A Lesson in Thorns

Нервы Дазая на пределе, когда он открывает дверцу машины и включает ноутбук. Времени слишком мало, поэтому он отбрасывает чувства сторону и сосредотачивается на мигающих красных точках. Главная точка начала двигаться десять минут назад и с тех пор не останавливалась. Это хорошо. Тук. Тук-тук. Тук. Юан забирается в машину, тут же просовывая голову между сидениями и заглядывая в ноутбук. — Он уже пошел?! — Я, по-твоему, просто так сигнал подал? — Тогда почему мы стоим? Дазай пристально смотрит на нее. — Думаешь, остальных ждать не стоит? — Конечно, нет, — бормочет она. — Я просто волнуюсь. — Много маячков повесила? — Все. Девушки были под наркотиками, так что проблем не возникло. А Чуя…? Тук. Тук. Тук. Тук. Дазай не обращает внимания. Тук. Тук. Тук. Тук. — Ты не откроешь? — спрашивает Юан. — Неверный пароль. — Но там Ширасэ. — И он использует неверный пароль. — Потому что он слегка тормоз, — с несчастным вздохом, трогающим даже душу Дазая, Юан стучит по стеклу: — Не тот стук, Ширасэ! Используй правильный! — Что???? — ПРАВИЛЬНЫЙ КОД!!! — Но я...?! Через некоторое время парню все же удается правильно постучать. Дазай помучил бы его еще минутку, чтобы он хорошенько прочувствовал степень собственного идиотизма. Но из-за ограниченного времени и увеличивающегося между ними и Чуей расстояния он все же отпирает машину. — Получилось? — спрашивает Ширасэ, как только оказывается внутри. От мокрой одежды разит алкоголем, словно он искупался в бутылке вина или бутылка искупалась в нем, хотя, скорее всего, кто-то просто уронил на него свой бокал. — Да, Чуя уже пошел, — вместо Дазая сообщает Юан. — Ты справился? Я помню, у тебя еще оставались маячки. — Я нацепил большую часть — ой! В чем твоя проблема? — Это не шутки! Как ты умудряешься косячить даже в таком деле? — Я пытался! Но стоит мне подойти, все смотрят на меня так, будто я плохой парень! — Какая разница, если они подумают, что ты плохой парень?! — Заткнитесь, — Дазаю надоело выслушивать их перепалки. — Ты установил несколько маячков, верно? — Да, — бормочет Ширасэ. — Не все, но много. — Тогда хватит болтать, — говорит им Дазай. Он уже привык к головной боли, но добавлять себе лишних страданий ему не хочется. Как раз в этот момент раздается очередной стук по стеклу. Хотя пароль правильный, Дазай не спешит открывать, потому что пожаловал третий из маленькой группы неудачников и, безусловно, самый неприятный. Если Юан просто раздражает, Ширасэ — тупая посредственность, то Де Лука — самый худший: наглый, наивный, высокомерный, пассивно-агрессивный, трусливый — список длинный. Даже словарь отрицательных качеств не сможет описать его в полной мере. Мрачное выражение лица в зеркале заднего вида — прямое тому доказательство. — Как все прошло? — Отлично. Я израсходовал все устройства слежения. — Тогда мы можем выдвигаться, верно? Дазай стучит по клавиатуре, и карта заполняется новыми точками. Большинство все еще здесь, у "Огненного лотоса" , но три точки движутся в направлении Чуи. Еще две — в противоположном. Да, они могут выдвигаться. Даже если не удастся самостоятельно узнать о расположении баз в Осаке, Каге сам расскажет всё, когда окажется в ловушке. Чуя провел достаточно времени с Дазаем, чтобы понимать ход его мыслей, хотя спокойно может убить Каге на месте. Чуя умен. Он всегда будет ставить людей и логику выше мести. Двигатель просыпается с мягким урчанием, которое гораздо приятнее блеянья трех овечек на заднем сиденье. Все хорошее заканчивается слишком быстро. — Ты продал его как вещь. Великолепно. Теперь еще и ревность. Вкус Чуи в мужчинах не лучше, чем в друзьях. — Ты даже не пытаешься отрицать. — Лука, — шипит Юан. — Нет. Мне надоело постоянно закрывать глаза на слона в комнате. Что у тебя с Чуей?! Дазай трет точку промеж бровей. Пуля в голову была бы очень