Им не спастись

      Не стоило идти на поводу у усталости. Ларри не знает, в какой момент упустил руку Соды из своей и потерял ее из виду. Решил, что может не оберегать её, не следить. Откуда взялось это идиотское ощущение безопасности лживое, в корне неверное и до странного лёгкое. В какой момент вовсе провалился в дрёму. Всего можно было бы избежать. И ведь Эш предупреждала, что они могли бы быть не одни, тревожилась вполне рационально, но никто не перенял у неё эту тревогу. А можно ли теперь будет всё исправить – никто не знает. Изобрели ли антидот за эти месяцы, придумали ли, как замедлять этот злосчастный вирус?       Смогут ли в лагере помочь его маленькой девочке, сейчас дрожащей от рыданий, страха и боли?       Невыносимо. Чувство вины сжимает сердце в тисках и подкатывает к горлу всё новые волны слёз, но Ларри запрещает себе быть слабым: сам во всём виноват. Нельзя отчаиваться и жалеть себя, ещё успеется. Он должен быть сильным и верить в лучшее, ведь просто не может потерять Соду вот так. За три шага до спасения. Они заходят в заброшенный город. Дома с выбитыми дверьми и разбитыми стёклами на окнах заставляют поёжиться от странного чувства дежавю. Высокие сугробы величественно возвышаются на дорогах и обочине, перекрывают пути к домам и магазинам. Лишь где-то протоптаны или даже прочищены тропинки, чьи-то твёрдые шаги явно шуршали здесь ещё вчера. И лишь хочется верить, что эти следы принадлежат живым людям, а не мёртвым сгнивающим тварям.       Дежавю напирает всё сильнее, оно, взявшееся из ниоткуда, давит со всех сторон и просачивается песком сквозь пальцы. Ларри оглядывается, пытается вспомнить, почему всё вокруг кажется ужасно знакомым и тревожным. Серые облезшие стены домов, точно когда-то врезавшиеся на подсознание яркими красками, напирают, словно хранят в себе страшные тайны и глядят предостерегающе и высокомерно. Что-то тяжелое сдавливает плечи и шепчет под ухом неразборчивые тревоги. Сода на затекших руках сжимается в маленький комочек, безучастно оглянувшись по сторонам, и вновь всхлипывает. Она закрывает глаза, но ресницы дрожат в напряжении, а аккуратные бровки то поднимаются, то опускаются в волнах рыданий.        Блядские зомби, блядский зомби-апокалипсис, блядская жизнь.       В эту секунду вдруг приходит размытая догадка, мысль или даже полноценное чистое осознание. Но Ларри мотает головой, сначала пытаясь согнать этот бред сумасшедшего, а потом оглядывается, желая убедить себя в неверности и глупости этих мыслей, и замечает мимолётное движение за углом одного из домов. О черт. –Надо ускорится, не нравится мне это всё, – цедит он твёрдо, не отрывая глаз от пятиэтажки. Хочется верить, что там прячется живой человек или галлюцинация на почве страха и недостатка сна, но только не зомби, только не очередная опасность. –Пара километров осталась, – оповещает Сал, сворачивая карту с лёгким шорохом и тоже приковывает взгляд к дому, – тоже заметил? – спрашивает встревоженно, словно до того надеялся, что ему показалось. Глаза за протезом леденеют и тускнеют от накатившего напряжения и явной усталости. Ларри кивает.       Бог свидетель: в ту же секунду с другой стороны дома выглядывает горбатая тень, обтянутая тонкой гнилой кожей. Тварь оглядывается, вцепившись непослушными пальцами в стену, и встречается взглядом с Ларри. Глаза зомби блеклые, высохшие и вспухшие, словно вот-вот готовые вывалиться из глазниц. Он скалится в мерзейшей ухмылке и делает первый шаг навстречу жертвам. И тогда Ларри вмиг окатывает ледяным осознанием, наконец, полным и кристально чистым, откуда же ему здесь всё настолько знакомо. Но он не успевает опомниться и полностью осмыслить своё мимолётное понимание, как тут же срывается с места. Он подумает позже, в моменте, он успеет. Забитые за ночь ноги ноюще ударяют по земле всё тяжелее, проваливаются в снег, как в топкое болото, а пятки уже не ощущаются вовсе. Скоро стопы потеряют чувствительность, не разогнутся, не смогут сделать следующий шаг. Счёт пошёл на минуты.       Ларри аккуратно поворачивает голову и чуть не падает ничком от ужаса: одна пугающая фигура расползается в несколько, размножается мгновенно, превращаясь в мелкую толпу. Зомби вытекают из каждой подворотни, толкаясь и хрипя, сливаясь в единую бесформенную и смертоносную массу. Слишком много тварей за несколько часов, несправедливо и кошмарно много. Ларри не хватает времени пересчитать зомби за спиной, да и есть ли смысл?        