Бракованный дуэт

      Заун шумит, за окнами привычно царит полумрак, сквозь зелёное витражное стекло, пробивается совсем тусклый свет. Силко смотрит в потолок, ему по-прежнему страшно.       Где-то в глубине души он до сих пор не верит, что все произошедшее c ним действительности – реальность. Даже теплая макушка Джинкс, кажется ему, чем-то не реальным. Может, он давно помер и видит последний предсмертный сон. Потолок c широкими балками,, кажется ему, чужим. Даже мягкие поглаживания по её волосам дарят чувство какого-то полного морального удовлетворения, словно он под мерцанием двадцать четыре на семь, как торчок.       Он тяжело вздыхает, словно мысли уперлись в какую-то одну точку. Думает только о том, что дальше и как ничего не испортить, не сорваться и не разрушить всё самому из-за безумного страха потерять то, что есть. Силко поднимается с софы, девчонка сползает по спинке с места, что освободилось только что. Его спина явно не говорит ему спасибо, как и за то, что она фактически всю ночь проспала на нем, правая половина вместе с рукой хорошенько затекла. Он растирает уставшие мышцы и одевается.       — А что, уже утро? — Джинкс даже не разлепляет глаз, ей становится холодно и она зарывается в одеяло с головой, сохраняя желанное тепло. Синие косички свисают с софы прямо на пол. Силко же усмехается, как ему за все время сна не удалось их прижать. Может, она просто не жалуется.       — Спи, — говорит ей он, целуя в висок, отстраняясь от сигареты. Кабинет быстро наполняется запахом табачного дыма. В баре ни души, поэтому здесь очень тихо, слышны настенные часы, и даже то, как внизу выносят мусор, звякая бутылками. Но он еще думает о том, что же дальше…

***

      — Это слишком открыто! — возражает Силко, зло и смачно ударяя кулаком об стол. В самом то деле, бикини с верху – это явно перебор, она же не какая-то проститутка, хотя, только безумный решился бы спутать Джинкс со шлюхой. Это была бы последняя роковая ошибка в его жизни. Патронажа на ней больше чем одежды! Он категорически против.       — Эй, но боеприпасы тяжелые, а эта одежда дает маневренность, — его, конечно же, не переубедить. И это не просто ссора — это первый крупный скандал, за долгое время. Силко недовольно фыркает, словно она очередной раз не пропустит его (пиздец какое важное) мнение мимо ушей.       — Ты, блять, не выйдешь отсюда, в этом! А если выйдешь — не войдешь! — а, ну да, конечно, нашел чем пригрозить, он понимает, что ведёт себя глупо, и что очень сильно пожалеет об этом, потому что Джинкс больше не подросток, ей уже за двадцать. И он сам хера с два кого слушал в её-то возрасте. Да и сам уже не в том положении, чтобы указывать ей, что надевать.       — Ар-р-р, ты меня достал! — фыркает Джинкс, оставляет кусаку с блестками на столе, та зло вцепляется в столешницу и угрожающе трещит. Девчонка громко хлопает дверью, и из-за неё слышится «ка-бум». Силко стоит весь в блядских розовых блестках и кидает стакан с виски в закрытую дверь. Слышатся лязг стеклянных осколков, а на двери мокрое пятно от алкоголя.       Ну и прекрасно, пошла нахер — думает он. Что, на свете больше баб нет что ли? Плюхается в кресло, а затем замечает кружку-обезьянку:       — Ты, блять, на очереди! — угрожает он кружке, замахивается, но замирает. Вспоминая, что девчонка подарила ему это, когда ей было толи двенадцать, то ли тринадцать... Та самая мелкая… Это ведь единственная гребаная кружка в его кабинете. Как и Джинкс, единственная, кому он может многое позволить. Его бесит собственная сентиментальность, которая приносит чувство какой-то ушлой ущербности.       Гнев проходит, уступая место горькой обиде и страху. Неужели, это всё, вот так вот закончится. Она хлопнула дверью и больше не придет, потому что сам Силко велел ей не возвращаться.       Паранойя крепнет ближе к середине ночи, сна ни в одном глазу. Он сидит над документами, но мозг слишком устал, чтобы воспринимать новую информацию. Поэтому мужчина просто пялится в потолок, надеясь, что он уснет прямо так. Нервоз притупляет вредную привычку, и даже после пары сигар ему кажется, что он и не курил вовсе. Силко очень устал, переговоры и подсчеты его не так сильно напрягают, как сегодняшняя выходка Джинкс. Блядский глиттер всё еще разбросан по полу, а вот развод на двери уже высох. Кто-то даже заботливо убрал осколки бокала, замечательно.       Кажется, кто-то говорил, что она сперла какую-то штуку в Пилтовере, это он услышал от Севики. Какую-то капец какую важную штуковину… «Ну где же ты», — думает Силко. Воспаленный и уставший мозг рожает сразу сто пятьсот вариантов, от: ну она, наверное, развлекается где-нибудь или (ага) с кем-нибудь, до — она где-нибудь в сточной канаве с переломанной шеей. Его лихорадит от этой мысли.       — Иди домой, — вздыхает он, не ожидаемо, но слова звучат слишком громко. Но в ответ тишина, кто-то шушукается на потолке. Силко в надежде поднимает глаза, и ему кажется, что в углу, в самой темноте, мелькнула одна из синих-длинных кос.       — Джинкс, — он вскакивает, забираясь на стол с ногами и поднимается чтобы посмотреть, но угол пуст, в нем никто не прячется. Он готов выть от разочарования, ведь кто так делает?       Пока он стоял на рабочем столе пялясь на балки, дверь кабинета глухо и тихо хлопнула. Она видит картину маслом: Силко рассматривает потолок, слишком близко, словно ищет вора. Она не громко кашляет, замечая, как он замер и весьма медленно опускает взгляд перед собой, оборачиваясь.       Кажется, сейчас будет очередной скандал на тему «так нельзя» Но Силко спрыгивает со стола и обнимает её, не говоря ни слова.