A Lesson in Thorns

Дазай с детства знал, что чувства — всего лишь химическая реакция. Чувства подобно протезам несут тебя по жизни, поддерживают и приближают к желанному. А еще они являются слабостью. Тот, кто преподал ему этот урок, считал, что ради выживания нужно отбросить всю мишуру и смотреть на людей, как на мясо. Ни больше ни меньше. Уже другой человек вытащил Дазая из этой мясорубки и показал, что в мире есть нечто большее. Власть — это яд. Власть — это тактика. Власть — это искусство распределения времени, соблазнения, изящной улыбки, а не только окровавленные руки. От каждого он взял по кусочку и построил себя. Его злоба — оружие, а не друг или враг. Дазай изучает ее, видит, из чего она сделана и на что способна. Он превращает свою злость в порох, в когти, в шипение гадюки… или в нити безмятежной улыбки, стоит Эйсу зайти в кабинет, положив руку на шею Чуи. Чуи, которому заткнули рот. Чуи, выглядящему так, будто он провел на корабле не полтора дня, а целую неделю. Чуи, чьи покрасневшие глаза встречаются со взглядом Дазая. Эйс пихает его под колени, фальшиво вздыхая. — Босс, должен признаться, я удивлен. Столько людей за одного неотесанного дикаря? Он, похоже, много значит для вас. — Ты ошибаешься, — усмехается Дазай и наклоняет голову, видя, как к Эйсу приходит осознание. — Даже тысячи этих жалких бойцов не заменят его. Исполнитель неуверенно осматривает офис, множество охранников, ждущих приказа, и не находит обещанных заложников. Плотина рухнула. — Этот вор нанес материальный ущерб, — Эйс закатывает истерику, как ребенок, которого ругают за сломанные игрушки. — Он…!!! Выглядит жалко. Кивнув своим подчиненным, Дазай обхватывает Чую за талию и помогает подняться. Тот шатается и из его горла вырывается неопределенный звук. Их глаза снова встречаются, Дазай высвобождает его от кляпа и хмурится при виде крови на губах. Он автоматически вытирает ее пальцем. — Что ты вытворяешь?! — шипит Эйс. — Этот сопляк покушался на мою жизнь! Он — эй, уберите руки! Эй! Босс! Ты…! Я поступил с предателем так, как он заслуживал! И ты накажешь меня за это?! Я исполнитель! Дазай тянет Чую в другую сторону. Он задерживается только, чтобы послать Эйсу острую улыбку через плечо. — Таких бездарных подчиненных я очень сурово караю. Его люди другого приказа и не ждали. Оглушительные крики Эйса медленно затихают, пока не исчезают совсем. Дазай ждет, когда его злоба разгорится и тогда выпускает ее на свободу, наблюдая, как она пожирает людей живьем. Он рассматривает наручники, сковывающие запястья Чуи, — те самые, которые блокируют способности. Он не припоминает, чтобы разрешал Эйсу их брать. В мафии их всего несколько штук, и они должны использоваться только с его личного позволения. С помощью булавки Дазай высвобождает Чую и поворачивается, чтобы осмотреть повреждения. Его пальцы зависают над челюстью Чуи и тот поднимает голову, открывая шею. Гнев, старый спутник Дазая, тоже внимательно смотрит, запоминает каждую ссадину и каждый синяк на коже, поглощает их, как огонь глотает железо, прежде чем превратить его в меч. — Шоковый ошейник? Чуя кивает. — Я отведу тебя в лазарет. Посмотрим, нет ли каких-нибудь внутренних повреждений. — Все не так плохо, — говорит тот, чей голос напоминает скрежет железа. — Я довольно быстро восстанавливаюсь. — Нетушки, премного благодарен, вот только я не хочу рисковать. Чуя отводит взгляд. На его лицо падает тень. — Может, скажешь что-нибудь? — Сказать что? — Без понятия. Из-за меня тебе пришлось задержать одного из руководителей. — Давно пора. — И все? — Я мог бы сказать: предупреждай заранее — избавишься от кучи неприятностей. — Дазай пожимает плечами. — Но, кажется, ты и без меня усвоил этот урок. Чуя похож на щенка, которого поймали с поличным. — Заткнись. — Нечего было спрашивать. — Так дети в безопасности? Карма? Дазай кладет руку Чуе на спину, идя к лифту. — В целости и сохранности. Ты можешь идти? — Со мной все нормально, — бормочет Чуя. — Ты вообще знаешь, что означает слово «нормально»? — Он был в плену и подвергся пыткам. У Эйса никогда не было выдающихся способностей, но садистских наклонностей хоть отбавляй. И он продемонстрировал их на Чуе. Такой опыт травмирует не только тело, но и разум. Чуя не показывает этого, продолжая смотреть вперед, но его плечи опускаются под тяжестью последних дней. Он молчит, даже когда сжимает пальцами рукава рубашки Дазая. Его рука дрожит, но хватка крепкая. Дазай молчит и позволяет опереться на себя. — Я просто устал, — в конце концов шепчет Чуя. Дазай тихонько касается его спины. Чуя опирается на него еще сильнее. Лазарет находится на первом этаже. Пройти по коридору и зайти за угол — проще простого. Медики давно подготовились к их приходу и тут же уводят Чую. Док, один из немногих лицензированных подпольных врачей Портовой мафии, осматривает ожоги на его шее, постоянно спрашивая. Чуя хрипло отвечает односложными фразами, его глаза то и дело закрываются. Дазай присаживается на пустую койку, пока Чую увозят сделать несколько снимков. Пока ждет, можно скоротать время за работой. Через полчаса Чуя возвращается в медицинском халате, но со слабой улыбкой на лице. — Я же говорил, — Чуя поднимает голову, когда Дазай подходит к его койке. — Моя способность дьявола одолеет. — Как скромно, — язвит Дазай в ответ, после чего переводит взгляд на Дока. — Он в порядке? — Иначе я бы здесь уже не стоял. Хахаха, его сердце ничего такое. В крови есть следы опиоидов, хотя доза неопасная. Дазай переводит взгляд на Чую. — Ты под наркотиками? — Очевидно, — отвечает тот, легкомысленно пожимая плечами. — Мы дали ему кое-что от боли, — добавляет Док, проливая свет на изменения в поведении Чуи и вызывая пару вопросиков. — Это безопасно, когда в организме уже что-то есть? Док отмахивается. — Да, не волнуйтесь, босс. Осталось только нанести мазь и все. Чуя красуется, как будто быстрое выздоровление — его заслуга. Для такой скаковой лошади, вечно стремящейся прийти первой, это, скорее всего, так и есть. Дазай бросает на врача пустой взгляд и отвечает: — Хорошо. Спасибо, Док. В этот момент по лазарету разносится громкое: — Чуя! Юан подлетает к нему и осматривает. Гнев на ее лице быстро сменяется облегчением. Во рту Дазая до сих пор сохранился вкус этих ярких ощущений. — Ты как? — В порядке. — Я бы так не сказала. — Она бьет Чую по руке. — Придурок! Ты хоть представляешь, как я волновалась? Он морщится. — Мне жаль? — Не извиняйся! Перестань быть таким самоотверженным кретином. В следующий раз один ты не пойдешь! Чуя чешет затылок, нервно смеясь. Дазай отходит, позволяя им побыть наедине. Юан. Юан Синчжуан — дочь китайского иммигранта, приехавшего в Японию после войны. Ее мать вышла замуж за бизнесмена из Йокогамы, который стал девочке отчимом. Первые несколько лет в Йокогаме она каждый год попадала в больницу. Переломы, сотрясение мозга, рассеченная щека — все это, по словам ее матери, было результатом несчастных случаев. В детском саду она отличалась замкнутостью и рассеянностью, почти ни с кем не общалась и интересовалась только математикой. Когда ей было семь, родители подали заявление о пропаже. Юан видели пару раз, но родители даже пальцем не пошевелили, чтобы ее найти. Она так