يقبرني

Древний Ли Хёнджэ зовёт его из темноты. Джуён щёлкает зажигалкой, поднимая последнюю оставшуюся свечу, и мягкий шёпот хёна затихает. Это больше, чем тоска. Это что-то, танцующее вместе с пламенем на помутневшей коже, и Джуён представляет, как она сползает на пол, оставляя лишь голые и гнилые кости. Джуён боится, что после от него ничего не останется. Разорванный Горлом- Нет, Чону ушёл минут пятнадцать назад, а может никогда и не приходил. Может, он стал иллюзией, потому что Джуён окончательно сошёл с ума. Может, Джуён уже умирает, и Истинный Бог наказывает его за ошибки. Тебе нравится мой хён? Нет. Это из-за Очарования. Да. Это из-за меня. Он заслуживает лучшего. Я не умею любить. Я разрушу его. Я потащу его за собой. Я не предам хёна. Я хочу отпустить хёна. Я хочу быть рядом. Я не хочу решать. В прикроватной тумбочке спрятан траншейный нож. Джуён чувствует его вес в ладони, словно действительно держит, и опускает глаза к груди. Ему придётся выбрать иной способ. Джуён не Джэхён, он не сможет заколоть себя. Он слишком труслив для этого. Прислонившись спиной к деревянной ножке, Джуён прикрывает веки и трёт запястье. Бледное, почти прозрачное и ледяное. Руки Ёнхуна другие. Они тёплые и рассказывают истории. Тебе нравится мой хён? Нет. Мы незнакомцы. Да. Он рассказал о своём прошлом, но так и не узнал о моём. Я хочу рассказать. Я хочу, чтобы он знал, что во мне нет ничего святого. Я неудачная копия. Я фанатик отвергшего меня Бога. — Когда он покинет наш мир, я уйду вслед за ним. — Но… вы же не хотите умирать. — Откуда ты знаешь? — Я… вижу вас. — Как и любой другой зрячий, поздравляю. — Нет, я вижу вас. У Джуёна нет выхода. Он не вытащит своё сердце из груди и не докажет остальным, что оно никогда не билось по-настоящему. Никто не поймёт, что ему претит бессмысленное существование. Для жизни нужен смысл. Чону этот смысл уничтожил. — Ты выглядишь… довольным. — Это очевидно, вы же здесь. — Твоё хорошее настроение из-за меня? — Да. Мне нравится быть с вами. Какого чёрта Джуён помнит это? Помнит так отчётливо, что способен вообразить лицо Ёнхуна до мельчайших подробностей. Свеча тем временем потухает, и Джуён остаётся во мраке один. Хён продолжает звать его к себе, шурша осенними листьями и накрахмаленной рубашкой. Тебе нравится мой хён? Нет. Я хочу ударить его. Сломать нос, как недавно он сломал мой, и заставить глотать кровь. Да. Я хочу поцеловать его. Заглянуть в большие, всегда мерцающие, точно вода, глаза и взять на себя ответственность. Эти мысли полны предательства. Хён мёртв, Джуён видел кости, которые Кан Даниэль со дня на день признает подлинными, и его начинает тошнить. Похорон ещё не было, а он уже думает о другом вампире. И не только думает, но и жаждет. Джуёна начинает по-страшному колотить. Со стоном переместившись, он забирается под толстое одеяло прямо в костюме и туфлях и прижимает локти к животу. Это неподъёмное тело слишком крупное для него. Жаль, что Джуён не способен испариться. Стать тем, во что превратился хён. Пепел и прах. Спрятавшись под подушку, Джуён судорожно выдыхает застоявшийся в лёгких воздух, и перед опущенными веками мелькают воспоминания о ночи, когда он встретил Ёнхуна. — Ты не обязан быть жестоким. — Ха. Жестокость — это ключ к выживанию. — Вот именно, Джуён. Выживанию. Это не жизнь. — Ты думаешь, я не знаю? Я труп, притворяющийся человеком. Я не живу. И ты теперь тоже. — Нет. Новорождённый качает головой, и длинные пряди облизывают его лицо чёрными линиями. Чтобы не смотреть в переливающиеся рубиново-красным глаза, Джуён упирается взглядом в пятна земли и порез на чужой щеке, и его пальцы непроизвольно разжимаются. Юное лицо Новорождённого больше не чистое, и отныне никогда не будет таким. — Ты не прав, Джуён. Если наши тела мертвы, это не значит, что разум и душа тоже. — Как раз это и значит. Мне около трёх сотен лет, во мне ничего не осталось. — Ты уверен? Проживая бесконечность, ты не думаешь о смерти. Ты отвыкаешь, отодвигаешь её, как что-то несущественное, и совершаешь фатальную ошибку. Смерть всегда здесь. Она безликое существо, держащееся за спиной и мечтающее о твоей кончине. Она ненавидит вампиров за то, что они обманывают судьбу. Механические часы на запястье Джуёна похоронно стучат, словно отбивают его последние мгновения. Он не хочет жить так же сильно, как не хочет умирать. Ему страшно, потому что теперь Хёнджэ-хён не больше, чем ускользающее воспоминание. Джуён преданно следовал за ним всю свою повторную жизнь, однако сейчас в этом нет никакого смысла. Никто не знает, что глубоко внутри Джуён огромное и потерянное недоразумение. Под оболочкой одного из старших вампиров он всё тот же перепуганный девятнадцатилетний мальчик, каким его обнаружили Её Величество и хён 15 января 1713 года. Джуён не очищение. Он огонь, опустошение и пепелище ханока на Чирисан. А Ёнхун не вода, приносящая жизнь. Он опасные водовороты, острые коралловые рифы и марианская впадина. Недоступное Джуёну погружение. Если мир делится на чёрное и белое, они вдвоём застряли на тёмной полосе. Тебе нравится мой хён? Да. Справа скрипит дверь. Кто-то входит в комнату, стучит каблуками по вычищенному паркету и забирается на кровать. Шерстяной