кстати. — Суть всей миссии вылетела из головы или тебе просто нравится задавать глупые вопросы? — Я не про сегодняшнюю ночь, а про все. — Ты нашей смерти хочешь или что? — бормочет Ширасэ. Мило. — Видимо, ты уже сам все понял, Де Лука-кун, — тихий смех Дазая быстро смолкает, сменяясь устремленным на дорогу пустым взглядом. — Может, ты расскажешь, что там у меня с Чуей? — Тебе нужна его сила. Вот в чем дело, верно? Поэтому ты решил уничтожить "Овец"? "Смутная печаль" — опасное оружие. А то, что скрывается под ней, — тем более. Но ему не нужно оружие, иначе он давно бы приказал одному французу подняться наверх. — Забавно, — цыкает Дазай, — слышать это от тебя. — В смысле? — Ты использовал Чую и его силу в течение последних тринадцати лет, но как только он использует ее не ради тебя, ты вдруг начинаешь беспокоиться. — Мы никогда не использовали его, — возражает Юан. — Мы все защищаем друг друга. Так поступает семья. — И все-таки именно Чуя проливал кровь за "Овец", а не наоборот. — Мы подобрали его на улице, когда у него ничего не было! — восклицает Ширасэ. Дазай хочет рассмеяться, но лишь вздыхает. — Поздравляю. Ты, должно быть, очень гордишься своим поступком, раз вспоминаешь о нем тринадцать лет спустя. — Если ты так хорошо знаешь Чую, то должен понимать, он чертовски упрям, когда хочет кого-то защитить, — Дазай видит в зеркале заднего вида стиснутую челюсть Юан. — Смешно слышать это от тебя, когда мы здесь, в машине, а Чуя на базе какого-то извращенца делает всю работу! Ты не имеешь права обвинять нас! — Вы сами подняли эту тему, — замечает Дазай. — Я просто говорю, что вы не такие уж и невинные овечки. В ответ — тишина. Сладкая, как вино, божественная тишина. Самое обидное, что "друзьям" Чуи нечего бояться. Он выбрал их и будет выбирать до конца своей жизни, но Дазай не скажет им. Пусть еще побарахтаются в самобичевании и страхе. Глядишь, извлекут полезный урок. Десять минут спустя датчик слежения Чуи останавливается в северо-восточной части Осаки. Место не вызывает никаких подозрений, потому что это особняк. Каге предпочел роскошь безопасности. Как глупо. — И что теперь? — спрашивает Юан. — Теперь мы занимаем позиции и ждем сигнала от Чуи. — Дазай открывает бардачок, берет лежащие там маски и бросает их трем овечкам на заднем сиденье. — Поскольку Чуя занят людьми внутри, мы займемся людьми снаружи. Мы призраки, так что не говорите ничего лишнего, — он делает паузу. — А лучше вообще молчите. Вот оружие. Если вы не можете убить кого-то, то хотя бы вырубите. Справитесь? Ответом служат два кивка. Дазай выхватывает пистолет, пока мистер Депрессия его не забрал. — Если ты не можешь хоть на минуту отбросить свои обиды, то я ничего не дам тебе в руки. Тем более оружие. — Я не… — Де Лука сжимает челюсть. — Я справлюсь. — И почему я не верю? — Тогда зачем я тебе? — Чуя с чего-то решил, что от тебя будет прок, — однако он только и делал что ныл и нарывался на драку. — А ты та еще заноза в заднице. — Я не меньше вашего хочу справиться с Каге, — парирует Де Лука. — Вопрос в том, хочешь ли ты этого больше, чем помешать Чуе. Ответ очевиден. — Ты ничего не понимаешь! — Мы можем оставить разговоры на потом? — Юан тяжело вздыхает. — Когда все закончится? — Нет, не можем, — говорит Дазай, не отрывая взгляда от шевелюры. — Ты должен сделать выбор, иначе останешься в машине. — Нечего выбирать… — Ты хочешь помочь Чуе или доказать свою правоту? — Прекрати говорить, что я… — Выбирай, Де Лука. Это не так сложно. — Ты… В мгновение ока Дазай поднимает пистолет и прицеливается в точку между бровями, одним пальцем снимая предохранитель, а другим загоняя патрон в патронник. Его рот кривится в улыбке, не предвещающей ничего хорошего. — Выбирай, пока я не вышиб тебе мозги. Де Лука распахивает глаза. Ширасэ отходит в сторону. Дазай чувствует