого, хочет выпалить все жгущие изнутри слова. Но Иосиф смеётся, словно знает всё сам, и за это Рук должен поцеловать его снова. Должен чувствовать этот смех своим языком, своим горлом. Потому что Иосиф знает его лучше, чем кто-либо другой во всём мире, и всё же решил полюбить его. — Я правда… я тоже… — Я знаю, я всё понимаю, — сказал Иосиф, а на его лице расцвело выражение абсолютного счастья, будто это нормально, что Рук не может выразить мысли словами. Потому что он знает. — Позволь мне… — Рук в последний раз целует Иосифа в губы и соскальзывает с кровати, хватая одежду. — Сегодня я собираюсь приготовить завтрак, — сказал он с большей уверенностью, чем должны обещать его способности. — Я хочу, — он покажет Иосифу действиями всё то, что не может выразить словами. Изогнутая бровь Иосифа словно выражает сомнения по поводу нахождения Рука на кухне, но он всё равно выглядит таким счастливым, что Рук борется с желанием заползти обратно к нему в постель. — Ты уверен? — Это просто блинчики, — однажды Рук уже пробовал их испечь, а потом несколько раз наблюдал, как их готовит Иосиф. Этого должно быть достаточно, чтобы сделать всё самостоятельно. Инструкции на коробке со смесью для блинчиков включают в себя два шага, не считая небольшой картинки, на которой тесто выливается на сковородку. Так что это ещё больше укрепляет его возросшую по ошибке уверенность. Он сможет, без проблем. И Иосиф был рядом на случай, если что-то пойдёт не так. Чего он надеется не понадобится, потому что хочет сделать всё сам хотя бы раз. Для Иосифа. Но сначала кофе. Рук берёт кружки, сахар и растворимый кофе, который, по-видимому, находится здесь в поистине огромных количествах. Почему никто не удосужился припрятать здесь настоящий кофе? Рук ни разу не находил его ни в одном из тайников выживальщиков, как будто готовившись к концу света нельзя было позволить себе хоть какую-то роскошь. Типа… И тут Рук просто вспоминает. Всё.***
Рук отслеживал очередной конвой, перевозящий партию Блажи через грёбаный Хенбейн. Каждый раз, когда он приближался к нему, где-то происходила очередная катастрофа, требующая его непосредственного участия. Ещё один человек, нуждающийся в спасении. Ещё один Ангел, бегущий к нему с воплями. И всё это случалось, когда он был всего в одном шаге от конвоя грузовиков с Блажью, забирающими контейнер за контейнером, чтобы распространять их по остальной части округа. С него хватит. Остались всего три предполагаемые остановки и, независимо от того, куда он отправится дальше, он доберётся до всех них. Так что Рук выбирает одну и устраивает ловушку. Это было после того, как он устроил грандиозное шоу, отправившись из Хенбейна в Долину Холланд. Он практически уверен, что эдемщики наблюдали за ним особенно пристально, пока он пытался уничтожить их самую крупную партию Блажи, и именно поэтому они так ловко избегали его. Но отвлекающие факторы или нет, эдемщики всё равно были полными идиотами. В самые худшие дни Рук мог взорвать несколько грузовиков с закрытыми глазами, что делает их компетентность чертовски поразительной. Поэтому он делает вид, что уезжает в Долину. Громко сообщая о том, что проведёт немного свободного времени в одиночестве, вдали от стрессов, выпьет в баре Мэри Мэй, и может, слегка подпортит день Иоанну. И это было всем, чего он хотел больше, чем гоняться за конвоем по перевозке Блажи вокруг всего Хенбейна почти неделю. Рук хотел передохнуть. Вместо этого он пересёк реку, отправившись на юг, пока вокруг не видно ни души, оставил машину в кювете и вернулся к Хенбейн пешком. Весь этот поход оборачивается не самым лучшим опытом, он знает, что, если его заметят, даже собственные люди, это порушит все планы. В конце концов, он пробирается обратно к тому месту, где собирался расставить ловушку. Конвой появится спустя целый день, эдемщики всегда передвигаются в небольшом составе. Поэтому весь этот день Рук проводит в ожидании и планировании, и когда грузовики останавливаются, начиная загружать Блажь, Рук приступает к работе. Он разбивает несколько машин, оставляя их на главной дороге, вынуждая конвой сделать крюк по узкой грунтовой дороге, не приспособленной для транспорта шире квадроцикла. Он петляет вокруг, не попадая в поле зрения эдемщиков, скопившихся в этом районе, и между группами деревьев, которые служат неплохими укрытиями. После чего он закладывает примерно тридцать взрывчаток, что почти наверняка являются лишними, но Рук потратил слишком много времени на эту погоню, и он готов положить ей конец прямо сейчас. И конечно в этот же момент всё усложняется, потому что у него никогда и ничего не бывает легко. Один единственный грёбаный шанс на миллион на то, что здесь появится Иосиф Сид. Или, может, это судьба. В любом случае, Рук заметил его замедляющуюся машину на главной дороге возле разбитых Руком автомобилей. Водитель оглядывался в поисках альтернативного маршрута, и Рук ясно увидел момент, когда тот решил сделать крюк. По дороге, где заложена взрывчатка. Рук не хотел смерти Иосифа, в этом не было справедливости. — Чёрт, — выплёвывает он, потому что это несправедливо, ему не следует останавливать происходящее. Всё может закончиться прямо сейчас. Но Рук хорошенько прицеливается и простреливает переднее колесо. Винтовка тут не помощник, а у Иосифа, кажется, всё равно есть какое-то шестое чувство, касательно него, поэтому он выходит из своего укрытия, оставляя оружие, чтобы нервный водитель эдемщик не подумал чего лишнего, и встретил Иосифа возле машины. Водитель остался сидеть на переднем сидении, плюясь какой-то чушью о том, что Рук получит по заслугам. — Есть способы получше привлечь моё внимание, — сказал Иосиф, кладя свою личную Библию на крышу машины. Рук пожал плечами, пытаясь оценить расстояние от них до взрывчатки. — Ты поверишь, если я скажу, что понятия не имел о том, что ты будешь здесь? На лице Иосифа не дрогнул ни один мускул. — Я бы поверил, да. А ты бы поверил, что я искал тебя? — Мне было бы труднее поверить, что это не так. Эти слова заставляют Иосифа улыбнуться. Если бы они не стояли по разные стороны баррикад, если бы он не был лидером секты, тогда Рук вполне счёл бы его улыбку милой. Возможно, он даже смог бы найти много хорошего в Иосифе. Но они те, кто они есть, и Рук старается не думать об этом слишком много. — Признаю, ты занимаешь мои мысли с тех пор, как приехал сюда, — сказал Иосиф. — Ага, ну… — взрывчатка всё ещё была заложена, а грузовики всё ещё ехали. У них было недостаточно времени, чтобы остановить то, что произойдёт. — Чёрт, вот дерьмо, — он потянул Иосифа назад в отчаянной попытке увеличить расстояние между ними и грядущей катастрофой, когда волна бесконтактных мин взрывается в идеальной последовательности огня и Блажи.