Сгоревшие Во Славе.

Гриндельвальд провел пальцами по перилам, поднимаясь по узкой лестнице. Он действительно собирался это сделать? Неужели он действительно собирался погрузиться в тело этого нетерпеливого молодого последователя и легилимента? Он глубоко вдохнул через нос, когда добрался до площадки наверху лестницы, и осторожно облизнул губы. Да, подумал он. Он собирался это сделать. Его тело жаждало этого. Его разум жаждал этого. И он устал сопротивляться своим страстным желаниям. Он вошел в голубую спальню слева, элегантное, но небольшое помещение с постельным бельем и занавесками, и, держась за дверной косяк, столкнулся с Куини, стоявшей в центре комнаты и выглядевшей глубоко встревоженной. Глаза Гриндельвальда широко распахнулись; она сняла свое шерстяное платье и стояла там в бледно-розовой шелковой блузке и больше ничего. -Мне жаль, - сказала она, зажмурив глаза: - Я не знала, что… если бы вы хотели, чтобы я сделала. -Куини - Гриндельвальд отпустил дверной косяк и медленно вошел в комнату. Черт возьми, она была прекрасна. Ее дерзкие соски торчали сквозь тонкий шелк ее сорочки. Были ли на ней трусики, подумал он, или она сняла и их тоже? Дерзкое маленькое создание. Она сложила руки перед собой и заметно задрожала, и он подошел, чтобы встать перед ней, обнял ее и наклонился, чтобы очень осторожно поцеловать в губы. Он прошептал ей в губы: -Мы пойдем медленно. Внимательно. Нежно. Хм? -Хорошо - Она подняла на него глаза, и он провел большим пальцем под ее широко раскрытым глазом. Он снова поцеловал ее, совсем чуть-чуть, и она тихонько замурлыкала, когда ее руки потянулись к его жилету. Он уже снял свой тяжелый бархатный тренч перед ужином, так что все, что на нем было, - это белая рубашка, черный жилет и черные брюки. Ее пальцы начали расстегивать жилет, но она так сильно дрожала, что Гриндельвальд осторожно оттолкнул ее пальцы и расстегнул сам. Он снял жилет и позволил ему упасть на землю, а затем начал расстегивать свою белую рубашку. Куини зачарованно наблюдала за ним и прошептала: -Я не знаю, почему я так нервничаю. -Я помогу тебе расслабиться, - пообещал ей Гриндельвальд, и Куини слабо улыбнулась. Он расстегнул свои узкие рукава, а затем стянул белую рубашку, и внезапно он оказался с обнаженной грудью. Он позволил Куини изучить его, зная, что он худощав и подтянут, но также намного старше ее. За всю свою жизнь ему ни разу не было дела до того, что кто-то еще думает о его теле. Это был Геллерт Гриндельвальд. Он всегда был единственным, кто контролировал ситуацию; мнения тех, с кем он был физически близок в целях манипулирования, были совершенно неуместны. Но по какой-то причине прямо сейчас он смотрел в глаза Куини и задавался вопросом, что она о нем думает? Что она думала о его груди, животе, плечах, руках? -Ты такой красивый, - выдохнула она, и Гриндельвальд сглотнул. Его пальцы потянулись к пуговицам на черных бархатных брюках, и он быстро расстегнул их. Он напрягся, глядя на нее, стоящую перед ним в одной только рубашке, но он хотел быть полностью возбужденным до того, как она его увидит. Поэтому он шелковым шепотом обратился к Куини: -Сними блузку. -Да, сэр - Она сняла его одним плавным, отработанным движением, отбросила прочь, и выглядела так, словно изо всех сил старалась не прикрываться. Но она была такой… -Прелестно - Он прошептал это слово, чувствуя, как его охватывает благоговейный трепет. Он и раньше видел обнаженную грудь, много раз. Он никогда не видел такой груди. Маленькая и круглая, умоляющая, чтобы к ней прикасались. Он протянул руку и взял одну из них в ладонь, и она подошла именно так. Куини тихо ахнула, и когда Гриндельвальд провел большим пальцем по ее заостренному соску, ее глаза слегка затрепетали. Он отметил, что ей нравилось, когда к ней прикасались. -Прелестно, - повторил он и, подойдя ближе к Куини, обнял ее одной рукой и прижал ладонь к ее пояснице. Он убрал руку с ее груди, чтобы коснуться ее в другом месте. Он провел пальцами по слегка припухшим бороздкам там, где были ее ребра. Он погладил ее между лопаток и наклонился, чтобы снова поцеловать, его губы на мгновение прижались к ее губам, когда их дыхание смешалось. Внезапно он почувствовал прикосновение пальцев к передней части своих брюк и понял, что она набралась смелости, чтобы протянуть руку и прикоснуться к нему через материал. Костяшки ее пальцев потерлись о его эрекцию, и Гриндельвальд притянул ее ближе за поясницу и поцеловал более страстно. Она снова потерлась, и он возжелал ее. Он отступил от поцелуя и пробормотал: -Я полагаю, брюки в конце концов должны быть сняты, хм? -Да. Я думаю, так и делают.