угрожающую ауру от Юан. — Чуя! — вырывается вместе с дрожащими, задыхающимися вдохами. — Ладно, я выбираю Чую! Я выбираю его! — Запомни одно, — бормочет Дазай, наслаждаясь опустившейся тишиной. — Мне не нравятся люди, которые находят призвание в собственной никчемности, но еще больше мне не нравятся лживые трусы, — его рука опускается, но улыбка не исчезает. — Надеюсь, ты сказал правду, потому что в следующий раз я сначала выстрелю и только потом спрошу. Наверняка, мысленно он проклинает его, но все же кивает. Дазай не против, пока Лука продолжает думать, что еще одно ехидное замечание принесет ему пулю в лоб. Никто не произносит ни слова, когда он открывает дверцу и ставит на землю небольшой дрон. Территория огорожена толстыми кирпичными стенами, обвитыми плющом и кустами роз, поэтому приходится прибегать к креативным методам, чтобы разнюхать обстановку. Дазай открывает еще одно окно на ноутбуке. Дрон сейчас находится над территорией Каге и транслирует пропущенное через тепловизор изображение. — Там полно народу, — бормочет Юан с заднего сиденья, а затем указывает на определенную точку на экране. — Они живы или...? — Сосредоточься на своей задаче, — говорит Дазай, не отрывая глаз от экрана. — Здесь семь охранников, каждый следит за своим сектором. Мы пройдем путь от главных ворот до особняка, как и договаривались. Все помнят, что нужно делать? На этот раз ответ единогласен: кивок. — Хорошо. Тогда начинаем. Их главный козырь — крошечные шарики, которые Дазай одолжил у правительственной организации, занимающейся контролем за одаренными. Они пропитаны таким количеством яда, что любое прикосновение к ним вырубает жертву на день-два. Подобравшись к стоящему у главных ворот охраннику и заполучив ключ, они проникают внутрь, а потом исподтишка убирают людей. Более или менее ответственный лидер внутри Дазая ненавидит передавать даже такую крошечную долю ответственности овечкам, особенно нытику, но каким-то образом через десять минут всем троим удается занять свои позиции, не подняв шума и не потеряв ни одной части тела. Дазай все еще игнорирует их, наслаждаясь успокаивающей темнотой ночи. Сигнал поступает через пять минут: лампочка в верхнем окне особняка начинает мигать. Короткий сигнал, длинный, короткий; короткий; короткий, длинный… .-. . .- -.. -.-- Чуя справился. Дазай не сомневался, что так и будет, но даже приливы и отливы могут давать сбои. К счастью, не сегодня. К счастью, не Чуя. В качестве меры предосторожности он не убирает пистолет. Дазай выскальзывает из тени. Его встречает открытая прихожая с высокими потолками, сверкающими люстрами и вязким запахом крови в воздухе. У мраморной лестницы лежит человек со сломанной шеей и разинутым ртом… Иронично: нечто настолько уродливое окружено чем-то настолько прекрасным, и впервые за долгое время у Дазая руки чешутся взять кисти и краски, чтобы пройтись ими по пустому холсту, пока это желание снова не утихнет. Позади него открываются и закрываются двери; слышатся неуклюжие шаги и тяжелое дыхание. Юан, по крайней мере, держит себя в руках. А Ширасэ… — Чуя?! Дазай зажимает ему рот, подавляя в себе желание израсходовать все патроны, и взамен одаряет его красноречивым взглядом. — Что? — шипит Ширасэ, озадаченно раскрыв глаза. — Он подал сигнал! — Тихо, — шепчет Юан, нервно теребя рукав. Дазай пересекает вход и заглядывает в столовую, не дожидаясь, пока третий присоединится к вечеринке. Очередная картина, созданная умелыми руками Чуи: сервированный длинный стол с изысканной китайской посудой, дрожащее пламя свечей, деликатесы, запах которых витает в воздухе, и, самое главное, куча богато одетых мужчин. Мертвых. Дазай не может сказать, каким образом их убили, а это значит, что Чуя не оставил после себя никаких следов способности. Его работа, как всегда, безупречна. В особняке слышны