يقبرني

Серебряный кулон в форме физалиса едва ли имеет вес, но Чону всё равно чувствует, как он лежит на груди. Это возможность Чону контролировать собственное тело… которой он вряд ли успеет воспользоваться, потому что ледяное дуло пистолета упирается ему прямо в лоб. — Считаешь, я нянькаюсь с тобой, чтобы Джэхён вкусно кушал? — цедит Ынбин с поднятой рукой. Едва Чону зашёл в прихожую, его толкнули в сторону вешалки и почти пришпилили к стене. — Считаешь, ты здесь просто Еда? Моя мама тоже была просто Едой? Чону молчит, отодвигаясь, и пистолет движется за ним. То, что он сказал на втором этаже, не является правдой. Хоть Её Величество и напомнила Чону о его месте на территории Древних, это не значит, что Ынбин, особенно Ынбин смотрит на него как на кусок мяса. — Извини. Я не хотел обидеть тебя. — Ясное дело, — Ынбин неожиданно улыбается, нажимая на спусковой крючок, и из блестящего дула выходят мыльные пузыри. Чону вздрагивает, когда они лопаются о его кожу. — Ты тоже извини. Я не знала, что в детском доме было настолько плохо. — В этом нет ничего такого. Чону качает головой. Ынбин примирительно приобнимает его за локоть и тычется макушкой в шею, благо они одного роста. Сначала дёрнувшись, Чону в конечном итоге позволяет себе расслабиться и окунуться в чужое тепло. — А где Джемин? Ынбин без лишних слов тянет его в арку с левой стороны. Джемин обнаруживается в гостиной на диване, телевизор перед ним знакомо трещит, передавая женские голоса из передачи о домохозяйках Сеула. Когда они встречаются взглядами, Чону прячет кулаки в карманах толстовки Сону и неловко поводит плечами. — Привет. — Ну привет, Ким Чону, — Джемин облокачивается на спинку и прищуривается. Его нога на подлокотнике мерно покачивается; потрёпанный кед то поднимается, то опускается. — Скажу сразу: шантаж это не твоё. Джемин намекает на недавнюю перебранку с Ли Дэхви, и Чону пристыженно кивает. — Извини, что пытался, и за суп тоже. — Принять повторный душ никогда не сложно, — фыркнув, Джемин встряхивает зажатый в ладони телефон и стучит экраном по щеке. — Хви-я до сих пор строчит мне целые сочинения о том, как его бесит «Ли». — Ложный боже, ему давно пора отрезать яйца, — Ынбин в ответ отфыркивается раздражённо и начинает толкать Чону обратно в прихожую. Насмешка на лице Джемина приобретает счастливый оттенок, и он снимает блокировку большим пальцем. — Когда ты с ним разведёшься, ей-богу. Тупой мужлан. — Сначала мы должны поделить имущество! Это долетает до Чону уже на кухне. Он не знает, шутят Ынбин и Джемин или нет, но решает проигнорировать. Чону достаточно влез в чужие дела. Пора позаботиться о своих. Ынбин тем временем тащит его дальше, к лестнице в подвалы, и не останавливается, пока не достигает знакомой светло-зелёной двери. — Где ты был, кстати? — Разговаривал с Его… Величеством? Высочеством, — мигом исправляется Чону, заметив вопросительный взгляд Ынбин, и она принимает ответ с забавной гримасой. — Ну с Джуёном. Мы немного поговорили. А, он ещё покормил меня. — Пиздаляндия, — заключает Ынбин, будто ставит точку, и снимает с груди цепочку с тяжёлым медным ключом. — Тогда похрумкаем вредятиной. Даня-оппа недавно привозил. Я дам тебе попробовать! Очевидный признак хорошего настроения Ынбин — она не кричит и мало ругается. Пропустив Чону, Ынбин включает вкрученные по углам лампочки и снимает армейские ботинки. Чону повторяет за ней, оставаясь на пороге, и любопытно осматривается. В комнате Ынбин он был единожды, когда проснулся после покушения Донхёка. Комната прямоугольная, во всевозможных оттенках зелёного и кажется уютной. То тут, то там валяются скомканные пледы, пушистые подушки и упаковки снэков, на полу — мягкий ковёр. Перед кроватью с изумрудным постельным бельём расположен стол с телевизором и компьютером. В углу, где проход в ванную комнату, — раскрытый шкаф. — Это твой любимый цвет?.. — Нет, мамин, — здесь никакого порядка, но Ынбин не собирается что-то делать с этим. Она гордо выпрямляется, подпирая бока кулаками, и шуршит юбкой-пачкой. Их количество Чону даже не представляет. Ынбин каждый раз надевает новую. — Угадаешь, что мы сейчас будем делать? — Убираться?.. — Ни за что! Беспорядок бесит папу, — Ынбин улыбается шире, демонстрируя вампирские клычки, и Чону автоматически проходится языком по собственным резцам. — И Минхёна. И Куна. И Юкхэя. И Джемина. И Сончана. Короче, почти всех. — Джэхён тоже не убирается, — зачем-то признаётся Чону, и Ынбин закатывает глаза с гримасой, мол, кому ты это рассказываешь? — В детдоме у меня была нуна. Хандон-нуна. Она заставляла меня поддерживать порядок. — Была? Вы потеряли связь после детского дома? — Нет, она… умерла. Ынбин перестаёт улыбаться, бросает тоскливый взгляд на стол, где стоит чья-то фотография в разрисованной рамке (Чону с расстояния не разглядеть), и обнимает себя за плечо. — Наверное, она была суперкрутой, раз любила чистоту. — Конечно, — выдыхает Чону, предвкушая привычный ком в горле, но почему-то не чувствует ничего, кроме светлой тоски. На мгновение он задумывается, понравилось бы нуне в Клане «Ли». — Хандон-нуна была самой суперкрутой. Встрепенувшись, Ынбин вдруг складывает ладони, прижимает кончики пальцев к губам и поднимает глаза к потолку. Чону, сбитый с толку, тоже смотрит на тёмно-серые разводы на бетоне. — Не переживай, Хандон-а, Чону теперь в руках Бини-онни, — звонко хлопнув, Ынбин забирается на кровать и манит Чону к подушкам с рюшами. — Насчёт Джэхёна забей, он тот ещё свинтус. В списке «чистоты» я поставила его на последнее место. — В каком списке? — Чону хмурится, и Ынбин оживляется. Спрыгнув, она семенит к столу, открывает последний ящик и вытаскивает разноцветные карточки, пока Чону окончательно убеждается, что сегодня на него кричать не будут. — Что это?.. — Мои исследования, — смутившись из-за выражения на лице Чону, Ынбин прижимает