يقبرني

Стань моим шрамом на теле, ночной истерикой, самой большой потерей.

      Я? Его? Да ни за что!       Джуён плюётся, стремительно спускаясь по лестнице. Как Ёнхун только посмел предположить, что Джуён хочет поцеловать его. Он скорее сгорит на солнце!       Связь и Очарование с Ёнхуном действительно что-то делают с ним, потому что к тому моменту, как Джуён подходит к комнате, пламя в груди преображается в тухлый огонёк. Он тлеет, не принося привычной боли, и дверь Джуён распахивает со слабым рыком. Рычать как раньше не получается.       — Бора, — начинает Джуён и мигом осекается, встретившись со знакомой картиной.       Бора лежит на письменном столе с поднятой ногой, над ней нависает Кан Даниэль. Каблук на чёрном лубутене Боры упирается в его кадык, колено обвивает держащую за горло руку. Джуён моргает, и Бора с досадой стонет.       — Ты можешь войти, Ли Джуён, — дождавшись, пока пальцы с шеи пропадут, Бора спрыгивает со стола и игриво хлопает Кан Даниэля по лацкану пиджака. — Клянусь Укусом Её Величества, что в следующий раз вытащу твои внутренности через глотку.       — Если я раньше не оболью тебя святой водой, — Кан Даниэль кривит губы в отвращении, пропуская Бору к топчущемуся у двери Джуёну, но затем придерживает за локоть. — Подожди.       Наклонившись и зацепив большим пальцем подбородок Боры, Кан Даниэль целует её в лоб и уходит, едва удостоив Джуёна взгляда. Тот не обращает внимания. Он успевает сделать лишь шаг к центру комнаты, как Бора налетает на него и ощутимо стучит по груди.       — Ай!       — Ты обломал мне секс, паршивец! — дёрнув Джуёна за ухо, Бора встаёт на носочки и ерошит обеими ладонями его уложенные волосы. Джуён ненавидит беспорядок, поэтому шипит, и Бора, совсем как змея, вторит ему. — Сам не трахаешься, так другим не мешай!       — Не трогай укладку! Ёбанный в рот!       — Сто раз говорила, что ко мне врываться нельзя!       После юрких пальцев Боры некоторые пряди падают на лоб, и Джуён цыкает, зачёсывая их назад. Отпрянув, Бора опускается на пятки, скидывает лубутены и, уменьшившись сантиметров на десять, упирается кулаками в талию.       — Что-то не слышу извинений, Ваше Высочество!       — Блять! Извини!       Вспомнив, по какой причине он пришёл сюда, Джуён грузно вздыхает и валится на ближайший диван, персиковая обивка скрипит под его весом. Бора прищуривается, вглядываясь в Джуёна, и её длинные ногти отстукивают по пиджаку складный ритм.       — Ёнхун заебал! — вскипев из-за раздражающего звука, восклицает Джуён, и Бора склоняет голову, распущенные волосы скользят по её плечу. — Сказал, что лучше бы Её Величество продолжила разбивать мне лицо, ибо оно отвлекает. У меня нормальное лицо! И характер не отвратительный, как он считает! И не хочу я его целовать!       Бора заходится звонким смехом, да так, что подаётся вперёд и держится за живот. Джуён мрачнеет, устраиваясь поудобнее, и хватает подушку с рюшами. Он ждёт, когда Бора успокоится, и это случается не скоро.       — Ой, истинный боже, давно такого не было. Прям оживляет.       — Ты о чём?!       — Последние семьдесят лет ты только ныл и бесился, а сейчас дуешься. Я скучала по своему бейбику.       — Я не бейбик! И не твой.       Джуён пытается оттолкнуть ладонь Боры, но она всё равно щекочет его под подбородком и присаживается справа. Полыхающий взгляд она игнорирует и скручивает длинные волосы вокруг шеи на манер петли.       — Что у вас там с Очаровашкой?       — Бесит он меня!       — Почему? Что именно тебя бесит?       Развернувшись боком, Бора подпирает щёку кулаком, и Джуён прижимает подушку к груди. Он чувствует, что на него смотрят с искренним любопытством, и чешет языком верхний клык. Джуён не думает о чём-то конкретном, скорее о произошедшем за последнее время, и терпкие огоньки в груди постепенно крошатся. Джуёну становится как-то… тоскливо?..       Как Ханён смог смириться со смертью Ли Гахён? Почему его не сломало расставание с Верховным? Или, может, его давно сломало, но он не позволил узнать об этом? Что точно случилось с Ветром? Из-за чего она потеряла себя? Из-за невзаимных чувств или чего-то другого?       — Йа, ты что, в спячку пошёл?       — Нет, — очнувшись, Джуён трясёт головой, давит подушкой на грудь, надеясь избавиться от невидимой тяжести, и Бора тычет острым ногтем в его скулу. Джуён едва ли замечает, возвращаясь мыслями к Ёнхуну, и его клыки скрипят. — Бесит! Всё бесит в нём! Он постоянно затыкает меня! И умничает, хотя по возрасту сопля! Пытается командовать! Да кто он такой-       Джуён задыхается возмущением, и персиковый вельвет под его скрюченными пальцами трещит.       — А ещё он говорит, что против насилия, хотя сам- Блять. Бесит! Даже Разорванный Горлом так не бесит! И лицо его юное раздражает, и большие глаза! И кожа такая- И он слишком стройный- Сука. Заебал. Почему он выше меня? В нашем Клане только Кан выше меня! Пиздюк. Он мелкий пиздюк, который делает вид, что лучше меня! Чем он лучше? Ничем, блять. Б-бесит.       Клацнув клыками, Джуён с шумом выпускает из лёгких весь воздух и утыкается взглядом в кофейный столик. Бора двигается по дивану, пока не оказывается вплотную, и аккуратно разжимает окаменевшие пальцы Джуёна.       — Знаешь, что я думаю, — начинает Бора, ласково и мягко. Джуён сопит, продолжая игнорировать её участливый взгляд. — Мне кажется, ты забыл, что значат ранняя симпатия или влюблённость, и бессознательно агрессируешь на них.       — Чего? Чувства здесь причём?!       На это Бора лишь вздыхает. Отбросив смятую подушку на свободную часть дивана, она спускается на пол к стеклянному столику и хлопает по месту рядом. Джуён знает, на что она намекает, поэтому, не найдя сил для сопротивления, спокойно присаживается на пятую точку и забирает протянутые листы.       Её Величество была первой, кто придумал переносить эмоции на бумагу, и в современном мире её идея превратилась в антистресс-раскраски. Джуёну они не нравятся, однако он признаёт, что рисование помогает. Не только ему, кстати, но и импульсивному Ханёну.       — Помнишь день моего Пробуждения? — внезапно спрашивает Бора после длительного молчания, когда Джуён превращает дикую розу в чёрное пятно. — Точнее, моё присоединение к вам?       — Смутно.       Пройдясь взглядом по разбросанным на столике карандашам в поисках сиреневого, Джуён замечает его у Боры и двусмысленно качает пальцами. Та хитро улыбается, отклоняясь на спину, и Джуёну приходится шлёпнуть её по оголённому бедру.       — Отдай.       — Да забирай. Я тоже плохо помню тот день, хотя кое-что я хорошенько запомнила, — прицелившись, Бора кидает в лоб Джуёна точилку, и та отскакивает под диван. Джуён запоздало дёргает головой. — Её Величество подарила мне шанс начать сначала.       — Она хотела стать сильнее и собрать Клан, так что не обольщайся.       — Я знаю, малышка, но она всё равно не оставила меня умирать. Это что-то да значит.       Грифель карандаша заходит за напечатанную линию, и Джуён цыкает. Ему следует перестать трястись от раздражения, иначе рисунок не получится.       — К чему ты клонишь?       — Ты не задумывался, что Ёнхун тоже хочет начать сначала? Он же из детского дома, да? Наверное, там было тяжело.       — Ну конечно, — ухмыляется Джуён, наклоняясь, и выпавшие из укладки прядки щекочут лоб. — А мне как будто не было. Он не жил так, как я. Мой хён умирает.       — Мой хён умирает, — басит Бора, специально понижая голос, и изображает любимый оскал Джуёна. Джуён на это хмурится, не соглашаясь с пародией. Бора переигрывает. — Может, хватит делать вид, что ты единственный в вампирском мире, кому больно? Облик мученицы тебе не идёт.       — Чего, бля-       — Закрыл хлебальник! Женщина говорит!       Хлопнув раскраской, Бора поднимается на колени и берёт Джуёна за надплечья. Тот замирает, не ожидав напора, хотя для Боры это обычное поведение.       — Кисунь, не обижайся, но почему ты настолько тугой? Почему не видишь, что вампирам вокруг тебя тоже тяжело? Думаешь, только тебе плохо? — бордовые глаза Боры мерцают. Джуён интуитивно прогибается в пояснице, но Бора не отодвигается. Наоборот, наклоняется ближе. — Я знаю, насколько важен для тебя Древний Ли Хёнджэ, но умоляю, отпусти его. Позволь ему достойно принять смерть, а лучше займись своей жизнью. Ты Связан и Очарован. Что насчёт этого? Тебе разве не хочется разобраться? Может, в конечном итоге Ёнхун станет твоим другом?       