лишь редкие шаги и тиканье часов на стене, но ноги несут Дазая по лестнице все выше, выше и выше. Оттуда исходит мерцающий свет. Всякий раз, когда Юан, Ширасэ, а теперь и Де Лука пытаются обогнать его, Дазай оттесняет их рукой. Просто для удобства. Если бы не фонарь на втором этаже, указывающий Дазаю, куда идти, можно было бы легко заблудиться в широких коридорах и многочисленных комнатах, хотя хозяйскую спальню трудно не заметить. Просторная, как и остальные комнаты, с дорогой дубовой кроватью, плюшевым ковром, высокими окнами, тяжелыми шторами и Чуей. Он сидит на подоконнике и со скукой смотрит на человека без сознания. Дазай сам не замечает, что стоит с открытым ртом. Чуя поднимает взгляд и говорит: — Долго же вы. — Ну… — Слава богу! — Дазая перебивает бросившаяся к Чуе Юан. — Ты в порядке? — она отстраняется, чтобы осмотреть его лицо, руки, возможно, даже душу. — Выглядишь нормально. Но так ли это?.. — Я в норме, — говорит Чуя тоном "я даже не знаю, что такое "быть в норме"". — Я же говорил, что со мной ничего не случится. Поскольку вступительную речь Дазая перебили, он осматривает Каге. Из него торчит карандаш, но грудь продолжает опускаться и подниматься. — Так он не встанет, — его догадки подтверждает голос Чуи. — Решил, что он нужен нам живым. Когда Дазай поднимается на ноги, Чуя становится рядом. Его руки лежат на поясе, как будто он хочет засунуть их в карманы. Но не может, потому что в платье не предусмотрены карманы. — Ты как будто читаешь мои мысли, — говорит он, одаривая Чую довольной улыбкой, и накидывая на него свой пиджак. Теперь у Чуи снова будут его драгоценные карманы. Да и не замерзнет к тому же. — Благодаря маячкам у нас теперь есть две базы, не считая эту, но я уверен, что их гораздо больше. Придется немного поболтать. Чуя застывает, моргая, словно не зная, что делать с дополнительным слоем одежды. Затем он опускает взгляд, и вуаля — засовывает руки в карманы, после чего пересекается взглядом с Дазаем и кивает. — Здесь были еще девушки, — говорит Дазай. — Что с ними? — Они в другой комнате, — Чуя качает головой в направлении двери. — Они очень испугались и не понимали, что происходит, поэтому я просто… вырубил их. Нежно. А те люди внизу из мафии? — он морщится. — Я понял это слишком поздно. — Мафиози каждый день умирают, — бормочет Дазай, тыкая ногой в щеку Каге. — Все в порядке, главное, чтобы никто не узнал, кто их убил. — Что дальше? — Позаботимся о нем, — еще один тычок. Что ж, быть без сознания лучше чем то, что его ожидает, Дазай может даже посочувствовать. Может, но не хочет. Тык, тык. — Однако сначала выведаем местонахождение баз. А потом вернемся… — он чуть не говорит "домой", — …в Йокогаму. Внезапно в поле его зрения появляется Ширасэ с довольной ухмылкой на лице. Дазаю посчастливилось почти забыть, что эти паразиты тоже находятся здесь. А ведь он преуспел в искусстве игнорировать их, как белый шум. — Знаете, а ведь мы правда крутые, — заявляет он, уперев руки по бокам. — И почему я так волновался? Дазай видит, как Чуя поджимает губы, но его выдает веселый прищур глаз. Ширасэ хлопает его по спине. — Тебе, наверное, стоит поторопиться, пока никто не узнал о случившемся. — Почему бы тебе не поторопиться своими маленькими лапками в другую комнату и не позаботиться о выживших, а? — Дазай надевает на лицо фальшивую, яркую ухмылку. — Внесешь свой вклад. — Я помогу, — говорит Юан, волоча Ширасэ из комнаты, пока смысл слов не дошел до его размером с орех мозга. Закатав рукава и встав на колени перед Каге, Дазай видит, как Де Лука задерживается в комнате, пропитывая воздух своими страданиями. — Чуя… — Не сейчас, — бормочет Чуя, смотря на жалкую муху, попавшую в их сети. — Дела еще не закончены. Дазай ждет, пока в комнате не останется никого, кроме них, чтобы пробормотать: — Сам знаешь, ты не