I'm scared to get close and I hate being alone. I long for that feeling to not feel at all.
Лес зимой кажется куда умиротвореннее, он затихает и словно густеет, обретает странную необъятность, хоть и полностью снимает с себя гнилое одеяние. Тревога уже не бегает от дерева к дереву, шурша опавшей листвой, нет, теперь она просто зависает в тяжёлом воздухе и лишь падает редкими снежинками. Может, так даже и лучше. А может, громкая поздняя осень слишком мерзкая и пугающая, чтобы могла тягаться с каким-либо другим временем. Ларри сглатывает, ломая наст под ногами с громким треском. Да, Джонсон, и это ты обещал себе, что станешь чуть бодрее и улыбчивее, ты ж не меняешься совсем. Эшли рядом дёргается, отпрыгивая от Ларри на пару шагов, и оглядывается по сторонам в лёгкой панике. –Подумала, тут рядом ещё кто-то, –объясняет она сбито и выдыхает с облегчением, ускоряя шаг. Ларри и сам давно вздрагивает от любого шороха, потому просто натянуто улыбается в ответ и кивает. Она опускает голову и догоняет Ларри, чтобы идти шаг в шаг. Сегодня их путь не близок. Первая цель – та самая развилка, находится в четырёх километрах от дома Фреда, а потом до реки ещё быстрым шагом идти больше получаса. И стоило бы еще поискать этот мост, про который заикался Трэвис вчера вечером. Потому стоило бы идти чуть быстрее. Ларри оглядывается по сторонам, всматривается в голые силуэты деревьев и прислушивается. Но не слышит ничего, кроме воющего ветра и хруста снега под ногами. Перед выходом он вновь обращался к кому-то Всевышнему, к кому-то, кто имеет контроль, кто повелевает жизнью и судьбой. Ларри вновь, чуть стыдясь, просил спокойной вылазки, просил вернуться домой целыми, просил, чтобы все остались живы и невредимы. И это внушает маленькую и хрупкую уверенность, что всё и правда будет хорошо. Под слоем снега и льда лес даже пугает не так сильно, как раньше. Сода бы, наверное, была бы в восторге с окружающего мира, могла бы носиться меж деревьев и задирать голову, рассматривая ясное небо и ветви, украшенные инеем. Но вместо всего этого она не смеет ступить дальше забора, не смеет выйти из дома без сопровождения других людей. –Рождество скоро, – зачем-то говорит Ларри, желая завести хоть какой-то бессмысленный разговор. Это отвлекает и разбавляет напряжение чем-то отдалённо приятным. Тишина сегодня угнетает. Особенно после ночного кошмара. И утреннего разговора, если это можно так обозвать, положа руку на сердце, с Трэвисом. –И то верно, – Эшли тепло улыбается спустя несколько секунд непонимания и явного подсчёта дней в мыслях. –Думаешь, будем отмечать? –Сода так просто не даст пропустить празднование, – Ларри усмехается и сам не замечает, как ещё больше ускоряет шаг. –Четыре дня осталось, удивительно. Он честно не думал, что всё затянется настолько сильно. Не думал или даже надеялся, что этот сомнительный бред сумасшедшего обязательно закончится за пару недель. Не может же такое длиться целую вечность, так? Ларри отмахивается от своего же риторического вопроса, ведь уже не может так уверенно отрицать. Собственные убеждения разбились на глупые осколки ещё несколько месяцев назад, но продолжали до сих пор грустно смешить. Ведь Ларри надеялся, что зомби-апокалипсис рассосётся, что найдётся выход или вакцина. Что не придётся столько месяцев шататься по углам в страхе. И до чего же странно сейчас проваливаться в снегу, осознавая, что где-то совсем близко всё ещё могут разгуливать зомби. Разговор медленно угасает, так и не обретя радость и бодрость, хоть и успевает повернуть в спокойное и даже отчасти приятное русло. На подъеме духа идти по новым сугробам даже не столь тяжело, как представлялось