Иногда Джуён жалеет, что позволил Боре и Ханёну настолько узнать себя. Они залезают в его голову и всегда находят там то, о чём он не думал, хотя сейчас Бора ошибается. Нет в вампирском мире силы, которая заставит Джуёна подружиться с Ёнхуном.       — Я лучше стану его врагом.       — Блять, малышка. Если ты не заметила, я пытаюсь быть хорошим другом. После задания Её Величества ты стала слишком агрессивной.       — Я не агрессивный.       — Хорошо, Ли Джуён, тогда ты мерзкий. Ты заботишься только о собственном комфорте и просто помешался на Древнем Ли Хёнджэ. Мне жаль Ёнхуна.       — А мне жаль Кан Даниэля. Пока он выбирает помолвочное кольцо, ты показываешь другим мужикам сиськи. Тебе не хватает уверенности?       — Ха. В отличие от некоторых, я не издеваюсь над слабыми, чтобы накормить хрупкое эго.       Бора замолкает, поджимает накрашенные губы, и Джуён смотрит на неё в упор с явным недовольством. Длинные ногти Боры на его тонкой рубашке начинают давить на надплечья, но Джуён не отстраняется. Это не первая и даже не миллионная ссора. За сто лет каждый успел наломать дров и сделать другому больно.       — Что это вы делаете?       На пороге появляется Ханён. Он только из душа: на его мокрых волосах кое-как закручено махровое полотенце, белая футболка обтягивает влажную грудь. Стряхнув ладони Боры, Джуён возвращается к столику и насупливается. Это брехня. Джуён не издевается над Ёнхуном из-за низкой самооценки. Он любит себя так, как не полюбит никто другой.       — Оскорбляем друг друга. Присоединишься?       Получив приглашение, Ханён заходит с насмешливой улыбкой и падает на ковёр возле Джуёна.       — Ты извращенка, — хмыкнув, говорит Ханён, и Бора, закатив глаза, уходит в ванную комнату за феном, гелем и расчёской. Следующий камень летит в сторону Джуёна. — А ты постоянно драматизирующая истеричка, которая воспринимает всё в штыки.       — Но я не такой импульсивный, как ты, — отвечает Джуён, не желая признавать правдивость дружеских слов, и Ханён пожимает плечом. Спустя секунду смятое полотенце летит на голову Джуёна, и его укладке точно конец. — И не «любвеобильный».       — Да, Ханён у нас маленькая шлюха, — фальшиво радуется Бора, перемещаясь на вампирской скорости, и садится за спиной Ханёна. Джуён, заметив, что он в спортивных штанах, задирает его футболку и завязывает болтающиеся шнурки. — Всех уже перетрахал.       — Ой, не надо. Не всех.       — Ну а кого нет? Внеклановые вампиры, «Ли», «Чхве», Семья Чан. Ты во всё залез.       Джуёна перетряхивает от отвращения.       — С кем это ты из «Ли» спал?       — С О Сынхи. Помнишь такую?       — Она из тех, кто ушёл, когда Правящим стал Верховный? — Ханён молча кивает, и Бора начинает расчёсывать его. Джуён пересаживается, чтобы на него не попали стряхиваемые капли. — Ужас, ты какой-то маньяк.       — Весь в тебя, между прочим       — Иу, звучит так, будто я твоя мама.       Ханён хохочет, двигая головой вслед за движениями Боры, и Джуён кладёт на столик вытянутую руку.       — Хорошо, что женщины-вампиры не рожают, а то сейчас бы по территории Древних бегал миллиард крошечных Джу Ханёнов, — усмехается Джуён, хотя внутри становится пусто. По необъяснимой причине ему хочется свернуться, как тогда за кроватью, и испариться.       — Эй, вообще-то, я был бы хорошим отцом.       — Сам виноват, что Гахённи умерла.       — Ты чего? Представляешь, что Её Величество сделает, если узнает, что кто-то из наших парней связался с человеком?       — Ой, у нас и рожать-то не от кого, — фыркает Бора, переползая к удлинителю, чтобы подключить фен. — Ты, Джуён, Даня, Ёнджэ и Новорождённые. Все настоящие мужики в «Ли»!       — А мы что, пластиковые?!       Опустив подбородок на плечо, Джуён ложится на столик грудью и отключается от весёлой перепалки друзей. Ему вновь становится тоскливо, и он не может определить почему. Вероятно, это из-за короткой ссоры с Борой и упоминания хёна. Джуён только опустил его и смирился с приближающейся смертью, как Бора напомнила, что он на протяжении столетий стучался в закрытые двери.       Ханён советовал отвлечься и попробовать что-то новое, и, даже если проигнорировать глупость данной идеи, то с кем? Ни одна девушка из Клана не привлекает его (он не помнит, как зовут большую часть из них), а Новорождённых он воспринимает детьми. Джуён никого не любил и не желал так сильно, как хёна, но его любви оказалось недостаточно. Мог ли у них быть другой финал?       