يقبرني

      — Засыпай, моя любовь.       Ким Чоён говорила шёпотом. Вернувшись после неудачного разговора с Ли Хёнджэ, она обняла старшего сына и пробежалась по его лицу кончиками пальцев. Они были шершавыми и липкими из-за крови, но Ёнхун всё равно изо всех сил вцепился в них.       — Засыпай, а завтра мы пойдём в горы. Я покажу вам водопады.       Чоён лгала. Она не собиралась ничего показывать своим детям, потому что умирала. Раздробленный пятью годами подвальной жизни организм так и не оправился. Даже когда Чоён сбежала, начать нормальную жизнь не получилось.       Успокоив и уложив Ёнхуна обратно в постель, Чоён выбралась через открытое окно и торопливо спустилась по горе в первый подлесок. Чоён знала многое о вампирском мире, потому что Кан любил много болтать, особенно после того, как ловил вкусную Еду. Особенное удовольствие он испытывал от рассказов о Пробуждениях. Захмелев от крови, Кан каждый раз клятвенно обещал, что обратит Чоён, и они навсегда останутся вместе. Чоён страшилась этого больше всего. Она не хотела такой участи ни себе, ни мальчикам, поэтому в один день собралась с духом, сломала пальцы при попытке выбраться из наручников и скрылась, прихватив сыновей.       Спрятавшись в тени деревьев, Чоён свалилась на негнущихся ногах под выступающие из земли корни и заплакала. Тихо, зажимая нос и рот рукой, и не привлекая внимания полной луны. Ох, если бы она по глупости не вышла за ворота детского дома, ничего этого бы не случилось. Кан не украл бы её, превратив в рабыню. Ох, если бы она была умнее и верила в сказки нянечек о бледных людях в лесах.       Чоён знала, что умирала. Она не могла ничего дать сыновьям без образования и денег, не могла предоставить им лучшей жизни. Не могла сделать ничего, что вылечило бы Ёнхуна.       — Я так виновата перед тобой, моя любовь, — выдавила сквозь зубы Чоён, понимая, что сын никогда не услышит этих слов. — Я должна была быть умнее- Я должна была не подпускать его к тебе. Я должна была оберегать тебя от него так же, как оберегала Чону.       Кан не любил своих детей в отличие от Чоён, которая ради них была готова на всё. Именно поэтому она сидела сейчас глубокой ночью в подлеске и крутила в пальцах бритвенное лезвие. Ли Хёнджэ отказал ей в помощи, так что оставался лишь один вариант.       — Я прошу тебя, спаси меня, — Чоён всхлипнула, поймав болтавшийся на груди крест. Она обращалась к Ложному Богу. — Умоляю, Пробуди меня. Спаси, чтобы я спасла сыновей.       Надавив лезвием на запястье, Чоён с лёгкостью вскрыла его, не почувствовав ни боли, ни жжения. Она давно не чувствовала ничего, кроме надежды. Даже пища на языке источала горечь.       Однажды Кан рассказал Чоён, что где-то глубоко в лесах за пригородом, на территории Древних, жил Ли Донхёк. Он управлял Кланом «Ли», состоявшим из стригоев, и Чоён наивно мечтала, что когда-то окажется там. По словам Кана Ли Донхёк давал второй шанс и стирал прошлое, и это единственное могло освободить Чоён.       — Я не знаю молитв, но взываю к тебе. Пожалуйста, Пробуди меня и дай сил отомстить. Я хочу, чтобы Кан и Ли Хёнджэ поплатились за содеянное. Дай им прочувствовать всё, что чувствую я.       Сделав ещё несколько крупных надрезов на обоих запястьях, Чоён прикрыла глаза и облокотилась на ствол многолетнего дуба. Про себя она напевала старенькую колыбельную собственного сочинения, которой обычно отгоняла кошмары Чону.       Вскоре Чоён заснула навсегда.       ...       ...       ...       Вдох.       Проснулась она в полной темноте, заключённая в дерево.       В гробу.