A Lesson in Thorns

— Скажи мне ещё раз: что это такое?! Чуя удобнее укладывает подбородок на скрещённых пальцах, тяжело вздыхает и в сотый раз за сегодняшнее утро повторяет: — Это яйцо дракона. Юан, устроившаяся рядом с ним на кровати с ещё более драматичным выражением лица, переводит взгляд на Кафку — на таком имени для питомца он остановился. Чуя долго выбирал, как ему казалось, подходящее: это оказалось совсем не просто. И после кропотливой умственной работы он чувствовал себя, будто в самом деле является родителем этого малыша. — И тебя совсем не смущает держать эту штуку в своей спальне? В своей постели? — Поверь, мне тоже понадобился не один час, чтобы всё осознать и прийти в себя, но это же просто яйцо, верно? Вряд ли он на самом деле вылупится. — Я сомневаюсь, что в таком случае оно бы продавалось за несколько миллионов иен. — Драконьи яйца редкие и сами по себе очень ценные — поэтому и продаются так дорого. — Ладно-ладно, извини. Не знала, что ты эксперт в драконьих яйцах, — усмехается Юан, складывая руки в извиняющемся жесте. Она садится на кровати и продолжает уже серьёзно: — И ты говоришь, что Дазай купил его… в качестве подарка? — По большей части, да. — Знаешь, я правда не хочу повторять то, что мы, «Овцы», уже не раз говорили, так как понимаю: у тебя своё видение того, как лучше выбираться из сложившейся ситуации, но… тебе не кажется это странным? То, как босс Портовой мафии буквально обхаживает тебя: живёшь в пентхаусе, носишь стильные шмотки… Да он подарил тебе это чёртово драконье яйцо! Чуя наконец-таки отрывается от Кафки и оборачивается к Юан. — Честно? Судя по тому, что я видел, это не так уж и странно. Она смотрит так, будто Чуя сказал, что сам это яйцо отложил и высидел. Поэтому парень не оставляет попыток донести свою мысль: — Я имею в виду: да, он действительно очень умён, и я не сомневаюсь в существовании скрытых мотивов в каждом его действии, но, знаешь, иногда мне кажется, что даже такому человеку временами бывает скучно. Высокое положение так ограничивает его. В конце концов каждый человек иногда хочет поразвлечься просто ради забавы. — Чуя, человек, о котором мы говорим, удвоил доходы мафии всего за несколько дней с начала своего правления. Он одолел вооружённую организацию с Запада, с которой военные сражались неделями, за несколько часов. Это не какой-нибудь жулик и не главарь шайки с района. На это нужно что-то ответить, но Чуя находит в себе силы только для вымученной улыбки: все утро он чувствует, как недостаток сна обтягивает его кости, словно вторая кожа. — Ладно. Хорошо. Я не говорю, что он безобиден — Дазай Осаму определенно опасен, но он зачем-то хочет сблизиться со мной. И мы должны воспользоваться этим в своих интересах. Он видит, как Юан с интересом поднимает брови. — Сблизиться, как в грязном танго? — Э-э, нет. Не так. Сомневаюсь, что я смог бы чего-нибудь от него добиться с помощью секса… — Неужели Лука был не так хорош? Когда они были вместе, Чуя не мог даже думать в таком ключе — впоследствии он списал всё на то, что они оба были неопытны. Однако сейчас, когда прошло уже достаточно времени, он может признаться себе: Лука был дерьмовым партнёром. Абсолютно во всём. В поцелуях, в сексе и, главное, в том, чтобы быть верным и честным. — Лука был ошибкой, которую я не хочу повторять. Дразнящая улыбка Юан исчезает, как только до нее доходит смысл сказанного. Она согласно кивает и вся будто съёживается. — Ты прав. Этот мальчик не знает, как пользоваться своим языком. Чуя моргает. — О, точно. Извини. Я тебе не говорила — случай как-то не подворачивался. — Это же было не тогда, когда мы ещё… — Боже мой, нет! Чуя, я идиотка! Но я не шлюха. Это было ещё до того, как вы начали заглядываться друг на друга. Намного, намного раньше. Пьяный эксперимент, который провалился. Это знание тревожное и в то же время странно комичное — Чуя сделал для себя пометку обязательно подумать об этом позже. — В любом случае, никакого секса с Дазаем. Никакого секса ни с кем! — при этих словах Юан корчит скучающую рожицу. — Я думал о более психологичном подходе: знаешь, Дазаю вы действительно не нравитесь. — Вот так новости! Спасибо. Я бы тоже не пригласила его на чашечку кофе. — Я имел в виду, ему, похоже, не нравятся «Овцы» в целом. Как концепция. Так почему бы нам не попытаться изображать то, что он хочет видеть — вражду внутри нашего коллектива? — при этих словах он безуспешно пытается подавить рвущийся на воздух горький смешок. — Фактически нам даже не пришлось бы притворяться — это и так уже происходит. Со вздохом Юан придвигается ближе и треплет притихшего парня по голове. — Не думай, будто они ненавидят тебя, просто… всё так изменилось за это время. Ты знаешь, что не все у нас справляются хорошо. И не буду скрывать: «Овец» беспокоит, что тебя нет рядом в трудный момент. Чуя знает об этом. Сначала у него было оправдание, что всё дело в символизме, но теперь… он напуган. Боится, что не сможет перелезть через стену, которую его друзья выстроили вокруг себя. Боится, что внутрь его не впустят. — Я навещу вас в ближайшее время. Обещаю! — еще месяц назад Чуя не поверил бы, что ни разу не найдёт времени, чтобы собраться вместе с друзьями. — Они же не обращаются с вами, как с рабами, верно? — вопрос он задаёт едва слышно — это одна из тех вещей, что не дают Чуе спать по ночам. Что, если, пока он спит в слишком большой мягкой постели и наслаждается всеми благами, его друзья работают до седьмого пота? И они вынуждены делать… чёрт знает что? Готов ли он на такие жертвы ради реализации своего так и не придуманного плана? Стоит ли он того? Заливистый смех Юан прерывает его мрачные мысли. — Боже, ты слишком драматизируешь! К нам относятся, как к подросткам. — Правда? — Да. У меня работа где-то раз в четыре дня, и обычно она занимает всего несколько часов. У меня есть крыша над головой, и под этой крышей не пахнет мочой и плесенью. Да, теперь приходится уживаться с этими мафиозными ублюдками, но, похоже, что к этому я уже начала привыкать. Чуя наклоняет голову. — Так какую работу тебе дали? — Ну, большую часть времени я просто слежу за какими-то скучными обрюзгшими дедами, думающими, что я какая-то секретарша, которая приносит им кофе и зажигает их сраные сигареты. Это… неприятно, да, но, по крайней мере, не так ужасно, как Чуя успел себе нафантазировать. — Я думала, это будет что-то более впечатляющее! — продолжает Юан со стоном. — Что толку было всю жизнь учиться обращаться с ножом, если мафия даже не собиралась назначать меня бойцом?! — Аккуратнее, — бормочет Чуя. — А то Лука скажет, что и ты к ним подлизываешься. — Не обращай внимания. Он всех призывает скалить зубы, только совсем не представляет, что конкретно мы можем сделать. Чуя искренне надеется, что он то в состоянии разработать эффективный план по освобождению «Овец», и он только делает вид, будто мафии удалось посеять зерно сомнения между ними. Таким образом он сможет подобраться ближе к Дазаю — а уж если удастся оказать влияние на такого ценного человека — это станет решением всех их проблем! Самым сложным сейчас остаётся убедить друзей в том, что его план сработает (и в том, что он не наивная маленькая шлюха, на что Лука так любезно намекнул в последний их разговор). Решив наконец отпустить эту тяжёлую тему, Чуя слегка пинает Юан по ноге. — Скажи, ты не хочешь переехать ко мне? — квартира слишком большая для него и слишком пустая. Юан отвечает с извиняющейся улыбкой: — Так сильно, как только могу. Но остальные раздуют из мухи слона и опять будут жаловаться, что чувствуют себя обделёнными и бла-бла-бла. И ведь ты сам только что говорил: Дазай должен думать, что у нас проблемы. А как же он поверит в это, если мы будем жить вместе, как счастливая семья? Чуя сознаёт, что в её словах есть смысл. Но если настроения «Овец» так переменчивы, тогда ему тем более нужен, человек, который будет рассказывать, что же у них происходит. А Юан всегда была умнее других. Он уже собирается поделиться с ней своими мыслями, как его останавливает звук открывающегося лифта — эхо, отражающееся от ровных стен, проносится по всем комнатам. Коё имеет привычку предупреждать, когда посылает к нему кого-то, а ни у кого кроме нее больше нет ключ-карт, открывающих доступ на этот этаж. Кроме… — Дазай, — произносит Чуя одними губами. Юан смотрит на него, испуганно распахнув глаза. — Чуя, — голос доносится уже из кухни, — я тут нашёл чудесную книгу для… О! — он резко останавливается, когда видит, что они вдвоем лежат на кровати, а яйцо уютно устроилось между ними. — Что она здесь делает? Юан решает повременить с любезностями, сразу занимая оборонительную позицию: — У меня есть имя, придурок! И Чуя пытается не засмеяться от вида этой стремительной метаморфозы — он прячет улыбку, кашляя в рукав. Дазай прищуривается, скрестив перед собой руки и прислонившись к дверному косяку. Его поза выглядит невозмутимой. Книга куда-то исчезла. — Юан, верно? Надеюсь, на этом всё. Теперь ты можешь нас покинуть? — В этой квартире хозяин — Чуя, — парирует девушка, вздёргивая