Возможно, Джуён действительно одержим, и окружающие не ошибаются.       А что по поводу Ёнхуна… Почему все вокруг считают, что они должны стать друзьями? Джуён не хочет дружить с тем, кто буквально видит его насквозь. Почему Джуён должен относиться к Ёнхуну, как к члену Клана? Почему Джуён должен проявлять внимание и сочувствие к тому, кто только привыкает к жизни после смерти? Кто жалел Джуёна, когда его против воли обратили?       Никто не прислушивался к Джуёну, пока он не начал кричать и заявлять о своих желаниях во всеуслышание. Если Ёнхун не научится этому и продолжит закрываться, его будет слышать лишь Джуён.       Слышать, но не слушать.       — Кстати, Новорождённые скоро обосрутся, ибо на тренировку придёт Её Величество.       Джуён отвлекается от внутреннего монолога в тот момент, когда Бора обнимает Ханёна за шею и кратко целует в висок. Тёмные волосы Ханёна уже уложены, и Джуён тянется к удлинителю.       — Они её самые главные фанаты, — хихикает Бора, сворачивая провод вокруг фена, и загребает другой рукой расчёску и гель. Уловив, что посиделки заканчиваются, Джуён встаёт и подаёт Ханёну ладонь. — А она в какой части особняка?       — Разговаривает с Верховным и Минхёном-щи в кабинете, — Ханён морщится и с благодарностью хлопает Джуёна по груди. — Не знаю, там что-то личное, но до того, как меня попросили, он просил у Её Величества моей помощи с полукровками.       — Ты согласишься? — осторожно спрашивает Джуён, потому что это болезненная тема для Ханёна, но тот беспечно отмахивается.       — Если Её Величество прикажет, то конечно. Да пофиг, сейчас он не сможет играть со мной.       — Ханё-ённи, — вдруг жалобно мяукает Бора, закрывая дверь в ванную комнату, и, подходя к вампирам, сжимает пальцами воздух. — Твой босс устал после вылазки. Его утомила красота Чон Джэхёна.       — Не такой уж он и красивый.       — Я хочу на ручки, Ханённи.       — Истинный Бог с тобой, — выдыхает Ханён, но не отказывается, потому что это бесполезно. Если Бора чего-то захотела, она получит это. Джуён в их приколах участвовать не собирается, поэтому молча выходит в коридор и поворачивает в сторону лестницы на первый этаж.       — Эй, малышка, стой!       Джуён притормаживает и поворачивается обратно. Ханён несёт Бору на спине, и мышцы на его единственной руке напрягаются из-за веса, хотя с вампирской силой это проще простого.       — Ты не в ту сторону идёшь.       — В смысле?..       — Ни перед кем извиниться не хочешь? — Бора упирается подбородком в затылок Ханёна и с ожиданием приподнимает брови. Джуён, не понимая, склоняет голову. — Разве ты кричал на кого-то ещё, кроме Очаровашки?       — Она права, Джу, — присоединяется Ханён, и Джуён чувствует, что его начинают засаживать. Двое против одного — это нечестно. — Он тебе ничего плохого не делал.       — Да! Так что извинись и пригласи на тренировку! Шмотки для спорта я уже давала.       — Заебали, — бросает Джуён, разворачиваясь к противоположному коридору, и идёт по знакомому пути. Он не собирается извиняться. Ещё чего.       Дверь в комнату Ёнхуна Джуён открывает так же, как и другие: чуть ли не с ноги.       — Ты где?! — рявкает он, заводясь с пол оборота, и тянет за ручку. Миг спокойствия, наполненный щебетанием птиц с открытого балкона, и из спальни выходит Ёнхун. Джуён мрачнеет, инстинктивно сжимая пальцы в кулаки. — Время тренировки.       — Ва, что такое. Меня зовёт сам принц, — ехидничает Ёнхун, и на его лице ни намёка на недавний срыв. Пройдя к аккуратно сложенной одежде на спинке диванчика, Ёнхун скрещивает руки на груди и прислоняется пятой точкой к подлокотнику. — Вы так часто заходите в гости, может, вам лучше переехать сюда?       — Пха, кто сказал, что я отдам тебе свою комнату?       — Я думал, мы будем жить здесь вместе. Нет?       После такого Джуён теряется. Ёнхун продолжает ёрничать, почти как Бора, но к ней Джуён привык. Для чего это Ёнхуну он не понимает.       — Не беси меня, — рычит Джуён, ощущая возрождающийся в груди огонь, и отводит взгляд на пустой книжный шкаф. Когда Ёнхун тихо смеётся, Джуён возвращает к нему убивающий взгляд. — Переодевайся, нас уже ждут.       