A Lesson in Thorns

Он просыпается от оглушительного стука в задней части черепа, но открыть глаза с первой попытки не получается, словно веки скреплены клеем. Чуя со стоном переворачивается на спину, борясь с желанием снова погрузиться в непроглядную тьму. Ему все же удается открыть глаза и уставиться в потолок. Он вздыхает, хмурится от липкого пота, откидывает простыни и садится. К горлу подступает тошнота. «Что-то случилось, — думает Чуя. — Что-то очень дерьмовое.» Он не может вспомнить, что именно, словно безуспешно пытается ухватиться за обрывки кошмара: вот, прямо под носом, и… Он замирает, кислород в легких будто сгорает от нахлынувших воспоминаний. Пустующие комнаты Овец, Юан, смотрящая на него со слезами в глазах. Это твоя вина. Ему не приснилось, этот день настал. Его друзья ушли, Юан ушла, они все… ушли. С дрожащим вздохом он сползает с кровати и идет в ванную, опускается на колени и испражняет содержимое желудка, пока не останется ничего кроме желчи. Пальцы дрожат, а ванная вращается, стоит ему подняться на ноги, но тошнить уже попросту нечем. И менять уже нечего. Овцы ушли, точнее, убежали от него, как ни прискорбно, но их нельзя винить. Юан оказалась права: ему следовало сразу сказать Овцам, что они свободны, в ту же ночь, когда Дазай дал ему право выбора. Так поступил бы настоящий лидер. Но он не сказал. И теперь они ушли, а он остался один. «Могло быть и хуже», — говорит себе Чуя, хватаясь за раковину. Овец могли бы убить за предательство. Портовая мафия могла оказаться в сто раз хуже. Дазай мог бы выглядеть как морщинистый старик. Имя Дазая вызывает в памяти цепочку воспоминаний. Дазай стучит пальцем по стакану. Чуя что-то бормочет, наклоняется, касается чужого бедра и… Чуя помнит, что решил утопить свои печали в баре. Его оттуда забрал Дазай, верно? Воспоминания расплывчатые, странные обрывки разговоров и образов, слишком короткие, чтобы соединиться в цельную картину. …и что? Что он натворил? Чуя моргает, закрывает глаза и трет ладонью лицо, словно это как-то вернет воспоминания, украденные алкоголем, но ничего не происходит. У него остались только зияющая дыра в мозгу, рана в сердце и тревожный узел в животе. Чуя проклинает себя и клянется больше никогда не пить, по крайней мере, в присутствии Дазая. В будущем они наверняка часто будут пересекаться, ведь теперь у Чуи полно времени на решение головоломки по имени «Дазай». Такие мысли посещают его в душевой. Могло быть и хуже. Подобно горячим струям воды, эти слова снова и снова бьют в голову. Всё могло быть гораздо хуже. Ему стоит перестать повторять это. К тому моменту, когда он вытирается и выходит, тошнота проходит, оставляя после себя урчащий от голода желудок. Он рассматривает жалкое содержимое холодильника, когда гнетущую тишину в квартире пронзает трель дверного звонка. Чуя замирает, даже не думая открывать. Еще слишком светло, чтобы разбираться с последствиями вчерашних ошибок. К тому же, Чуя до сих пор понятия не имеет, что, черт возьми, произошло — вернее, что он натворил. Что он сказал. Странно, Дазай сразу бы ворвался в квартиру. Звонок раздается снова, Чуя вздыхает, закрывает холодильник и тащится в коридор, слишком просторный для него одного. На той стороне не Дазай: молодой мафиози в черной одежде, нервно улыбающийся и вцепившийся пальцами в края тележки. — Обслуживание номеров, — объявляет он так, будто сам до конца не уверен в цели своего визита. — Можно войти, сэр? — Конечно. — Чуя пропускает его внутрь. — Я ничего не заказывал. Вы не ошиблись? Он и не знал, что может заказать обслуживание в номер, хотя часть башни и отведена под гостиницу. Он смутно помнит, как мафиози, сопровождавшая его до квартиры, — Хигучи, — упоминала, что он может попросить кого-нибудь принести еды, но ему всегда казалось такое излишней роскошью и напоминанием, что он не знает даже о половине привилегий, доступных членам Портовой мафии. Руководителям Портовой мафии, — поправляет он себя. Из-за бурных событий последних дней он еще не успел привыкнуть к этой роли. — Никакой ошибки нет, сэр, — отвечает мафиози, решительно качая головой. — Заказ поступил от самого босса. Что ж, тогда вопросы отпадают. Чуя отвечает сухо: — Хорошо. Спасибо. Парень быстро кланяется. — Вам нужно что-нибудь еще, сэр? — Нет, все в порядке. После этих слов человек уносится прочь. Чуя с подозрением смотрит ему вслед. Вряд ли кто-то станет так запариваться, чтобы отравить его, но от старых привычек трудно избавиться. Все же чувство голода побеждает подозрения, он снимает крышку, и на него обрушивается густой запах свежеприготовленного мисо-супа, тамагояки, тофу, риса, маринованных