и не вернулась домой. Через три года правоохранительные органы начали собирайть о ней информацию. Ограбления. Кражи. Нападения. Связь с местной молодежной бандой «Овцы» и эспером Накахарой Чуей. В четырнадцать имела отношение к делу с тремя погибшими гражданскими. В двадцать связалась преступным синдикатом под названием «Портовая мафия». В каждой вселенной Дазай при виде нее испытывал целую палитру негативных эмоций. Ее история печальна, но вовсе не уникальна, тем более для Сурибачи. Но при виде нее глаза Чуи загораются, чего не добиться никакими веществами. Что-то светлое растапливает лед в его душе. Это пламя, которое по сиянию может сравниться с солнцем. Это хорошо. — У меня хорошие новости! — Дазай видит, как к нему подходит Альбатрос. — Значит, все хорошо? — Учитывая ситацию, да. — Эйс? — Схвачен. — Небось, орет до хрипоты. Альбатрос потирает руки и хихикает. — Ему не позавидуешь. Дазай переводит на него взгляд. — Думал, если придешь, Юан сразу запрыгнет тебе на шею? — Чуя-кун — мой друг. Я волновался! — Не-а. — Как думаешь, я ей правда не симпатичен? Что тебе говорят сверхспособности? Дверь в лазарет снова открывается. Суровый взгляд Коё смягчается, когда она видит Чую целым и невредимым. — Похоже, все закончилось хорошо, — бормочет Коё, присоединяясь к их углу. — Не припомню, чтобы кого-то звал, — говорит Дазай. — После этой шумихи я должна была сама убедиться, что Чуя-кун в норме. —Я воспользовался шансом убрать Эйса. Не шумиха, а рациональный подход. Альбатрос хлопает по бедру, морщась. — Бро… ты вроде как действительно поднял шумиху. — После Эйса в списке идешь ты, — отвечает Дазай. При других обстоятельствах Дазай мог сокрушить этими словами горы. Альбатрос только ухмыляется, не обращая на него внимания. Но руку убирает. — Такой крутой водитель незаменим. Чуя с Юан тем временем переглядываются, чем вызывают у Альбатроса панику. — Смотри, Юан точно говорит обо мне. Дазай весело хмыкает. — О чем еще Юан может говорить. — Шучу! — Альбатрос машет своими не знающими отдыха конечностями. — Конечно, я шучу! Они явно говорят о тебе. Однажды Дазай возьмет камень и разобьет его об голову этого шутника. На одном ударе он не остановится. Его останавливает только Пианист, который отвечает на убийственный взгляд Дазая улыбкой. — Чуя-кун вернулся, а Эйс под замком, да? Альбатрос с Коё кивают. Дазай проводит рукой по лицу. У Чуи, судя по всему, много фанатов.

***

— Почему они так смотрят? — шепчет Юан, боясь даже голову повернуть в ту сторону. Чуя и сам хотел бы знать. Так, с Дазаем все понятно. Альбатрос… ну, Альбатрос часто ошивается рядом с ним. Коё — его начальница и последняя, кто видел его до «исчезновения». Но кто четвертый? — Понятия не имею, — говорит он, пощипывая переносицу. От обезболивающего глаза сами собой закрываются, хотя он изо всех сил старается не заснуть. — Ты провела целый день с ним? Ты и Дазай? Вместе? — Как будто мне позволили хоть что-то сделать, — она закатывает глаза, — но, в общем, да. Прогресс на лицо. — Вау. Пару месяцев назад Чуя огрызался на каждое слово Дазая и слушал его только ради своих друзей. Не то чтобы многое изменилось. Просто теперь Чуя держится от босса подальше, чтобы лишний раз не возникало соблазна попробовать его на вкус. И он имеет в виду не только язык. Судя по поджатым губам Юан, она не провалилась в ту же кроличью нору. — Он ради тебя чуть не прострелил голову двенадцатилетнему мальчику. Чуя моргает. — Что, прости? Юан почесывает щеку выглядя такой же озадаченной. — Я думала, ему все равно. Он слишком легко воспринял твое исчезновение. — Она хмурится. — Меня