***
Хижина представляла собой альпийское шале в миниатюре, расположенное высоко на скалистой вершине, которая была ветреной и одинокой. Когда они пришли в себя после трансгрессии, Куини чуть не унесло сильным ветром. Она задыхалась, пытаясь наполнить легкие холодным воздухом, и задавалась вопросом, как и почему Аврелий Дамблдор пришел сюда учиться в одиночку. Она поплелась по снегу к коттеджу, наблюдая, как Гриндельвальд зажигает все наружные фонари своей палочкой. Солнце быстро садилось, и Куини знала, что больше не выйдет на улицу. Недалеко от коттеджа был крутой обрыв, и падения, безусловно, было бы достаточно, чтобы убить. Она поспешила к коттеджу так быстро, как только позволяли ее ботинки и снег. Внутри коттеджа было темно и холодно, но Гриндельвальд быстро справился с этим. Куини закрыла дверь, когда Гриндельвальд убрал палочку и начал размахивать руками. Свечи в канделябрах сами собой загорелись, заклинание Зажигания разожгло огонь в каменном камине, и Заклинание Горячего Воздуха мгновенно согрело помещение. Куини довольно громко усмехнулась. -В чем дело? - немного рассеянно спросил Гриндельвальд, размахивая пальцами заклинанием Энгорджио, чтобы сделать их огонь больше. Куини изумилась: -Ваша магия без палочки. Это... это очень впечатляет, сэр. Он приподнял половину рта и опустился на коричневый кожаный диван перед камином, сказав просто: -Тренируйся. Куини вздохнула. Она сняла свой тяжелый черный плащ и повесила его на вешалку у двери, где Гриндельвальд уже снял свою бархатную накидку. Она направилась к дивану, не уверенная в том, разрешено ли ей сидеть рядом с ним, и, неловко стоя перед камином, передала: -Я действительно хорошо разбираюсь в невербальной магии. Я даже получила за это награду в Ильверморни. Получила приз за свой Дом, Пакваджи и все такое, потому что я выиграла этот конкурс на создание невербальных чар. В любом случае. Я думаю, это потому, что я Легилимент, и поэтому я действительно хороша в том, чтобы делать что-то в своей голове, понимаете? Но я никогда не смога бы работать без палочки, как вы. Сэр. Она знала, что сболтнула лишнее, а он просто смотрел на нее снизу вверх. Она почувствовала, как у нее запылали щеки, и внезапно ей захотелось выбежать на улицу и броситься в снег. Но затем Гриндельвальд довольно мягко спросил: -Почему бы тебе не присесть? -Мне можно? - Она сцепила пальцы перед собой, и он снова улыбнулся той веселой улыбкой, которая появлялась у него, когда она делала что-то глупое. Куини усмехнулась и медленно подошла, чтобы сесть рядом с ним, близко, но не слишком. На какое-то время воцарилась долгая тишина, пока она не задалась вопросом вслух: -Что, если он уже уехал в Англию? Убить Альбуса Дамблдора без вашего разрешения? -Я был бы очень разочарован, - просто сказал Гриндельвальд. -Мне нужно, чтобы этот мальчик был… в очереди. Ты понимаешь? -Вам нужна его преданность, - кивнула Куини. -Он слишком опасен, чтобы быть мошенником в одиночку, и он слишком ценен, чтобы не быть на вашей стороне. -Вот именно, - прошептал Гриндельвальд. Внезапно раздался вой и скрежет в окнах, и Куини нахмурилась. Вой начал усиливаться, и окна, а затем и весь коттедж завибрировали. Гриндельвальд был спокоен, когда пробормотал: -Вряд ли он вернется в метель. -Может, нам вернуться в замок, сэр? - спросила Куини, но Гриндельвальд покачал головой и оглядел уютный интерьер коттеджа. -Если он будет верен мне, он вернется сюда, чтобы закончить свое обучение. Мы переждем эту бурю, и дадим ему день, и если он все еще не вернётся после этого времени, перчатки будут сняты. Ты голодна? -Ой. Я могу приготовить, если хотите.