овощей и тарелки толстых пухлых блинчиков. Буквально все, чего желает сердце или желудок человека, страдающего похмельем. Он садится за стол с видом на просыпающийся город и съедает первый завтрак уже в качестве полноценного мафиози. Вкусно. Потом достает папку с документами по ювелирному делу, оставленную в гостиной перед поездкой в Осаку, и приступает к работе. Раз уж он решил остаться, так почему бы не приступить к своим прямым обязанностям? Заодно сможет на что-то отвлечься. Ему по-прежнему приходится прикладывать огромное количество усилий, чтобы расшифровать прочитанное и сложить его во что-то связное. Чуя конечно может попросить Дазая о помощи или о продолжении занятий, но ему не по себе даже от одной мысли об этом, лучше уж самому разбираться с документами. Юношу не отпускает ощущение, что вчера он вел себя как полный идиот. К счастью, Дазай не единственный образованный человек в мире. Час спустя шестеро его пехотинцев заполняют квартиру: кто на диване, кто на полу, кто на кухне, кто за столом напротив. Их шестеро, потому что Карма позвал с собой Кита, тоже раньше работавшего на Эйса. Теперь, когда судьба Чуи предопределена, нужно придумать, что делать с людьми из логова Эйса — с его маленькой армией неудачников, как их любит называть Дазай. Но у него уже есть несколько идей. Что касается ювелирного бизнеса, то он представляет собой целую систему. Контрабандисты привозят в порт незаконно добытые драгоценности, их покупают ломбарды, а затем опытные мастера дают камням новую жизнь. Мафия назначает цену и пускает драгоценности в оборот, пока они не попадут на прилавки престижных ювелирных магазинов. То есть вмешательство Портовой мафии обычно начинается с ломбардов, а до этого всем занимаются другие преступники, желающие подзаработать на прибыльном бизнесе. Несмотря на проверенность такой стратегии, Чуя хочет попробовать действовать иначе: контролировать весь процесс с самого начала. Наладить связи с одним-двумя надежными, заслуживающими доверия контрабандистами, договориться с ломбардами, а дальше действовать по старинке. Это создаст более стабильный оборот и принесет хорошие деньги. Чуя приходит к такому выводу, ковыряясь в китайской еде, которую Карма практически насильно сунул ему под нос. Он отправляет подчиненных домой, чтобы те отдохнули перед тяжелым днем. Чуя трупом падает на кровать, хотя весь день занимался только умственной работой, видимо чрезмерное количество вина и тяжесть совершенных ошибок дают о себе знать. Стоит ему найти удобное положение, как на телефоне тут же высвечивается имя Дазая. Он не берет трубку, мирно засыпая под вибрацию телефона.

***

Утром он целых десять минут тупо пялится на экран телефона, размышляя, зачем звонил Дазай и стоит ли ему подняться наверх. Вряд ли бы Чуе дали выспаться, будь дело важным, — его бы тогда выволокли из постели. Значит, ничего страшного не случилось. Дазай ведет себя как всегда: тратит время на все, кроме работы, или ищет возможность поиздеваться над ним за то, что он, наговорил будучи пьяным. Поэтому Чуя обкладывается бумагами и принимается за работу. Он обзванивает людей, договаривается о встречах, а потом спускается в вестибюль, чтобы встретиться с подчиненными. В лифте, когда тот останавливается на одном из промежуточных этажей, Чуя поднимает глаза и видит Дазая на другом конце коридора. Он беседует с Хироцу. Толпа быстро рассасывается, и Чуя видит, как тот улыбается и кивает, глубоко погруженный в разговор, только взгляд скользит в сторону, будто чувствует, что за ним наблюдают. Дазай, кажется, однажды назвал его пауком на потолке. Их взгляды пересекаются, даже не смотря на двух мафиози, наполовину закрывающих обзор. У Чуи ноги чешутся подойти, но двери захлопываются прежде, чем он успевает набрать в грудь воздуха. И тут он снова вспоминает. Вспоминает, какой мягкий, почти сочувствующмй взгляд был у Дазая, когда Чуя просил, умолял, а в ответ получил мягкое, но уверенное «нет». И Чуя понимает почему. Дазай не хотел его, не хотел всего того, что напридумывал себе Чуя. Ему давно следовало понять, какой из Дазая хороший актер. И это осознание не приносит ничего, кроме горько-сладкого привкуса на губах, от которого не так просто избавиться. Остаток тоскливого утра он проводит, разъезжая по Йокогаме и ведя деловые переговоры с контрабандистами и связанными с мафией служащими доков, разрабатывая по ходу дела стратегию безопасного и выгодного способа транспортировки драгоценных камней. Урчание в животе напоминает мафиози о необходимости в еде, и он останавливается в суши-баре неподалеку, а потом идет на высокую