Безысходность встаёт поперек горла. Жизнь точно проверяет их на прочность, хоть бы не треснуть под её жестоким напором. Ноги подкашиваются, воздуха катастрофически не хватает. Ларри прижимает Соду к груди и изо всех сил старается ускориться, чуть не поскальзываясь на тающем под оглушающем топотом льду.  –Прямо, блять! – кричит он на выдохе, замечая, как Нил собирается заворачивать во дворы.        Потому что Ларри знает этот город. Знает до странного хорошо: от закоулка до закоулка. Ведь тот снился ему каждую чертову ночь с одним и тем же сюжетом. С этого всё и началось, плохие сны пришли ещё до самого вируса. Ларри точно знает, что во дворах покоится тупик, бетонная стена, что больно впивается в лопатки холодом и тысячью иголок отчаяния, и смерть. Мучительная, неизбежная, заранее предсказанная. Ларри слишком часто ошибался в кошмарах, чтобы ошибиться и сейчас. Он терял близких, он терял себя, так он не позволит этому произойти вновь. Нил пробегают мимо злосчастного поворота, и краем глаза Ларри точно успевает зацепить возвышающуюся среди домов и разбитых окон стену.       Он сумасшедший. Бесспорно. Но пока что живой.       Зомби за спиной напирают, словно совершенно не выбиваются из сил, не бросают надежды догнать жертв. И это невероятно злит: какого черта полумертвые твари такие живучие и бодрые, блять? Оглядываться всё страшнее: кажется, что с каждым разом толпа разрастается, ускоряется, подбегает всё ближе. Ларри хватает мучительной минуты, чтобы понять, что они не оторвутся. Без шансов. От одного зомби убежать возможно, но от практически десятка – никак. Они обречены. Только если не придумают что-то, только если... –Бегите, я задержу этих мразей! – выкрикивает хрипло Трэвис и в прыжке разворачивается, до побелевших костяшек сжимая топор в руках. Кажется, что рукоятка вот-вот треснет от этой силы.       Ларри не успевает ни испугаться, ни возмутиться, он не думает: нет ни сил, ни времени. –Фред! Фред, пожалуйста! – до боли в горле зовёт Ларри и добегает до замеревшего на секунду Фреда. –Добегите, помогите ей.       Он протягивает свернувшуюся в дрожащий комочек Соду. Ребёнок на его руках вовсе кажется крохотным и безгранично слабым, ей нужна помощь и защита, непробиваемая защита, и Ларри не знает, почему доверяет своё счастье именно Фреду. Он просто точно знает, что Сода будет в безопасности в руках хмурого старика. Фред на миг округляет глаза в изумлении, словно не верит, не понимает, не хочет понимать, что происходит. Но безропотно хватает Соду в охапку своими сухими и ласковыми ладонями, прижимает её к груди и кивает. В глазах бесконечная жалость и надежда.  –Парень, топор, – подсказывает Фред и поворачивается боком: Ларри достаёт из кармана рюкзака топор.       Они не говорят больше ни слова: старик с девочкой на руках срывается на отчаянный бег, уже не такой тяжёлый, словно обретший силу и лёгкость. За несколько секунд Ларри лишается любого страха. Он понимает, что не выживет. Но хочет верить, что остальные сумеют добежать до спасения. И лишь знание, что рядом, на краю обрыва, балансирует и Трэвис, заставляет сердце изнывать от ужаса и боли. Нет, Ларри не готов к его смерти, видит Бог, не готов. Он потеряет кого-то явно важнее самого себя, если потеряет его. Ещё с мгновение Ларри провожает взглядом спины друзей. Тоскливо, словно прощаясь, и уверенно, ведь ни капли не сомневается, что поступает правильно. Сал сбавляет шаг, чуть не останавливается, со страхом и возмущением смотря на лучшего друга, но Ларри лишь мотает головой. Сал обязан добежать. Они все обязаны добежать.       Отрываться от друзей тяжело. Ларри через силу разворачивается и встречается взглядом с Трэвисом. Тот смотрит на него испуганно, возможно, даже злобно. Возмущённо до предела, словно вот-вот взорвётся. Он хмурит брови, чем до ужаса напоминает Фреда, и поджимает искусанные губы. Но у них совсем нет времени думать и пререкаться. Теперь Ларри насчитывает в настигающей толпе 8 зомби. Почти не страшно, скорее от глупости, нежели от геройства, но теперь твари принимаются, как неизбежная и понятная данность. Осталось лишь выжить всё с тем же бесстрашием. Боковым зрением Ларри замечает, как с другой стороны тоже подтягиваются шатающиеся тени. Откуда они все вылезают, черт!       Несколько секунд сливаются в несколько вечностей, пропускающих через себя каждое дрожание пальцев и мыслей. Ларри чувствует, как ему в спину впиваются лопатки Трэвиса, и сильнее сжимает рукоятку топора в руках. Оглядывается: зомби подступают со всех сторон. На этот раз пересчёт тварей встаёт поперёк горла тошнотой. Нет, он не хочет знать, сколько их. –Блять, они окружают! – Ларри вжимается в спину Трэвиса, словно желая найти опору или вовсе сбежать. –Зато можно любую сторону бить, – нервно усмехается Трэвис с хрипом. Его топор рассекает стальной воздух.       