рукав пиджака задевает царапину на щеке Джуёна и скользит к подушке. — Как прошла поездка? — Вы посмотрите, она делает вид, что заботится о Клане, — Бора хихикает, копошась под пуховым одеялом, и сбитые костяшки Ханёна чешут шею Джуёна. — Ты в порядке, зайчик? — Знаешь же, что плакать не запрещено? — тихо добавляет Ханён, двигаясь вслед за Борой, и Джуён представляет, как он сворачивается в позу эмбриона. — Я в порядке. — Насколько это правда?.. — На сто процентов, — почти шёпотом отвечает Джуён, на что Ханён кивает. Он прижимается щекой к плечу Джуёна и заглядывает в глаза. Джуён на него не смотрит. Он не уверен, что выдержит то, что увидит. Это первый раз, когда Ханён и Бора пришли к нему после смерти хёна. Сначала Джуён не пускал их, пару дней спустя они сами перестали заходить. Чону стал единственным, кто поймал его около-истерику. — Я честно в порядке, — вновь врёт Джуён, поворачивая голову. Бора закопалась под белоснежное одеяло и теперь напоминает притаившуюся лисицу, одно из хитрых животных планеты, — в полумраке горят лишь алые глаза. — Как у вас дела? — Я сегодня работал с Цянь Куном-щи, — говорит Ханён куда-то в подмышку Джуёна и прикрывает глаза. Его длинные ресницы над кровоподтёками дрожат. — И как? — Неумёха ещё та, но, обязан признать, сопереживающая неумеха. — А я так и не трахнула Чон Джэхёна-щи, — картинно ахает Бора, и в её взгляде мерцают знакомые огоньки. Ну точно лиса. — Она сопротивляется! — Откуда такая помешанность на нём? — со смешком спрашивает Джуён, вспоминая ревнивое лицо Чону и немного расслабляясь. Напряжение отпускает его позвонки. — Я не умру, пока не трахну её! — заявляет Бора, из-за чего двинувшийся Ханён громко фыркает Джуёну прямо в покрытую мурашками шею. — Какой ужас, ведь ты уже сдохла. — Это не считается. — Считается. — Нет! — Дат, — присоединяется Джуён, и Ханён открывает глаза. Затем направляет на Джуёна внимательный, чуть сощуренный взгляд. Джуён со стеснением отводит свой. — Трахни Кан Даниэля и успокойся. — Кан Даниэль мне надоела. Я хочу попробовать что-то новенькое, с гнильцой и рискованное. Стригоя, если быть точнее. На правах Главы Охотников я… — Присмотрись к «Ким», — перебивает Ханён, повышая хрустящий голос, и Джуён, опустив последнюю защиту, приглушённо смеётся. Смех звучит как что-то инородное, не принадлежащее ему. — Или давай на спор, кто первым затащит Чон Джэхёна в постель? — Айщ, ещё чего. Держи свой голодный член в штанах. — А ты попридержи свою киску. — Фу! Боже, Хан! Что за выбор слов? В этом грубом и непристойном разговоре нет смысла, что понимают все трое. Ханён прекратил любовные похождения давным-давно, сразу после расставания с Верховным, да и Бора ни разу не изменница, но она как-то призналась, что такие шутки помогают ей преодолевать сложности проклятой жизни. Джуён благодарен. — Давайте устроим вечеринку с кино? Бора приподнимается на локте и подпирает висок кулаком. Джуён смотрит на неё поверх головы свернувшегося в клубок Ханёна и думает, что она в любой момент свалится на пол. Кровать слишком мала для двух взрослых парней и девушки, которая занимает собой каждый свободный сантиметр. — Её Величество не будет против? Бора говорит о посиделках в домашнем кинотеатре. Эта идея принадлежит Ханёну: несколько десятков лет назад они собирались там вместе с Новорождёнными. Вдруг вздрогнув, Бора тянется к внутреннему карману пиджака и вытаскивает телефон. Прочитав поступившее сообщение, она дёргает головой к потолку и пристально рассматривает углы. — Где камеры? — Что-то требует? — лениво спрашивает Ханён, очевидно понимая, кто написал Боре. Его единственная рука секундно сжимает Джуёна поперёк живота. — Его Высочество должен был давно подняться к ней, а не болтать с Главой Охотников и её ведущим Охотником, — задушенно пересказывает Бора и драматично прикладывает ко лбу тыльную сторону ладони. — Да сдам я отчёт о пригороде, сдам! Не приставайте! Дайте понежиться с моими девочками. Телефон в красном чехле повторно вибрирует. — Ведьма! — Полагаю, мне пора, — Джуён пытается подняться, но Ханён усиливает хватку, притягивая ближе, и отпускает только тогда, когда оставляет на его щеке нежный-не забывай-что-мы-всегда-рядом поцелуй. — Отвянь. — Если тебе будет что-то нужно, говори, — на прощание напоминает Бора, оттаскивая Ханёна к приоткрытой двери, и одаривает его грозным взором. — Сегодня отчёт будешь писать вместе со мной. Я же не знаю, что у вас произошло с Кунни и онни. — Не-е-ет. — Да-а-ат, — передразнивает Бора, неумело подмигивает Джуёну (закрывая оба глаза) и испаряется в ночи. Какое-то время притворно недовольные причитания Ханёна ещё наполняют коридор, а потом становится совсем тихо. Хмыкнув, Джуён закрывается до щелчка, переодевается, потому что скрюченная поза на кровати и Ханён окончательно измяли рубашку, и поднимается на последний этаж. — Ли Джуён, ты можешь войти. Её Величество привычно сидит за столом, со скучающим видом разглядывает каталог на кольцах, перекладывая страницы, и Джуён бесшумно присаживается в кресло напротив. Его пальцы, готовые расстегнуть вторую пуговицу пиджака, замедляются. — Что с костями… хёна? — Не торопись, — журит Юджин, глубоко вздыхая. Её