подбородок. Этот скрытый вызов должен заставить Дазая раскрыть своё истинное лицо, но его оказывается недостаточно, чтобы расколоть маску такого изворотливого человека. Дазай обращает к хозяину квартиры испытующий взгляд и в следующую минуту уже требует, как капризный ребёнок: — Скажи ей уйти, Чуя, — в растерянности тот давится нервным смешком. — Сейчас время для наших занятий, — и (вот же зараза!) это было подло. — Что за занятия? — сразу же встрепенулась Юан. — Э-э-э… Мафиозные уроки, разумеется, — тянет Чуя, пожимая плечами. — Есть так много всего, чему мне ещё надо научиться, представляешь? Но всё это довольно скучно и не стоит траты твоего времени. Юан закатывает глаза. — Прекрасно! Я уйду… — она встречается глазами с Дазаем, — но только если ты дашь мне работу получше. Дазай не считает нужным как-либо реагировать на эту вспышку. Вместо этого он смотрит на Чую, очевидно, ожидая, что инициатива будет исходить от него. — Перестань игнорировать меня! Я достойна лучшей работы! Ты же босс — так не притворяйся, что не в силах устроить это! — Юан бы хорошо вписалась в команду Коё, — предлагает Чуя. — Коё… Хах, её команда собрана из первоклассных марионеток. Но, чтобы изготовить такую, нужно сначала сломать человека. Я считаю, нельзя отдавать ей новобранцев. Но парень не соглашается: — Я как раз такой новобранец, и я прекрасно справляюсь. — Потому что ты сильный, Чуя. Этот неожиданный комплимент от Дазая заставляет Чую сглотнуть. Одно дело — знать, что ты сильный (ведь это действительно так), и совсем другое — услышать это от него… И то, как он произнёс эти слова, со странной убеждённостью в голосе, будто неоспоримый факт… И всё же… — Юан тоже сильная, — ручается за подругу Чуя. — И Юан всё ещё здесь, — сразу вставляет та своё слово. — Я могу с этим справиться. Позволь мне, и я оставлю тебя в покое. Разве не этого ты хочешь? В конце концов Дазай вздыхает. Он произносит, проводя пальцами по её плечу: — Я могу попросить Коё подумать о твоей кандидатуре. На этом все. — Лицо Юан расплывается в торжествующей ухмылке. — А теперь проваливай. — Что ж, развлекайтесь на ваших занятиях, — она бросает на босса колючий взгляд, что может показаться чрезмерно агрессивным человеку, незнакомому с её темпераментом, но достаточно прямолинейным, чтобы выглядеть искренне. — И, Чуя, приходи к нам иногда. Надеюсь, ты ещё не забыл о своих друзьях. Мы приняли тебя, когда ты был тощим маленьким оборванцем, не знающим даже, что такое «буханка хлеба»! — теперь она говорит совсем как Ширасэ, но… Чуя окидывает Дазая взглядом, пытаясь угадать: купился ли он на устроенное представление. Судя по заинтересованному выражению лица, Дазай не понимает, что они притворяются. Когда Юан встаёт и направляется к выходу, Чуя ожидает, что Дазай что-нибудь скажет, но тот хранит молчание, пока звук захлопнувшейся двери не разносится по всей квартире. Тогда он наконец проходит в комнату, попутно стряхивая с костюма невидимые пылинки. — Почему яйцо в твоей постели? — спрашивает он, подходя к столу, который они использовали для учёбы. — А что не так? — Ты не раздавишь его во сне? — Ну, не то чтобы я спал с ним, — фыркает Чуя, усаживаясь напротив Дазая. — Просто хочу, чтобы ему было… комфортно. Глаза Дазая сверкнули озорством: — Но это же просто яйцо, Чуя… — И это моё яйцо. Так почему все сегодня хотят высказать мне свои претензии по этому поводу?! — Ладно-ладно, — Дазай пихает в него книгу явно в попытке заставить уже успокоиться. — Посмотри, с ней научиться писать будет проще. Следующие тридцать минут они проводят, склонившись над тетрадью. Дазай показывает несколько приёмов начертания графем с примерами. Затем он уходит на кухню, оставляя Чую переписывать фразы. Из-за стенки доносятся хлопанье шкафов и стук переставляемой посуды. Обычно Чуя давно бы уже крикнул Дазаю катиться с его кухни куда подальше и хозяйничать где-то в другом месте, но он знает, что тот всё равно не найдёт ничего интересного, поэтому полностью сосредотачивает своё внимание на попытках учиться. Дазай, однако, всё равно рушит его планы. — Чуя, дорогой мой, ты когда-нибудь ешь? Вопрос сбивает с мысли и даже заставляет забыть про дурацкое обращение. — А? — У тебя все продукты нераспакованные и выглядят так, словно к ним вообще ни разу не прикасались. Что ж… Чуя прикрывает глаза, припоминая, что же он ел в последние несколько дней. Вчера его не было дома, но он смог перекусить в мэрии. Днём ранее… он покупал готовую еду в супермаркете. А сегодня Юан угостила его свежим круассаном из