- Куини все еще казалась нервной, но теперь она казалась более воодушевленной, чем когда он вошел в комнату. В ее глазах горел огонь, когда она смотрела, как он стягивает пояса брюк и нижнего белья. Когда он был обнажен, сжимая свой член в руке, и он облизал губы, и его сердце бешено колотилось, тогда он смотрел прямо на Куини. У нее были глаза-блюдца, ее полные губы приоткрылись, и тогда он понял, что она никогда не видела волшебника без одежды. Он потянулся к ее руке, переплетя свои пальцы с ее, чтобы успокоить ее, и у Куини перехватило дыхание, когда он направил ее руку к своему члену. Она позволила ему обхватить пальцами его член, и он изо всех сил старался оставаться спокойным от этого ощущения. Ее прикосновение было божественным, и она начала двигаться инстинктивно, двигая рукой взад и вперед движениями, которые сначала были отрывистыми, но быстро стали плавными и легкими. Она начала сжимать его сильнее, и внезапно Гриндельвальду показалось, что она собирается погладить его прямо до того, как он кончит на полу спальни. Он грубо оттолкнул ее руку и тихо зарычал. -Ну, это кажется слишком восхитительным, дитя. На кровати с тобой. Она поспешила прочь, послушно направляясь к бело-голубой кровати, и Гриндельвальд предложил. -Под одеялами. Холодная ночь. Она сделала, как он сказал, забралась под тяжелые одеяла и легла на спину. Он махнул на нее рукой и пробормотал. -Неблагодарность. -Для чего это было? - Голос Куини звучал нервно, но Гриндельвальд приподнял бровь, когда подошел к другой стороне кровати. -Ты же не хочешь забеременеть от меня, не так ли? -О - Глаза Куини расширились как никогда: -Противозачаточные заклинания в Америке запрещены законом. -Многие вещи нелогично запрещены в Америке, - отметил Гриндельвальд, и Куини выглядела взволнованной при этом. Она думала о том толстом Но-Майе, которого оставила позади. Якоб. Гриндельвальд откашлялся, желая, чтобы она снова обратила на него внимание. Она резко выпрямилась, и он забрался к ней в постель. Он лег рядом с ней, чувствуя тепло под одеялами, тепло ее тела рядом с собой, и повернул голову на подушке. Куини осторожно протянула руку, чтобы немного почесать его в затылке, где его льдисто-светлые волосы были подстрижены очень коротко, и это было так приятно, что Гриндельвальд перевел дыхание и замурлыкал. -Не прекращай это делать. Мне нравится твой массаж головы. -А вы знаете? - Куини казалась счастливой от этого. Он лежал с закрытыми глазами и просто чувствовал, как она водит ногтями по его голове. Ее прикосновение успокаивало. Ему это нравилось. Он хотел большего. Он потянулся к ее другой руке и положил ее на свою обнаженную грудь, где у него были очень редкие белокурые волосы, и она тоже начала немного чесать его там. Гриндельвальд ахнул, ощутив на себе ее ногти. Почему ему это так понравилось? Почему он хотел, чтобы она массировала его с малейшим приступом боли сбоку? Это было... чудесно. Это было похоже на оргазм, и его член прямо сейчас болел под одеялом. Он наклонился и погладил себя, затем быстро отдернул руку, думая, что кончит через мгновение, если продолжит прикасаться, и прошептал самым ровным голосом, на который был способен: -Куини, прошло... довольно много времени с тех пор, как я... хммм… я хочу сказать, что все это начинание, вероятно, должно продвигаться, если ты не возражаешь. -Ну, конечно, - сказала она и убрала руки. Он открыл глаза, и внезапно ему захотелось поцеловать ее. Он притянул ее ближе, облизывая ее нижнюю губу и посасывая ее. Внезапно ему в голову пришла дикая идея, идея, которой у него не должно было быть, и о которой он, вероятно, пожалеет позже. Но он не мог удержаться, чтобы не прошептать Куини в губы: -Войди в мою голову, Куини. Он снял свою Окклюменцию и впустил ее, выдвинув несколько конкретных идей, и почувствовал, как ее дыхание дико задрожало на его губах. - она пробормотала недоверчивым голосом: -Вы думаете, что