- Куини быстро встала и направилась к причудливой маленькой кухне коттеджа. Она открыла шкафы, чтобы найти джутовые мешки с чечевицей, консервированным мясом и другими ингредиентами. Она обернулась через плечо и спросила Гриндельвальда: -Что бы вы хотели, сэр? Он приподнял бровь. -Удиви меня. Она быстро приготовила тушеную баранину с мясом, луком, морковью, зеленью и другими предметами первой необходимости, которые нашла в коттедже. Она вычистила свою кастрюлю, разливая тушеное мясо в две глиняные миски, и, когда она левитировала миски обратно на диван, она сказала веселым голосом Гриндельвальду: -Секретный ингредиент хорошего тушеного барашка-белое вино. К счастью, здесь была бутылка. Я почти ничего из этого не использовала, так что, если вы хотите стакан, я была бы рада налить вам немного. -Возможно, позже.- Гриндельвальд выхватил из воздуха свою плавающую миску с тушеным мясом и отправил немного в рот, и его лицо странно изменилось. Куини с тревогой сжала свою миску и стала ждать вердикта. Гриндельвальд откусил еще кусочек тушеного мяса, потом еще и, наконец, пробормотал: -У тебя много даров. Это заставило Куини улыбнуться так сильно, что у нее заболело лицо, и она спросила тихим писком: -Вам, это нравится? -Мммм.- Он отправил ложку тушеного мяса в рот, не говоря ни слова, пока его миска не опустела. Куини это так обрадовало, что она поспешила забрать у него пустую миску, Вычистить и прогнать ее, а также предложить испечь ему что-нибудь на десерт. Но он тихо сказал: -Я вполне удовлетворен. Спасибо тебе. Куини доела свое рагу и убрала за собой, а потом ее охватило такое счастье, что она довольно импульсивно спросила: -Учитывая, что снаружи штормит как сумасшедший, а мы уже поужинали, вы не будете возражать, если я надену что-нибудь уютное? Видите ли, швея Винды делает прекрасную работу, но все эти новые наряды немного неудобны после долгого дня. -Во что бы то ни стало. Устраивайся поудобнее.- Гриндельвальд сложил руки на коленях и уставился на огонь. Куини отнесла свой чемодан в небольшую комнату со стеганой кроватью, и тут она поняла, в какое затруднительное положение они попали. Она, конечно, будет спать на полу, будучи служанкой великого и могущественного Геллерта Гриндельвальда, но ей этого не хотелось. Его лихорадочные сборы привели к тому, что довольно узкая черная ночная рубашка попала в ее чемодан, и щеки Куини вспыхнули. Она вспомнила первый день, когда встретила Якоба, как она поскользнулась, и Тине пришлось сказать ей, чтобы она прикрылась. Куини никогда не отличалась особой скромностью. Тела есть тела, и в них нет ничего постыдного, верила она. Но она была в коттедже с мужчиной, которым очень восхищалась, мужчиной, чьи руки ласкали ее, чей язык переплелся с ее языком, когда она стонала, прижимаясь к нему. И поэтому, натягивая черную ночную рубашку и халат сливового цвета, который он был достаточно любезен, чтобы упаковать, она подумала, не следовало ли ей оставить свое неудобное шерстяное платье. Куини собралась с духом, поправила вырез, чтобы скрыть больше кожи, и босиком вернулась на диван. -Так что, да. Швея Винды… она действительно хорошо работает, - сказала Куини, отчаянно пытаясь заполнить тишину разговором. Гриндельвальд просто уставился в огонь и кивнул. -Я рад это слышать. Куини немного пожевала губу и задумалась: -Она француженка. Я думаю, что она лучше шьет одежду. Винда во многих вещах лучше, просто... лучше. Во многих вещах. Брови Гриндельвальда нахмурились, когда он уставился на пламя. -Пример? Куини пожала плечами. -Я не знаю, сэр; она просто так хорошо делает свою работу, и... -Ты хорошо выполняешь свою работу, - возразил он, и сердце Куини немного успокоилось. -Она очень элегантна, - отметила она, и Гриндельвальд закатил свои асимметричные глаза, повернувшись, чтобы ухмыльнуться Куини. -Вы двое будете работать вместе и станете друзьями, - приказал он. -Каждому из вас были даны уникальные навыки, дары и атрибуты. Там, где она точна, вы забавны. Там, где она является административной, вы выполняете Легилименцию. Зачем соревноваться со своими соотечественниками, Куини? -Вы правы, сэр, - Куини проследила за его взглядом, потому что она переоделась так, что ее халат распахнулся, а ночная рубашка была с очень глубоким вырезом. Она поняла, что ему открылся изгиб ее маленькой груди. Выпуклость ее груди и намек, искушение чего-то запредельного. Она слегка вздохнула и привела себя в порядок, но когда подняла глаза, Гриндельвальд снова уставился в огонь.***
