Бракованный дуэт

      Мир ушел из под ног и покатился под ними… Не так уже важно чем закончился в итоге прием, когда они с него сбежали. В виске Джинкс стучит всего одна – единственная мысль: Силко – жив и это её честно заслуженный приз, и даже ворчание Джейса (что её могло оторвать руку) можно послать нахер.       Она приятно удивлена, что в его кабинете всё осталось на местах даже её детские каракули. «А как же с глаз долой из сердца вон?» — она говорит это, цинично скалясь. Кажется всё-таки ложь Силко о его добром здравии немного приводит её в бешенство. Джинкс улыбается хищно, облизывает высохшие губы и смотрит на него будто он не тот самый Силко (Король Зауна для одних, а для других — чудовище), а самый настоящий кусок торта, который девчонка готова слопать прямо тут и прямо сейчас.       Он садится на край софы с бархатной красной обивкой, старой и потрепанной, на которой остались пятна от крови, пепла и бог еще знает чего, но ощущает себя совсем не так, как у себя дома. Зато Джинкс… Джинкс ведет себя как хозяйка – запрыгивает ему на колени, в то время как Силко пытается вжаться в край злосчастной софы.       Запрыгивает на колени, лицом к лицу, руки сцепляет прямо за его лопатками. Пышная прозрачная ткань окутывает её худенькие ножки и его пояс и бедра. Она льнет носом к его шее, жадно втягивает воздух всё такой же терпкий и горький от табака. От всего этого у него бежит холодок по спине. Но Силко трусит, потому что не знает, как быть дальше, они вроде уже давно как переступили грань и теперь он не знает правил.       — Силли, почему ты не сказал мне, что жив? — вопрос на выдохе пропадает в воротнике его рубашки. Он опускает голову, устало зарываясь носом в её волосы, которые всё так же пахнут порохом, железом, костром и каким-то сладким ароматом.       — Я думал, что ты мне предпочла Вай. А потом я боялся… Думал, что ты живешь счастливо без всего этого и я не хотел тебе мешать, – «ты просто трус Силко так и скажи ей…» все оправдания кажутся глупыми с той самой минуты как он её увидел.       — Но я люблю тебя! — она закусывает губу, слегка краснеет, ерзает на его бедрах своими, с одной стороны совсем невинно, а с другой тонкая ткань касается его и ощущается теплом кожи, соблазнительным и горячим.       — Прости, — он даже толком не понимает за что извиняется: за то, что не смог стать ей отцом; за то, что поддался на её провокации; или то что струсил, поджав хвост, когда она машинально защитила сестру.       Внезапно Силко одолевает приступ, он напрягается всем телом и дрожит, хватаясь ладонями зажимая черную глазницу. Джинкс моментально вскакивает и буквально сразу находит на столе инъектор, убирает ладони Силко, резкая боль, и тело расслабляется. По подбородку стекает слеза на пару с мерцанием и чем-то коричневым.       — Спасибо, — цедит он. Жестом предлагает ей вернутся на его колени. Джинкс взбирается, кладет свои ладони на его больную половину лица, где кожа серо-темная, коричневая, изрезана шрамами почти до губ. Гладит нежно, словно успокаивает. Силко ненавидит жалость, считает себя бракованным, но Джинкс можно всё. Даже стрелять в него если от этого ей становится лучше.       — И ты меня прости, — её пальцы проходятся по уголку губ к подбородку, наискось, по ключице к груди, прям туда где «Пау-пау» прошила его насквозь. Глаза совсем взрослые, фиалковые, смотрят упрямо и грустно. Ладонь прижимается к коже на против старой раны, словно её касание могло бы вернуть время назад, остановить кровь и стереть из памяти тот день. Только теперь Силко, кажется, она довольно взрослой, не такой наивной как раньше. Она уже не та девочка, которая пыталась совратить его топорным методом «бери и делай прямо сейчас».       — Я сам во всем виноват, — ладонь Силко накрывает её, а лоб касается лба Джинкс, — Ты всё сделала правильно.       Джинкс отстраняется, развязывает его шейный платок, пальцы проходятся по ряду пуговиц на жилете.       — Эй, Джинкс, — он пытается её остановить, но кажется, это настолько же эффективно, как остановить движущийся состав рукой.       — Я думала, ты скучал по мне…— глаза с лиловой дымкой глядят лукаво и от этого взгляда Силко становится не по себе.       — Скучал, но… — кажется, сейчас в его голове крутится тысяча отмазок. Он готов сбежать, прямо сейчас, срочно найти не отложное дело.       — Не волнуйся, Силли, я буду нежной, — черт, эти слова учащают пульс, кажется, они в какой-то момент поменялись местами. Её губы оказываются за его ухом, ладони Силко опускаются ей на поясницу. Это похоже на партию в шахматы, потому что он уже готов сдать все фигуры без боя, но Джинкс как всегда в своем стиле превращает все в интригующую игру.       Крупные мурашки проходят по спине, заставляя сильнее прижимать её к себе с каждым разом, как её влажные губы проходятся по его коже. Он шумно выдыхает, опять хочет закурить, но сейчас портсигар в кармане брюк, кажется, неимоверно далеко физически, потому что, чтобы его достать, нужно отстранить от себя Джинкс, убрать ладонь с её поясницы… «Ну да — пошел я нахрен», — думает Силко, понимая, что, кажется, сегодня он легко не отделается.       — Кажется, в прошлый раз тебе такое пришлось по вкусу. Давай придумаем стоп-слово? — она повязывает шейный платок ему на глаза, а за тем пару её пальцев скользят по его губам. Прежде, чем ему удается что-то сказать… Они пролазят внутрь, трутся о небо и язык, задевая нижний ряд сколотых зубов.       Теперь реальность сливается с больной фантазией, кажется, его охриненно сильно приложили об стол потому, что в ушах звенит, перед глазами плывет. Он не видит ничего кроме темного силуэта, потому что ткань просвечивает, но не совсем.       — Что скажешь Силли? — подушечки шарят по языку, слюна выступает с края рта, а пальцы двигаются с совершенно грязным звуком «хлюп». Силко откидывает голову на спинку, и чувствует себя совершенно беспомощным. В брюках становится болезненно тесно.       — Ора..х, — говорит он, совершенно не задумываясь. «Порох» — это такое не гласное табу меж ними, что ж вполне логично если подумать. Пальцы Джинкс на секунду замирают, прекращая сношать его рот, чему он несказанно рад, потому что дышать, становится легче.       — Ох, неужели ты всё еще думаешь съебнуть от меня, кто из нас еще ребенок? — Джинкс нарочно разводит пальцы, широко касаясь стенок его щеки, влажных мягких и горячих. Он с ней полностью согласен, его колени вздрагивают. Затем он ощущает, как девчонка расстегивает его рубашку, чтобы снять всё разом, ленивая задница. Когда она терпит неудачу со злосчастным выше упомянутым предметом одежды, Силко решается ей подсказать:       — Запонки и манжеты, — его голос тихий, грудь высоко поднимается из-за каждого вздоха, а из-за полов светлой ткани вполне себе выплыл черный орнамент его тату. Он хрипло смеется, и скалится в ответ, когда Джинкс расстроенно хмыкает.       — Я могла бы взять нож, — злится она, потому что даже при таком компрометирующим положении ему свойственна какая-то чертова аристократическая надменность, которой даже Таллис мог позавидовать, подписывая каждую страницу своего чертова дневника.       — О, ты бы расстроила папочку, — он опять сипло смеется, понимая, что если не может остановить безумие, тогда лучше возглавить его. Черт. И как из нее такое только выросло. Это потому что ты — бракованный Силко. Хочешь трахнуть свою приемную дочь, гребаный ты идиот. И здесь даже дело до конца довести не можешь, тупо подчиняясь ей.       — Я могу найти твоему рту лучшее применение, — он ощущает, как она слезает с его коленей, и пытается уложить на софу. Что ж, с этой задачей удается справиться и ему самому. Затем он чувствует, как она нависает сверху прямо над его головой. Её юбка словно балдахин, опускается со всех сторон.       — Если бы хотела, могла бы просто… Попросить, — Силко не оставляет попыток отвоевать немного власти для себя в этой игре. Он целует тонкими и влажными губами её правое бедро со внутренней стороны.       — А я и просила, кто же виноват, что ты – глупый, Силко, — черт она действительно его уделала, все эти очевидно детские подкаты и неуместные предложения, которые он списывал на гормоны и подростковые заскоки, были просьбой.       Затем он слышит треск ткани, прямо над своим лицом, сладкий мускусный запах пьянит. Но он не может посмотреть, что происходит в этот, момент, какое у нее выражение лица, закусывает ли она губу от нетерпения. Когда её промежность касается его губ, она сладко стонет, и кажется, по движению её бедер откидывает голову назад.       — Будешь плохо стараться — накажу, — это звучит как реальная, блядь, угроза. Силко даже не хочется проверять какую кару может родить её изощренный разум. Поэтому он разводит её губки шире пальцами и начинает… Дразнить.       Сука.       Как только Джинкс подстраивается под ритм и начинает двигаться бедрами на встречу, сладко постанывать, он начинает медлить или вовсе отстраняться. Она же скулит от обиды, и хватает его за волосы, прижимая плотнее к своей промежности. Но и тогда он дразнит, двигается вяло, позволяя ей восстановить дыхание, и всё повторяется по кругу. Блядскому замкнутому кругу. Потому что, это — месть.       — Силко, — рычит она, стискивая в ладонях пряди его волос. Жалеет, что под рукой нет чпокера, потому что она уже натурально готова угрожать, чтобы получить желаемое.       — А ты меня попроси, — смеется он, когда она очередной раз отстраняется и воет от желания поскорее кончить. Он чувствует влагу на подбородке, шее, под шеей на обивке. И он совсем не удивится, если она возьмет пистолет в его столе и вышибет ему мозги.       — Ну, пожалуйста, я очень хочу… Сил-ко…— мужчина чувствует, как её колени над ним дрожат. Это самый удобный момент чтобы эта партия осталась за ним. Он сдергивает с себя платок, и смеется, замечая, что её лицо раскраснелось, дыхание тяжелое и волосы растрепались, остатки шорт повисли на поясе и бедрах. Это слишком для него, слишком много за раз, поэтому ему начинает казаться, что он сходит с ума.       На этот раз они меняются местами, он сползает на колени перед ней, а Джинкс откидывается на софе. В комнате становится невыносимо душно и жарко. Придерживая ладонями бедра, он продолжает дразнить её, хотя на этот раз не так беспощадно как в прошлый, не забывая поглядывать верх, на её лицо. Хотя его член зажат меж ним и софой, поэтому всё это напоминает какой-то жесткий и болезненный кайф.       — Прекрати, пожалуйста, прекрати, — шепчет, она, даже не понимая, что прекратить. На самом деле, все мышцы ниже живота страшно ноют, напоминая о том, что либо она отрубится раньше от усталости, либо уйдет отсюда проигравшей и недовольной. Но в голове Силко это срабатывает как триггер, чего-то охрененно запретного и он кончает. Пользуясь тем, что мужчина замешкался, (пропуская чередования каких-то адовых фаз в своей голове) следом и она тоже, громко вскрикивает, дергается, и следом облегченно выдыхает.       — Я убью тебя, — совершенно честно и искренне произносит она, глубоко вздыхая. Силко же шарит в заднем кармане брюк в поисках портсигара, и тихо смеется.       — Конечно, убьешь, русалочка, — он целует её в висок, и топает в сторону своего стола, чтобы плюхнуться в кресло и закурить.       — Кусалочка.