блестящие картинки к груди и пересаживается на коленях под его бок. — Никому не говори- А что? Они же обсуждают девочек из «Чхве»! Я- я тоже могу! Ынбин оправдывается, однако Чону не находит в этом ничего странного. Хотя это всё-таки слегка странно. Взяв несколько карточек, Чону раскладывает их на тёмно-зелёном одеяле и наклоняется. Ынбин точно провела не один час, разрисовывая, раскрашивая и посыпая блёстками плотный картон. Сложно сосчитать, сколько категорий она придумала, и внимание Чону привлекает последняя. — Почему это Джэхён последний в «Парне/муже»?.. Он должен быть первым. — Не должен! Он безответственный! Юкхэй будет идеальным партнёром, если влюбится. — Ты ни с кем из них не встречаешься, откуда знаешь? — Я смотрю любовные дорамы! — Ну а я встречаюсь с Джэхёном, так что- Ынбин забирается на него, закрывая рот обеими ладонями, и Чону брыкается. Освободиться не получается, потому что они в одной весовой категории, и Ынбин слишком прыткая. Она избегает каждого тычка в рёбра, и вскоре Чону оказывается на спине. Ынбин с видом победителя садится на его живот, одёргивает короткую юбку и демонстрирует выставленный средний палец. Чону в долгу не остаётся. Ынбин повторяет неприличный жест второй ладонью. Чону тоже. — Довыёбываешься — попадёшь в карточки. — А мне насрать. Твоё мнение на мою самооценку не влияет. — Ничё се. Это кто тебя такому научил? — Джэхён. — Тьфу ты. Сплюнув, Ынбин слезает с Чону, а тот задаётся вопросом, почему не только она, но и Джуён против Джэхёна в любовном плане. Отклонившись на пятках, Ынбин со сладким стоном потягивается, задрав руки над головой, и, когда укороченный топ задирается, Чону замечает сверкающий камень в её пупке. — Это пирсинг, — объясняет Ынбин, обнаружив, что Чону задумчиво щурится. — Могу и тебе проколоть. Только у меня мужского нет. — Ничего… А ты умеешь? — Агась. Видел у Ханёна-оппы прокол в ухе? — Чону мотает головой, но Ынбин всё равно горделиво выпячивает грудь. — Я делала. Ну так что, хочешь? — Почему нет? Чону не особо любит свою внешность, поэтому всегда грезил экспериментами, но Ёнхун-хён запрещал. Он и волосы осветлить разрешил лишь после долгих уговоров и почти драк. Сейчас Чону в «Миринэ» и решает сам. — Тогда сначала покрасим и подстрижём тебя. Оглушительно взвизгнув, Ынбин уносится в ванную комнату и, вернувшись на порог, взмахивает как оружием двумя прямоугольными упаковками. Куна до сих пор потряхивает. Он не уверен, что сможет быстро забыть о растерзанных телах внизу, всего в каких-то двух этажах от себя. — Почему только меня? — хрипит Кун, не отказываясь от протянутой ладони, и Чанхи помогает ему устоять ровно. — Вы приближённый вампир Верховного. Или у нас неверные сведения? Сказать, что в компании чужих стригоев некомфортно, было бы преуменьшением. Джи Чанмин продолжает писать, со скрипом сжимая ручку, Чжон Ченлэ с льдистым прищуром — смотреть на полыхающие под ними трупы. Клан «Ли» тоже носит преимущественно чёрное, но на «Ким» этот цвет выглядит траурным. Погребальным. Хотя не только одежда, белёсые, осунувшиеся и с тёмными кругами под глазами лица тоже напоминают о смерти. — Будьте добры подсказать тему разговора, господин Чхве. — О чём болтаете, девочки? Кун оборачивается через плечо и замечает, что остальные успели подняться на крышу. Ханён поддерживает скривившуюся Бору за талию, пока она зажимает кровавое пятно на рубашке в районе бока, Минджи рядом обеспокоенно кусает губы. Джэхён и Сончан переглядываются и почти одновременно мрачнеют. — Госпожа Королева пригласила меня на приватную встречу. — Да. Необходимо кое-что обсудить, — Чанхи расплывается в добродушной улыбке, но его ледяные пальцы вокруг ладони Куна с предупреждением сжимаются. — Пойдёмте, господин Цянь. — Постой. Не ходи, — Кун теряется, когда Джэхён неожиданно обращается к нему на французском. Кун, конечно же, помнит его, но крайне плохо. Он и китайский начал понемногу забывать, ведь больше не живёт ни в Европе, ни в Китае. В Южной Корее эти языки ни к чему. — Здесь что-то не так. — Я не могу отказать, — переживая, что напутал с грамматикой, Кун качает головой. — Почему ты столь категоричен? — Ты слишком добрый. — Ну что, господин Цянь, идём? — улыбка Чанхи становится широкой, чуть ли не сардонической, и по загривку Куну бегут мурашки. Это Чутьё. Кун не понимает, о чём оно предупреждает, ведь Чанхи такой же стригой, как он сам. — Они убили Древнего Ли Хёнджэ, — напоминает Бора стальным тоном, и Кун против воли покачивается, так сильно Чанхи дёргает его за руку. — Отпустите его, господин Чхве. Кун, мы возвращаемся домой. — Но… — Мы не убивали Древнего Ли Хёнджэ. Новый, певучий голос звучит со стороны. Это Королева «Ким», и Кун потерянно приоткрывает рот. Ким Чоён не в чёрном балахоне. Она одета в обычные джинсы, вязаный кардиган и охотничью куртку, что на краткий миг сбивает с толку. Даже длинные волосы собраны в растрёпанную ветром косу, а пустую глазницу прикрывает кожаная повязка. — Отпусти господина Цянь, Чанхи. Мы не так ведём дела. Рассыпавшись в извинениях, Чанхи кланяется, отступает на пару шагов, и Королева неторопливо приближается. Джи Чанмин и Чжон Ченлэ тем временем пригибаются, будто норовят слиться с сухим покрытием крыши. Кун потирает покалывающие пальцы, приветствуя Королеву вежливым поклоном. Ни его ребята, ни «Чхве» не стремятся повторить. — Откуда мысли, что мы посмели тронуть самого Древнего? — Королева ограничивается едва заметным кивком. На её лице искреннее недоумение, и Куну становится совестно. Верховный же уточнял, что это версия «Чхве». — Мы с ним ни разу не видели друг друга. У меня нет причин вредить ему. — Но один… — Джэхён осекается, над чем-то задумываясь. Королева в ожидании складывает перед собой руки и приподнимает тонкую бровь. — Мы приезжали к вам в церковь. — Приезжали, верно. Только он отказался от Встречи. Я не знаю о