внимание захватывает картинка на ламинированных страницах, но Джуёну с его места не видно. — Сосна, лиственница или липа? — Что, простите? — Из какого материала Кан Даниэлю сделать гроб? Джуён крупно вздрагивает. Заставив себя расслабиться, он прижимается к спинке бархатного кресла, и Юджин поднимает стеклянный взгляд. — Какой тканью обить гроб снаружи и чем отделать изнутри? — Ваше Величество, я-я… — Где твои манеры? — мигом осознав оплошность, Джуён подрывается и приветственно целует тыльную сторону ладони Юджин. Мельком зацепив схематичные изображения всевозможных гробов, Джуён спешит уйти от них подальше и вернуться на мягкую подушку кресла. — Скоро всё закончится, Джуённи. — Д-да… — Скоро мы будем свободны. — Да, — твёрже кивает Джуён и не знает, что проявляется в его голосе или на лице, из-за чего Юджин холодно прищуривается. Когда она медленно встаёт и, прихрамывая, приближается, Джуён ощущает себя пойманной в капкан Едой. — Ваше Величество?.. С трудом согнув вспоротую ногу, Юджин занимает один из подлокотников и касается лица Джуёна; очерчивает кончиками пальцев в чёрной перчатке его скулы и поднимает подбородок. Делает многое доказывающий жест. Юджин склоняется ближе, пока они не разделяют один воздух. — Ты уже всё решил, не так ли? — О чём вы говорите, Ваше Величество? — Считаешь, я не способна видеть между строк? Всякий раз, когда ты плакался при мне о Древнем Ли Хёнджэ, ты повторял одно и то же, — соскользнув с подлокотника, Юджин опирается на него костяшками и кладёт ладонь на второй. Джуён, заключённый между её рук, отодвигается, и тогда Юджин улыбается, оголяя длинные клыки. Следующее она говорит, делая паузу на каждом слове: — Я. Хочу. Умереть. Джуён сглатывает, не способный быстро подобрать подходящий ответ. Он смотрит на Юджин молча, она на него — в упор и с приподнятыми бровями, и какое-то время ничего не происходит. Потом Джуён собирается с мыслями и прочищает горло. — У меня есть право выбора. Я могу умереть в любой момент. Вы мне не указ. — Но кто в таком случае будет править моим Кланом? — Вы?.. Или... Подождите… Ваше Величество? — Джуён ловит скрытый намёк, от которого ему становится нехорошо. Пожав плечами, Юджин выпрямляется и отходит к столу. — Что вы имеете в виду? Присев перед закрытыми на ключ ящиками, Юджин открывает последний, вытаскивает толстую папку с ворохом выглядывающих бумаг и с глухим стуком бросает её на дубовую поверхность. Джуён вздрагивает, и разговор о гробе мгновенно забывается. — Я, Верховный и Ли Минхён. Когда Королева стригоев перестанет представлять опасность, мы покинем вампирский мир, — стукнув длинными ногтями по картонной обложке, Юджин отодвигает в сторону ламинированный каталог. В животе Джуёна тянет что-то тревожное, и он не хочет узнавать, что находится в этой папке. — Вампиры, высшие и низшие, вступили в новую эру, Джуённи. Некоторым из нас в ней нет места. — Вы не можете умереть, — запальчиво возражает Джуён, потому что, как и в случае с Джэхёном, смерть того, кто был с ним на протяжении многих лет, пугает. Он только потерял хёна. Это слишком жестоко даже для Ложного Бога, забирать ещё и Её Величество. — А как же… Я не могу быть Правящим. — Почему нет? — Юджин хмыкает. — Бумаги уже подготовлены. Верховным Клана «Ли» станет Цянь Кун. Точнее, Клана «Цянь». — Цянь Кун?! — Не удивляйся, — хохотнув, будто они обсуждают что-то повседневное, а не смену власти и смерть Правящих, Юджин наклоняет голову на бок и скребёт по корешку папки. — Здесь все законы, Правила и исследования Древних, за исключением полукровок-людей, над которыми работают Ханён-а и Верховный. Кроме того, мы с Ли Минхёном прикрепили возможные изменения. На дворе двадцать первый век. Вампиры должны постоянно меняться. Папка со скрипом съезжает со стола и падает на колени Джуёна. Он осторожно прикасается к ней, не сразу решаясь пробежаться по страницам. — Когда вы успели сделать это?.. — Не все из нас семьдесят лет скорбели по Древнему Ли Хёнджэ. Хоть Джуён и принц, он никогда особо не интересовался управлением, потому что большую часть времени тратил на хёна, однако… Как он пропустил такое?.. Папка толстая, и нескольких часов не хватит, чтобы прочитать её полностью. Зацепившись за аккуратный почерк Верховного и корявое написание Её Величества (обычно документы за неё составляет Ким Минджи), Джуён прищуривается.

Правка № 1 Правило имени Древнего Мун Тэиля № 13: Неразумные стригои не признаются вампирами и подлежат умерщвлению. Разумные стригои не допускаются до Кланов и Древних. → Неразумные стригои не признаются вампирами и подлежат умерщвлению. Разумные стригои получают те же права, что и высшие вампиры. Правка № 2 Правило Древнего Ким Донёна № 14: Кормилица отвечает за проживание людей на территориях Кланов. → Люди больше не проживают на территории Кланов.

