Им не спастись

      Ларри никак не может сдвинуться с места, стоя возле окна и вглядываясь в хаос хлопьев снега и бушующего ветра. Тревога держит руки на его горле и медленно сжимает, обдает ледяным дыханием. Душит. Спокойно и безмолвно. Она всегда делает так, словно ничего не происходит. Ларри потирает виски и отводит взгляд. Перед глазами все рябит, кухня чуть не идет кругом, но через несколько секунд приобретает привычный вид.       Всего за сутки эта комната стала родной и близкой, хоть все еще явно кричала, что она добра к ним лишь по ошибке, ведь спутала их с другими людьми. Ларри честно старается не думать об этом. Их зачем-то приняли к себе, посадили за этот запачканный и исцарапанный стол, протянули горький крепкий чай и даже предложили пыльный плед. С доброй улыбкой и открытой душой. Быть может, слишком наигранно, но подозревать в злых намерениях Фреда и судьбу не хочется. Да и не получается. –Что у тебя за привычка дурацкая – прожигать что-то взглядом часами? – тихо возмущается Сал и кладет руку на чужое плечо. Тело пробивает секундная дрожь.             Ларри молчит, не зная, какие слова стоит подобрать, чтобы не соврать, но и не подавать вида, что внутри вновь поднимаются страшные волны. Чужой голос согревает своей легкостью и скрытой улыбкой. Согревает и удивляет на фоне реальности. В этом заключается чудесность Сала. Ларри уверен, даже если весь мир однажды сойдёт с ума и исчезнет во тьме, откуда-то издалека будет доноситься именно этот спокойный голос. –А что еще делать? – проговаривает медленно, когда глаза цепляются за мелькнувшее пятно вдали. Ларри напрягается, но вскоре выдыхает – показалось. Он поворачивает голову и встречается с родной и до того яркой голубизной глаз, что даже не верится. –Снимать штаны и бегать, не знаю, – усмехается Сал. –Но не смотреть мертвым взглядом сквозь мир, – он замолкает, а потом тихо добавляет. –Он все равно сейчас не придет.       Он. Да, Ларри просто невыносимо хочет увидеть живого и невредимого Трэвиса, не более. Но лишь пожимает плечами. Он прекрасно понимает, что никто не придёт в эту секунду, но отчего-то видит прозрачный смысл стоять на месте. И глупо ждать. Он не знает, чем ещё занять свои мысли.       –Сода предложила возобновить вечер историй... Вернее, я ей предложил, – поправляет сам себя Ларри, переводя тему. Но мысли направить в другое русло не получается.        –Знаю, она уж всем успела разболтать, – Сал явно улыбается и наклоняет голову набок. –Ты б и правда лег поспать, полезно будет, – неожиданно комментирует, после секундного молчания и разглядывания чужого лица. Ларри и самого вечные синяки чуть напрягают, но сейчас не время.       Небрежный мах рукой, мол, «не важно, потом как-нибудь», вызывает раздраженный вздох, но ни единого слова или сочувствующего взгляда. И Ларри безумно этому благодарен. Так и надо, так легче. Вскоре Сал усмехается и ясным глазами выглядывает на улицу. –Ты бы видел, как Фред заулыбался, когда она ему рассказала. Люблю эти вечера все-таки.       Такое грех не любить. Свет в кромешной тьме. –А то, – Ларри поворачивается к другу, вдруг понимая, что искренняя радость прямо-таки пляшет в собственных зрачках. Или радость лживая, но такая приятная, что признавать ее неверность не хочется, –зимой это особенно на сказку смахивает, – желание погрузиться в добрые воспоминания обнимает со спины. –В последний раз мы с тобой валялись в сугробах, очень сказочно, – саркастично замечает Сал и ударяет по чужому плечу. Ларри морщиться и смеется: и то верно, но это не отменяет приятное тепло. Как они вообще тогда умудрились перетечь из теплой комнаты на морозную улицу – одному Богу известно. Но будет неправдой утверждать, что им не понравилось. Дружба и смех согревают, правда согревают, прижимая к себе и улыбаясь. –Я сегодня уже в снегу искупался, так что без меня будешь. Вон, захвати Нила с собой, ему явно этого не хватает.       