нём ничего, кроме слухов. Джэхён не выглядит убеждённым. На его лице странное выражение недоверия, которое Куну неподвластно, поэтому он решает пресечь вероятность конфликта на корню. — Подождите меня в машине, — мягко просит Кун, стараясь, чтобы это не прозвучало как приказ. Он в любом случае может повлиять только на Сончана и Джэхёна. Для «Чхве» и их Главы Охотников Кун не указ. — Не переживайте, господин Цянь, разговор не выйдет долгим. С крыши вампиры спускаются по пожарной лестнице. Спружинив на подошвах, Кун подаёт ладонь Королеве, затем — Минджи и помогает Ханёну спустить поранившуюся Бору. Кун чувствует запах вампирской крови, но не понимает, кому она принадлежит. Бегло осмотрев Сончана и Джэхёна, Кун оборачивается, и Королева указывает ему на старую иномарку. — Я хочу кое-что показать вам, господин Цянь, это недалеко, — Королева поправляет кожаную повязку на лице. — Вернитесь в церковь. Её Покорные испаряются, поклонившись на девяносто градусов. Открыв пассажирскую дверь, Королева обходит машину со стороны багажника и забирается на водительское сидение. Кун не спорит, напоследок ободряюще улыбнувшись Боре. Та провожает его встревоженным взглядом. — Куда мы направляемся? — спрашивает он, когда Королева заводит двигатель и трогается с места. — Признаюсь, я немного удивлён. — Почему? «Ли» и «Ким» не враждуют. — Это верно, но… Имеет ли Кун право покидать подопечных и разговаривать с Правящим вампиром чужого Клана? Верховный не давал ему указаний на подобный случай, так отчего у Куна складывается ощущение, что он совершает ошибку? Может, дело в том, что они ничего не знают о Ким Чоён? Королева не соврала, ехать действительно недалеко. Совсем скоро машина останавливается напротив одноэтажного и простого домика с плоской крышей. — Цянь Кун, вы можете войти. Оставив ботинки на снаружи, Кун перешагивает порог и непроизвольно морщит нос. Пахнет чем-то неизвестным, похожим на краску и клей, хотя окна открыты. Прихожей как таковой нет: за дверью сразу начинается гостиная, слева — пятачок кухни, а справа — тёмный коридор с тремя дверями. — За мной, господин Цянь, — Королева манит его к первой двери, отодвигая, и Кун видит небольшую, пустую комнату. Потом его знакомят со второй с заколоченными окнами и последней, где есть ванна и раковина. — Вы знаете, что я приглашала Принца и вашего ведущего Охотника к себе. — Да, я… читал отчёт. — Надеюсь, вы не подумали, что я собиралась поселить там своих детей, — Кун понимает, на что намекает Королева, но не понимает, почему на это намекают ему. — Давайте присядем. Кун и Королева возвращаются в гостиную; светло-голубые стены и вычищенный паркет действуют на него странным образом, успокаивая. Устроившись на правой половине дивана, Кун поворачивается к Королеве, и она поправляет повязку на глазу. — Может, крови? — О, нет, благодарю. Я не голоден. — Я тоже предпочитаю Кормиться лишь по необходимости, — соединив колени, Королева разворачивается вслед за Куном и указывает на скудное убранство. — Мы заключили со старостой Договор: мои стригои не трогают внеклановых, а Чхве Ёнджун помогает мне с ремонтом и обеспечивает денежными средствами. Кун медленно неловко кивает, украдкой поглядывая на непроницаемое лицо Королевы, и вдруг чувствует невинное прикосновение. Её тонкие пальцы прижимаются к запястью Куна, чуть выше края кожаной перчатки. Королева — стригой, поэтому не должна вызывать страха или неуюта, но она женщина, и Кун неосознанно подбирается. — Я немного понаблюдала за вами и заметила, что вы очень мудрый, — ладонь Королевы исчезает, её голос звучит мягко и монотонно. Будто вводит в транс. — Честно, даже не представляю после увиденного сегодня, какое впечатление производят мои Покорные, но спешу заметить, что я не кровожадный монстр. — Я и не думал, госпожа. — Конечно, — Королева улыбается. Застарелые шрамы на почти прозрачном лице скукоживаются, совсем как шрам Сончана у губы. — Кроме того, я не представляю, какое впечатление обо мне у вас могло сложиться из-за Верховного, но уверяю, я никого не шантажирую. Хотя вы не последний стригой в вампирском мире, и сами всё понимаете. Повторное прикосновение, но нельзя сказать, что оно вызывает неприятные эмоции. Как и Верховный, вдали от старших вампиров Королева ведёт себя по-другому. А кто не носит маски? Кому, как не Куну, знать об этом? — Вы хотите, чтобы Ким Чону и его хён жили здесь? — Как быстро вы схватываете, — третье прикосновение, и губы Куна дрогают в неловкой улыбке. На этот раз пальцы задерживаются. — У меня появилась небольшая идея. Насколько я понимаю, Верховный не отдаёт мне Чону-я не просто так. Есть причина, по которой он удерживает моего младшего сына. Королева слегка прищуривается, вглядываясь в лицо Куна, и он старается изобразить недоумение. В Клане «Ли» секретов нет, но только для своих. Вряд ли Верховный обрадуется, если Кун сейчас поведает об истинной причине. Он не забыл, как Королева спрашивала, кого кормил Ким Чону, и кто обратил Ким Ёнхуна. Их Кланы не враждуют, но на что Королева способна? Что она сделает, если узнает, что на оба вопроса один ответ? — Ох, что с вами, господин Цянь? Расслабьтесь, — Королева смеётся, кажется, искренне и добродушно, и Кун выпускает смешок. Будь на его месте Бора, настоящая Глава Охотников… — Я просто подумала, что могу стать воскресной мамой. Вам знакомо данное понятие? Когда Кун мотает головой, Королева скользит кончиками пальцев по тыльной стороне его предплечья и отодвигается. — Это образное выражение, обозначающее родителя, который видит детей только по выходным из-за развода. — Вы передумали совершать сделку? — Нет, почему? Мы просто отложим её, — Королева пожимает плечами. — В будущем я с радостью обменяю своих детей на секрет. В данный момент мне достаточно видеть их по субботам и воскресениям. — Госпожа, я не уверен, что… — Кун затихает, пытаясь