Им не спастись

      Молчание всегда рассказывает больше. Больше, чем хотелось бы. Больше, чем надо. Молчание красноречивее всех слов, даже если те подбирались часами напролёт. Ларри ненавидит тишину. Ведь она всем видом показывает, что выхода нет и не будет. Она – сама беспомощность. Слишком больно размеренно шагать и уходить все дальше от человека, который с час назад задорно смеялся, а сейчас безжизненно лежит на сырой земле. Уходить молча, без объяснений и оправданий. Будто им плевать хотелось на жизни близких. Представлять, как на окоченевшее тело сейчас беззаботно падает первый снег, невыносимо. Ларри рвано выдыхает и вновь предпринимает попытку утереть слезы. Он глядит под ноги, мельком думает, насколько сильно устал, и прикрывает глаза.       Каждый чертов час задаваться вопросом, за что этот кошмар свалился на плечи, уже почти привычно и оттого все более глупо. Никто не в силах дать ответ.       Мысль, что они идут в абсолютно не известном направлении, ударяет по голове чем-то явно потяжелее кулака. Ларри поднимает голову, быстро оглядывая друзей и задерживаясь на спине незнакомца. Кто это? Человек не внушает никакого доверия. Слишком широкие плечи, слишком болезненный кашель, слишком быстрая ходьба. Слишком. Человек оборачивается, видимо ощущая недобрый и пристальный взгляд сзади, и Ларри, наконец, получает возможность рассмотреть лицо. Морщинистое и уставшее. Через секунду старик возвращает голову в прежнее положение. –Мы идем ко мне домой, – оповещает, отвечая на немой вопрос. Голос его хриплый, низкий, но светлый. –Я лесник, Фредом звать. –Лесник? – переспрашивает Ларри, словно не разобрал чужих слов. Он думал, что в этом лесу уже давным-давно никого живого нет, кроме зомби, если их можно причислять к живым существам. –Вы были наслышаны о моем покойном деде, – уверенно утверждает Фред и сворачивает влево. –Дух охранника кладбища, ну, – подсказывает, когда видит, что никто не понимает, о ком он говорит, –столько слухов и легенд ходило.       Ларри хмыкает – не то слово. Байка о человеке, что ходит и убивает заблудившихся людей, до сих пор пугает. И, наверное, должно напрягать, что он сейчас идёт по пятам за потомком главного героя этих страшилок, но сил тревожиться не осталось. Ларри доверяет Тодду, который наверняка все разузнал и обдумал. –А я знаю эту легенду, – говорит Сода и заходится очередным приступом кашля. –Человек помогал людям, которые потерялись. Он их отводил до дома.       Повисает молчание. –Так точно, – по-доброму улыбается Фред, помешкавшись пару секунд. Так байку явно ещё никто и никогда не трактовал, –откуда узнала? –Мне дядя Ларри рассказал! – Сода показывает на него пальцем. –На Хэл-ло-ло-ин, – по слогам проговаривает она, но все равно запинается и ошибается. Фред коротко смеётся, вновь поворачивается к Ларри, оценивающим взглядом осматривает с ног до головы и одобряюще кивает. –А дядя Трэвис так и не рассказал, – добавляет тихо Сода и замолкает, поджимая губы.       Трэвис, кажется, вовсе не слышит. Он вжимает голову в плечи и просто делает шаг за шагом, вообще не интересуясь, что происходит вокруг. Ему плевать. Все потеряло смысл и вряд ли обретёт. Когда Сода произносит его имя, он вздрагивает, но больше никак не реагирует, только ускоряет и без того быстрый темп ходьбы. Ларри мельком замечает капающие слезы, которые тот незаметно утирает рукавом куртки. Ему точно не до глупых слухов.        