— В чём смысл жизни, Ли Джуён? — шелестящий голос Юджин отвлекает его. Джуён напрягается, задерживая пальцами уголок сероватой страницы. — Смысл жизни в том, что она заканчивается. Если конца нет, это бессмысленная жизнь. У тебя есть шанс начать сначала и довести своё существование до логичного финала. Едва Юджин договаривает, раздаётся стук в дверь. Под скрип петель Джуён перепуганно захлопывает папку, чуть не роняя на блестящий паркет, и Юджин смотрит на кого-то поверх его головы. — Вы можете войти, Джи Суён. Девушку, нерешительно подходящую ближе, Джуён не узнаёт. Оно и понятно, он вряд ли сможет назвать имена всех соклановцев. Джи Суён одета в обычные джинсы и мешковатое худи, бордовые волосы небрежно собраны на затылке, за спиной потёртый рюкзак. — Здравствуйте, Ваше Величество, Ваше Высочество, — Джуён получает вежливый поклон, в то время как ладонь Юджин целуют. Она скрещивает руки на груди, осматривая Охотника с ног до головы, и с поощрением кивает. — Я, эм, хотела… — Не стесняйтесь, Суён-а. Расскажите. Джи Суён на миг зажмуривается, собираясь с духом, а затем прерывисто выдыхает и расправляет плечи. — Я хочу воспользоваться третьим правилом Древнего Ким Донёна и покинуть Клан. Юджин равнодушно дёргает плечом, поддерживая острый подбородок бледными пальцами, и Джи Суён суетливо копошиться в маленьком кармане рюкзака. Вытащив брошь Охотника из белого золота и шёлковый платок с вышитым «Чхве», Джи Суён передаёт символы Клана обеими руками Юджин, и та опускает ладонь на её подрагивающее плечо. — Успокойтесь. Вы вольны уйти. Я вас не держу. — Извините, Ваше Величество, но я-я больше не хочу этим заниматься. Меня пугают стригои. Они не такие, как раньше. Я устала, я хочу спокойной жизни, — Джи Суён тараторит, целиком заглатывая слова, и Джуён, отложив папку к спинке кресла, поднимается. Это нонсенс. На его памяти никто из Дитё Её Величества ещё не уходил. — Вы спасли меня, конечно, вы спасли меня, Пробудив, но я не могу, я хочу… — Успокойтесь, — строже повторяет Юджин, и Суён подпрыгивает. Проведя пальцами по её дрожащей голове, Юджин отклоняется и выдвигает нижний ярус стола. — Вы уже решили, куда отправитесь? — О, я, я хотела навестить Сон Ёнджэ-щи. Ему наверняка нужна помощь с адаптацией после… наказания. Вы же знаете, где он? — Какая вы молодец, что подумали о Ёнджэ-я. Я напишу адрес. Сначала Юджин с блёклым лицом заполняет бланк чековой книжки, затем вытащенный из-под ноутбука черновик и протягивает их Суён. — Нет-нет, Ваше Величество, это слишком большая сумма, я не могу... — Вы заслужили. Вспомните день, когда я обратила вас. Зацепив пепельно-розовыми ногтями штанины, Юджин начинает опускаться на колени, и Суён, вскрикнув, безуспешно пытается остановить её. Джуён перед ними беззвучно выдыхает, потому что Юджин делает чоль, и он впервые видит его. Юджин ещё никому уважительно не кланялась. Даже Древним, которые всегда требовали этого. — Ваше Величество! Прекратите! — Сегодня наши пути расходятся, Джи Суён-а. От лица Его Величества Ли Хёнджэ и Его Высочества Ли Джуёна примите благодарность и помните, что в любой момент можете вернуться, — поднявшись, Юджин морщится из-за открывшейся раны и выставляет ладонь. Суён намеревается поцеловать её, но Юджин качает головой и ограничивается крепким рукопожатием. — Забирать Приглашение на территорию Древних я не буду. — О! Вы тоже можете рассчитывать на мою помощь, Ваше Величество. — Теперь для вас я просто Чхве Юджин. Юджин улыбается натянуто, хотя старается искренне, и Джи Суён, рассыпавшись в повторных благодарностях, пятится к выходу. Джуён тоже получает глубокий поклон, и, когда дверь захлопывается, направляет на Юджин смятенный взгляд. — Вы так легко отпустили её. — В прошлый четверг нас покинула Ким Доён. Джуён невольно вспоминает давний разговор в коридоре после наказания Сон Ёнджэ, когда Ким Доён спорила с Сону о Её Величестве. Почему Бора не оповестила его, что один из её лучших Охотников ушёл? Наверное, по той же причине, что и Ханён, умолчавший о полукровках Ёнхуне и Чону. Джуёну плевать на происходящее в вампирском мире. Или было плевать. — Как я уже сказала, Джуённи, вампирский мир изменился. Если мы в скором времени не подстроимся, в моём Клане никого не останется, — если Джуён и надеется что-нибудь обнаружить на лице Её Величества, то это бесполезно. Юджин возвращается в офисное кресло и вытягивает ноги. Джуён отходит к спрятанному за плотной шторой мини-холодильнику, чтобы вытащить лёд. — Я не хотела превращать «Чхве» в детский сад, как это сделал Донхёкки с «Ли». Мы не должны были становиться семьёй. Я планировала дать каждому благое дело, безопасность и крышу над головой. Я ошиблась. Если не знать Юджин, как знает Джуён, заметить, что она нуждается в отдыхе, практически невозможно. Для Джуёна это ласковые обращения, переход на фамильярный стиль речи и длинные, растягивающиеся слова. — Чхве Юджин-щи никогда не ошибается. Юджин хмыкает, отводя взгляд, и Джуён аккуратно поднимает её на руки. Юджин не сопротивляется. Следуя молчаливому разрешению, Джуён проскальзывает за чёрный тюль во вторую половину кабинета и бережно усаживает Юджин на бархатную козетку. — Боль дисциплинирует, так я считала. Я воспитывала ею не только тебя, но и остальных, и в конечном итоге потеряла их любовь и уважение, — Юджин не жалуется и не сожалеет. Говорит как есть, потому что нужно сказать, и Джуён подкладывает под заживающую ногу круглую подушку. — Я делала со своими Дитё то, что делал со мной Юта-оппа. — Он насиловал вас, — резко возражает Джуён. Они редко обсуждали