подобрать правильные слова. Он в любом случае ничего не решает. — Боюсь, этот вопрос необходимо обсуждать только с Правящими… Я не тот, кто… — Но вы же можете поговорить с Верховным, — возражает Королева и в который раз дотрагивается до предплечья Куна. Теперь он чувствует нечто приятное. Возможно, из-за предыдущих тёплых слов, о которых напоминают прикосновения. — Простите наглость соскучившейся матери. Кун не торопится с ответом, пряча взгляд на коленях. В просьбе Королевы стригоев нет ничего опасного и каверзного. Это вполне можно устроить. С кем-то третьим, кто будет контролировать происходящее и не позволит Королеве обмануть их. Только собирается ли она обманывать? Она же и правда мать мальчиков. — Хорошо, я попробую, — наконец отвечает Кун, и Королева сияет. В её радости Кун не сомневается, она даже хлопает в ладони. — Однако не настраивайтесь раньше времени, пожалуйста. Верховный… довольно своеволен. — Ах, господин Цянь, спасибо! Если хотите — приезжайте ещё раз, но позже, когда ремонт будет закончен. — В этом нет необходимости. Я вам верю. — Жаль, что Правящий вампир «Ли» не вы. С вами гораздо легче общаться. — Благодарю... это всё, что вы хотели мне сказать?.. — Да. Вернёмся в таком случае к вашим подчинённым? Кротко кивнув, Кун поднимается с дивана, вытирает вспотевшие пальцы о кожаную куртку, и его пронзает неожиданным осознанием. — Подождите! Королева, уже покинувшая дом, оборачивается с вопросом на лице, и Кун неопределённо проводит ладонями по воздуху. — Вы сказали, что заключили с внеклановыми вампирами Договор. Так почему продолжаете нападать на них, на остальной пригород? Мы сегодня видели полчище мертвецов. — Хотела бы я... объясниться, господин Цянь, только это не мои стригои, — заторможенно отвечает Королева, затем, о чём-то вспомнив, трясёт головой. — Чанхи и правда передавал, что они что-то видели, а я позабыла… Это точно не мои стригои. У меня нет столько сил, чтобы управлять целыми толпами мертвецов. — Что?.. — потерянно переспрашивает Кун. — Но откуда они?.. Это какая-то аномалия? — Или у них появился хозяин, — с внезапным смешком произносит Королева и тянется к карману охотничьей куртки за телефоном. Возвращение к остальным вампирам проходит, как и первая поездка, в тишине. Кун слишком сбит с толку, чтобы поддерживать светскую беседу, а Королева потеряла к нему всякий интерес. Едва Кун покидает машину и кланяется, она тут же срывается с места. ...Чьи это стригои? Древний Ли Хёнджэ мёртв, Королева не признаёт их своими, так кому они служат? Кого слушаются? — Как всё прошло? Бора замечает Куна первая. Расположившись на сидении рядом с водителем и уперевшись локтем в опущенное окно, Бора подзывает Куна ближе, и он слушается. — Мы просто поговорили, — не стоит мутить воду, не разобравшись. Кун улыбается, несмотря на бушующее в груди беспокойство, и осматривается. — Где ребята? — Минджи-онни и Ханён-а в салоне. Твои шляются где-то, — наклонившись к коленям, Бора хлопает ладонью по серебристый двери, и та отъезжает. Наружу вылезает заинтересованая Минджи. — Онни, ты за руль. Хан, ты рядом. — Хорошо. — Хён! — вопят сзади, и Кун подпрыгивает. Сончан, выглядя донельзя довольным, марширует к минивэну с Джэхёном на буксире. — Чё как?! — Мы просто поговорили, — повторяет Кун, почёсывая короткие волоски у виска. Не быть ему актёром, это точно. — Стой, ты ранен? Джэхён держит правую руку под плащом с таинственным выражением лица, и Кун протягивает ладонь. Сончан отбивает по ней своей. — Нет. — Тогда… что там? — Ничего, — невозмутимо отвечает Джэхён, и это «ничего» под кожаным лацканом жалобно мяукает. — Да блин. Ладно. Там котейка. Маленькая. Малышка. — Возможно, зовут Чемпионка, — дополняет Сончан, и Кун хмурится. Нельзя сказать, что Сончан и Джэхён близки (разница в возрасте как никак), но то, что они говорят по очереди, в точности как Джемин и Джено, является плохим знаком. — Заберём? Помнишь, как Джэхён притащил щенка? — Он ещё до крови прокусил палец Минхёна, — Джэхён хмыкает и прячется за плащом, чтобы что-то проворковать. Не прекращая хмуриться, Кун упирает кулаки в бока. — Было весело. — Минхён потом откусил ему голову. — А вот это уже невесело, — комично выпятив губы, Джэхён отскакивает в сторону, хотя Кун двигался с места. Не будет он вырывать котёнка из рук, что за детское поведение? — Ну пожалуйста, Кунни-хён. Я хочу подарить её Чону. Пусть отвлечётся от смерти Древнего Ли Хёнджэ. — Это же не игрушка, Джэхённи. Это живое существо. Огромная ответственность. — Так пусть учатся, — Сончан фыркает, пробираясь юркими пальцами к груди Джэхёна, и тот угрожающе рычит. Спустя секунду Джэхёна щёлкают по носу. — Что Чону, что этот молодой господин. Нихуя ж не знают, а ещё в любофь до гроба играют. — Я старше Чону. — По умственному развитию? Сомневаюсь. — Иди в жопу. — Ты хули тут выпендриваешься? Я тебе помогаю, долбоёб. — Всё, всё, мальчики, тихо, тихо. У Куна начинает дёргаться глаз. Замахав руками, он отодвигает распалившегося Сончана от Джэхёна и забирает белого котёнка себе. Тот крошечный, весь в грязи и едва умещается в ладони, и сердце Куна на миг трепещет. — Может, и нам Его Высочеству котёнка подарить? — Кун вздрагивает из-за голоса над ухом. Это Ханён, держащийся за дверцу, выглядывает из минивэна. — Кстати, да, как он? — хмуро интересуется Джэхён, забираясь в салон вслед за Борой, и она с охами садится на кресло у окна. — Он не отвечает на мои сообщения. — Ой, он разбил телефон. — Опять играет роль депрессульки? — пихнув Куна под рёбра, Сончан падает на место за Минджи и широко расставляет колени. Куну приходится аккуратно перешагнуть через них. — У него горе, завались, — огрызается Бора, но без запала, и закидывает на бедро Джэхёна ногу. Джэхён её мягко убирает. — Малышка, не сопротивляйся. Тётя устала. — Тётя может расположиться сзади на свободных сидениях. — Тётя