обязан. Это все равно не займет много времени. — Все в порядке. — Ты в порядке? Чуя на мгновение пересекается с ним глазами, но потом снова отводит их. Он выглядит нормально, но его пальцы сжимаются и разжимаются, словно он едва сдерживает себя. — Я просто… — во вздохе звучит разочарование. — Он не успел ничего сделать, если ты об этом. Просто такое чувство… не знаю, как описать. — Влияние наркотиков? — предполагает Дазай. Он принес довольно безобидный препарат, но все реагируют по-разному. А в сочетании с адреналином… — Может быть, — в его голосе нет уверенности. — Мне просто срочно нужно заняться чем-то. Даже… этим. — Хорошо. Закрой дверь и посмотри, не найдется ли где-нибудь зажигалка. Чуя кривится, но кивает и отходит. Огонь всегда был для Дазая самым быстрым способом выудить из человека информацию. Через минуту Чуя возвращается с зажигалкой, протягивает ее Дазаю, а затем наносит удар ногой по лицу Каге. Тот с хрипом открывает глаза. Веки дрожат, он пытается пошевелиться, но терпит неудачу. Чуя снова бьет его ногой. — Помнишь меня, придурок? — Ты… — Каге не узнает. Не сразу, по крайней мере. Он видит перед собой только рыжую девушку в платье, ту самую, которая должна была развлечь его ночью, но в итоге чуть не стала его смертью. Однако, чем дольше он вглядывается, тем больше округляются его глаза: капля за каплей, а затем целой приливной волной на него накатывает осознание, от которого перехватывает дыхание. Нога Чуи опускается снова и снова. Его руки по-прежнему в карманах. — Ты, — хрипит Каге, задыхаясь. — Накахара... ты... — Именно, — сухо говорит Чуя. — Я. Думал, что больше не увижу твою гнилую рожу, но ничего страшного. На сей раз я не уйду, пока не услышу твоего последнего жалкого вздоха. Каге, должно быть, очень весело, судя по тому, как он запрокидывает голову и смеется. Скорее всего, он просто обезумел от осознания своей скорой кончины. Щелчок зажигалки отвлекает Каге от созерцания потолка на сидящего рядом с его босыми ступнями Дазая. — Эй, — кричит Каге, — что ты себе позволяешь? — Для такого богатого человека у вас очень неухоженные ноги, — бормочет Дазай. — Такие отвратительные, что на них невозможно смотреть. — Что ты… что… — Сначала он запинается, но, когда Дазай подносит зажигалку к грязным пальцам, раздается истошный крик. Морщась от запаха обугленной плоти, Дазай защелкивает зажигалку и смотрит на Каге, который корчится, всхлипывает и кричит, извергая различные жидкости. — Итак, — ему приходится повышать голос, чтобы заглушить громкие и бессвязные стенания мужчины. — Может, скажете, где вы держите девушек, которым приходится терпеть столь уродливое лицо? — Так вот в чем дело?! В шлюхах, мать вашу?! Снова щелкает зажигалка. — Подождите, — восклицает Каге. — Подождите минутку! Мы можем поговорить! Ты хочешь их?! Ты хочешь тех девочек?! Я отдам всех! — Я уже сказал, чего хочу, — Дазай проводит зажигалкой в опасной близости от уже обожженных пальцев в обещании еще худшей боли. — Хочу услышать, как ты запоешь. — Пошел ты. Дазай надавливает. Каге вскрикивает. Дальше все происходит быстро.

***

Каге сообщает о четырех местах, два из которых совпадают с адресами, полученными с помощью датчиков. Корабль в доках, заброшенный мотель в квартале красных фонарей Осаки, заброшенный склад и ферма за городом. Еще четыре места. Еще несколько десятков человек, которых нужно уничтожить. Чуе кажется, что ночь будет длиться вечно. Его изматывает вовсе не физическая нагрузка. Полжизни Чуя провел в борьбе с людьми и организациями, которые пытались навредить его друзьям, он всегда за что-то боролся. Он привык к этому. И он не один. "Овцы" делают все, что могут, но именно с Дазаем особенно удобно работать. Он прикрывает спину Чуи, указывает на то, что он упустил, или предлагает отложить грязную работу напоследок. Приятно, когда