это. Возможно, Юджин до сих пор стыдно, хоть стыдиться должна не она. Джуён всё бы отдал, чтобы вернуться в прошлое и не позволить Накамото изничтожить её. — Никто из Древних не останавливал его. — Донхёкки и Минхён-оппа пытались. Ты. Тэён-оппа. Шиён-онни. Донён-щи. Санён. Хёнджэ-оппа, когда был в себе. Вы все пытались. Юджин выпрямляется, и Джуён снимает с неё пиджак. Потом галстук. Приложив к бедру пакет со льдом, Юджин откидывается на сапфировую спинку, а Джуён направляется к двери, предоставляющей переход в спальные покои. Юджин никогда не уходит в спячку. Она доводит себя до состояния полного истощения, и Джуён раздражённо поводит плечами. Её Величество не умрёт. По крайней мере, не раньше его. — Полно вспоминать прошлое, иначе оно станет повелевать нашим настоящим, а настоящее уничтожит будущее, — Джуён возвращается с тазом, и Юджин встречает его с благодарной улыбкой. Ступни Юджин, мозолистые и шрамированные, медленно опускаются в горячую воду. Джуёном управляет что-то другое. Не желая размышлять над словами Её Величества, он находит в ящике туалетного столика деревянную расчёску и снимает с длинных волос Юджин пластиковый крабик. Каштановые пряди под пальцами Джуёна похожи на шёлк. Это напоминает о былых временах. — Ты уверен, что хочешь передать мне обучение Ким Ёнхуна? Джуён безуспешно делает вид, что не услышал. Он молчит, бережно сплетая волосы Её Величества в пышный колосок, и держит взгляд на собственных пальцах. На красных, огрубевших костяшках. На руках, создавших столько боли. В последний раз Джуён видел Ёнхуна в спортивном зале перед тем, как узнал о смерти хёна, а последующие воспоминания померкли. Джуён настолько зациклился на горе, что не прислушивался ни к шуму Очарования, ни к зову Связи. — Ты хоть раз заходил к нему после подъёма на Чирисан? — Нет. — Тогда что ты здесь делаешь? Джуён боится, что вслед за Хёнджэ-хёном потеряет Ёнхуна. Тот никуда не уйдёт, но... должен уйти Джуён. Он должен умереть. У него нет шанса начать всё сначала, что бы ни говорила Её Величество. Дальнейшее существование, как и чувства к Ёнхуну, докажут, что Джуён готов жить без хёна. Он не готов. Ему страшно. Единожды постучав, Джуён толкает носком туфли дверь в покои Ёнхуна и беззвучно застревает на пороге. Кажется, прошли десятилетия с того момента, как они в последний раз разговаривали. Возможно, так и есть. Если живёшь вечно, дни исчисляются десятками. Балкон привычно открыт, персиковый тюль порхает волнами, и комнаты до сих пор не обжиты. Джуён знает, где Ёнхун, однако всё никак не может набраться смелости. Какое-то время Джуён стоит в гостиной, неловко и неподвижно, блуждая взглядом по картинами и мебели, потом поправляет растрепавшуюся укладку и пиджак. Пальцы ощущаются ледяными и плохо слушаются, потому что Джуён волнуется. Едва он тянет за створки шкафа, Ёнхун у боковой стенки испуганно прижимает колени к груди. Он плакал, его глаза красные и припухшие, и Джуён скованно взмахивает ладонью. — Привет. — Доброй ночи, Ваше Высочество. — Зачем ты вечно прячешься? — Этот мир слишком большой для меня одного. Теперь Джуён понимает. Забравшись внутрь, он с трудом умещается в оставшемся пространстве, придавливает локти к бокам, и дверцы автоматически закрываются. Места мало. Джуён не понимает, как сесть, чтобы не задевать Ёнхуна, и неуклюже скрещивает лодыжки. Джуён не смотрит на Ёнхуна. Пряча глаза, словно его в любую секунду отругают, Джуён пялится на отклеивающуюся повязку пластырного типа и прислушивается к собственному дыханию. Он не будет признавать, что рад видеть Ёнхуна. Не будет думать о том, что соскучился. — Ваше Высочество?.. — М? Ёнхун касается его левой ладони кончиком указательного пальца, и Джуён вскидывает голову. Он не протестует, когда Ёнхун берёт его пальцы в свои, мягко проводит по отошедшему краешку повязки и оглаживает выступающие костяшки. Ёнхун изучает его почти прозрачную кожу, обрисовывая подушечками выступившую на запястье вену, и Джуён находит в этом умиротворение. — Я сожалею о вашей утрате. — Спасибо. Прогуляемся? — Сейчас?! — Да. До тренировки успеем. Прежде, чем Ёнхун выбирается из шкафа, Джуён смахивает с его щеки длинную ресницу. Он делает это без задней мысли, привыкший следить за прилежным видом Новорождённых, но Ёнхун с горящим лицом уходит от его ладони и торопливо пролезает между дверцами. — Зайдём ко мне за пальто? — А, насчёт этого, — о чём-то вспомнив, Ёнхун суетливо открывает второй шкаф, почему-то розовеет сильнее и вытаскивает чёрный чехол на вешалке. — Можно я сделаю вам подарок? — Подарок? — глупо переспрашивает Джуён и получает в ответ кивок. Ёнхун расстёгивает молнию до конца, отворачивая к этому моменту уже пунцовое лицо. — У Кан Даниэля-щи были ваши мерки, и я подумал… Мне захотелось отблагодарить вас. Извините, если это слишком. — Ты сшил его… сам? Как костюм? — Угу. Ёнхун протягивает ему бежевое пальто. Оно из кашемира, с коричневыми пуговицами, по внешнему виду ничем не отличается от покупного, и в животе Джуёна теплится благодарность. Пробежавшись пальцами по лацканам, Джуён пересекается взглядом с Ёнхуном, и тот задержавший дыхание, облегчённо выдыхает. — Вам нравится?.. — Да, спасибо, — Джуён широко