злило его поведение. Потом мы нашли Карму. Он был так напуган, что постоянно запинался. Дазай спросил Карму, где ты, и он не ответил. Тогда Дазай сказал, что всех убьет, если он не ответит. Чуя пытается подобрать слова, которые не будут звучать так, будто он тронут чем-то таким бесчеловечным. Ему не удается. — Дазай просто наводил страху, — в итоге рассуждает он. — Хорошая тактика. — Наверное, — Юан задумчиво хмыкает и берет его за руку. — Уверен, что все хорошо? В ответ он сжимает ее пальцы. — Боль уже стихает. Я в норме. — Псих. — Как и ты. — Я бы сначала обратилась за помощью. — Времени не было, — ворчит Чуя. — Та девушка умирала. Юан цокает. — И ты чуть не поплатился собственной жизнью. — Я же не умер, так зачем об этом говорить? — На другом конце лазарета Дазай, уже один, поднимается, чтобы подойти. Чуя очень старается выглядеть спокойно. — Док сказал, что ты можешь идти, — сообщает Дазай, останавливаясь у койки. Чуя кивает. Юан собирается уходить, но напоследок бросает взгляд на Дазая. Он сочится отнюдь не дружелюбием. — Спасибо. За то, что вернул его. Дазай отвечает после долгой паузы: — Спасибо за помощь. Юан ожидала услышать в ответ очередную шутку. Она пораженно замирает, осознав, что в ответ на благодарность получила честную реакцию. Она целует Чую в щеку, приказывает немного отдохнуть и гордо уходит. Чуя поворачивается к Дазаю, прикладывая руку к груди. — А ты поладил с моими друзьями. — Одним другом, — заносчиво поправляет Дазай, слегка пиная его. — Это всего лишь благодарность. Не более. — Юан сказала, что ты не позволял ей вмешиваться. — Я ведь не говорил, что благодарю ее за сегодняшнее? Твой единственный стоящий друг прав. Отдохни. Чуе приходится надеть юкату, так как Дазай кинул его одежду в пакет и отказывается отдавать. А потом выбрасывает в ближайшую урну. Дазай видит, как Чуя с трудом опирается о стену лифта. — Я могу понести тебя. — Мне не требуется помощь, — бормочет Чуя. — Тогда почему держишься за стену? Вздыхая, он отталкивается от стены, демонстративно поднимая руки. — Я в порядке. Видишь? — Вот только перед глазами пляшут точки, а в ушах звенит. Чуя падает прямо… на Дазая, который подхватывает его. — Все ясно, — раздается прямо у его уха. — Я тебя услышал. Чуя не может выдавить ни слова из пересохшего горла. Ему остается только упиваться греховным вкусом этого обжигающего жара, хотя Дазай едва до него дотронулся. Одного прикосновения достаточно, чтобы побежали мурашки. Дазай всегда делает это так… так невесомо. Всего лишь призрачное прикосновение к коже, смешок где-то над ухом, тонкий аромат одеколона. Они будто живут в двух разных мирах, отделенных тонкой вуалью. Чуя сгорел бы заживо, если бы их ничего не разделяло. Но, Боже, как же хочется. Так сильно, что он мягко откидывается назад. И вот он уже не только позвоночником прижимается к Дазаю. Каждый миллиметр кожи начинает покалывать, и Чуе приходится прикладывать усилия, чтобы молчать. — Ты должен провести ночь в моей кровати, — неожиданно произносит Дазай. Чуя распахивает глаза. Дазай не в первый раз читает его мысли, хотя никогда не упоминал о такой способности. Он судорожно сглатывает, чтобы хоть что-то сказать. — Почему…? Телепатия здесь ни причем. Это, скорее, приглашение на танец. — Потому что кошачье мурчание лечит. — О. Он издевается. Дазай на него не давит, вполне довольный простым «о». — Возможно, — Чуя в конце концов соглашается. — Я скучаю по Джиджи. — Мм, она тоже скучает. Еще чуть-чуть и он пополнил бы коллекцию камней Эйса, после всего этого разве плохо — надеяться на что-то хорошее? Остаток пути прошел в