хочет расположиться на своей малышке. — Я не твоя малышка, Бора-щи. — Почему? — хнычет Бора, и машину единожды качает. Минджи выезжает со двора, и Кун торопится пристегнуться. Котёнок на его коленях тихо пищит. — Раньше ты была моей. — Я всегда твоя. Но не сегодня. — Я что, зря принесла презервативы? — Моего размера хоть? — А вам нормально такими шутёхами перебрасываться? — внезапно вклинивается Сончан, презрительно кривится, и Джэхён и Бора переглядываются. — Ничё не ёкает, не? — А что должно ёкать? Судорожно выдохнув, Кун прикрывает глаза и чувствует, как виски свербит нарастающей болью. Несколько лет назад, весной, когда воспитатели выпускали воспитанников во внутренний двор, Ёнхун, Хандон и Чону сидели в нескошенной траве у самого забора, и нуна увлечённо рассказывала о заинтересовавшей её разновидности кинематографа. Она вроде называлась «немое кино». В данный момент у Чону складывается ощущение, что он попал в одну из таких сцен. Он глупо моргает, задрав голову, и Джэхён перед ним молча моргает в ответ. — Котёнок?.. — удивлённо уточняет Чону, будто то, что Джэхён держит в руках сероватого котёнка, это плод его воображения. — Девочка, — кивает Джэхён, продолжая разглядывать волосы Чону, и он знает, на что точно пялятся. На кислотно-розовые, похожие на мягкие пёрышки, вкрапления в чёрный. — Тебе идёт… А, и она для тебя. Джэхён перекладывает котёнка в не вовремя подставленные предплечья Чону, и слышится писк. Котёнок склоняется, принюхиваясь к худи Чону, и он беспомощно оборачивается. Ынбин, поднявшаяся с ним из подвала, куда-то испарилась. — Верховный дома? — спрашивает выглянувший из плеча Джэхёна Кун, и Чону потерянно угукает. У него никогда не было домашних животных. Он не имеет ни малейшего понятия, что с ними делать. — Тогда скорее к себе, мальчики, я попрошу у него оставить Чемпионку. — Это не Чемпионка, — Джэхён закатывает глаза. Чону едва дышит, боясь потревожить котёнка, но тот поднимается на лапки и начинает взбираться по рукаву к его плечу. — Чону сам назовёт её. — Я?! — Ну да. Она твоя. Это подарок. — Офигенный причесон, задрыга. Чону подпрыгивает, когда Сончан шлёпает по его пятой точке скрученной курткой и проскальзывает в арку гостиной. Вдохнув как можно больше воздуха, Чону собирается красноречиво ответить, но Кун вновь подгоняет его и Джэхёна, и ему приходится сдаться. В комнате Чону включает ночник и торопливо сажает пикнувшего котёнка на пол у кровати. Джэхён стягивает плащ, оставаясь в футболке и тёмно-синих джинсах, и Чону на автомате пробегает по нему внимательным взглядом. После долгого проживания на территории Древних это вошло в привычку, и к облегчению Чону Джэхён редко возвращается с ранениями. — Я в душ, ладно? — Я погладил твою чистую одежду, — смутившись, Чону с пунцовыми щеками отходит к шкафу и тянет за дверцы. Пока краска схватывалась на волосах, Чону поднялся к себе и немного прибрался. Даже разобрал кучу на стуле и отнёс грязные вещи в душевую. — Это была одноразовая акция, не обольщайся. — И не думал… котёнок? — М? — Чону оборачивается и только тогда понимает, что обращались не к нему. Но уже поздно. Джэхён, перебирающий пальцами пушистую шёрстку настоящего котёнка, ухмыляется, и выражение на его лице не обещает ничего хорошего. — Молчи. — Я планировал сделать тебе комплимент. — Всё равно молчи. — Молчание рядом с тобой — это серьёзное преступление. — Тогда ты государственный преступник. — Ладно, всё, не ворчи. Иди ко мне. Чону закатывает глаза, но не спорит, и, забрав с полок серое худи и спортивные штаны, бредёт обратно. Джэхён не уточнил, что «иди ко мне» значит, поэтому Чону медленно опускается на его бёдра и роняет на пол сложенную одежду. Джэхён перестаёт улыбаться, его ладони интуитивно ложатся на талию Чону. — Ты как? Несколько часов назад Её Величество разбила розовые очки Чону, но сейчас он не хочет верить в услышанное. Плевать, что Джэхён зависим от его крови, Чону всё равно не хочет быть просто Едой. Хотя бы не для Джэхёна. — Нормально, — и Чону не обманывает. Пока Ынбин красила его, он успел многое обдумать и в конечном итоге пришёл к важному осознанию. В смерти Хёнджэ-хёна виноват не один Чону. Хён использовал его неосведомлённость, и Чону об этом никогда не забудет. Не сможет. — Спасибо, что ты рядом. Взявшись за надплечья Джэхёна для поддержки, Чону приподнимается и невесомо целует его в щёку. От Джэхёна почти тошнотворно пахнет кровью, потом и бензином, но Чону привык. Он не успевает сесть, потому что Джэхён внезапно скользит руками по его пояснице и привлекает к своей груди. — Тебе очень идёт новый цвет волос, — шепчет Джэхён, смотря на Чону снизу вверх, и тот испытывает странное дежавю. Непривычно находиться выше кого-то. — Я люблю розовый. — Я помню… поэтому и покрасился. Джэхён безмолвно приподнимает брови, смущённо улыбается, и Чону отводит взгляд на открытую дверь. Благодаря этому он не пропускает, как на пороге с ощутимым порывом ветра появляется Джено. Секунду спустя под тяжёлый топот в комнату влетает Ынбин, и Джено в последний момент хватает её за ворот кроп-топа. — Отпусти, мудила! — Хватит заходить ко мне без Приглашения, засранка, — Джэхён цыкает, и Чону пристыженно сползает с его колен на пол. — На члене я крутила твои Приглашения, тупое мудачьё! — У тебя и члена-то нет, — усмехнувшись, Джэхён встаёт и специально расправляет плечи, чтобы возвыситься над Ынбин, и Чону благоразумно отступает, не желая получить за компанию по голове. Жаль, что Ынбин ведёт себя тихо только наедине. — Чего припёрлись? — Кунни-хён сказал, вы привезли котёнка! — Джено вибрирует радостью, оставаясь у порога, и Чону приветливо улыбается ему. Они давно не разговаривали, и на мгновение Чону становится совестно. Джено же, как Джемин и Ынбин, не считает его безликой Едой. — Покажите! — А где она? Ой. Чону присаживается на корточки, услышав с трудом