Сал закатывает глаза и шепчет что-то вроде «да ну тебя, Схерали». И сердце сжимается от нежности. Если они на дне, то сделают все, чтобы полюбить и принять это чертово дно. –Он зиму не любит. Но это так, для справки. –А закидывать меня снежками любит, – Ларри разводит руками, –так что пусть справедливость восторжествует.       Из соседней комнаты доносится громкое и возмущенное: «Э-эй, я вообще-то все слышу!» Сал с Ларри вновь взрываются смехом, но быстро замолкают, лишь тяжело выдыхая и сжимая чужие плечи. Ларри вновь переводит взгляд на метель за окном и грустно усмехается. Внутренние эмоциональные качели делают солнышки без передышки уже месяц. И это изматывает. –Скажите Трэвису про топор, пожалуйста, – просит Ларри Сала, остановившегося перед выходом. Тот разворачивается на пятках смотрит веселыми и отчасти непонимающими глазами. –Серьезно?       Ларри пожимает плечами, тушуясь и не находя слов для ответа. Да, он серьезно. Трэвис говорил, что вступать с зомби в ближний бой – идти вступать в заранее обреченный бой со смертью, но все лучше полного отсутствия оружия. Ларри просто не хочет терять ещё кого-то. –Да без проблем, только имей в виду, что он пошлет меня лесом прямиком к зомби.       Сал тяжко вздыхает и выходит с кухни. Ларри просит у Бога, чтобы его слова не сбылись, пусть хоть где-то судьба будет на их стороне, пожалуйста. И ждет. Стучит пальцами по грязному подоконнику и ничего не делает, даже не думает, ведь мыслей отчего-то нет, голова пуста. Когда через время дверь вновь громко хлопает, на улице начинает темнеть. Ларри задерживает дыхание и прислушивается, сразу же возвращаясь сознанием на тусклую кухоньку. Но вместо ожидаемого голоса Сала слышит хрип Фреда: –Эй, глянь-ка, на полке, там возле зеркала, лежит что-нибудь?       Доносится шорох, кажется, что-то вовсе сваливается с этой злосчастной полки, но вскоре Трэвис сипло отвечает: –Фонарик, какая-то куртка, топор, шарф розов... –Вот! – восклицает Фред тут же, перебивая и не давая возможности договорить. –Дарю тебе топор, будешь от зомби отбиваться.       Ларри мигом выбегает с кухни и аккуратно заглядывает в коридор. Но даже из-за угла чувствует странное напряжение. Трэвис стоит среди кучи вещей с топором в руках и тяжело смотрит перед собой, будто не понимает, что только что ему сказали. –Спасибо? – вопрошает саркастично и закатывает глаза. Да, топор ведь обязательно ему поможет, как же.       Кладет его на место и стягивает куртку, при этом стряхивая с неё снег на грязный пол. В этот миг их взгляды пересекаются. Врезаются друг в друга и разбиваются на острые осколки. Ларри отворачивается первым, не выдержав и нескольких секунд, но еще долго чувствует прикованные к себе глаза. Прикованные без эмоций. Ни ненависти, ни злости, ни страха. Только пустота. Ларри нутром чувствует. И правда не знает, хорошо это или плохо.       Он хочет поговорить с Трэвисом. Просто поговорить, без криков и напряжения, потому что им надо разобраться со всем. Они изначально решили, что вражда не есть хорошо. Им надо быть вместе. Ларри надо быть вместе с Трэвисом. –Ты и правда бери его с собой, лишним не будет, – добавляет негромко Сал, когда Трэвис проходит мимо него. Тот лишь качает головой, повинуясь. Ему плевать хотелось. Хотя бы потому что ему этот топор и правда сможет помочь только чудом.       Он проходит молча, лишь кивает в знак приветствия Соде, что тут же поднимает взгляд на него и даже порывается подбежать, но только спрыгивает с дивана и замирает. Не успела. Трэвис проходит мимо людей, обходит рюкзаки и исчезает в темном углу. Он садится на пол к Эшли и прячет лицо в коленях. Та подбадривающе хлопает ему по плечу и шёпотом просит показать руки. У Ларри внутри все дрожит, когда он чувствует заботу Эш, но ни грамма агрессии Трэвиса. Будь на месте Эшли кто-нибудь другой, тот бы точно послал его благим матом. Потому что не надо лезть не в своё дело. Ларри отворачивается к Соде и пристально следит, как та, вновь забравшись на диван, что-то шепчет себе под нос. Но слышит не детский голос, а возню из угла, слышит, как шуршит замок, как Эшли достаёт что-то из рюкзака.       