Трэвиса сейчас хочется просто взять за ледяные руки, согреть и обнять. Забрать его воспоминания и боль, нести его страдания на своих плечах, не отдавая ни капли. Ларри протягивает свою ладонь, но тут же сжимает её в кулак и прячет в кармане. Наверное, не стоит его сейчас трогать. –А зовут тебя как? – Фред продолжает диалог, пытаясь разговорить ребёнка. –Сода. –Красивое у тебя имя, как у принцессы, – самое банальное сравнение, которое вообще можно вообразить, но Сода натягивает уголки губ и смущённо опускает на миг загоревшиеся глаза. –У принцессы есть рыцарь, – тянет, неуверенно наклоняя голову на бок, –а еще они беспомощные, – добавляет беззаботно. –С чего это вдруг?       Кажется, Фреду всерьёз интересен разговор с маленькой девочкой. Они обязательно подружатся, хотя уже сделали это. Очередной весёлый дуэт из весьма обаятельных личностей. Фред чем-то напоминает Филиппа. –Им же рыцари всегда помогают. Они сами не могут справится, из башни там выбраться или от дракона убежать, – с важным видом, будто говорит самые умные вещи, поясняет она. Ларри думает, что при с такими критериями он тянет только на самую беспомощную принцессу из всех возможных. –Я бы хотела быть рыцарем. Они смелые и всех спасают. Дядя Ларри, вот, рыцарь.       Как же она ошибается, путает противоположное и глубоко заблуждается. Ларри – беззащитная и глупая принцесса, на миг возомнившая себя спасителем всего мира. –Где дядя Филипп? – повторяет свой вопрос Сода, дергая рукав куртки идущего рядом Трэвиса. Её глаза искрятся надеждой, что прямо сейчас рядом появится её дорогой друг, что он засмеётся и скажет, что все хорошо. Она и так знает, но все равно спрашивает, намереваясь получить чёткий ответ.       Отвратительный выбор человека, которому можно было задать этот вопрос.       Трэвис застывает на месте, словно застывая со всем остальным миром. Даже вой ветра вдруг затихает и прислушивается и наступившей гробовой тишине. Ларри замирает, со страхом переводя взгляд с Соды на Трэвиса и обратно. Даже непонятно, за кого он переживает сильнее. Оба убитые горем. –Он и есть рыцарь. Самый настоящий. Он спас нас, как и должны поступать рыцари.       Видеть, как с каждым днем глаза становятся все тусклее и тусклее, невыносимо. ***       Небольшой домик лесника, наконец, появляется где-то вдали, мелькая меж деревьев. Совсем рядом – кладбище с десятками старых и кривых могильных плит. На них уже почти невозможно разобрать имена и даты. Со временем разрушается и стирается абсолютно все: от воспоминаний до надписи на могиле. Ларри сразу же отворачивается от этого жуткого зрелища, искренне желая отвернуться от страхов и мыслей, который вдруг накрыли одной огромной и неконтролируемой волной. Здесь похоронены люди. Бесчисленное количество мёртвых и уже сгнивших тел. Младенцы, пожилые, совсем молодые юноши и девушки. Каждый что-то значил, каждого любили, у каждого были друзья и семья. Но сейчас они лежат тут. Лежат уже много десятков лет. Точно так же где-то может лежать мама, Мэйпл и остальные ни в чем неповинные люди. –Идём, – Сал легонько хлопает по плечу, –мы справимся, – тихий и дрожащий голос вообще не обнадёживает, но Ларри кивает.       В доме тепло. Единственный относительно радостный факт за последние недели. Фред быстро показывает три комнаты, в двух из которых можно будет разместиться. В тесноте и в тепле, уж точно не в обиде. Ларри бросает тихое «спасибо» и думает, что потом обязательно поблагодарит нормально, но для начала найдёт Трэвиса. Тот словно испарился за считанные секунды, стоило только отвлечься на кашляющую Соду. Но отчего-то Ларри точно знает, где сможет его найти, потому молча выбегает из дома, направляясь к кладбищу. Десятки могильных плит заставляют покрыться мурашками.       Это кладбище точно оправдывает все слухи, легенды и байки.       Трэвис и впрямь здесь, сидит на холодной земле, покрытой тонким-тонким слоем снега, прислонившись спиной к гниющим доскам – стенке заброшенной будки сторожа. Совершенно невидящий взгляд устремлён на руки, красные и замёрзшие, покрытые совсем свежими царапинами, белыми полосами покрывающие всю поверхность тыльных сторон ладоней. –Зачем? – шепчет он, поднимая красные и опухшие глаза. Потерянные, беспомощные и лишившиеся всякой надежды.       