улыбается, предчувствуя, что неловкость скоро примет осязаемую форму, и снимает пальто с вешалки. Потом надевает его, встряхивает плечами, и Ёнхун с тихим подождите поправляет плотную ткань на пояснице. — У тебя золотые руки. — Нет, вы чего! Ёнхун вылетает из спальни, будто за ним кто-то гонится, и улыбка Джуёна меркнет. Произошедшее после Встречи с Королевой точно что-то изменило, и они должны поговорить, но как Джуён не хочет поднимать эту тему. Даже от воспоминаний тошнит. Сколько боли Джуён успел причинить Ёнхуну? Себе? — Ваше Высочество, я готов! Повесив пустую вешалку обратно в шкаф, Джуён выходит в гостиную, и Ёнхун терпеливо ждёт его у приоткрытой двери, переступая с ноги на ногу. Пальто на нём чёрное, приталенное, волосы собраны у висков невидимками, принадлежащими наверняка Боре или Хэрим, и Джуён теряется. Он с самого начала считал Ёнхуна симпатичным, но чтобы настолько… — Пойдёмте, — Ёнхун с намёком кашляет, и Джуён приходит в себя. В полумраке коридора он выставляет локоть, и бордовые глаза Ёнхуна округляются. — Ваше Высочество?.. — Я джентльмен, — отшучивается Джуён, молясь Богам, что Ёнхун не успел овладеть вампирским зрением. Его лицо пылает, и хочется спросить самого себя, какого чёрта? Джуён не из стеснительных. — Давай. Возьми меня под руку. — Эм, хорошо. В отличие от Ёнхуна, Джуён хорошо видит его розовое лицо и сверкающие глаза, и по какой-то причине ему становится жарко. Это какой-то пугающий жар, обращающий внимание на то, как Джуён и Ёнхун близко друг к другу. — Куда мы идём? — неподдельно интересуется Ёнхун на крыльце. Он прижимается к Джуёну боком, держа за предплечье, и ёжится из-за резкого порыва ветра. — Я хочу тебе кое-что показать. Джуён вспомнил о том месте случайно. Он почти забыл, что оно существует, хотя раньше часто посещал его. Кан Даниэль и Квон-Ли Ынбин наконец-то прибрались, скосили и собрали подсохшую траву, и Джуён проводит Ёнхуна к каменному забору, где виднеется узкая щель. — Я не пролезу, — Ёнхун строит забавную мордашку и пытается затормозить пятками, когда Джуён настойчиво подталкивает его за поясницу. — Я же пролезал. — Пролезали? Это было давно. — Перестань, — Джуён громко смеётся, стараясь не замечать, как смех болезненно умирает на потрескавшихся губах. Эта радость отдаёт чужой смертью и пеплом ханока. — Попробуй пролезть. — Вы первый. — Нет, сначала ты. Я старше. — Так нечестно! — возмущается Ёнхун и присаживается у небольшого отверстия. Джуён садится рядом, повторно подталкивая его. — Подождите, а как я вернусь без Приглашения? — Вы с Её Величеством заключили Договор, помнишь? Территория Древних теперь принимает тебя. Ёнхун щёлкает языком, качая головой, но прекращает спорить и с недовольными причитаниями протискивается боком. Джуён помогает ему, придерживая шерстяные полы пальто, и вскоре классические туфли Ёнхуна исчезают. — Молодец. А я, пожалуй, пойду к воротам и- — Нет! Ещё чего! Высунув руку, Ёнхун хватает Джуёна за бежевый рукав и тянет в зубчатое отверстие. Джуён чуть не падает на железный штырь, успев поддержать себя за край стены. — Йа. Ёнхун-а. — Вам помочь, Ваше Высочество? — Ёнхун притворяется обеспокоенным, склоняясь и приподнимая брови, и Джуён криво усмехается. Он не может встать, потому что его продолжают затягивать на ту сторону. — Без тебя справлюсь. Сбросив тонкие пальцы Ёнхуна, Джуён сгибается и с трудом пролезает сквозь крошащийся камень и торчащий металл. Будь он таким же маленьким, как Чону, проблем бы не возникло. Джуён бьётся головой, выпрямляясь, чертыхается, и свежий воздух вокруг дребезжит звонким смехом Ёнхуна. — Чего? — рыкает Джуён, смахивая в сторону выпавшие прядки. — Ваша причёска пала смертью храбрых. — Ха-ха, Ёнхун. Ха-ха. Ёнхун больше не улыбается, хотя его губы единожды дёргаются, и касается чёрных волос Джуёна. Тот не двигается, неожиданно осознавая оставшееся между ними расстояние. Выглянувшая луна придаёт лицу Ёнхуна потусторонний свет, словно он не ходячий мертвец, а нечто значимое, достойное поэтических слов, и Джуён целиком и полностью очарован. У него нет прав быть целиком и полностью очарованным. Грубо отодвинувшись, он встаёт с влажной травы и ерошит укладку, пока она не портится окончательно. Ёнхун с земли смотрит на него с немым вопросом, и Джуён чувствует это. То, как в груди обжигающее пламя сталкивается с солёной водой. — Её Величество говорила, что мы должны выглядеть опрятно даже когда никто не смотрит, — голос Ёнхуна звучит игриво. Пересекая границу хвойного леса, они оба делают вид, что всё в порядке, и Джуён следит, чтобы Ёнхун не навернулся. — Но не переживайте, я сохраню ваш секрет. — У меня нет секретов. — Секреты есть у всех, — возражает Ёнхун, выставляя указательный палец, и Джуёна так и тянет спросить, что скрывает он. Но Джуён не спрашивает. Вместо этого он понимает, что ходит по кругу, неспособный сделать неизвестный ему выбор. На дворе середина ноября, скоро пойдёт снег, и былая красота осени практически сдалась гнёту наступающей зимы. Джуён вдыхает бодрящий запах хвойного леса полной грудью и прячет онемевшие ладони в карманы. Сейчас неподходящее время для прогулок, но Джуён хочет показать Ёнхуну место, где в прошлом он чувствовал