булочной неподалёку. — Я ем, — отвечает он наконец. — Ну ещё бы! Иначе бы ты не был так отвратительно подтянут, — бормочет Дазай, всё ещё пытаясь найти что-то в его шкафах. — Но ты готовишь? — Э-э, скорее нет, чем да. До него долетает приглушенное ворчание, которое стихает, когда Дазай скрывается в кладовой. Чуя возвращается к своему учебнику, поэтому пропускает момент его возвращения. Однако через некоторое время он опять слышит шум на кухне и уже готов подать на саботажника в суд: Чую всегда было легко отвлечь! Следующие пятнадцать минут он проводит, наблюдая, как Дазай раскладывает принесённые продукты, включает плиту, начинает что-то нарезать… Он… готовит? Сам?! Это кажется таким странным, что Чуя сначала пытается сделать вид, будто в нескольких метрах от него ничего неожиданного и не происходит. Он справляется до поры до времени, а потом, когда сковородка на плите уже вовсю шипит и аппетитный запах закрадывается в ноздри, Дазаю звонят. По крайней мере до Чуи доносятся обрывки фраз, и адресованы они явно не ему. — Снова? Я понял. Узнай, кто и куда её везёт. Как только ты это сделаешь, отправим на перехват наших людей, из дорожной полиции. Да. Да, сделай это. И постарайся не терять много времени. Похоже, что кто-то исчез или, вернее, кого-то похитили. Но несмотря на то, сколь ужасающей должна быть эта ситуация, Дазай спокойненько продолжает помешивать что-то в кастрюльке. Словно ничего и не случилось. Чуя действительно не понимает этого парня: если бы кого-нибудь из «Овец» похитили, половина города была бы снесена под основание в этот же день. И опять же ситуация подчёркивает разительное отличие между двумя организациями: мафией, где сотни и даже тысячи членов, и «Овцами», куда входят всего 27 человек. Чуя честно пытается вернуть свое внимание к упражнениям: он знает, что часики тикают и несмотря на то, что у него есть ещё более пяти месяцев, чтобы освоить чтение и письмо, этого времени катастрофически мало. А «бесячий» Дазай в этот самый момент не делает абсолютно ничего, чтобы позаботиться о бизнесе, который ведёт в промежутках между готовкой и телефонными разговорами! И эта абсолютно секретная, казалось бы, информация: имена подчиненных, адреса и числа… Чуя прекрасно всё слышит, сидя буквально в паре метров, но Дазая, похоже, это ни капельки не волнует. Он испытывает огромное облегчение, когда приносящий столько путанных размышлений разговор вновь сменяется звоном посуды. И когда он всё-таки разрешает себе посмотреть в сторону кухни, Дазай уже раскладывает приготовленное по тарелкам. Чуя тут же утыкается в книги, и направляет все усилия на то, чтобы ровненько вывести несколько символов на бумаге — не дай бог этому дьяволу придёт в голову, будто бы он пялился на него всё это время! Спустя пару минут одна из тарелок опускается рядом с его тетрадкой — Дазай вновь вторгается в его жизнь на этот раз с ароматной курицей, рисом и китайской капустой. — Ешь. Чуя, помедлив, поднимает глаза и смотрит, как Дазай усаживается напротив, сдвигая на край часть вещей и освобождая место для своей тарелки. Дазай берёт палочки и пробует пару кусков. А затем вздыхает: — Блюдо не отравлено, Чуя. — Я и не думал об этом, — пожимает тот плачами. — Просто удивлён: рассчитывал, что у тебя будет личный повар или что-то в этом роде. — Раньше я тоже был ребёнком, которому приходилось самому о себе заботиться. Правильно. Дазай не всегда был боссом мафии. Конечно, зная его так недолго, странно представлять кого-то другого, а не человека, который сейчас сидит напротив. Странно думать о нём, как о человеке, который должен есть, пить, спать, как все остальные. Человечность Дазая имеет уровни. Чуя мычит в ответ что-то невнятное, прежде чем, подцепив кусочек, поднимает его ко рту. По правде говоря, после многих лет, которые он прожил, питаясь объедками, Чуя знает, что удивить его едой — не такая уж сложная задача. Тем не менее, он пробует курицу, и чувствует, как восхитительнейший вкус заполняет его рот, отзываясь счастливым урчанием в горле. Некоторое время они едят в тишине. Наверное, Чуя должен чувствовать себя странно в такой компании, но он не испытывает неловкости. Прошлой ночью он так и не ответил Дазаю на его предложение стать друзьями. Как аргумент за — после того разговора он действительно провёл следующие несколько часов в компании Дазая и Альбатроса, и это было… весело. Так же легко, как проходит его жизнь в последние несколько дней. С тех пор, напряжение между ними несколько ослабело: в атмосфере праздника его вовсе