Не нужны никакие уточнения. Он точно знает, что его понимают. Но Ларри честно понятия не имеет, почему так поступил. Почему остановился, послушав Филиппа. Почему не продолжил бег. Наверняка был бы шанс спастись.       Смерть только на его совести. –Заткнись, – просит Трэвис, стоит только Ларри открыть рот, не то для оправданий, не то для извинений, –и уйди, просто уйди.       Он всхлипывает, утирает новые дорожки слез и роняет лицо в ладони. Старается скрыться и спрятаться. Ему нужен кто-угодно, но только не ты, Джонсон, почему ты не понимаешь? Горло царапает и застревает банальное «все будет хорошо», и Ларри молча садится рядом, игнорируя просьбу уйти. Хуже уже просто не будет. Он аккуратно протягивает свою ладонь, замирает, но все-таки накрывает чужую. Ледяная. Как у мертвеца. Трэвис вздрагивает и тут же одергивает руку, отстраняясь. –Вали к черту, Джонсон, – повторяет громче и отодвигается. –Стой, я..., – Ларри не может найти подходящих слов. Все предположения кажутся до безумия глупыми и неуместными, но он обязан сказать хоть что-то. Это необходимо обоим. –Что? Ответь мне, что? – Трэвис встаёт на дрожащие ноги, смотрит свысока и нервно хмыкает, когда не получает ответа. –Мы убили его, – шепчет. –Своими руками убили! Чего ты ещё хочешь?! – он срывается на крик, в очередной раз всхлипывает и со злостью замахивается кулаком.       Ларри жмуриться, когда раздаётся громкий удар и треск. Трэвис ударяет по стене и вновь сползает на землю, обнимая собственные колени. Белые снежинки кружатся и одна за одной падают на блондинистые волосы, поблескивая. Смеются или ревут – непонятно.       Отчаяние. Тягучее и тёмное, из которого не выбраться, от которого не убежать. «Мы убили его», – продолжает греметь в гробовой тишине. Нет, ошибка, неправда, не «мы», а только и только Ларри. –Дядя Трэвис, – раздаётся тихий и дрожащий детский голос откуда-то издалека.       Ларри резко поворачивает голову и видит Соду, со всех сил бегущую к ним из дома. Он быстро утирает слезы и уже готовится поругать ребёнка за растегнутую куртку, но не может вымолвить и слова, когда разглядывает вещицу в маленьких ладошках.       Это убивает окончательно. –Возьми, – просит Сода и протягивает Трэвису гадалку, которую ещё в самый первый день их знакомства сделал Филипп. Так давно, что кажется в другой жизни, а не какой-то месяц назад.       Трэвис дрожащей рукой забирает поделку друга, из-за которой совсем недавно смеялся и говорил, что Филипп никак не может вырасти из детства. А ведь он давно вырос. Он лучше всех вместе взятых понимал эту жизнь, потому и пытался оставаться ребенком хотя бы внешне. Так было проще всем.       Взгляд троих падает на лежащую на земле старую и ржавую лопату. ***       Верить своим глазам совершенно не хочется. Копающий ямку Трэвис, стоящие рядом друзья, Эшли, тихо плачущая в плечо Сала, Сода на руках Фреда – все это слишком неправильно и глупо. Ларри опускает в свежую неглубокую ямку гадалку – последнее, что осталось от Филиппа.       Тишина.       Звук падающей земли, мнущейся под ней бумаги и редкие всхлипы бросают тело в дрожь. Возможно, стоило бы что-нибудь сказать, поблагодарить, отправить в последний путь, но все отчего-то молчат. Это лучше любых слов. –Он хотел, чтобы никто не плакал на его могиле, – хрипит Трэвис и откидывает лопату в сторону. –Так банально, – он поднимает голову и смотрит на небо. Тёмное, бесконечное и грозное.       Свежую землю, могилу Филиппа, быстро заметает снегом. Белоснежным, чистым, невинным. Таким нелепым в конце ноября.