Им не спастись

      Друзья, наконец появившиеся на горизонте тремя темными пятнами, вселяют силы напополам с еще большим страхом. А если Ларри сейчас сам ведет зомби прямиком к ним? Если он станет причиной их смерти, потому что едва не за ручку привел эту самую смерть? Оглядывается. Но не успевает найти глазами силуэт твари и возвращается к бегу. Ноги начинают неметь, будто становясь не родными, чужими, неуправляемыми. Шаги тяжелеют, топот ног ударяет по ушам вместе с тревогой, что его легко могу услышать. Слишком громко, Джонсон. Ощущение, что веревка Трэвиса, покоящаяся в ладони, нагревается, едва не обжигает кожу. Ларри крепче сжимает ее, думая, что потом обязательно отдаст ее владельцу, как только они доберутся до места назначения. –Я видел зомби, – выдыхает сбито, изо всех сил пытаясь поскорее отдышаться, времени у них нет. –Чего? – все останавливаются, словно не разобрали, что только что услышали. –Зомби. Возле спуска, – повторяет. –Хуй знает, но, возможно, он где-то рядом. Лучше нам съебаться быстрее, чем нас заметят. Ты, – Ларри обращается к Нилу, хоть его взгляд устремлен исключительно на Соду, –беги вперед, мы сами догоним, предупреди остальных.       Нил кивает, но теряет еще несколько мгновений, мешкается, явно не желая оставлять друзей одних позади, но Сода за спиной является сильным стимулом плюнуть на это и просто довериться Ларри. Он срывается с места, желая удачи. –Давайте.       Двинуться дальше на этот раз оказывается куда сложнее. Они втроем, что Трэвис, что Ларри, что сам Филипп выбились из сил, бледное лицо последнего вообще не сулит ничего хорошего. Но они стараются идти еще быстрее.       Они смогут убежать от смерти, даже если та будет дышать им в спины.       Холод впивается иголками во все открытые части тела, пробирается под одежду, щекочет спину, словно пробегается по костям и веревками окутывает тело. Руки краснеют и немеют, кажется, кончики пальцев вовсе не чувствуются, только изредка покалывают. –Ваши ставки, за сколько заживет нога? – шипит Филипп. Для него каждый новый шаг понемногу начинает приравниваться пытке. Боль, до того ощущаемая не столь сильно, сейчас дает о себе знать все громче и навязчивее. Это если верить самому Филиппу. Так-то присутствует четкая уверенность, что боль была таковой с самых первых секунд, просто сейчас терпеть все сложнее. –Дай Бог просто заживет, – цедит Трэвис, поворачивая голову назад, снова и снова проверяя, не бежит ли за ними этот чертов зомби. А может и целая толпа, кто вообще знает, сколько обитает мразей в этом чертовом лесу.       Тёмное небо смотрит надменно, оно давит и сжимает внутренности, присоединяясь к воплям тревог. Но оно не предостерегает, нет, оно смеётся. Высокомерно, мстительно. Ларри старается не смотреть наверх, и правда чувствуя, как его прижимают к земле, не желая оставлять от него даже лужицу.       Он успевает проклясть и местность, и себя, и судьбу за все происходящее, успевает несколько раз поблагодарить Всевышнего за еще сохраненные жизни близких. Все это начинает порядком раздражать, если бы не сковывающий страх, Ларри бы кипел от злости ко всему существующему. Но вместо этого он просто идёт вперёд, устремляя взгляд на спины друзей, которые все уменьшаются и уменьшаются. И это радует – значит, они все дальше от того зомби, будь он неладен.       Они не знают, сколько уже идут, каждое действие – машинальное, они даже не думают. Только иногда отвлекаются на боль, холод и возможную тварь сзади. –Блять, ребят, у нас проблемы, – голос Филиппа, хриплый, срывающийся на последнем слове, одним резким движением вырывает в реальность меж деревьев и проходящего мимо волнения.       