не чувствовалось (на первый взгляд, по крайней мере). Поэтому Чуя всерьёз задумывается о том, чтобы подобраться к этому человеку поближе. — Итак, — пробует он, — чем же ты занимаешься целыми днями? Дазай чуть вздрагивает от удивления. — Я? — Я имею в виду, ты как босс, — Чуя быстро уточняет, — не лезу в личное, — какая-то его часть действительно хочет знать: готовит ли Дазай для себя, когда у него есть время; где он живёт; может быть, он рисует; действительно ли у него нет друзей, и поэтому ли он проводит с Чуей так много времени? Чем занимается Дазай Осаму, когда никто не смотрит? — Трудно объяснить, — такой ответ получает Чуя спустя несколько минут. Ну разумеется: стоило ожидать, что это будет нечто расплывчатое… — Но суть заключатся в том, что через меня проходит информация нескольких десятков секторов организации, и как минимум двое из них всегда горят. Так что, можно сказать, моя работа в основном связана с предотвращением кризиса. Чуя замирает, так и не донеся палочки до своего рта. — Ох, — он всё же прочищает горло и продолжает: — Просто ты постоянно говоришь, что скоро я буду делать одно, другое, третье… А я не хочу постоянно лажать на доверенных мне заданиях. Я хочу быть хорошим — я хочу быть лучшим. Дазай смотрит на него так пристально, что Чуя, не выдерживая, спешит разорвать зрительный контакт и прячет глаза, лишь бы не видеть это искренне заинтересованное, но странное выражение. — Справедливо, — слышит он Дазая несколько секунд спустя. — А насчёт моей работы — я мог бы рассказывать тебе о ней днями напролёт, но, боюсь, толку от этого будет мало — лучше один раз увидеть. Если хочешь, ты можешь провести несколько дней рядом со мной. Во так поворот… И в этом есть смысл. Наверное, ему действительно стоит согласиться. — Ты будешь моим временным телохранителем, — продолжает Дазай. — Так что можешь следовать за мной тенью, куда бы я ни пошел, и увидишь, что всё это… на самом деле лишь скучная детская игра. Чуя не может скрыть сарказма в голосе. — Управление мафией? Я чертовски в этом сомневаюсь. — Зато мне сдаётся, что у тебя должен быть к этому талант. В этом Чуя тоже сомневается. Он даже не может вести за собой «Овец» — более того, добрая половина из них теперь его ненавидит. И Дазаю это наверняка известно… Так с чего он решил, что Чуя будет хорош в роли руководителя?! Закончив со своей тарелкой, Дазай поднимается на ноги. — Ты когда-нибудь слышал о ландыше? — Что это? — Это цветок, — объясняет Дазай, повернувшись к нему спиной. — Когда-то давно Коё дала мне два таких цветка, чтобы я за ними ухаживал. Один стоял на свету. А другой — в затененной части комнаты. Знаешь, какой из них выжил? — Судя по тому, как ты говоришь, это был не тот, что на свету, — отвечает Чуя, слегка хмурясь. — Верно, — Дазай смотрит на него через плечо. Его глаз кажется красным в теплом полуденном свете, и Чуя понимает, откуда пошло прозвище «красноглазый демон». Даже если сейчас Дазай не похож на демона. Он просто выглядит так, будто потерял веру. Пустым. — В отличие от большинства цветов, ландыш цветет в тени. Тьма заложена в его природе. Целью этого урока было объяснить, что мое место здесь. Это было грубо, но весьма полезно, — он отворачивается, бесстрастно пожимая плечами. — Некоторым существам лучше во тьме. Моргая, Чуя смотрит, как тот уходит на кухню. В кои-то веки он понимает, что хочет сказать Дазай. О, он прекрасно понимает, и это его бесит. Сжимая руки в кулаки, Чуя вскакивает и идет следом. — Правда? Ты говоришь, что это было грубо, а потом делаешь со мной то же самое? — Дазай останавливается с тарелкой в руке и смотрит в ответ. — Меня не волнует какой-то там чертов цветок, предпочитающий цвести в темноте. Разве я похож на цветок? — Я имею в виду… — О, заткнись, черт возьми! Люди — не цветы! У нас есть мозги. У нас есть выбор. Чертова свобода воли. И единственный, кто может решать, где тебе цвести — это ты сам! — Чуя хотел ткнуть пальцем Дазаю в грудь, но, вспомнив о просьбе «не трогать», в последний момент отклоняется и вместо этого тычет пальцем в воздух. — Некоторые существа рождаются во тьме — в этом ты прав, я согласен, но какой путь они выберут, зависит только от них самих. Улыбка, появившаяся на губах Дазая, заставляет сердце Чуи бешено колотиться о грудную клетку. — Если это правда, то почему ты сейчас здесь? Со мной? Чуя едва сдерживает рычание. Дазай делает шаг вперед. — Почему ты стараешься хорошо выполнять свою работу, находясь здесь? Потому что… Потому что… — Может, потому что у тебя не было