различимое мяуканье, и котёнок обнаруживается у деревянной коробочки со стилетом. — Вы слишком большие, — появившись из ниоткуда, говорит Джемин и падает на косяк двери напротив Джено. — Сказала она. Джено фыркает, Джэхён тоже смеётся над непонятной шуткой, и Ынбин с замахом пинает его по колену кислотной платформой кроссовка. Когда Джэхён, чертыхнувшись, подпрыгивает на одной ноге, Чону цыкает и забирается под кровать. Котёнок забивается ещё дальше, к стене, сворачивается в грязно-серый клубок, и Ынбин присоединяется к Чону. — Он боится! — догадывается Ынбин, пихая Чону локтями. Чону пихается в ответ и смачно чихает. — Не плюйся! — А ты не дерись! И это она! — Ребят, не надо, оставьте малышку в покое. Возвращайтесь, — неодобрительно зовёт Джемин, и Чону слушается, напоследок толкнув Ынбин в бок. — Интернет говорит, ей нужно время на адаптацию. И, э-э, куча всякого дерьма. Бини, у нас есть миски? — Конечно, ёпта! Для вас как раз покупала! Выбравшись из-под кровати, Ынбин отряхивает собравшуюся складками юбку и тянет Чону за локоть. Оттащив его к окну и поставив спиной к стригой, Ынбин задирает чёрное худи и наклоняется к свежему проколу в пупке. — Будь осторожнее, иначе занесёшь заразу. — Хорошо. — Тебе не хватило одной ручной животинки, Джэхённи? Решил завести вторую? Ынбин дёргается, по ней словно проходит целая волна из дрожи, и Чону оборачивается. У порога, между Джено и Джемином, в расслабленной позе стоит Донхёк, Минхён сзади маячит неразличимой тенью. Едва Донхёк с издёвкой усмехается, в животе Чону начинает что-то бурлить. — Это ты меня «животинкой» назвал? — А кого, если не тебя? — Что? — со смехом выдыхает Чону, и его ноги автоматически двигаются. На половине пути Джэхён перехватывает его за запястье, но Чону легко освобождается. — Не трогай меня. — Чону, не надо. — Что не надо? Защищать себя? Джэхён ничего не говорит, стискивая клыки и отворачивая голову, и Чону продолжает идти. Остановившись у защищающей границы Приглашения, Чону сжимает пальцы в кулаки, и Донхёк с ожиданием приподнимает брови. — Кто-то выпустил клычки. Занятно. — Хватит, — голос Чону дрожит из-за сдерживаемых эмоций. Всё, что он подавлял и скрывал на протяжении долгого времени, норовит прорваться на поверхность. — Хватит помыкать мной. — О как, — Донхёк веселится, скрещивая руки на груди, и Джемин и Джено, обменявшись напряжёнными взглядами, незаметно исчезают в темноте. — Что ещё расскажешь? Теперь Чону трясёт с ног до головы. Надоело. «Миринэ» давно позади, Чону только ступил на новый путь, как его постоянно возвращают обратно. Напоминают о никчёмности и слабости, и знаете, у всего должен быть предел. Её Величество услужливо напомнила Чону о его месте в Кланах, но он не согласен. Чону не мальчик для битья, не игрушка для секса и не тупое мясо для Кормления. — Вы все смотрите на меня свысока. Почему? Потому что я не высший вампир, не стригой и даже, блять, не полукровка? — на последнем слове Донхёк вдруг хмыкает, и голос Чону переходит на ядовитое шипение. — Может, я для вас просто Еда, но я тоже заслуживаю уважения. Если бы не люди, вы бы не прожили и дня. Срываться, как пару часов назад, не хочется, поэтому Чону изо всех сил держит себя в руках. Донхёк переступает с ноги на ногу, выставляя правое бедро, и со скучающим видом пожимает плечами. — Всё сказал? — Я не закончил, — когда Донхёк начинает поворачиваться, Чону дёргает его за рукав толстовки и разворачивает обратно. Донхёк почему-то выглядит довольным. — Не улыбайся, а слушай. — Но ты так весело рассказываешь- — Закрой свой ебучий рот, Ли Донхёк! Чону переходит на крик, и кто-то охает. Для Чону это не имеет значения. На Её Величество он бы не стал повышать голос. На Правящего вампира — тоже. Но Донхёк не Правящий. Он глупый шут и его ровесник. Единственное, что Донхёк подарил Чону, это кухонный нож в шею и страх за Джэхёна. Чону не обязан чтить вампирскую иерархию, так что пусть она катится к Ложному Богу. — Грустно ничего из себя не представлять, да? — притворно обеспокоенно интересуется Донхёк, и это провокация. Чону, успевший наообщаться с Сончаном, не ведётся. — Что поделать, Ким Чону, ты- — Почему вы не можете просто уважать меня? — измученно спрашивает Чону, шмыгая носом. Он неожиданно теряет весь запал, опускает плечи и прячет сопливый нос в сгибе локтя. Встретившись с суровым Минхёном взглядом, Чону переводит его на встревоженного Куна. Потом на помрачневшего Сончана и Юкхэя. Последними остаются Новорождённые и Ынбин. — Я хоть раз что-то просил у вас? Если просил, то извините. Я не пытаюсь быть нахлебником. Я наоборот стараюсь помогать, Бини там с готовкой и уборкой, Куну с чисткой оружия. Я знаю, что я ничтожество. Мне говорили об этом на протяжении одиннадцати лет, повторять не надо. Извините, что я пришёл сюда и ношу вашу одежду, пользуюсь душевой, ем на деньги Клана. Я бы заплатил, но мои деньги сгорели. У меня ничего нет, кроме удостоверения личности. Извините, что Джэхён нарушил правила из-за моего хёна. Ёнхун-хён вряд ли планировал принести «Ли» и «Чхве» столько проблем. Извините, что Королева стригоев оказалась нашей матерью. Этикету Чону обучен плохо, однако всё равно склоняется на девяносто градусов, придерживая живот мелко дрожащими руками, и долго стоит в неудобной позе. В коридоре, как и в комнате, полная тишина. А затем дверь скрипит, и Чону растерянно выпрямляется. — Соррян, Верховный, много дел. Потом договорим. У меня же тут целый зоопарк, сам понимаешь, — Джэхён прислоняется щекой к косяку, закатывая глаза с широкой улыбкой, и громко захлопывает дверь. — Чону-я?.. — Из-звини, я не планировал, — Чону задирает голову к потолку, чтобы предательские слёзы затекли обратно в глазницы, мозг или куда они там должны, и вытирается рукавами. — Я просто устал. — Понимаю, — Джэхён смотрит на него предельно серьёзно, нерешительно держась на