есть на кого положиться — если, конечно, удается проглотить свою гордость. Это хорошо. Но есть что-то еще. Это чувство появилось, когда Чую вместе с тремя другими девушками привели в особняк Каге, и все собравшиеся смотрели на них, как на живой десерт. Ненависть была настолько безграничной, что его бог проголодался. Он готовится впиться клыками в жертву. Ненавижу. — Чуя? — голос раздается не в его голове и точно не является источником той заразной, как вирус, тьмы. Голос принадлежит Дазаю, который обеспокоенно смотрит на него. — Что случилось? Чуя хочет сказать ничего, но тут его голову пронзает острая боль. Морщась, он дотрагивается до лба. Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу… Боль усиливается. Она нарастает до тех пор, пока не начинает казаться, что череп разлетится на тысячу мелких кусочков. — Дай мне… секунду, — выдавливает Чуя. Они находятся где-то в сельской части Осаки — последнее место, на которое указал Каге. Ветхий, заброшенный фермерский дом в глуши, где нет ни души, кроме людей Каге и их рабов. Первые уже мертвы. Все кончено. Нацуме-сенсей позаботится о выживших. Работа Чуи почти закончена, осталось прибраться, сесть в машину, доехать до аэропорта, улететь домой и стереть с лица грязь и копоть, но… Ненавижу. Ненавижу всё. Чуя знает: мысли принадлежат не ему, а тому, кто или что сидит внутри. Хотя неважно, чьи мысли — его или кого-то другого. Неважно, потому что в конце концов он чувствует все то же самое, что и оно, и так чертовски сильно. Чуя знает, что у него на уме — жажда разрушения. Оно не отличает добро от зла, виновного от невиновного, необходимость от прихоти. Оно хочет поглотить все, пока не останется только пустота. А Чуя не хочет. Есть люди, которых он ненавидит, люди, которым он желает смерти, люди, которые заслуживают смерти, но к ним не относится весь мир. Твари все равно. Она чувствует ненависть, пронзающую его при взгляде на мертвого охранника, тянет за собой и поглощает пламенем ярости. Чуя качает головой, не желая поддаваться. Он контролирует ситуацию. Неважно, есть бог или нет, но Чуя не хочет, чтобы мир сгорел дотла. Поэтому он переводит взгляд на деревья вдали, на землю под ногами, на что угодно, только не на развалины и ублюдков. Но куда он ни смотрит — везде смерть… Он видит трупы девушек, которых не успели спасти, погребенные под тонким слоем грязных простыней. Он видит пустой взгляд тех, кто был бы рад умереть. Он видит последствия употребления наркотиков: потребность, заглушающую осознание конца. Он видит одержимого похотью и жадностью Каге, облизывающего губы при взгляде на него, Чую. Он видит, как Макото обнимает колени и отказывается говорить. Как Карма автоматически дотрагивается до места, где раньше был ошейник, до сих пор чувствуя его фантомное давление. Чуя видит кричащего в агонии человека, распятого и оставленного гнить. Он видит маленького мальчика среди трубок и проводов, запертого в бесконечной тьме, которая не хочет его отпускать. Он видит человека, играющего с собственной душой из-за своей работы. Закрытого ото всех из-за своей работы. И готового на все ради работы. Ты тоже ненавидишь. — Нет, — шепчет Чуя, надавливая ладонями на глаза. Нет. Он не испытывает такой ненависти. — Я не хочу! — Чуя, поговори со мной. — Я не хочу. —… — Не хочу, не хочу, не хочу! Заткнись! Холодные сильные руки дотрагиваются до его лица, и Чуя распахивает глаза. — С тобой все хорошо, — говорит Дазай. — Я не знаю, что происходит в твоей голове, но прямо сейчас все хорошо. Ты в порядке. Ненавижу. Ненавижу всё. Это не он. — Просто… — Голос Чуи дрожит от того, как сильно он сжимает челюсть. — Оно никак не заткнется. Ненавижу. Ненавижу. Так сильно ненавижу. Все так громко. Было бы так легко сдаться… — Это не закончится — я не могу ничего сделать, так громко… Взгляд Дазая