выбора? — без зазрения совести спрашивает Дазай. — Потому что я тебе его не оставил? Руки Чуи беззвучно трясутся от усилия, которое требуется, чтобы не сделать выпад вперед и не стереть это самодовольное выражение лица. — Я никогда не утверждал, что сделал правильный выбор, — в конце концов выдавливает он. — Я совершал ужасные вещи, чтобы защитить тех, кого люблю, и я бы сделал это снова. Разница в том, что я принимаю этот выбор, а не говорю, что это заложено в моей природе. Дазай приподнимает бровь. — Неужели есть разница? Убиваешь, чтобы защитить друга, или потому что тебя так воспитали — не имеет значения. В конце концов, человек все равно мертв. Чуя поджимает губы. Верно, но… Но где-то должна же быть грань? И до сих пор Чуя был уверен, что еще не переступил ее и не собирался переступать. — Можешь стереть это глупое выражение со своего лица, — наконец бормочет Чуя, поворачиваясь к раковине и включая кран. — Я все еще думаю, что твои слова — чушь собачья. — Но…? — Но, — рычит Чуя, едва не ударяя по крану, — это сложнее, чем просто «человек все равно мертв». Я уверен, что судебная система существует не только для того, чтобы наказывать людей, совершивших преступление. Он готовится к очередным возражениям, но их нет. — Справедливо, — говорит Дазай. — Итак, ты готов идти? Верно. Чуя согласился быть его «тенью» несколькими минутами ранее. Почему-то он предполагал, что их маленькое недопонимание усложнит общение, но Дазай не выглядит обеспокоенным. Он выглядит довольным собой, играя с украденным из корзины персиком. Возможно, будь они друзьями, между ними повисла бы неловкость. Но поскольку это не так, то можно просто отмахнуться. — Я сначала переоденусь. — На нем свободные серые треники и простая белая рубашка. Они очень удобные, но не подходят для работы, особенно если ему придется проводить все свое время с Дазаем. Коё дала бы ему пощечину, если бы увидела в такой одежде. Перед шкафом Чуя думает выбрать рубашку, не сочетающуюся с шарфом Дазая. Но, чтобы не вызывать еще больше подозрений, он снова надевает рубашку винного цвета. Если честно, то это его любимая рубашка — конечно, из чисто эстетических соображений. Перед уходом он кладет Кафку в уютное гнездышко из одеял на своей кровати. Возможно, он перегибает палку, ведь это всего лишь яйцо… А ещё Чуя чувствует, как взглядом Дазай цепляется за его одежду, но решает проигнорировать это. Наконец они оба выходят из квартиры. Офис находится всего этажом выше, так что путь не занимает много времени. Чуя хмурится, когда наверху его встречают темные стены. — У тебя что, нет окон? — в таком современном и дорогом здании должны быть окна и чертов свет, разве нет? Опустившись на свое место, Дазай усмехается. — А ты точно защитишь меня, если кто-то попытается выстрелить через окно? Чуя открывает и снова закрывает рот. — Это самое высокое здание в городе. Откуда сюда стрелять? Дазай улыбается, как гордый учитель. Однако электрический звук отвлекает Чую. Он смотрит, как стена становится прозрачной, открывая великолепный вид на горизонт Йокогамы. — Всегда есть шанс, что кто-то пролетит на вертолете или самолете, — говорит Дазай за его спиной. — Люди изобретательны, когда действительно чего-то хотят, — должно быть, многие хотят, чтобы он умер. — По большей части я сижу в темноте, потому что это помогает сосредоточиться. Очевидно, Дазай слишком серьезно воспринял слова Коё о цветах. Осмотрев город, Чуя поворачивается к Дазаю и кладет руки на бедра. — Ну ладно. Я готов. — Я всегда первым делом спрашиваю Гин. Если что-то горит, то она первой узнает обо всем. — Ты спрашиваешь ее по утрам? Дазай пожимает плечами. — Когда нужно знать, что происходит. — Во сколько ты встаешь? — Не знаю. Чуя наклоняет голову. — А? Отведя взгляд, Дазай нажимает кнопку на телефоне. — Я могу вздремнуть. Иногда. — Ты… не спишь ночью? — Сплю, но короткое время. — Как такое вообще возможно?! — Не то чтобы у Чуи был идеальный режим сна, но он хотя был. А не та хрень, что вытворяет Дазай. — Кокаин. У Чуи пропадает дар речи. — О. — Гин, дорогая, ты мне нужна, — говорит Дазай в трубку, после чего кладет подбородок на сложенные руки. Вскоре Чуя слышит, как открывается дверь — только это не та дверь, через которую они вошли. Гин подходит к столу и останавливается, держа несколько бумаг. Ее взгляд устремляются на Чую, но Дазай делает молчаливый жест рукой. Видимо, это означает, что Чуи в комнате нет, и Гин кладет на стол несколько толстых отчетов. Дазай отодвигает их в сторону, как бы говоря, что