расстоянии, но, когда Чону кивает, двигается с места. — Вопишь ты, конечно, улётно. На ультразвуке. — Ну спасибо, — утомлённо усмехается Чону, и Джэхён прикасается к его тёмным волосам. Мягкие пальцы постепенно переходят на розовые «пёрышки». Ладонь Джэхёна вдруг напрягается, он настороженно осматривается. Чону недоумённо хмурится, а спустя секунду из-под кровати вылетает пушистый комок. — Ух ты. Она тоже с шилом в жопе. — Что это за «тоже»? Джэхён ограничивается низким смехом. Чону цыкает, догоняет его у стола и шутливо подталкивает между лопаток. Обернувшись, Джэхён притягивает Чону к себе и оставляет на шраме Разорванного Горлом долгий поцелуй. — Как тебе план: я моюсь, а ты моешь нашего нового друга, потом мы чем-нибудь кормим его, и ты ложишься спать? Или можешь помыть нас обоих. — Нет, ты самостоятельный мальчик. — Но я ранен, — фальшиво хнычет Джэхён, и Чону, собравшийся обнять его за талию, застывает. Пальцы Чону касаются чего-то влажного. Как он не заметил с самого начала?.. — Я пошутил. — А это что?! Чону звучит чуть истерично. Вытащив футболку Джэхёна из джинсов, он щурится и обнаруживает в оранжевом свечении ночника тёмное пятно на слабых линиях пресса. Осторожно дотронувшись до него, Чону задирает к Джэхёну голову, и тот кривится. — Неразумный зацепил. — Ты… Ты… — Я, я мёртв, Чону. Уже заживает, не переживай. Честно, — склонившись, Джэхён чмокает Чону в макушку и мягко выскальзывает из его рук. — Давай, я принесу воду. Как и из объятия Чону, Джэхён выскальзывает из комнаты. Он оставляет дверь открытой, и к облегчению Чону в коридоре никого. С трудом оторвавшись от бездумного разглядывания чёрного порога, Чону садится на колени, и котёнок под столом мяукает. Чону подзывает его сложенными пальцами. — Будем друзьями? Я тебя не обижу. Знаю, как незнакомые места пугают. Джэхён быстро возвращается с чугунными тазами, и, пока он занят в душевой, Чону прямо под столом моет котёнка обычным шампунем. Сначала тот пищит и сопротивляется, царапая ладони Чону, но вскоре затихает. Он либо принял тяжёлую судьбу, либо притомился, и Чону старается поскорее закончить. Замотав котёнка в толстовку Джэхёна и переодевшись в спальное, Чону бережно умещает тёмно-зелёный комок между ног и берёт планшет, предоставленный тем же Джэхёном. Что делать с крошечным котёнком? Интернет, которым Чону пользовался в своей жизни от силы раз пять, предоставляет бесконечное количество веб-сайтов, и Чону настолько увлекается, что не замечает, как сзади него присаживаются. Джэхён обвивает Чону руками, прижимаясь к спине, и тот, не отрывая взгляда от яркого экрана, гладит его пальцы. — Нашёл что полезное? — Ага. Нужно много всего купить для неё, как Джемин и говорил. И к ветеринару отвести. — Сделаем. — Где ты её вообще нашёл? — В грязной коробке у мусорных баков. Кто-то выбросил. Там были и другие… котята. Джэхён не уточняет, почему не забрал остальных, но Чону и так понимает почему. Сколько дней беззащитные котята провели на холоде и без еды? Хотя ничего удивительного. Люди всегда были и будут жестокими. — Бедняжка. — Эта бедняжка всю машину обоссала, Куна чуть инфаркт не трахнул. Хорошо, что не меня. — Ей было страшно! И теперь её зовут Дони, — имя приходит само, едва Чону вспоминает о разговоре на улице. — Это сокращение. От Хандон. — А фамилией будет Чемпионка, — бормочет Джэхён, вжимаясь в загривок Чону лицом, и он ёжится. Чону до сих пор не привык, что Джэхён ужасно тактильный. Раньше ни хён, ни нуна его столько не трогали. Джэхён же будто не может без этого жить. Чону ещё не понял, нравится ему или нет. — Чемпионка Хандон. Представь, как будешь на неё кричать, когда нашкодит. «Чемпионка, я с кем разговариваю?!» Джэхён копирует высокий голос Чону, за что получает по голове, и тут же успокаивается. Его тёплые пальцы продолжают блуждать по талии Чону и вскоре спускаются к бёдрам под короткими шортами. — Я не буду на неё кричать. Ёнхун-хён всегда говорил, что насилием и криками не воспитывают. — Какой твой хён мудрый, — Джэхён со смешком выдыхает прямо в шею. Чону поводит плечами, разгоняя бодрящие мурашки, и переписывает в блокнот несколько полезных фактов о кошках. Приложениям для хранения информации он не доверяет. — Что мне сделать, чтобы понравиться ему? — Зачем тебе нравиться ему? — Я хочу получить его одобрение. — Ты нравишься мне. Этого достаточно, — обернувшись через плечо, Чону целует Джэхёна в край челюсти и прокручивает в пальцах гелевую ручку. — Как думаешь, чем лучше всего покормить Дони? Интернет рекомендует каши. — Пошли что-нибудь сварим. — Ты не умеешь готовить. — Я умею отвлекать. Чону хмыкает. Отложив планшет и блокнот, он убеждается, что Дони удобно устроилась в скомканной толстовке Джэхёна и перестала жалобно мяукать, и слезает с кровати. Джэхён спешит на первый этаж вслед за ним. Поговорить с Верховным о просьбе Королевы Кун так и не решается и следующий день встречает неизбежной тревогой. Сегодня похороны Древнего Ли Хёнджэ. Все вампиры, за исключением Куна, уезжают в пригород, и дом пустеет. Первую половину вечера Кун занимается чисткой оружия вместе с Чону, заменив катаны стилетами, потом от ветеринара (кошачьего доктора?.. Кун не особо понял) возвращается Ынбин. Вторая половина вечера уходит на обустройство уголка для Дони. Точнее, им занимаются Чону и Ынбин. Куну без Приглашения остаётся лишь скучать у порога. — Неудобно, — жалуется Чону в прихожей несколько часов спустя, когда Кун спускается с чердака в классическом костюме. Ынбин бормочет под нос что-то нецензурное, сражаясь с длинной юбкой традиционного ханбока, и Кун спешит помочь. — Как «Чхве» постоянно ходят в этом? — Кверху жопой, — огрызается Ынбин, за что получает осуждающий взгляд. — Ебаные шмотки! Пиздаляндия! Заебало! Кун помогает и Чону, аккуратно и слабо завязывая чёрный галстук, иначе он не сможет дышать, и расправляет шуршащие