Ларри оглядывается, но не находит сил сказать и слова. Тело парализует и окутывает ледяным страхом, он на секунду останавливается, моргает, искренне надеясь, что это все дурацкие видения и глюки. Но силуэт не исчезает, наоборот, приближается. Совсем недалеко зомби. Зомби, который, видимо, прекрасно знает про них, ведь несется со всех ног. Пара минут, и можно будет прощаться с жизнью, если они прям сейчас не сорвутся с места. А нож у Эшли. У них даже оружия нет.       Господи, спаси и сохрани. –Бегом.       К горлу подкатывает тошнота вперемешку со смехом. Нервным, переходящим в надрывный плач. Они неудачники, над ними смеётся не только небо, они – причина хохота всего мира, пешки, с которыми можно поиграть, повеселиться и ничего не потерять, даже если те умрут. Ларри ненавидит жизнь так сильно, что, кажется, клянётся, что обязательно доберётся живым до самого конца этого кошмара. Он прорвется и поможет прорваться другим. Но сейчас просто хочется верить, что у кого-нибудь в голове созревает план, потому что в голове у Ларри пульсирует только одно огромное, алое «блять». В ушах звенит, ветер задувает все оставшиеся звуки, ноги вообще перестают казаться своими.       А ведь единственная мечта – простая жизнь, главное право, самое важное, что может быть у человека. Какого чёрта происходит, если приходится бороться за это? –Бессмысленно, – шепчет Филипп, озвучивая общую мысль, – мы не сможем. –Молчи.       Ларри с Трэвисом едва не отрывают Филиппа от земли, изо всех сил стараясь убежать, даже если для этого придётся нести друга на руках. Время не замедляется, как во всех красивых фильмах, нет, оно ускоряется в несколько раз, подгоняя смерть все ближе. –Никогда не любил такие сцены в кино, – продолжает несмотря на просьбу молчать. –Клише отстойное.       Ларри прекрасно понимает, что имеет в виду Филипп, но всеми правдами и неправдами пытается отрицать свою догадку. Это бред. Это неправильно. –Бегите сами, без меня,– сердце падает вниз и разлетается на кусочки. –Мы иначе тут втроём сдохнем. –Заткнись немедленно, – прикрикивает Трэвис, пытаясь оценить, насколько зомби близко. –Не играй в героя.       У них чертовски мало времени, они при всем своей желании не убегут. И даже не отобьются. Все это понимают, но даже не собираются признавать. Они как-нибудь смогут, даже если это невозможно. –Трэвис, пожалуйста, – Филипп замолкает и вздыхает на несколько долгих секунд, –ты можешь выжить, я – нет, – на этих словах Трэвис скулит и мычит невнятное «захлопнись». –Ты жить должен, – он не даёт себя перебить. –Давайте, у вас есть от силы полминуты. Я отвлеку.       Ларри впервые слышит страх в голосе Филиппа, он слышит, прекрасно видит, понимает, и это пугает больше всего остального. Филипп – это смех и улыбка, это поддержка и бесконечный позитив, но сейчас вместо этого рядом хромает маленький, потерявший всякую надежду, мальчик. Филипп не плакал, но сейчас по щекам текут слезы, Ларри хватает мгновения, чтобы рассмотреть их и самому провалиться в бездну отчаяния. Паника подкрадывается со спины и укрывает своим одеялом. –Прекрати, блять, и ещё раз себя послушай, – шипит Трэвис, прерываясь на тяжёлые вдохи – сил мало. –Слезы утри и беги.       Откуда у них есть силы на разговор – одному Богу известно. –Оглянись и попробуй услышать меня, – дрожащим голосом отвечает Филипп.       Ларри тоже оборачивается и тут же жалеет, что сделал это. Да пусть будут прокляты эти ебаные зомби. Страх за свою жизнь вдруг напрочь исчезает, замещаясь осознанием, что прямо здесь, в этом чертовом лесу, погибнуть может не только он сам, но и Трэвис, и Филипп. Три жертвы. Как без них обойдутся остальные? Обойдутся обязательно, по-другому и быть не может. А переживёт ли Сода? –В героя играешь только ты, мы говорили про это.       