себя безопасно. Вскоре Джуён останавливается на берегу безымянной реки. — Зачем мы здесь?.. Купаться уже поздно, — Ёнхун хмурится, спускаясь к блестящей черноте, а Джуён позади него хмыкает, оглядывая противоположный берег с поваленными деревьями и непроходимой травой. — Это живая вода. Ты не зайдёшь в неё ни при каких условиях. Доказывая озвученное, Джуён выставляет руку, и его пальцы останавливает невидимая преграда. Река будто издевается над ним, напоминая, что Джуён никогда не получит желаемое. — О… А… Ага… — заторможенно отзывается Ёнхун, опускаясь на карточки на потемневшем песке, и Джуён не в состоянии проконтролировать глупую улыбку. — Как ты так сидишь, не отрывая пяток? — Не знаю… А вы не умеете? Джуён старается твёрдо опереться на ступни и сразу же заваливается. Ёнхун смеётся, поддерживая его за локоть, и демонстративно перекатывается с одной ноги на другую. Шумно выдохнув через нос, Джуён сдерживает шипящие ругательства и толкает Ёнхуна в грудь. — Придётся сесть на песок прямо в пальто. — Не-ет, я же так старался. — Что поделать, если ты плохо себя ведёшь. — А сами-то! — Ёнхун оскорблённо фыркает, хотя улыбается от уха до уха, и вскакивает. Джуён задирает голову, молча прослеживая, как он скрывается под тенью ближайшей сосны. — Идите сюда. — Не забывай, что разговариваешь с принцем, — на самом деле Джуёну плевать, даже если Ёнхун опять обратится к нему по имени, но держать лицо необходимо всегда. Ёнхун на это закатывает глаза и снова подзывает его опущенными пальцами. — Уважаемый принц «Чхве», идите сюда. Джуён не сопротивляется, присоединяясь к Ёнхуну на земле, и они соприкасаются плечами. Джуён ждёт, что его опять затошнит, однако ничего плохо не происходит. Он лишь чувствует, насколько Ёнхун тёплый. — Ты, кстати, соврал мне, — говорит Джуён после непродолжительного молчания и скользит взглядом по чернильной в темноте реке и такому же тёмному небу. Яркие звёзды складываются в неизвестные ему созвездия. — Не всё повторяется. Луна точно нет. — Я не думал над этим, — Ёнхун задумчиво щурится и смотрит на кусочек серебристого месяца вслед за Джуёном. — Ведь правда, это та же луна. Она была здесь задолго до моего рождения. — И до моего. — Вы такой взрослый… Если подумать, я по сравнению с вами ребёнок. Джуён качает головой, опираясь поясницей на сухой ствол. Повторяя за Ёнхуном, он прижимает колени к груди и застывает, стремясь не то уменьшиться, не то исчезнуть. — Раньше гуляла теория, что вампиры остаются в том возрасте, в котором умерли. Точнее, их восприятие мира не меняется. Не знаю, как объяснить, — Джуён мрачнеет, бессознательно ковыряя отклеившийся уголок повязки. — Но это всё равно бред. Мы мёртвые. Эта иллюзия человеческой жизни ничего не стоит. Ёнхун молчит, и Джуён ощущает на коже его изучающий взгляд. Джуён же пялится на беспокойную гладь реки и изо всех сил желает окунуться. Возможно, пойти на корм рыбам и раствориться в чужих воспоминаниях. — Сколько лет было вам?.. — Девятнадцать. Или двадцать. Не знаю. Меня убили в ночь перед днём рождения. Когда я Проснулся, время уже перевалило за полночь. — Вы не хотели умирать? — Нет. Когда Ёнхун кладёт на его правую ладонь свою, Джуён вздрагивает. Он не заметил, как оторвал половину повязки и начал сдирать кровавые корочки. Перетянув их ладони к себе на живот, Ёнхун спокойно переплетает немеющие пальцы, и Джуён невольно выпрямляется. — А ты? Хотел умереть? — Ни за что, я только начал жить, — рука у Ёнхуна холодная, как у трупа, и костлявая. — Но… У меня всегда были проблемы со здоровьем. Врач предполагал, что это рак крови. Это кровь вампира, однако Джуён, конечно же, не уточняет. — Я не могу умереть, даже если хочу. Кто-то должен присматривать за Чону. Я был рождён для этого, — горько продолжает Ёнхун, и Джуён сжимает его пальцы. Следовало взять перчатки. — Можно я кое в чём признаюсь? Я никому ещё… не признавался. — Что такое? — Джуён старается, чтобы голос прозвучал мягко. Он не умеет утешать, но в состоянии хотя бы выслушать. — Одна из причин, почему я не одобряю отношения Чону-я и Чон Джэхёна… — Ёнхун затихает. Сморщив покрасневший нос, он хватается за ладонь Джуёна второй. — Чону забудет про меня. Я не буду нужен ему, если Чон Джэхён… эм. — Ты его хён, он не забудет тебя, — Джуён подталкивает Ёнхуна плечом и чувствует лёгкую дрожь. — Замёрз? — Я всегда думал, что вампиры не чувствуют холода. — Ага, разбежался. Освободив правую руку, Джуён обнимает Ёнхуна за талию и немного неуклюже притягивает ближе. Ёнхун сжимается, опираясь плечом на его грудь, но оставляет их переплетённые пальцы на животе. Вдали от особняка легко сделать вид, что всё в порядке. Всё могло быть в порядке, если бы Джуён не был Джуёном. Его привычный мир разрушен. Любил ли Джуён хёна по-настоящему? Или его чувства исходили из одержимости, о которой ему вечно твердили остальные? Почему Джуён никак не может принять смерть хёна? Почему не может отпустить? Почему не позволяет себе начать заново? Не пора ли что-то менять? — Ваше Высочество? — Джуён чувствует на щеке ледяные пальцы, и Ёнхун вытирает скатившуюся к его челюсти слезинку с обеспокоенным выражением лица. — Что с вами? — Ничего, я… Шмыгнув носом, Джуён