тот может смотреть, если хочет. Но Чуя решает для начала послушать. Гин говорит, что на аукционе набрали несколько новых рекрутов и сегодня вечером доставят важный груз; недавно появилась группа бандитов с запада, которая доставляет проблемы с контрабандой, поэтому им нужно больше людей. Мисс Мацуда просит о личной встрече. Она говорит еще о тысяче других вещей. Честно говоря, трудно запомнить все. И последнее, но не менее важное: сгорел склад. Слишком много информации за такое короткое время, и он не удивлен, что Дазай выглядит рассеянным. Чуя чувствует себя точно так же, а он слушает это в первый раз, а не в… тысячный. Когда Гин заканчивает, Дазай вытягивает руки над головой, зевает и падает обратно в кресло. — Альбатрос в порту? — Да, — говорит Гин, — он прибыл туда полчаса назад. — Хорошо. Он разберется с этими преступниками, — он прищуривается. — Мисс Мацуда, говоришь, звонила? Я и так слишком долго водил ее за нос. Устрой нам аудиенцию. Дазай отдает еще несколько распоряжений, прежде чем отослать Гин. Дазай бросает взгляд в его сторону, и по какой-то причине заливается смехом. — Со временем ты привыкнешь к этому. Обещаю. — Твой секретарь только что перечислила тысячу вещей, и… — когда ты видел ее в последний раз? — Два часа назад, — Дазай поднимает бровь. — И все это произошло за два часа?! — Да, но ты видишь, чтобы мне пришлось что-то делать? Нет. Хитрость, Чуя, в том, чтобы на тебя работали компетентные люди, и тебе не приходилось тратить время на пустяки. Важно только что ты будешь делать, когда один из этих людей пропадет или будет недоступен. Если честно, это похоже на игру. Чуя не говорит ему, что считать все это игрой — сплошное безумие. Но, очевидно, хладнокровная стратегия Дазая работает. Портовая мафия процветает. Возможно, у Дазая не все в порядке с головой, но его чертовски эффективный подход компенсирует это. — Сначала я занимаюсь делами, не терпящими отлагательств. Затем — все остальное, — продолжает Дазай набирает текст на клавиатуре. — Сейчас у нас нет никаких срочных дел, так что позволь кое-что показать. Чуя неуверенно подходит и смотрит через экран на высокого лысого мужчину в черном костюме. — Это Оэ Кацуо. Он один из тех людей, с кем тебе придется иметь дело на следующей неделе. Ты будешь присутствовать там от моего имени. Дазай показывает следующее фото с другим именем. Затем снова. И снова. — А с ними что? — спрашивает Чуя. — Вот именно. Что насчет них? Никогда не веди дела с людьми, не зная, в чем их слабость. Если ты знаешь, то у тебя есть преимущество, и ты можешь беззастенчиво использовать его. Все просто. Чуя присел на край стола. — Итак, каковы их слабые стороны? Их взгляды пересекаются, когда Дазай ослепительно ухмыляется. — У Оэ Кацуо есть сестра, обладающая способностью. — И все? — Чуя приподнимает брови. Способности довольно редки, но ни для кого не являются секретом. — Последние несколько лет за ней наблюдали правоохранительные органы, потому что три года назад она убила своих одноклассников. Чуя хмурится. — О. — С тех пор она живет под вымышленным именем. Кацуо любит притворяться, что занимается этим только ради денег. Однако у меня есть одна теория. Он точно знает, что мафия всегда будет добрее к обладателям способностей, чем когда-либо будет закон. — Когда кто-то переступает черту, ты просто немного угрожаешь и все? — Вопреки общепринятому мнению, угрозы — не самый эффективный способ заставить людей делать то, что ты хочешь, — говорит Дазай с невинной улыбкой. — Можно дать им несколько обещаний. Чуя беззвучно фыркает. В этом есть смысл. Страх — это одно, но человеческая жадность, желание и жажда? Они бесконечны. Хотя, глядя на Дазая, Чуя не может не задаваться одним вопросом. — В чем моя слабость? Дазай наклоняет голову, его пальцы тихо постукивают по поверхности стола. — Друзья, — прежде чем Чуя успевает ответить, он добавляет, — ты верен им до мозга костей, и, хотя это твоя слабость, она также делает тебя опасным. И уязвимым. Ты — обоюдоострый меч. — Почему это делает меня опасным? — Чуя знает ответ, но хочет напомнить его Дазаю. — Потому что малейшее прикосновение к ним заставит тебя либо взорваться, — говорит Дазай, делая неопределенный жест рукой, — либо взорваться, в результате чего все, что находится поблизости, пострадает. Чуя никогда раньше не считал овец слабостью. Это означало бы, что любовь, дружба и семья тоже являются слабостью. Кто-то может смотреть на жизнь подобным образом, сводя на нет возможность кого-либо потерять. Но это, черт возьми, не