непреклонен. — Просто слушай меня. Слушай мой голос. Он пытается. Он так старается, но Дазай словно находится где-то на поверхности, а Чуя — подо льдом и вокруг него только голос. Шепчет, шепчет, уговаривает сказать "да". Да, разрушению, ненависти, мести. — Все в порядке, — так далеко. — Ты — Накахара Чуя. Двадцать лет. Ты часть "Овец" и Портовой мафии. И с тобой все в порядке. Чуя зажмуривается, стараясь подойти как можно ближе к источнику света. — А я — тот, кто аннулирует способности, — шепчет Дазай. — Я прикасаюсь к тебе, так что ничто не может добраться до тебя, слышишь? Нет никаких голосов, кроме моего. Только я. Только Дазай. Чуя делает глубокий вдох. И еще один. Он чувствует, как Дазай прижимается лбом к его лбу. — Ты в порядке. — Я в порядке, — тихо повторяет он. — Ты в порядке. Хорошо. Чуя не может сказать, сколько прошло времени. И идет ли оно вообще. Он стоит и держится за Дазая, как за спасательный круг, ощущает каждый дюйм и понимает, что в голове больше нет голосов, приказывающих превратить мир в пепел. Может, прошла минута, а может — все тридцать. Он знает только одно: пока Дазай прикасается к нему, бог не может до него добраться. Ничего не случится, пока Дазай не отпустит его. Но особенность Дазая в том, что он действует быстро. А потом так же быстро уходит. Дазай двигается, и Чуя отчаянно сжимает пальцами его запястья, но мужчина просто пытается схватить его за руки. — Тебе нужно поспать. — Дело не в этом, — Чуя и сам хотел бы, чтобы причина заключалась в отсутствии сна. — Тебе все равно нужно поспать, — говорит Дазай с нетипичной для него серьезностью в голосе. — Ты давно не отдыхал и не спал. — Ну посплю я, и что дальше? — Чуя шипит, встречаясь с ним взглядом. — Что мне делать: все вернется, а тебя не будет рядом, чтобы… — Он закрывает рот. Чтобы что? Вернуть его? Обнулить способность? Сингулярность? Бога? Что тогда? А что будет после того, как Чуя уйдет? Странно, Чуя говорит с Дазаем так, будто тот может его понять. Еще более странно то, с каким пониманием смотрит Дазай. Чуя уже не раз задавался вопросом, какой Дазаю от него толк. И он понял. Люди уже пытались приручить бога, а для этого им нужно было сначала схватить Чую. Возможно, именно в этом состояла цель. Но Чуя уйдет, Дазай просто отпустит его, и какой тогда смысл? — Я не отпущу, — говорит Дазай как самую очевидную вещь в мире. Просто, как один плюс один. Он тянет его за собой. — Пойдем. Работа сделана. — Но… — слишком поздно до Чуи доходит, что они были не одни и все это время разыгрывали представление перед его друзьями. Они отводят взгляд, когда Чуя пытается поспеть за длинными ногами Дазая. — А как же уборка? Вопреки распространенному мнению, большая часть времени уходит не на бой, а на заметание следов, особенно тех, которые могут привести в Йокогаму. Однако здесь еще слишком много трупов. Работы предстоит немало. — Нацумэ-сэнсэй позаботится об этом, — Дазай открывает дверцу присланной за ними машины и просовывает голову внутрь. — Не будете ли вы так любезны отвезти нас в аэропорт? Замечательно. Спасибо. — Он медлит, оборачиваясь. — Хочешь подождать своих друзей? Или девочки Нацумэ-сенсей могут отвезти их на другой машине. Может быть, Дазай прав. Веки Чуи болят от тяжести. Он не чувствует ничего кроме усталости, все голоса в голове затихли. С остальным он сможет разобраться позже, когда останется один на один с "Овцами". Только с ними тремя. Все равно скоро им этого будет более чем достаточно. — Они ведь будут в безопасности? — Конечно. Чуя кивает. Он не оглядывается, когда за ними закрывается дверь, в голове не осталось места для мыслей о том, что о них могут подумать. Ему просто нужна минута покоя. Одна единственная, мать его, минута. И он ее получает. Дазай не отпускает его. Он все время держит его за руку. Сердце Чуи все еще бьется слишком