я красивая. И вы это серьезно. -Посмотри глубже, - приказал он ей, яростно целуя ее на мгновение, а затем отстранился. Когда он это сделал, она отчаянно прошептала. -У вас никогда не было ничего подобного. -Хм - Он снова поднял свои окклюменционные щиты, не желая давать ей больше, и перекатился, пока не оказался на ней. Он раздвинул ее ноги, понял, что она не найдет пика в свой первый раз с ним, и просунул пальцы между ними. Куини уставилась на него сияющими, любопытными глазами, и когда он провел пальцами по ее влажным складкам, он пробормотал: -Gaudens Maxima. Куини взвизгнула от шока и извивалась под ним, когда внезапная, неожиданная кульминация ударила ее тело головой. Ее спина выгнулась, а пальцы вцепились в простыни. Она откинула голову на подушку, и ее глаза крепко зажмурились. Ее груди вздымались, и розовая паутинка румянца пробежала от ее лба вниз по груди. Гриндельвальд просто смотрел, и тяжело сглотнул от того, как возбуждающе это было видеть. -Как… как вы это сделали? - выдохнула она: -Сэр? -Простое заклинание, - ухмыльнулся он, заправляя ее волосы за ухо: -Точно так же, как это достаточно простое заклинание, и оно облегчит боль, которую некоторые ведьмы чувствуют в первый раз. Алливио. Он снова провел пальцами по ней, ощущая набухшие, влажные результаты ее оргазма. Он направил свой член к ее входу и вошел в нее одним плавным толчком. Сначала ее тело сопротивлялось, крепко прижатое к нему, и она задыхалась, но все уладилось. Довольно скоро он смог двигать бедрами плавными, ритмичными движениями, погружаясь в нее, пока она смотрела в его асимметричные глаза. -Куини, - услышал он свой голос после некоторого толчка. Он опустился на руки и задвигался быстрее, подергивая бедрами, когда ее тело обхватило его, дрожащее и теплое, и все это было слишком хорошо. Так хорошо. Гриндельвальд несколько раз моргнул и почувствовал, что кончает, прежде чем понял, что происходит. Раскаленное добела удовольствие разлилось внутри него, он погрузился по самую рукоять и опустошил себя внутри Куини, когда она обняла его за плечи. Почему он позволил ей так обнимать себя? Почему он не сказал ей, чтобы она не прикасалась к нему так интимно? Он откачивал и чистил, пока они оба не стали чистыми, и он знал, что следующим логичным шагом было бы клинически встать с кровати и снова надеть свою элегантную одежду, пожелать ей спокойной ночи и решительно сказать, что утром они разработают план, чтобы выследить Криденса. Вместо этого он лег на спину в кровати, рядом с обнаженной Куини, и пробормотал: -Останься на ночь здесь. Она слегка повернула голову в сторону Гриндельвальда, а затем повернулась всем телом. Она многозначительно прошептала ему. -Спасибо. Он уже собирался ответить, но тут раздался стук в окно голубой спальни, и он нахмурился. Сова? Дальняя сова на его конспиративную квартиру? "Vinda." Он вскочил с кровати, внезапно не стыдясь своей наготы, и Куини медленно села. Гриндельвальд подошел к окну спальни и открыл его. В комнату влетел сапсан, и он слегка ухмыльнулся. Лучше, чем сова. Он снял письмо с ножки, сломал печать и закрыл окно, потому что было холодно. Вы просили нас обеспечить места для встреч в Вене. У нас есть место для проведения грандиозного бала для последователей, но должны это сделать до Рождества, когда магглы займут это место для торжеств. Будут ли ваши текущие усилия завершены до этого времени? Может, начнем планировать бал? Мы ждем ваших приказов и действуем, как всегда. Для Общего Блага. Vinda Гриндельвальд несколько раз повертел письмо в руках и задумался о том, в какой тупик он попал с Доверием. Он знал, что со временем мальчик даст о себе знать, но не в ближайшие несколько дней. Тем временем Тина Голдштейн (и, следовательно, все силы Авроров) знали, что Куини в Лондоне и будет искать ее, а следовательно, и его. Они оказались в довольно сложной ситуации здесь, в Лондоне, в поисках Доверия. Но Дамблдор мог умереть в следующем году, и Гриндельвальду было все равно. Он умрет. Вот что имело значение. Чего нельзя было ждать, так это движения. -Что-то не так, сэр? - спросила Куини с кровати, и Гриндельвальд поднял на нее глаза. -Мы возвращаемся в Австрию, - сказал он, - и ты узнаешь, насколько хорошо я могу танцевать, когда я не сильно пьян.