изначально. Они возвращаются домой через несколько часов с неплохими новостями. И Ларри хочет верить, что ещё несколько таких же вылазок приведут к тому, что они смогут собрать полную картину безопасного выхода из леса. Правда, совсем не понятно, что с этой информацией делать дальше. Но Ларри об этом не думает, не хочет загонять себя в тревожный тупик. Поэтому он просто уверенно идёт к цели, не обращая внимания, что это не даст ровным счётом ничего. –До следующей деревни километров 20-25, – вздыхает Сал едва ли не каждый вечер, рассматривая карту. –Если вдруг что – мы дойдем, – почти уверенно отвечает ему Нил из раза в раз, хоть с каждым днём его голос наполняется всё большей фальшью. Ларри знает, что при желании они и все сорок километров пройдут. Но от этой мысли отчего-то лучше не становится. А рядом со страхом неизвестности летает страх за Трэвиса и за отношения с ним. Сказочно. Вечером Ларри сначала пытается выловить Трэвиса в коридоре, потом наглым образом караулит его во дворе, чтобы хоть где-то суметь прижать к стене и банально поговорить, высказать всё, что крутится в голове эти долгие недели. Но Трэвис постоянно уворачивается, исчезает, словно растворяется в пространстве и стенах. Ускользает, как песок сквозь пальцы. Ларри даже не успевает задеть пальцами его куртку, как Трэвис уже успевает сбежать. И это раздражает, распаляет жгучий гнев, запуская его по венам, и просто по-детски расстраивает. Потому что Ларри конкретно заебался. Поймать Трэвиса не удаётся до самой ночи, а потом приходит осознание, что придётся вновь дожидаться утра и надеяться, что завтра хоть что-то будет иметь толк. Они взрослые, черт возьми, люди. Завтра Трэвис не сбежит, как бы не старался. Терпение лопнуло. Ларри по-честному уже давно не хочет ложиться спать. Ведь стоит только закрыть глаза, тут же всплывают образы кошмаров и страхов. И это не только привычно пугает, но уже и раздражает. Ларри устал просыпаться в холодном поту, просыпаться с криком в горле и напряжением в теле. Кошмары раньше были редкими, но меткими врагами, а сейчас стали такими же меткими надоедливыми и навязчивыми знакомыми. И смена этого странного статуса отнюдь не помогает. Ларри больше не боится кошмаров заранее, как раньше. Он их тихо ненавидит и презирает, но уже не боится. Сковывающий страх появляется позже, когда пугающие образы хватают за плечи.***
–Фу, блять! – раздаётся над ухом почти тихая ругань. –Господь Бог... Тусклый свет, пробивающийся сквозь пыльные стëкла ослепляет. Ларри морщится, выкидывая из головы очередные побеги и крики близких: кошмарный сон. Тело отдаётся ноющей напряжённой болью, пол с большей силой впивается в кости, когда Ларри пытается сесть. Он прикрывает веки и считает до пяти в ожидании, что утренняя пульсирующая боль поскорее растворится в мыслях. –Чего ты, Трэвис, ругаешься с утреца пораньше? – смеётся рядом голос Фреда. Ларри открывает глаза и хмурится: в висках в последний раз стреляет. –Сука, твари, – не отвечает Трэвис, вскакивая на ноги и быстрым шагом пересекая гостиную. В пересохшем горле застревает тревожный вопрос, что случилось. Но Трэвис мгновенно скрывается из виду, хлопает дверью в ванную. –Пользуешься тем, что Рыцарь гуляет? – Фред тут же снимает улыбку с лица, сменяя её на лёгкую обеспокоенность, и дёргает ручку двери в ванную комнату. –Эй, Трэвис, ответь, а. Включается сильный напор воды, Трэвис полощет горло и выкрикивает через время, тяжело дыша: –Приснилось, что..., – он замолкает и выключает воду, –что я ел человеческую плоть. Фу, блять! – вновь шум включившейся воды. –Ну у тебя и сны. Мерзость, – констатирует Фред и кашляет в кулак, отходя от