Прежде чем Джуён успевает отреагировать, Ёнхун дёргает за молнию, и чёрные штаны спускаются по его стройным ногам к полу. Подавившись воздухом, Джуён молнией отворачивается к шкафу, и Ёнхун издаёт вопросительный звук.       — Вы чего?       — Ты охренел?!       — Что случилось-то?       — И ты ещё спрашиваешь?!       — Я просто переодеваюсь, как вы и сказали. Что в этом такого?       — Ты не догоняешь?       — Если честно, то нет. В детском доме мы после душа всегда вместе собирались, поэтому я не понимаю ваше возмущение. Так нельзя, что ли?       — Вот почему он при нас раздевался, — фыркает Джуён, не к месту вспомнив пару эпизодов с Разорванным Горлом из жизни на Чирисан, и, игнорируя приглушённое м?, поворачивается лицом к двери. — Ты должен знать, что здесь не детский дом, и оголяться при незнакомых неприлично.       — Да почему?! Это же нормально.       — Давай я разденусь догола, и посмотрим, что нормально, а что нет?       — Если вам мешает одежда, то раздевайтесь, — Ёнхун сзади шуршит, переступая с ноги на ногу. — Но у нас одинаковые тела, так что ваша реакция странная.       — У нас неодинаковые тела. Моё лучше.       — Ну, с этим я спорить не буду, — неожиданно мурлыкает Ёнхун, и Джуён едва сдерживается, чтобы не обернуться. Снова это происходит. Бесит. — Почему вы опять пришли в мою комнату и начали орать на меня?       — Вообще-то, я не орал, и нас ждут на тренировке, так что поторопись.       — Я всё.       Джуён не двигается, продолжая держать взгляд на двери, но чувствует Связью, что Ёнхун беззвучно приближается. Тогда Джуён промаргивается и чуть отступает, сохраняя личное пространство.       — Ваше Высочество, — зовёт Ёнхун, и Джуён слышит, как он грузно вздыхает. Джуён в ответ сжимает челюсти. — Я заебался постоянно ругаться. Я с восьми лет живу в стрессовой обстановке, это пиздец утомляет. Мы можем заключить перемирие?       — А мы и не ссорились.       — Вы вновь ведёте себя, как маленький.       — А ты — как слишком взрослый.       — Поверьте, я бы очень хотел поебланить и переложить на кого-нибудь ответственность, но я не могу.       — Почему?       — Мне нужно Чону воспитывать.       — Зачем тебе его воспитывать?       Когда Джуён поднимает взгляд, Ёнхун втягивает голову в плечи, как бы пожимая ими, и Джуён хмурится.       — Он же маленький совсем и не знает жизни. Я должен учить его. Вдруг кто обманет или использует, а он даже не поймёт.       — Так и произошло, — невольно усмехается Джуён, и на лице Ёнхуна проступает растерянность. Джуён знает, что так нельзя, но всё равно упивается ею. — Твой бывший Сир трахал его и ел взамен на твои поиски.       Всего на мгновение слабая улыбка Ёнхуна трескается, однако Джуён успевает поймать изменения. За эту секунду Ёнхун преображается не только внешне, но и внутренне. Совсем слабо, но прямо как тогда, когда Джуён довёл Ёнхуна до крика, на его языке рождается привкус солёной воды. Джуён слышит отдалённый шум разлива.       — Ты разозлился, — с нескрываемым изумлением говорит Джуён и ухмыляется, едва Ёнхун начинает качать головой. — Да, ты злишься. Не ври.       — Нет, я просто удивился, потому что не знал об этом.       — Нет, именно сейчас ты бесишься. Я чувствую.       — Вы ошибаетесь.       — Недавно ты сказал, что хочешь злиться, так что не ври, — не скрывая широкой, довольной улыбки, Джуён делает большой шаг, и Ёнхун отходит от него спиной вперёд. — Ты сказал, что должен держать всё в себе. Для чего?       — Прекратите.       Ёнхун врезается лопатками в закрытую дверь, и Джуён опирается на неё растопыренными пальцами около его головы. Раздражение и злость ушли, и теперь ему смешно. Ёнхун делает вид, что лучше его, но на деле ничем не отличается.       — Думаешь, ты весь из себя такой правильный и воспитанный, да? — Джуён наклоняется к лицу Ёнхуна с выгнутой бровью, и тот сжимает губы в ровную линию. — А что, правильные и воспитанные не могут испытывать негативные эмоции?       — Мои эмоции вас не касаются, — Ёнхун вдавливается в дверь, лишь бы увеличить дистанцию, и Джуён мягко хмыкает. Может, и не касаются, но Джуён всё равно чувствует их. Они Связаны и Очарованы, от этого не сбежать. — И я не умею злиться. Хватит говорить об этом.       — Как не умеешь? А кто час назад кричал? Кто прервал моё наказание?       Джуён склоняется ещё ближе, повинуясь шелесту бегущей воды, и фантомные всплески становятся громче. Нет, Ёнхун не обманет его. Джуён знает, что с каждым следующим словом недовольство в чужой груди становится ярче и ощутимее.       — Отойдите от меня, иначе я действительно разозлюсь.       — Так ты уже, — смеётся Джуён, и расстояния почти не остаётся. Он может разглядеть порхающие ресницы Ёнхуна, родинку на крыле носа и шрамик под нижней губой. — Если хочешь, продолжай и дальше делать вид, что ты выше любого проявления раздражения, но здесь жжечь не перестанет.       Постучав по груди там, где дико бьётся его сердце, Джуён отталкивается ладонью от двери, и по ней внезапно начинают тарабанить. Следом скрипит ручка, и во тьме коридора возникает всклоченный Ханён.       — Тренировка откладывается, — тяжело дыша, выпаливает он и едва стоит на ногах. Джуён переглядывается с Ёнхуном, забывая о прежнем разговоре, и придерживает Ханёна за локоть. — Её Величество начинает наказание.       — За что? Я ничего не делал.       — Оно не для тебя.       Ханён срывается с места, и Джуён, не медля, хватает Ёнхуна за запястье. Когда он тянет его за собой к лестнице, Ёнхун сопротивляется и дёргает рукой.       — Куда вы меня тащите?       — На наказания нельзя опаздывать, — рычит Джуён и выпихивает Ёнхуна вперёд. — Если не хочешь получить, двигай ногами.       Ещё до того, как залететь под стеклянный купол, Джуён видит, что в зале собрался весь Клан. Это очень плохо и означает, что кто-то совершил нечто поистине ужасное.       Джуён выше всех девушек в «Чхве», поэтому сразу замечает у металлического ящика Бору, и на мгновение его сердце ухает к ногам. Первое правило наказания — оружие берёт тот, кто провинился, и Джуён проталкивается мимо соклановцев вперёд.       В следующую секунду Джуён понимает, что Бора вытаскивает с верхней полки железный прут не потому, что отвечает за проступок. Сидящий на плиточном полу Сон Ёнджэ не может стоять. Его правая нога неестественно выгнута, голова задрана, и Юджин выдёргивает ему верхний клык.       — Ничего не режет так же сильно, как предательство, — говорит она мрачным тоном и выпрямляется. Сон Ёнджэ выпускает слабый стон, и Юджин разворачивается к Кан Даниэлю. Тот подставляет под щипцы шёлковый платок, и бежевая ткань мгновенно окрашивается алой кровью. — Вы могли признаться мне, но вместо этого решили промолчать.       — Ваше Величество, — всхлипывает Сон Ёнджэ, и его практически не узнать: опухшее лицо, сломанный нос и слипшиеся светлые волосы. — Это произошло случайно, я-я не планировал-       — Как это могло произойти случайно? Ваш член живёт своей жизнью? — замахнувшись, Юджин впечатывает нос лакированной туфли в промежность Сон Ёнджэ, и он складывается пополам. — Испокон веку считается, что женщины слабее мужчин, но мы почему-то контролируем сексуальную жажду.       — Я н-не насиловал её.       — Если бы я узнала, что кто-то из моего Клана берёт силой других, от него не осталось бы и капли крови, — шипит Юджин, обнажая клыки, и на загривке Джуёна пробуждаются мурашки. Её Величество злится. Причём не так, как обычно, спокойно и контролируемо. — Подскажите мне, Чон Хэрим, как звучит наше третье правило.       — Любовные отношения запрещены, — испуганно оттарабанивает Хэрим, сжимаясь под боком Джуёна. Справа от них Сону держится обеими ладонями за плечо Дэхви и выглядит так, словно его в любую секунду стошнит.       — Молодец. Четвёртое правило, Ли Дэхви?       — Любые отношения с людьми караются с особой строгостью.       — Правильно.       Едва ярко-оранжевый огонёк в портативной печи начинает полыхать, Кан Даниэль забирает из дрожащих рук Боры железный прут. Она остаётся рядом, и, когда Кан Даниэль кладёт на её талию ладонь, Джуён пересекается с ним беспокойным взглядом.       — Вы за раз нарушили два правила, — Юджин обходит Сон Ёнджэ, спрятав предплечья за спиной, и он трясётся. Из его груди выходит несдерживаемый скулёж. — Как вы могли, Ёнджэ? Костюмы, которые мы носим, роскошный сад на заднем дворе, внутреннее убранство особняка — это всё сделано вашими руками. Вы были знаменательной частью моего Клана. Стоило ли оно того?       — Но я л-любил её.       — Любил? — рычит Юджин, наклоняясь к уху Сон Ёнджэ. Он вздрагивает и скручивается на полу, закрывая голову. — Вы вампир, Ёнджэ. Только люди способны на глупости.       — В-ваше Вел-личество…       — Где сейчас ваш сын?       — Ум-моляю, не трогайте Бомгю! — приподнявшись, Сон Ёнджэ ловит Юджин за штанину и отчаянно цепляется за полу её расстёгнутого пиджака. — Он не виноват!       — Какого же вы обо мне мнения, раз считаете, что я наврежу ребёночку? — Юджин бьёт Сон Ёнджэ с такой силой, что он отлетает к плите. Бора содрогается всем телом, но не двигается с места. Её взгляд направлен на стеклянный купол, в котором мерцают солнечные зайчики раннего солнца. — Я не могу даже отправить ему денег за вашу долгую службу?       Круто развернувшись на каблуках, Юджин медленно приближается к Кан Даниэлю и Боре, изящно снимает кожаную перчатку и протягивает ладонь.       — Нельзя закрывать глаза, — шепчет Минджи скривившемуся Сону, и Джуён быстро касается его каштановых волос. Хэрим тоже выглядит испуганной, и лишь Дэхви кажется единственным спокойным из Новорождённых. — Мы должны смотреть, малыш.       — Ему же больно.       Обхватив раскалённый прут всеми пальцами, Юджин поднимает его на уровень лица и хладнокровно наблюдает за тем, как кожа на её ладони начинает шипеть. Воздух мигом пропитывается запахом жжёной плоти, и Сону закрывает губы рукавом толстовки.       — Если я ещё хоть раз узнаю о секрете кого-то из вас от Правящего вампира чужого Клана, я выжгу виновному глаза.       Сону жмётся к стоящей сзади Минджи, глотая беззвучные слёзы, и Джуён только собирается приказать ему успокоиться, как вдруг Связь испускает вибрацию. Джуён застывает с согнутой у груди рукой, и кипящее недовольство превращается в возмущение.       Это не его эмоции.       — Хватит-, — пытается Ёнхун, появляясь в первом ряду около Дэхви, но Джуён успевает поймать его поперёк живота и оттащить обратно. Соклановцы тем временем молча освобождают проход, так что Джуёну не приходиться расталкивать девушек по пути к выходу. — Отпустите меня!       — Ты что устроил?! — гаркает Джуён, приподнимая Ёнхуна за бока, и, оказавшись в коридоре, выбрасывает его на ближайший комод. Ёнхун неловко тормозит пятой точкой, чуть не падая. — Наказание нельзя прерывать!       — Это чушь собачья! — выкрикивает Ёнхун, восстанавливая равновесие. Джуён чувствует бушующие в нём эмоции, поэтому преграждает путь обратно, и Ёнхун врезается в его грудь. — Людей нельзя воспитывать болью! Это не работает!       — Мы не люди.       — Какая разница! Так поступать в любом случае нельзя!       — Это не тебе решать, — Джуён пошатывается, получив резкий толчок в грудь, и пихает Ёнхуна в ответ. — Если продолжишь в том же духе, Её Величество прикажет тебе занять его место.       — А я уже- был там, — голос Ёнхуна срывается. Если сначала Очарование отдавалось нарастающим цунами, то теперь оно напоминает его последствия. Разрушенные города покидает грязная вода. — Чхве Юджин-щи это самый крупный воспитатель.       — Что ты пиздишь? — Джуён морщится, испытывая к Ёнхуну ничего, кроме отвращения, и разворачивается ко входу в стеклянный зал. Он не пропустит конец наказания из-за какого-то наглого Новорождённого.       Джуён останавливается, когда слышит за спиной странный стук.       — Глупо было считать, что мёртвые лучше живых, — вздыхает Ёнхун. Он упал на колени, и сейчас сидит, с трудом удерживаясь на вытянутых руках. — Тот вампир оказался прав. «Каждый сам за себя» — это ключ к выживанию. Земля населена эгоистами.       Джуён замирает. Он сразу понимает, о чём говорит Ёнхун, потому что помнит эти слова. Они принадлежат ему.       — Иногда я жалею, что они не съели нас, — шепчет Ёнхун и неожиданно начинает трястись, словно замерзает. Джуён делает неуверенный шаг, и Ёнхун прячет голову в плечи. Длинные волосы закрывают его лицо тёмной волной. — Тогда не было бы ни «Миринэ», ни О Хэвона. Может, нуна осталась бы жива. Ей бы не пришлось отдаваться ему, лишь бы мне в глотку хуёв не напихали.       — Ты совсем того?..       