отворачивается и крепко зажмуривается. Перестань плакать. Ты не вернёшь ни хёна, ни прежнего себя. Прежнего тебя не существует. — Ты не устал бороться? — сипло спрашивает Джуён, успокоившись спустя какое-то время, и раскрывает глаза. Ёнхун уже не держит его за руку. Спрятав пальцы, Ёнхун играется с круглыми пуговицами на пальто Джуёна, словно пытается оттянуть ответ, и Джуён не подгоняет. Он медленно убирает вторую руку, оставляет её между колен и почему-то представляет двух детей, играющих в песочнице. — Устал, — с запозданием произносит Ёнхун, так тихо, что Джуёну приходится использовать вампирский слух. — Но я должен. И вы должны. — Нам не обязательно бороться в одиночку. Они аккуратно танцуют вокруг не затронутой до сих пор темы, и Джуёну хочется многое сказать. Наверное, в первую очередь извиниться. Во вторую — убедить Ёнхуна в том, что он заслуживает заботы и внимания. Ёнхун не замена хёна. Никогда ею не был. Он... И тут Джуён понимает, что на самом деле они с Ёнхуном не сильно отличаются друг от друга. Джуён никогда не жил для себя. Каждый миг, каждая минута его повторной жизни были отданы Хёнджэ-хёну. Ёнхун жил для Чону. На памяти Джуёна единственный раз, когда Ёнхун захотел что-то не для младшего брата, стал подъёмом на дерево. Джуён не соврал, сказав однажды, что видит Ёнхуна. Это действительно так, только Джуён видит не хёна Чону, сына Королевы или необъяснимо сильного Новорождённого. Для него Ёнхун — это обычный Ёнхун. Юный вампир, который рисует уродливые каракули в блокноте, ноет из-за элементарной планки и подавляет злость. Ёнхун прав, они должны бороться. Как минимум за то, что задолжали самим себе давным-давно. — Давай продолжать вместе. Ты заслуживаешь свободы. Оказывается, открывать сердце легко. Гораздо легче, чем бесконечная беготня и обжигающий огонь в груди. Хотя кто сказал, что это должно быть сложно, ведь вот они, лежащие на поверхности ответы на все его вопросы. Кто, если не Джуён, решил, что он обязан страдать до самой смерти? — Свободы?.. О чём вы, Ваше Высочество? В темноте большие глаза Ёнхуна выглядят огромными. Джуён наклоняется, чтобы не упустить мелькающие эмоции его на бледном лице, и сжимает упирающиеся в землю пальцы. — Ты не тень младшего брата, понимаешь? Ёнхун, кажется, не понимает. Он молча смотрит на Джуёна, очевидно сбитый с толку, и Джуён пристально смотрит в ответ. Со словами он обращается плохо, однако это не значит, что нужно поджать хвост и сбежать. Уже набегался, хватит. Он старший вампир, в конце концов. — Тш-ш, — едва нижние веки Ёнхуна блестят от слёз, Джуён придвигается ещё ближе и обхватывает его лицо ладонями. — Не плачь, не надо. — Но я не могу… — Ёнхун всхлипывает, и Джуён проводит большими пальцами по сверкающим линиям на его щеках. Те смывают пыль и осенний мороз. — Я не могу… — Зато я могу. Что мне сделать для тебя? Я могу разобраться, — Джуён переходит на шёпот, потому что происходящее становится слишком хрупким, и ему страшно. — Только скажи, я сделаю. Помогу. Хочешь, я поговорю с Чону? Или с Королевой? Разберусь с тем, что тебя тревожит? Нахмурившись, Ёнхун слизывает с губ солёную влагу, и непонятливый было взгляд становится растерянным. Потом взволнованным. Ёнхун выпрямляется, суетливо бегает глазами по лицу Джуёна, и тот вспоминает все их прошлые разговоры. — Позволь себе хоть иногда быть слабым. В этом нет ничего страшного, как в злости, — Джуён отпускает Ёнхуна, иначе скоро вдавит его грудью в сосну. — И позволь мне взять часть ответственности. Я хочу этого. Я хочу тебя. — А я вас. Джуён сказал это вслух? Он и не заметил. Впрочем, это неважно, потому что Ёнхун дёргает Джуёна за галстук и сухо врезается в его губы своими. Джуён успевает лишь опереться о колючие иголки ладонями, и нелепое подобие поцелуя быстро заканчивается. Джуён не отстраняется, застывая в неудобной позе вслед за Ёнхуном, который прячет взгляд где-то в районе его подпрыгнувшего кадыка. — Я… Извините. — Это был твой первый поцелуй?.. — Д-да. — Сейчас будет второй, — зачем-то предупреждает Джуён и тянется вперёд. Джуён загнал самого себя в ловушку, решив, что недостоин жизни после смерти хёна. Он перекрутил и усложнил то, что по сути было проще простого. Ёнхун нравится ему, его симпатия, по-видимому, взаимна, а Хёнджэ-хён мёртв. Это не предательство, потому что хён никогда не любил его. Джуён вправе делать что хочет, поэтому плавно прижимается к приоткрытым губам Ёнхуна и упирается растопыренными пальцами в шершавую кору поверх его плеча. Джуён зажимает Ёнхуна между собой и деревом, укладывая вторую ладонь на талию, но его не отталкивают. Ёнхун не умеет целоваться, это очевидно, однако кому не плевать? Ёнхун пахнет как морская соль да и на вкус почти как море Гвинеда. Джуён помнит, что поцелуи с хёном часто превращались в грязь, столкновение клыков и обжигающий лёд. С Ёнхуном получается по-другому. Ёнхун мягкий, перепуганный, не знает, что делать с руками, отчего неуклюже держит Джуёна за лицо, и того практически плавит. Его сломанное сердце под рёбрами наивно исцеляется. Именно этого Джуёну и не хватало. Когда без секса, пошлости и извинений. Он и забыл, что существуют чувства без привкуса боли, сожалений и тоски.