двери. –И каково это на вкус? – он смеётся по-доброму и стучится в дверь. –Отвратительно, – Трэвис едва не кричит, стараясь перебить воду. –С добрым утром, кстати, – добавляет громко Фред с полуулыбкой и поворачивается к Ларри. –И тебя, парень. Сегодня все такие ранние пташки: разбежались кто во двор, кто на кладбище. Давай просыпайся, тебя там Рыцарь звала снеговику поправлять лицо. Там кто-то позарился на его нос. Бедняга, – сочувственно заканчивает он и ставит кружку на стол. Ларри ещё несколько секунд бессмысленно буравит взглядом Фреда, стараясь осмыслить сказанное. Но вскоре потирает переносицу и встаёт на ноги. В комнате уже никого нет: Фред успевает скрыться в коридоре, а остальные и правда до единого покинули дом. Ларри выглядит в окно и замечает Соду на плечах Нила. И её беззвучный смех заставляет чуть расслабиться и отпустить напряжение и тревогу. В конце концов, Сода не обязана всё время проводить за семью замками. Она и на улице в безопасности. Точнее, в такой же опасности, что и в доме. Ларри просыпается окончательно, когда слышит, что Трэвис выключает воду. Это его шанс. Пора покончить с этим, чëрт возьми. Ларри выдыхает и подходит ближе, надеясь, что Трэвис сейчас сам выйдет из ванной. Но этого не происходит, словно тот точно знает, кто и зачем стоит за дверью. Через несколько долгих и до странного тихих минут Ларри не выдерживает: –Трэвис, – стук в дверь оглушает. Только громкое биение сердца отдаётся в ушах, –нам надо поговорить, слышишь? Сколько раз он уже подходил с этими же словами и не получал никакого ответа? Тело обливается хрупким и липким чувством дежавю, которое, впрочем, быстро разбивается и растворяется в пространстве. –Так говори, – безразлично доносится хриплый голос Трэвиса. Ларри сглатывает со страхом и с надеждой дёргает ручку двери, но та не поддаётся. Ожидаемо. Руки наливаются напряжением и волнением. Впервые удалось настолько сдвинуться с ужасной и надоевшей мёртвой точки. Джонсон, только не испорти всё в край, пожалуйста. –Кошки-мышки прекращать пора, – Ларри прислоняется к стене, твёрдо решая, что сегодня добьётся своего. –Хватит избегать меня, Трэвис, пожалуйста. Хватит. И вновь в ответ лишь глухое молчание. Собственно, чего ещё можно было ожидать? Ларри сжимает кулаки и вздыхает: –Ты не убивал его, – он вновь приближается к двери и почти шепчет, но точно знает, что его слышат и, возможно, даже внимательно слушают. –Он погиб не по твоей вине. Щелчок. Ларри вздрагивает от неожиданности, когда Трэвис распахивает дверь и отворачивается к мутному зеркалу. Сначала даже не верится. Ларри медленно переступает порог ванной и даже не дышит. Ему разрешили подойти ближе. Подойти до ужаса близко, как разрешили лишь единожды прошлой ночью сжать чужую ладонь. –Так сложилось. Но не из-за тебя, – повторяет Ларри. Он знает, в чем проблема. Он точно знает, что всё дело в смерти Филиппа. В ответ Трэвис горько усмехается и расплывается в безумном оскале, смотря на своё отражение. От грязного зеркала хочется скорее отпрянуть и оттащить Трэвиса подальше. Потому что не может живой человек выглядеть настолько больным и измотанным. Ларри не отрывает взгляда от чужих опухших и мокрых глаз. Хоть и сам выглядит не многим лучше. –Это я настоял, чтобы мы сваливали из церкви скорее, – пугающая улыбка растворяется в нервном хохоте. Безумные глаза мечутся между лицами и замирают на замеревшем Ларри. –И короткой дорогой повёл нас я, – истеричный смех затихает, прерываясь на короткий всхлип. –Ты хотел спасти всех, – Ларри делает шаг ближе и вздрагивает, когда Трэвис резко разворачивается и вопросительно наклоняет голову набок. Глаза, налитые слезами и