Ещё с несколько мгновений тело не слушается, не желает готовиться к первому удару, словно парализуется в предвкушении и ужасе. Раздаётся мерзкий хруст: то Трэвис со всей силы пронзает чужое тело. И это осознание приводит в себя, толкает вперёд: Ларри замахивается, в голове отсчитывая секунды до удара.       Первый зомби отлетает в сторону с прорезанной шеей. Ларри по инерции чуть не падает, но находит в себе силы замахнуться вновь. Второму зомби попадает точно по плечу, третьему – по ключицам. Больше Ларри не считает. Он морщится от гнилого запаха и успевает только поднимать топор в воздух с молитвой ударить вновь. Тёмная кровь липкой жижей скользит меж пальцев по рукоятке и стекает по переносице носа, мерзко, мерзко, мерзко. Очередному зомби Ларри пробивает череп, с трудом после доставая лезвие. И замахивается вновь, когда вдруг незамеченная тварь набрасывается с правого бока. От неожиданности воздух выбивает из лёгких. Ларри чуть не сгибается под чужим весом и напором, пытаясь сбросить тушу на землю. –Сучара, – выдыхает он хрипло, резко разворачивая корпус и всё же умудряясь скинуть зомби с плеча.       Кажется, куртка пошла по швам.       Топор Трэвиса пробивает грудную клетку зомби быстрее Ларри.       Всё звуки сливаются в единый гул и вой, хруст и тошнотворное хлюпанье отдаётся в голове и подкатывает тошнотой. Но Ларри сглатывает рвоту и паленую слюну, бессильно откидывая очередного зомби в сторону. Он выдыхается быстро и стремительно, каждый новый взмах забирает словно последние силы, прибивает к земле, а зомби всё не кончаются. Ларри не хочет верить, что ничего не выйдет, нет, в нём только зародилась надежда, что они с Трэвисом выживут, они не могут вот так обломаться.        Тихий хриплый скулёж валяющихся зомби заставляет покрываться мурашками.       Потому что когда-то это были живые люди с доброй улыбкой и великими планами на жизнь. Ларри искренне пытается не вглядываться в изуродованные лица, больше никогда не встречаться с пустыми взглядами, лишь бы не напоминать себе, что это ни в чем не повинные люди. Лишь бы случайно не увидеть знакомые черты. Ведь от мысли, что где-то в груде умирающих гнилых тел может лежать мама, внутри что-то обрывается и падает в бездну отчаяния.       Ларри со злостью откидывает очередное тело в сторону и морщится от брызг крови и хруста костей. Хочется смыть с себя весь страх, пот и усталость, отмыть вязкую жижу и забыть тошнотворный запах.       Другому зомби Ларри ломает шею.       И вдруг понимает, что больше никого не осталось. Он оглядывается, отходя на пару шагов от дрожащих полумёртвых тел, и не встречает больше нападающих зомби. От когда-то белоснежного снега не остается и следа: только лишь грязная тёмная смесь крови, внутренностей и падающих снежинок. Поистине ужасающее зрелище.  –Получилось..., – выдыхает облегчённо и совершенно неверяще, –Трэвис, получилось! – повторяет громче и поворачивается лицом к замеревшему Трэвису.       Тот стоит, не шевелясь, пробегает взглядом по земле, поднимает глаза на серое небо. И усмехается. Нервно, дрожаще, но безгранично радостно. Он расплывается в улыбке, от которой сухие искусанные губы покрываются новыми кровоточащими трещинами, и жмурится, словно от истинного и абсолютного счастья. Он опускает топор и расслабляется, горбится, склоняется к изувеченной земле. И Ларри разрешает себе повторить, разрешает отпустить тяжёлое напряжение на кончиках пальцев. –Я восхищён, – шепчет Ларри с насмешкой, но совершенно искренне, –разъебал ты их знатно, – он кивает на всё ещё дёргающихся в конвульсиях зомби. –Но ты идиота кусок, а если бы ничего не вышло, – чуть не задыхается от своих слов и бесконтрольных представлений, –ты потом как жить прикажешь?       Трэвис смотрит вопросительно и, кажется, даже с долей ласки. И безграничного возмущения – куда же без него? –Чья бы корова мычала, долбоёб, – фыркает и закатывает глаза. –Сам тоже остался, думаешь, мне потом жить было бы приятно? И вообще не нежничай тут...       Но он обрывается на полуслове. Потому что Ларри больше не в силах бороться с этими ясными с любимыми глазами. Трэвис громко выдыхает, когда вдруг чужие руки крепко сжимают плечи, а горячее дыхание обжигает шею. Объятия выходят неловкими, тяжёлыми, но до одури тёплыми и желанными. Ларри обмякает, когда чувствует усталые руки на своей спине и расплывается в широкой улыбке.       В объятиях Трэвиса уютно и хорошо. Настолько, что на миг забываются и холод, и вирус, и тревоги.