Вот черт.       Через несколько секунд осознание ударяет прямо в солнечное сплетение, выбивая весь воздух из лёгких. Химический, но приятный и забытый запах лавандового крема для рук. Этот запах на миг возвращает во времена, когда их компания беззаботно собиралась по вечерам после школы у кого-нибудь в квартире. У Эшли сохли руки. Постоянно. Как и у Ларри. Во времена, когда Эш искренне смеялась и осуждающе протягивала свой крем другу, ведь тот никак не мог найти ни денег, ни времени, чтобы купить свой собственный.       Дежавю. Родное и липкое. Но от которого не хочется поскорее отмыться. –Только старого-доброго дурака не хватает, – шепчет сипло Нил и сжимает ладонь Тодда в своей.       Пахнет до боли тёплой комнатой Ларри в конце декабря. Когда на улице бьют морозы, а в доме согревает лавандовый крем, дурак и улыбки друзей. –Какого дурака? – не понимая, спрашивает Сода. –Дядя Трэвис так дядю Ларри называет, – добавляет тихо и морщится, явно не в силах соединить эту мысль с фразой Нила.       Несколько человек прыскают, кажется, даже Трэвис из угла усмехается. Но, наверное, только кажется. Ларри опускает голову и громко выдыхает, не зная, смеяться ему, возмущаться или молчать. –Карты, Сода, карты, – серьёзно объясняет Нил. –Игра такая.       Сода вновь хмурится, но кивает заинтересованно: –А-а..., – она наклоняет голову, –а как играть? –Вот только не надо сейчас ребёнка учить в дурака играть, эй, – тут же возникает Ларри, вдруг подумав, что Мэйпл была бы против. Пусть глупо и неоправданно. Но идти против голоса и тени подруги на подсознании невозможно. –Ты так говоришь, будто я её сейчас научу непонятно чему, – закатывает глаза Нил. –Ещё я погадать на картах могу, хочешь, могу такому обучить? –Я воздержусь и не буду комментировать, – цедит Ларри, облокачиваясь о стену и откидывая голову наверх. Слабая лампочка все равно больно слепит глаза. –Ой, вот только давайте без гаданий, оно никогда хорошим не заканчивается, – смеётся Фред из соседней комнаты. Ларри бегло заглядывает внутрь, но не видит ничего, кроме тусклого окна. Свет выключен. –А у вас много было таких случаев? – Тодд поправляет очки на переносице.       Слышится скрип кровати. Фред выходит из комнаты, чуть прихрамывая и жмурясь от света, он ищет ладонью выключатель, несколько раз ударяет по стене, промахиваясь, и, наконец, погружает комнату во тьму. Проходит дальше, и раздается еще один щелчок. Загорается слабенький ночник, что Ларри сначала даже не заметил среди кучи вещей. –А то, – все же отвечает на вопрос Тодда Фред, –вот, однажды сходит к одной гадалке, бог мой! Как меня еще занесло на эту дорожку, – чуть не плюет он, падая на кресло. –Счастливой жизни мне она нагадала, так еще и амулет какой-то подсунула, – закатывает глаза. –Так у меня потом все к чертям покатилось, ладно хоть, мозгов хватило эту подвеску закопать, где подальше. Помяните мое слово, эти талисманы, обереги, гадания до добра не доведут.       Вечер историй, как окрестили его Сода и Ларри еще год назад, начинается. Только отчего-то слоник на шее тяжелеет и не дает здравым мыслям отвлечься. Нет, Джонсон, это бред, подвеска мамы не может приносить неудачи. Из угла раздается сиплый голос Эшли, что высказывает желание рассказать свою историю. Она оживает. По крайней мере, делает вид.       Они однажды смогут создать свое лживое счастье и искренне в него поверят, надо лишь подождать. Скоро зазвучит смех. Обязательно.