быстро, чтобы провалиться в сон, но даже возможность посидеть и отдохнуть (чувствуя, как большой палец Дазая трет его кожу) творит чудеса. Проходит несколько минут мирной тишины, и он спрашивает: — Ты знаешь? Об… этом? То, как Дазай отводит глаза, говорит само за себя, но он все равно молча кивает. — Да, я знаю кое-что. Он, скорее всего, знает гораздо больше, чем Чуя. — Ты мог бы пойти на шантаж, чтобы я остался, — бормочет он, не спрашивая, а просто пытаясь переварить услышанное. — Но ты не стал. — Манипулировать тобой, чтобы ты остался, — такое себе право выбора, разве нет? Чуя сухо фыркает. — Да похоже, на то, — после паузы он бросает взгляд в сторону Дазая. — Если я спрошу, ты ответишь? — хотя у того, кто собирается уйти, нет права задавать вопросы. Дазай смело встречает его взгляд, но ответ кроется не в глазах, не в уголке рта, даже не в словах: — Если спросишь, то да, — ответ кроется в одном лишь твердом, но нежном сжатии пальцев. — За определенную плату, конечно, — добавляет он, потому что а как иначе? — Чуя знает: я не дешевка. — Конечно, — бормочет Чуя, закатывая глаза. Но почему-то он никогда не заставляет платить. Сейчас тоже. После того, как Чуя почти потерял контроль над собой, ему совсем не до вопросов о воспитании. К тому же в его голове теплится искорка надежды, что если он заключит сделку во время их прощания, то цена будет не слишком большой. Может, они договорятся встречаться раз в месяц. Может, он найдет на распутьи и третью дорогу. Может, Чуе не придется полностью отпускать. Может. По прибытии в аэропорт самолет еще готовят к полету, поэтому Чуя и Дазай коротают время на улице, держась за руки и ожидая "Овец". Прикосновение ощущается не странно, а спокойно и безопасно. Чуе удается набраться смелости отпустить руку, только когда к ним подъезжает машина. Перемена не такая уж и сильная: нет никаких внезапных приступов и преследующих голосов. Он медленно дышит, глядя на свою руку и понимая, что сейчас все в порядке, но ничто не вечно. При звуке закрывающихся дверей машины Чуя отводит взгляд и прячет руки в карманах толстовки, в которую он уже успел переодеться. — Ты в порядке? — спрашивает Дазай, все еще стоя рядом. Чуя кивает и поднимает глаза. — Как видишь. Но спасибо. Улыбка Дазая — невесомая тень на его лице; скептическую ухмылку уносит ветер. Он сжимает плечо Чуи в молчаливом прощании и поворачивается, чтобы сесть в самолет. К ним бегут "Овцы". — Эй, — начинает Юан, глядя на него с беспокойством, — ты в порядке? — Не знаю. Да. Я тогда вроде как потерял сознание, — смотреть под ноги легче, чем смотреть на ожидающие лица Юан и остальных. — Но я в порядке. Думаю, нужно поспать. Юан ищет на его лице правду, но в конце концов просто вздыхает и кивает. — Хорошо. Отлично. — Думаю, нам всем нужно вздремнуть, — неловко бормочет Ширасэ. Из всех троих он выглядит наиболее растерянным, ему явно не хотелось видеть, как Чуя теряет контроль. Взгляд Ширасэ мечется от него к самолету, потом к Юан. В итоге он просто засовывает руки в карманы и идет в самолет. Юан следует за ним. Чуя тоже хочет войти, но его останавливает схватившая за запястье рука. Лука. Кто же еще. — Нам надо поговорить… — Нет, — выпаливает Чуя и резко отдергивает руку. — Я сто раз пытался поговорить, и результат всегда один. Мне надоело, что ты следишь за каждым моим шагом, так что нет. Не сейчас, — он не в настроении отвечать или даже смотреть на него, пусть Лука разговаривает сам с собой. Он не раздумывает, куда сесть: ноги смело несут к Дазаю. Чуя агрессивно опускается рядом и с силой хватает его за руку, однако неистовый пожар сразу превращается в ровное пламя, потому что Дазай молчит и позволяет ему делать все, что угодно. Чуе хочется поспать, не боясь потерять над собой контроль из-за эмоций. А Дазай может с этим помочь. Только и всего.