Он хотел ее. Он жаждал ее. И она была так близко, что он мог протянуть руку и коснуться ее, заставить ее стонать, заставить ее кричать, и никто бы не услышал и не узнал. Гриндельвальд изучал пламя перед собой, пристально вглядываясь в каждое мерцание, довольно тяжело дыша через нос, думая, что было ошибкой приводить ее сюда. Что, по его мнению, должно было произойти? Это. Он думал, что они окажутся на этом диване вместе. Он хотел этого. Исчезновение Криденса было прекрасным предлогом для того, чтобы оказаться именно в такой ситуации. Когда Альбус страстно желал и тосковал по молодому Геллерту, он испытывал лишь слабый интерес в ответ. Когда Винда ожила под его поцелуем, он был мягким в своих брюках. Ощущение желания, жажды было настолько редким, что казалось, будто какая-то чужеродная сущность поглощает ядро Гриндельвальда. Он был в огне внутри, точно так же, как поленья, которые он наблюдал, горели. Она была одаренной. Она была легилиментом и особенно хорошо разбиралась в невербальной магии. У неё были яркие и жизнерадостные качества, с которыми Гриндельвальд редко сталкивался и еще реже ценил. На нее было сногсшибательно смотреть. И она, как оказалось, была замечательной поварихой. С ней было приятно находиться рядом. Она ему нравилась. Ему нравилось быть рядом с ней. Ему очень нравилось, когда его рука запутывалась в ее волосах, а его губы прижимались к ее губам в заснеженном лесу. Перечная мята. На вкус она была как мята. -Куини. Наконец он оторвал взгляд от огня, повернул лицо, и она уставилась на него своими большими глазами лани, ее полные губы приоткрылись, и она прошептала: -Да, сэр? Он мгновение изучал ее - ее прекрасные волосы и лицо, чувствуя, как что-то сжимается в груди, - и прочистил горло. -Иди сюда. -Да, сэр. Затем она придвинулась к нему на диване, и Гриндельвальд призвал ее повернуться к нему лицом, поставить ноги по обе стороны от него. Она, казалось, не решалась оседлать его, как будто это заходило слишком далеко, но Гриндельвальд уверенно вел ее тело, пока она не устроилась у него на коленях. Ее дыхание сотрясалось как сумасшедшее, когда она осторожно потянулась к его голове сбоку, и ему не нужно было быть Легилиментом, чтобы понять, о чем она думает. Он видел неуверенность, вопрос в ее глазах. Делал ли он это с Виндой и бесчисленным множеством других? Он не ответил на невысказанный вопрос. Она не сделала ничего, чтобы заслужить утешение или переосмысление его личного прошлого. Вместо этого он просто протянул руку, чтобы заправить ей волосы за ухо, и сообщил ей: -Я обнаружил, что нуждаюсь в тебе. -Хорошо.-Куини, казалось, не знала, что на это сказать. Она немного поерзала, и Гриндельвальд зашипел, потому что она сдвинула трусики прямо на его растущую эрекцию. Она замерла и посмотрела ему в глаза. Что хочешь? Ей было интересно. Он задавался тем же вопросом. Неужели он только что снова поцеловал ее, как тогда, в лесу? Это было, по большей части, все, что он делал с людьми. Альбус хотел пойти гораздо дальше, но юного Геллерта напугала идея секса и все эмоциональные атрибуты, которые неизбежно последовали за этим. С Виндой такого желания не было. Время от времени у него было несколько людей, у которых был вкус плоти, но сейчас он чувствовал себя по-другому. Она приготовила ему тушеную баранину, которая все