сонной, сладкой словно мед тишине. Но вот двери открываются и им пора идти. Но вместо ожидаемого он снова чувствует за спиной Дазая. Не так безумно близко, как в лифте, но достаточно. — Хочешь принять ванну? — спрашивает он в спальне. Чуя морщится, потому что он едва может держать глаза открытыми. — Да, но я утону. — Тебя научить плавать? — Нет. Просто меня избили. — Прими душ, — предлагает Дазай. — А я раздобуду поесть. Успеешь еще поспать. Чуя закрывает за собой дверь ванной комнаты, раздевается и заходит в душ. Его преследует странно чувство, будто он нарушает личные границы, хотя он даже ни к кому не прикасается. Чуя смывает с себя грязь и пот последних дней. Произошедшее было лишь вопросом времени, потому что Чуя забыл. Забыл, что Портовая мафия — организация, живущая за счет жестокости и алчности. «Овцы» не просто так нападали столько раз, на все были причины. И есть до сих пор. Пелена с его глаз спала. И все же он здесь, а не с «Овцами». Не с Юан, а с Дазаем, в самом сердце дьявольского логова. Сердце пропускает удар, когда он улавливает в запахе геля хорошо знакомую ноту. Он вытирается, оставляя полотенце на плечах, облачается в юкату и выходит из ванной, выпуская облачко пара. В спальне он находит поднос с едой, стеклянную бутылку с водой и обезболивающее. Комочек черного меха свернулся на кровати. Он гладит кошку, отчего ее ушки дергаются. Чуя все же решает поесть, хотя не испытывает голода. Затем смотрит на дверь, его пальцы зависают над подносом. Он откусит пару кусочков и сразу же ляжет спать. Судя по всему, Дазай дал ему возможность побыть в одиночестве, что делает приглашение переночевать у него еще хуже. В итоге он возвращается в офис. Поднос медленно плывет за ним. Дазай перекладывает бумаги, когда Чуя ставит поднос на стол. Только стула нет. И никогда не было. — Вот, — Дазай встает, похлопывая по стулу, — бери мое кресло. Чуя закатывает глаза. — Я могу найти себе… — Садись, Чуя. Это всего лишь кресло, — Дазай берет его за плечи, заводит за стол и заставляет сесть. — Это твое кресло, — бормочет он, устраиваясь поудобнее. Кресло босса. Это место символично, здесь не должен сидеть никто, кроме босса. Дазай перебирает документы и папки на своем столе, часть откладывая в сторону, а некоторые собирая в аккуратную стопку. Чуя съедает несколько кусочков курицы и спрашивает: — Что будет с Эйсом? — Он будет петь, словно канарейка, — Дазай отвечает так легко, будто речь идет не о пытках. — А потом… Эйс станет бесполезным, — он встречается взглядом с Чуей. — Если хочешь, можешь стать последним, кого он увидит. Дазай имеет в виду: ты можешь отомстить. Око за око. Возможность отплатить за беспощадную боль такой же беспощадной смертью. Какая-то часть Чуи хочет сожрать душу Эйса, сломать его, сделать с исполнителем то же, что тот хотел сделать с ним. Но эта часть — бог, который никогда не спит и всегда хочет крови, без разницы чьей. — Я не очень люблю мстить. Может, мир и станет лучше без этого человека, но самому Чуе легче не станет. Секундная слабость не стоит того. — А его подчиненные? Что с ними будет? — спрашивает он. Невероятно, но лицо Дазая начинает неуверенно мерцать, как гаснущая лампочка. А Чуя наблюдательный (по крайней мере, если объект изучения — Дазай Осаму). — Мне они без надобности. Однако, кое-кто не хочет, чтобы его героические усилия пропали даром. Агрессивно жуя, Чуя указывает на него палочками для еды. — Я не позволю убить их. — Не все они простые дети. Они — лишний груз. Теперь они бесполезны. Эти уличные крысы годятся только на роль приманки. — Дазай слегка пожимает плечами. — Бесполезные. — Карма