Ёнхун дрожит с ног до головы, и Джуён присаживается перед ним на корточки. Так он в состояние разглядеть лицо Ёнхуна, и оно внезапно оказывается пустым. Кипящая жизнь и юность были первыми, что Джуён заметил, встретив Ёнхуна в подвалах, однако их больше нет. Румянец больше не играет на его бледных щеках, а глаза становятся такими же, как у большинства вампиров — стеклянными.       — Наказание почти закончено, хочешь, чтобы все увидели тебя?       — А все всегда с-смотрят и развлекаются.       Джуён хмурится и прислушивается к Связи и Очарованию, но… они не отзываются. Джуён не ощущает присутствие Ёнхуна, и от этого становится не по себе. Он только привык к чужому, несвойственному ему спокойствию.       — Я не чувствую тебя, что ты сделал?       Ёнхун всхлипывает, и Джуён сомневается, что его услышали. Дёрнув головой, словно кто-то крикнул прямо в ухо, Ёнхун выпрямляется и проводит ногтями по правому запястью. Джуён перехватывает его пальцы до того, как белые полосы превратятся в кровь.       — Я знаю, что вы ненавидите меня, господин О, я себя тоже ненавижу, — надрывно произносит Ёнхун, всё ещё дрожа, и внимание Джуёна привлекают вырезанные на белоснежной коже буквы. — Но я не могу умереть.       Псина. Уёбище. Несостоявшаяся дырка. Убийца матери.       Карикатурные изображения гениталий. Смайлики. Католические кресты.       Кто мог додуматься до такого? Джуён оглаживает большим пальцем незаконченный шрам, изображающий половой акт трёх человечков, и, наверное, впервые за сотни лет ему становится стыдно. Он же видел, что творилось с Разорванным Горлом, так почему точно также доводил Ёнхуна? Нет, вопрос нужно поставить по-другому.       Почему той самой ночью на горе Чирисан, почти ровно одиннадцать лет назад, Джуён позволил Джэхёну обмануть хёна?       — Господин О, пожалуйста, ничего не вырезайте на мне. Оно оч-чень плохо заживает.       — С кем ты разговариваешь?       — Господин О, я буду послушным, об-бещаю. Отпустите меня, пожалуйста.       Их ладони уже мокрые от слёз, и Ёнхун хватается за Джуёна свободной рукой. Он пытается отцепить от себя его пальцы, и тогда Джуён, не позволяя, усиливает хватку.       — Я не господин О, я Ли Джуён.       — У вас может быть много им-мён, господин О.       — Меня зовут Ли Джуён, чёрт возьми.       Ёнхун собирается сказать что-то ещё, но Джуён хватает его за подбородок, чтобы поймать замыленный взгляд. Они смотрят друг на друга несколько долгих секунд, и вскоре алые глаза Ёнхуна проясняются. Он возвращается к Джуёну.       — Ёнхун, ты видишь меня? Видишь Ли Джуёна?       Джуён не силён в подобном, поэтому подражает Джэхёну, который успокаивал Разорванного Горлом рядом с «Миринэ». Ёнхун печально усмехается, шмыгая носом, и двигает головой. Джуён сразу отпускает его, напоследок поймав слезу кончиком пальца.       — Ты видишь меня?       — Конечно, я же не слепой.       — Я не про это. Ты видишь меня?       И так большие глаза Ёнхуна удивлённо округляются, и Джуён почему-то отводит взгляд на стену.       Её Величество предлагала подумать, что происходит, когда исполинская волна сталкивается с игрушечным огнём, и Джуён наконец понимает, что всё это значит.       Если вода — это жизнь, то огонь — разрушение.       — Поднимайся.       Едва услышав подозрительные звуки из зала, Джуён вскакивает и тянет Ёнхуна за руку. Убедившись, что тот не настолько слаб, Джуён переносит пальцы на его костлявое плечо и дёргает из коридора в сторону восточной лестницы.       В своей комнате Джуён неуклюже усаживает Ёнхуна на кровать, кидает ему один из многочисленных пиджаков и, закрыв дверь на замок, облокачивается на неё спиной. Вряд ли кто-то придёт, но нравоучения друзей и Её Величества в данный момент не нужны ему.       — Кто сделал это с тобой?       Ёнхун, неловко зажимаясь, надевает большой по размеру пиджак, а Джуён задирает рукав рубашки и бьёт костяшками там, где белеет его кожа и розовеют чужие рубцы. Проигнорировав вопрос, Ёнхун прикусывает кровоточащую губу, и Джуён, устало запрокинув голову, бьётся затылком о крашенную поверхность.       — Ты хотел перемирия, так давай, вперёд. Расскажи, кто сделал это с с тобой.       Ёнхун судорожно выдыхает, подбирая под себя ноги, и натягивает на пальцы длинные тёмно-синие рукава.       — Ну? Кто виноват во всём?       — Наверное... я сам?