еще была теплой у него в животе. Тогда никакого секса. Это было слишком навязчиво, эта идея войти в ее тело и ввести в нее свои собственные жидкости. Но он хотел большего, чем поцелуй. Ему нужно было нечто большее, чем поцелуй. -Сделай это еще раз, - наконец пробормотал он, и Куини, казалось, поняла идею. Она несколько раз двигала бедра назад и вперед, и Гриндельвальд втянул воздух, хотя стиснул зубы. О, это было так приятно. Это было восхитительно, то, как она терлась о его кончик каждый раз, когда двигала бедрами. Он откинул голову назад, открыл рот и прошептал: -Не останавливайся. -О, я не смогла бы, даже если бы захотела, - сказала она пьяным голосом, и он понял, что ей это тоже понравилось. Он заставил себя поднять голову, заставил себя посмотреть на нее, а она немного откинулась в сторону и выглядела пьяной. Она немного ускорила свои бедра, и ее ногти поскребли коротко остриженные светлые волосы на его голове. Это было так приятно, что он не мог дышать, и он закрыл глаза. -Еще раз, - выдавил он. Она начала массировать его кожу головы ногтями, которые были достаточно острыми, чтобы стимулировать его, и прижалась к нему бедрами. Внезапно Гриндельвальд не смог принять всего тяжелого бархата, покрывающего ее. Он дернул за пояс на ее талии и толкнул халат, который Куини сбросила, и тихо застонал, увидев ее на себе в одной короткой шелковой ночной рубашке. -О.- Теперь Куини дрожала, ее бедра яростно дрожали по обе стороны от бедер Гриндельвальда. Она довольно отчаянно потянулась к его плечу и пробормотала: -Я собираюсь… вы знаете... -Поцелуй меня, - сказал Гриндельвальд, прежде чем смог удержаться, и Куини чуть не упала ему на рот. Он держал ее лицо, когда она беспомощно застонала ему в губы, ее язык был неуклюжим, когда она кончила. Он понял, что она кончает прямо сейчас, и эта мысль сделала его таким твердым, что ему стало больно. Ее скрежет превратился в беспорядочные рывки, когда она задыхалась во время кульминации, а затем пришла в себя, и внезапно она оторвала свое лицо от его и зарылась в изгиб его шеи, хватая ртом воздух. Это было уже слишком. Гриндельвальд никогда за все свое существование не испытывал ничего столь глубоко возбуждающего. Он уставился в окно, дрожа от метели, когда все внутри него лопнуло. Повинуясь инстинкту, он обнял Куини и прижал ее к себе, одной рукой обняв за талию, а другой обняв за плечи, и почувствовал, как ее горячее дыхание обдало его шею, когда он взорвался. Его сперма врывалась в брюки грязными рывками, в ушах звенело, и он видел пятна. На долю секунды все стало горячим и ослепительно белым, а затем у него перехватило дыхание. Следующие несколько минут прошли как в тумане. Она слезла с него, дрожа как осиновый лист и бормоча, что надеется, что он не сердится на нее. Она натянула халат. Гриндельвальд убрал беспорядок в своих штанах с помощью откачивающих и очищающих заклинаний без палочки. Он отправил Куини спать - на единственную кровать - и сказал, что будет спать на диване. Но он не спал. Он просто смотрел на огонь. Где-то около двух часов ночи завывающая метель утихла. Гриндельвальд поднялся с дивана и прошелся по коттеджу, чтобы размять ноги. Он уставился на Куини, которая спала в постели, и сглотнул. Он должен был сожалеть, подумал он. Он должен был забыть ее. Он должен был наказать ее. Он не должен был хотеть ее; он не должен был так сильно наслаждаться этим. Потому что, в конце концов, физический контакт с другими людьми сводился к контролю. Или, по крайней мере, это должно было быть связано с контролем. Физический контакт с другими людьми был карательным или манипулятивным. Но они оба кончили, и они поцеловались, и он заключил ее в объятия, и ему это понравилось. Гриндельвальд вздохнул и закрыл глаза, пощипывая переносицу и надеясь, что Криденс вернется рано утром.