Ларри сглатывает и останавливается одновременно с Филиппом. Трэвис по инерции делает ещё несколько шагов, чуть не улетает в подмерзшую лужу, но успевает поймать равновесие. Его глаза – пустые, наполненные чистым ужасом и непониманием, кажется, убивают всю оставшуюся веру в лучшее. Его немое «какого чёрта?» все равно оглушает. Потому что Ларри не знает почему, но он точно знает, что делать нужно именно так. И пусть даже не хочет и думает, что проще умереть самому, чем оставлять умирать другого. Но он не даст Трэвису сдохнуть, если есть шанс избежать такого исхода. –Обещай, что выживешь и пошлешь нахуй весь этот несправедливый мир, – натянуто улыбается Филипп, почти спокойно наблюдая, как зомби несётся прямо на него.       Трэвис мотает головой, мёртвой хваткой вцепившись в руку друга. Он пытается потянуть за неё, поднять с сырой земли, попытаться убежать, но тот не даёт. –Так что там с царём? – Филипп переводит взгляд на Ларри, но встречаясь с абсолютно непонимающими глазами, добавляет. –С косоглазым?       Этот глупый анекдот, который так и не дождался своего продолжение. Самое время. –Разорвался. Он разорвался.       Филипп заливается смехом. Почти искренним и светлым, совершенно не хочется думать, что, видимо, последним. Улыбка возвращается на своё законное место, на миг разрешая забыться и поверить, что все хорошо. Только доносящиеся рычания зомби приводят в себя. Он настолько близко, что при желании можно легко разобрать черты лица, одежду, трещины на коже. Но заместо этого Ларри шепчет тихое: –Спасибо..., – он хочет сказать слишком многое, но слов совершенно не находится. Да и есть ли на это даже лишняя секунда? –Ариведерчи, – Филипп подмигивает, –и удачи. Не утоните.       Ларри кивает, хватает Трэвиса за кисть руки и срывается с места. Он слышит, как тот что-то кричит, даже пытается вырваться, но не останавливается и не отказывается бежать, вскоре ещё крепче сжимая чужую ладонь.       Страшные рычания, шипения и совершенно неизвестные звуки за спиной означают лишь одно, потому Ларри не оборачивается, он не хочет видеть этого, хоть перед глазами все равно всплывает жуткая картинка. Щеки обжигают слезы.       Это он виноват.       Они бегут все дальше, пару раз со всего размаху падая на землю, проезжаясь по грязи и лужам, но не размыкая рук. Будто они могут потерять друг друга. Будто на этом закончится жизнь. Если она ещё не закончилась, Ларри думает, что в нём не осталось даже частички чего-то живого. Но он все ещё чувствует страх и что-то непостижимо тёплое, только это даёт уверенности, что он не холодный и окоченевший труп.       Вдали Ларри видит несколько размытых пятен – друзей. Почему те остановились? Неизвестно, сколько понадобилось времени, чтобы добежать до них, на это плевать с высокой башни. Но кроме давно знакомых лиц замечается ещё одно. Рассмотреть не удаётся – пелена слез не позволяет, к тому же человек тут же отворачивается и заворачивает на другую тропинку. За ним тут же направляются остальные, Ларри даже не хочет спрашивать, кто это. –Дядя Ларри! – Сода радостно пищит, тут же заходясь сухим кашлем. –А где дядя Филипп? – спрашивает заторможенно, пытаясь увидеть где-то сзади ещё одну фигуру.       Вопрос остаётся без ответа.       Начинается дождь. Это первая мысль, которая мелькает в голове, когда на лицо падают первые несколько холодных капель. Только через время приходит понимание. Это отнюдь не дождь. Ларри вытягивает руку перед собой, ловя капли и приглядываясь, после поднимая голову вверх.       Первый снег.       Это чертов первый снег. Природа громко насмехается над ними. Или наоборот молча скорбит, показывая свои эмоции так, как только может. Ларри не знает и не понимает, ему безразлично. Небольшие белые хлопья танцуют вокруг, подхваченные завывающим ветром. Падают на лицо, одежду, землю. Падают и совсем скоро тают. Сода могла бы сейчас радоваться и улыбаться, она давно ждала снега и зиму. Но она молчит, поддерживая невыносимое молчание остальных, опустив голову, лишь изредка шмыгая носом. А могла бы смеяться. И Филипп мог бы смеяться вместе с ней.       Это все так глупо. И так неправильно.