прекрасно справляется. Дазай втягивает воздух. — Не могу согласиться. — Он хороший ребенок! — настаивает Чуя. Ему то не знать. — Он еще зеленый и верен своим друзьям, а не Портовой мафии. Из него еще можно что-то слепить, а остальные — пустая трата времени. — Если ты беспокоишься о верности, напомню, что это Портовая мафия освободила их. — Видя на лице Дазая упрямство, Чуя вытаскивает последнюю карту. — Отдай их мне, я заключу с тобой сделку. На лице Дазая появляется острая улыбка, он выпрямляется, отложив бумаги. Чуя добровольно вошел в клетку с тигром. — Их четырнадцать, Чуя. Уверен, что сможешь заплатить такую цену? При этих словах у Чуи запорхали бабочки в животе. Возможно, он хочет, чтобы его съели. — Разве не ты назвал их бесполезными? — невинно спрашивает Чуя. — Или ты вдруг передумал? — Бесполезны для меня. Как всегда, ему обламывают все веселье, но кабинет искрится от напряжения, отчего кажется, что даже воздух накаляется. — Так что? — Отлично. — Дазай складывает руки за спиной. — Забирай свою армию неудачников. — Чуя слышит стук сердца в ушах. — А ты дашь мне пару минут. — Пару минут? — Пару минут. — Не догоняю, — признается он. — Я знаю, — от веселья в голосе Дазая Чуя покрывается потом и поджимает пальцы от нетерпения. Две минуты чего? — Подойди сюда и узнаешь. Только человек с камнями вместо мозгов согласился бы на сделку, не зная условий. Чуя без промедления откладывает палочки и обходит стол, из оружия у него только наигранно хмурый взгляд. Тигр довольно кивает, когда Чуя останавливается перед ним. — Ты молчишь и не двигаешься. — Он встречается глазами с Чуей. — Теперь понял? Возможно. Он может сделать с безмолвным, неподвижным Чуей огромное количество вещей. Если Дазай имеет в виду то, на что надеется его глупое сердечко, то Чуя точно не будет строить из себя дохлую рыбу. Чуя пожимает плечами. — Хорошо. Я понял. — Чуя опускает руки по швам. Он готов. Так сильно готов. — Хорошо. Он готов к тому, что Дазай сократит расстояние, но они продолжают стоять так далеко, что даже руку не пожать. Он надеется, что Дазай наконец-то прикоснется. В голове проносятся мысли о жаре, о тысяче сердечных приступов, о вкусе губ и языка, о жажде. — Я не могу строить из себя злодея, одновременно пытаясь быть кем-то другим. Поэтому я должен выбрать что-то одно, — говорит Дазай. — А затем я предоставлю выбор тебе. Дазай опускается на колено. Чуя безмолвно открывает рот, но пристальный взгляд заставляет его сжать губы и впиться пальцами в бедра, горло пересохло. — Я клянусь, что не буду для тебя злодеем. — Выражение лица Дазая непоколебимо. — Я положу себя и жизни подчиненных на твою защиту. Я буду убивать за тебя и твоих людей. Ты и твои люди станете моими, и я буду верен вам до конца жизни. Слово за слово, кусочек за кусочком, кирпичик за кирпичиком Чуя все сильнее сжимает руки и надеется, что сможет устоять на ногах. — Я сделал выбор, — говорит Дазай, снова поднимая взгляд. — Твоя очередь. Ты можешь остаться здесь. Со мной. Можешь уйти. И не ты один. Не разглашайте, что видели, слышали и делали здесь, но можете уходить. Я не держу. Спрашивал Дазай вовсе не о паре минут. А о выборе, который Чуя ненавидит. И Дазай знает об этом. Он резко выдыхает сквозь зубы. — Можно я уже пойду? Ресницы Дазая трепещут при взгляде на Чую, и он кивает. Солнце опускается, когда день переходит в ночь, реки отделяются друга от друга, когда их течения расходятся, а двое несчастных не могут оставаться вместе, когда их люди враждуют. Все проходит. Это единственное, что предопределено в их мире. Рано или поздно все заканчивается.