ткани Ынбин. Убедившись, что дети выглядят достойно, Кун выводит их на мороз, предвещающий скорый снег, и в тонком пиджаке и рубашке сразу чувствует прохладу. Он старается не обращать на это внимания, ускоряя шаг. На втором этаже Дома Девяти Кун был всего раз и то не помнит когда. Бережно толкнув приоткрытые двери, он подгоняет Чону и Ынбин за поясницы и поднимает взгляд на стеклянный, круглый потолок, в котором мерцают отражения свечей. — Здравствуйте, Ваше Величество. — Да... здравствуйте. Оторвавшись от бездумного созерцания ночного неба, Кун опускает глаза и замечает посреди зала Чхве Юджин. Она держит метлу, на её лице равнодушное выражение, а на рукаве пиджака — особая повязка старшего скорбящего. Кун вежливо кланяется, немного дольше, чем следовало, и Юджин внезапно улыбается. — Вы рано. — Верховный приказал помочь вам. — Как великодушно с его стороны. — Оппа! Подхватив неудобную юбку, Ынбин убегает к вытянутым окнам с правой стороны, где у тележки занят статный Кан Даниэль, и Чону неловко топчется на месте. Вновь подтолкнув его за поясницу к полукровкам-вампирам, Кун медленно приближается к Её Величеству. Ему всегда неловко находится рядом с ней, потому что она женщина и они едва знакомы. Многие называют Чхве Юджин «каменной глыбой» из-за вечно апатичного вида, и, хоть Куну и кажется это выражение грубым, он не может не согласиться. — Что я должен делать, Ваше Величество? — Для начала поприветствуйте Древнего Ли Хёнджэ. Чхве Юджин отходит к левой части залы, прихрамывая. Напротив тяжёлых дверей, у дальней стены водрузили нечто, похожее на алтарь. Фотографии, конечно же, нет, вместо неё икона, под которой гроб, благовония и ряды искусственных цветов. Присев на колени, Кун упирается лбом в сложенные ладони и набирает в лёгкие холодного воздуха. — Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего Ли Хёнджэ, прости вся согрешения и даруй ему Царствие Небесное, — кратко шепчет Кун, не решаясь на большее. Древний Ли Хёнджэ не был в ладах с Истинным Богом, это знали все. Выпрямившись, Кун какое-то время сидит молча, держа ладони на бёдрах, и его вдруг отвлекает скрипучий звук. — О, так мы не опоздали! Слишком радостный Донхёк залетает в залу. Минхён за его спиной стискивает клыки, осматривая присутствующих, и Кун застывает. Его парализует не из-за появляющихся следом Королевы стригоев и её Покорных. Нет, совсем не из-за них. — Примите мои соболезнования, Ваше Величество, — когда Чхве Юджин прерывается от подметания пола, Королева склоняется, сложив руки перед собой. Кун, с трудом повелевая отяжелевшими костями, встаёт на ноги и делает маленький шаг. Его взгляд направлен за спины Чжон Ченлэ и Чхве Чанхи. — Надеюсь, вы не против. Если я правильно понимаю, смерть одного из Древних — это великое горе для вампирского мира. — Ваше счастье, что вы не были знакомы, — гулко отвечает Юджин, и даже на высоких каблуках она ниже Королевы. Та мягко сжимает её ладони в ободряющем жесте. — Прекрасный выбор, кстати. Я оценила. — Это была идея Верховного. Правящие вампиры говорят о чём-то ещё, но Кун не слышит. Он не моргая смотрит на Хуан Ренджуна, и на него также смотрят в ответ. Чёрные глаза Ренджуна прищурены, он играет желваками, и Куна по неизвестной причине потряхивает. В руках Ренджун держит упомянутый Юджин букет из вербены и диких роз. — Глава Охотников, будь добр, проводи господина Хуана к гробу. Нельзя прощаться с Древним Ли Хёнджэ без его любимых цветочков, верно? Голос Верховного вместе со смехом Королевы и Её Величества звучит слабым эхом. Кун заторможенно кивает, указывая Ренджуну за спину, и тот с вызовом вскидывает подбородок. — Вы не забыли? — с ухмылкой спрашивает он на китайском и делает большой шаг. Старшие вампиры и Клан «Ким» отходят к полукровкам и Чону, и Кун подозрительно осматривается. Что-то смущает его. — Господин Цянь, вы кое-что обещали. — Боюсь, господин Хуан, я позабыл, — Кун старается держаться на расстоянии. Во-первых, Ренджун вблизи слишком горячий, а во-вторых, его в буквальном смысле отталкивают дикие розы. — Вы хотели доказать, что не все вампиры жестокие, — голос Ренджуна глухой, несмотря на дразнящую улыбку. — Так докажите. — Ох, господин Хуан. — Не вздыхайте, господин Цянь. Доказывайте. Когда они подходят к «алтарю», Ренджун небрежно бросает букет на гроб и настороженно щурится, очевидно о чём-то раздумывая. Предельно внимательно осмотрев каждого вампира, а потом — стены, Ренджун переводит всё тот же тяжёлый взгляд на Куна. Кун застывает, точно испуганный зверь. — Не заряжен, — выпаливает он, заметив взгляд на своих бёдрах, где закреплена кобура с пистолетом, и Ренджун выгибает правую бровь. — Вы разве не нарушаете заповеди буддизма? — Мой Бог давно мёртв, — пожав плечами, Ренджун запрыгивает на блестящий под свечами гроб, несколько раз бьёт по нему каблуком, и Кун несдержанно ахает, пряча открытый рот за ладонью. — Его убили такие, как вы. — Что вы- что вы себе позволяете?! Кун оглядывается через плечо, но Правящие и старшие в их сторону не смотрят. Если кто и слышит разговор, то вряд ли понимает, ибо они разговаривают на китайском. Только Минхён, маяча за спиной Верховного, отправляет Куну многозначащий взгляд. Это то, о чём Кун думает?.. — Слезайте немедленно, господин Хуан. — Зачем? — Это почти что богохульство! Наступив на букет, Ренджун разворачивает его, передвигая к краю, чтобы оградиться от Куна, и наклоняется. Его руки складываются за спиной, на кровоточащих губах появляется странная улыбка, и Кун слышит, как Чутьё умоляет его попробовать живую кровь. Впиться клыками в цветную татуировку на шее и- — Мне жить осталось часа три, чей-то гроб волнует меня в последнюю очередь, — со смешком произносит Ренджун и поворачивает голову. Он смотрит на Чону, и Куну становится не до проснувшегося Чутья. — Вы правда поверили, что они приехали проявить сочувствие?