выход. Вспоминая свои поступки, Чуе нетрудно понять, к чему клонит Дазай: угроза позволить Ширасе гнить в тюрьме — вот и все, что потребовалось, чтобы заставить Чую заключить союз с той самой организацией, которую он поклялся однажды уничтожить. Один из «Овец». Один дорогой друг. Вот и все. Дазай слегка наклоняется вперед. Похоже, он наслаждается этим разговором. — Итак, Чуя. Какая у меня? — Слабость? — спрашивает он на всякий случай. Кивок. Ну, разве это не вопрос всех вопросов? Чуя даже не был бы здесь, если бы знал, в чем ахиллесова пята Дазая Осаму. Он смотрит на босса мафии: его волосы немного прилизаны на макушке с несколькими торчащими тут и там прядями; один глаз яркий, но какой-то усталый; кожа бледная от слишком малого количества часов на солнце. Так много чертовых слоев. Может быть, его слабость — это тело, и поэтому он все время старается его прикрыть. Но это было бы слишком просто для такого человека, как он. Возможно, дело в его способности — а может, у него ее нет, и в этом суть. Возможно, у него тоже есть родственник, которого он пытается защитить. А может быть, — кто-то совершенно другой. Чуя мог бы потратить недели в попытках угадать, но это — все равно что смотреть на поверхность бездонного озера и пытаться найти землю. Невозможно. — Давай пропустим ту часть, где я пытаюсь угадать, — предлагает Чуя с улыбкой. — Какой упрямый, — бормочет Дазай. Затем вздыхает и откидывается в кресле, его взгляд почему-то все еще прикован к лицу Чуи. — Как насчет другой сделки? Может быть, слабость Дазая — азартные игры? Это, разумеется, объясняет все его сделки. — Какой на этот раз? — Когда ты узнаешь ответ на вопрос, я расскажу… — Расскажешь что? Дазай не успевает ответить, поскольку его обрывает телефонный звонок. На линии снова Гин. — Босс, произошел инцидент. Шоукичи Саэгуса вернулся. Выглядит не очень хорошо… — Я буду там. — Вздыхая, Дазай поднимается на ноги. — Пойдем. — Кто этот парень? — спрашивает Чуя, выходя за Дазаем из кабинета. — Слышал когда-нибудь о «Посохе Епископа»? — Об этих религиозных фанатиках? — Да, о них. В последнее время они создают много шума, поэтому я подослал одного из наших. Похоже, он облажался Чуя впервые в лазарете, но его внимание привлекает лежащий на одной из последних коек человек. Вокруг него, тихо переговариваясь, столпились люди, а в воздухе воняло дезинфицирующим средством. Чуя так сосредоточен на этих людях, что почти пропускает два знакомых лица, стоящих в нескольких футах от него. Почти. Но не пропускает. Он пересекается взглядами с Лукой и Ширасе. Они четко видят Дазая и Чую в сочетающихся костюмах, расхаживающих здесь, как будто это в порядке вещей. Все они видят друг друга, но никто не делает первого шага. Они остаются на месте. Чуя идет рядом с Дазаем, пробираясь сквозь толпу, которая немедленно расступается при виде босса.Чуя сглатывает, все еще видя тень презрения на лице Луки. Что они здесь делают? Они ранены? Что-то случилось? Чуя собирается повернуться, когда чувствует легкое прикосновение пальцев Дазая к своей спине, после чего его взгляд падает на мужчину на кровати, и у него кровь стынет в жилах. — Его нашли пятнадцать минут назад на нашей территории, — говорит мужчина с челкой и в лабораторном халате, вероятно, доктор. — Похоже, его какое-то время пытали, прежде чем распять, а затем оставили умирать. Проглотив ком в горле, Чуя смотрит в сторону. Дазай с непроницаемым выражением лица делает шаг вперед и прикладывает кончик указательного пальца к руке мужчины, грязной от крови, пота и бог знает чего еще. — Шоукичи-кун? — шепчет он. Тот приоткрывает опухшие глаза и качает головой: — Босс… Я не… Я не сказал им… ничего… — затем выражение его лица искажается. — Больно… все болит… Губы Дазая изгибаются в легкой улыбке. — Ты проделал хорошую работу, Шоукичи-кун. — Затем он бросает на доктора красноречивый взгляд. — Босс. — это Коё. Чуя даже не заметил ее присутствия. — Хотя бы выясни, что ему известно. — Покончи с ним, — говорит Дазай, как будто не слышал ни единого слова. Доктор кивает и вводит что-то в капельницу, подключенную к Шоукичи. Это занимает несколько секунд, но в конце концов его дыхание успокаивается, пока грудь не поднимается в последний раз. Чуя и раньше видел, как умирали люди, хотя обычно чуть более милосердно. Этот парень выглядит молодым. Слишком молодым, чтобы пройти через что-то столь ужасное. С каждым вдохом его сердце все больше сжимается. Чуя, наконец, оборачивается, надеясь найти своих друзей. Но они уже вышли из лазарета.