кровью, впиваются, больно царапают и душат. –И убил самого дорогого человека. Спас всех, да? – чужая слеза скатывается по щеке, но Трэвис даже не дёргается, он подходит вплотную и переходит на злобный и хриплый шёпот. –Как ты не понимаешь, что это я, это мы его бросили прямиком к смерти. Ларри морщится. Грудная клетка трясëтся с болью и страхом. Перед глазами всплывает тот ужасный и пока худший день жизни. И это вовсе выбивает все здравые мысли. –Иначе мы бы погибли втроём, – шепчет сбито он, потому что банально не знает, какие слова подобрать. –Мне надо было остаться там, – Трэвис отшатывается от Ларри и вновь бросает взгляд на зеркало. Его губы бесконтрольно дрожат. – Вы бы с ним успели сбежать. Может, зомби бы вовсе не побежал за вами потом, – еле разборчиво произносит Трэвис и ударяется спиной о стену, судорожно вдыхая. Слезы с громким стуком капают на пол. –Он бы не простил тебе этого, – Ларри в ужасе наблюдает, как Трэвис трясущимися руками и накрывает голову руками и медленно сползает на мокрый и грязный пол, хватая ртом воздух. –Он был бы жив! – он срывается на дрожащий крик. –Этого было бы достаточно, –добавляет тихо и всхлипывает. Он закрывает лицо ладонями и отворачивается, стараясь спрятаться и отстраниться. –Всё. Проваливай, Джонсон. Ларри даже не желает представлять, что бы было, если бы всё случилось именно так. От одной только мысли внутри всё обрывается и наполняется острой болью. Ларри молча присаживается рядом, нагло игнорируя просто, и прижимает дрожащего Трэвиса к себе. Тот сначала даже вырывается, но, встретив сопротивление, обмякает в чужих руках и только тихо всхлипывает, сдерживая слëзы. У Ларри в грудной клетке бьётся напряжение и ужас, они ударяются о секундную радость и волнение и утекают вместе с тяжёлым вдохом и несколькими одинокими слезами. –Недостаточно, – зачем-то говорит Ларри и чуть ослабляет хватку на чужих плечах. –Я бы не вынес твоей смерти. Как и он. Произносить имя Филиппа отчего-то стало запретным. Это негласное правило. Ларри не решается его нарушить даже сейчас, потому что, как и Трэвис, шарахается от этого имени и вздрагивает каждый раз, как слышит его. Тело словно пробивает током. –Да тебе-то что, – хрипит Трэвис и выпрямляется, безэмоционально оглядывая комнату. Ларри и сам не знает, но точно осознаёт и со стыдом признаёт, что если бы на месте Филиппа оказался Трэвис, ему было бы куда тяжелее. И это честно пугает, кажется до жути неправильным и даже отчасти мерзким. –Перестань бегать от меня, – просит Ларри вместо ответа, –пожалуйста. Я ведь... Блять, почему ты избегаешь любого контакта со мной? – потирает переносицу и накрывает голову руками. –Я ведь не хотел убивать его. Трэвис, я не хотел, чтобы он умер. Ларри громко выдыхает и привычно лезет в карман в поисках коробка со спичками, но не находит ничего, кроме разочарования. Почти пустой коробок валяется где-то на столе в гостиной. –Я знаю, – бормочет Трэвис и поворачивает голову, встречаясь с непонимающим взглядом. –Но въебу тебе при любом удобном случае. Немой вопрос «за что?» повисает в воздухе. –Ты..., – он замолкает, словно стараясь подобрать слова или решая, стоит ли вообще говорить, –отвянь, Ларри, я не знаю. «Ларри». Даже не тихое «Джонсон». Трэвис наклоняет голову набок и внимательно следит, как Ларри разглядывает его заплаканное лицо, и усмехается. А Ларри в свою очередь сжимает кулаки до боли и плюёт за дурацкие предрассудки и чувства. Он вновь сжимает Трэвиса в неловких объятиях, с силой хватается за чужие плечи и выдыхает, успокаиваясь. Трэвис замирает, не сопротивляясь. Они оба верят, что теперь всё будет легче. Их необъявленная война затихает.