крышу, откуда открывается впечатляющий вид на Йокогаму. Они с Овцами раньше часто так развлекались. Обычно с ним сидела Юан, потому что Ширасэ наотрез отказывался от того, чтобы его носили. Они с Юан смотрели на закат, возвышаясь над всем городом, где их ничто не могло достать. Они делились сигаретами, потягивали дешевое пиво, говорили о мальчиках, девочках и завтрашнем дне. Иногда с ним сидел Лука, делившийся не только сигаретами. А иногда Чуя поднимался один, усталый, расстроенный, желавший вдохнуть свободы. Изменение точки обзора всегда ему помогало. С высоты птичьего полета все кажется таким маленьким, таким глупым и незначительным в великой схеме мира. Видно даже лес за городом. Наклонившись вперед, Чуя вглядывается в извилистые дороги, всегда многолюдные и оживленные, независимо от времени суток, в разные районы, здания и магазины, в миллионы жизней, проходящих через один и тот же цикл боли и радости, предательства и любви. Чуя вглядывается в себя и пытается понять, какое место занимает в этой прекрасно-ужасной жизни. И он понятия не имеет, что глядит на него в ответ. В тот же день он находит своей команде комнату для совещаний — место, где можно делиться друг с другом идеями. У них на примете уже есть несколько контрабандистов, из которых нужно выбрать одного. Ломбарды уже привыкли иметь дела с Портовой мафией, так что с ними нужно просто перезаключить контракты. Касаемо ювелирных магазинов, Чуя планирует захватить основной фонд в городе и монополизировать рынок за счет полученной прибыли. Он не только сидит и шевелит извилинами, но и общается с людьми, периодически бросая оскорбления и даже устраивая потасовки. Чуя считает, что последним легче добиться прогресса, но он провел слишком много времени с Дазаем, чтобы полагаться только на грубую силу. К слову о Дазае, Чуя абсолютно случайно пропускает звонок. Может, второй, а может уже и третий. Ладно, ладно, он прекрасно видит, как на экране высвечивается имя Дазая, и принимает сознательное решение игнорировать его, возвращая взгляд к своей команде. Просто… Овцы ушли. Они не вернутся. Именно из-за Дазая он не смог уйти, из-за бесконечных тайн, его извращенных представлений и всего остального, что так зацепило Чую. Но было кое-что еще. То, что побудило Чую поцеловать его тогда в офисе, а затем в Осаке, хотя он мог придумать другой способ подменить пакетик с наркотиками. Чуя держал его за руку весь полет домой, засыпал под звуки его голоса, рассказывающего истории о Нацумэ-сэнсэе, и просыпался, прижавшись головой к его плечу. Он бросался на Дазая, как кошка в течке. Чуя не настолько наивен, чтобы называть подобное любовью. Это неправильно, но не потому что он отрицает что-то между ними, а потому что смотрит на факты. Влюбленность? Конечно. Физическое влечение? Определенно. Какая-то связь? Да, возможно. Но не что-то столь грандиозное и чрезмерное, как любовь или то, что люди называют любовью. Все было бы хорошо и прекрасно. Не было бы никаких веских причин противиться физическому влечению, потому что Овец больше нет и разочаровывать больше некого. Вот только Дазай явно не отвечает взаимностью. Если он что-то и помнит той ночи, так это осознание. Чуя давал ему тысячу шансов, даже просил Дазая воспользоваться одним из них, сделать что-нибудь, что угодно. А Дазай не сделал. Это не конец света. Ничего страшного или ужасного не произошло. У Чуи есть более важные дела, чем заботится о том, хочет Дазай его трахнуть или нет. И если Дазай тонко манипулировал его привязанностью, используя в качестве приманки себя самого, то пусть будет так. Чую больше раздражает, что это сработало. Ничего страшного. Он хочет просто зализать раны в одиночестве, и желательно, чтобы Дазай не учуял запаха крови и не впился в него еще сильнее. Однако подчиненные, похоже, придерживаются иного мнения. Карма и Кита вызвались помочь Чуе закончить необходимые бумаги даже когда он отпустил всех. Как бы он не восхищался их трудолюбием, толку от этого мало, потому что Карма постоянно отвлекается на его телефон. С каждой минутой глаза мальчика становятся всё больше и больше. В конце концов, он перебивает Чую на середине фразы: — Вы не собираетесь отвечать на звонок?! — Карма, сосредоточья, — Чуя пытается перевести тему. — Простите, Накахара-сан! Но… — Карма понижает голос до драматического шепота. — ….Вам босс звонит. Вы не можете просто игнорировать его. Кита стоит рядом с гримасой чистого ужаса. — Не боитесь получить пулю в лоб? Он страшный человек. Чуя хватает телефон и нажимает на кнопку «отклонить вызов», одаривая их холодным взглядом. — Я уже сделал это. — Затем он убирает телефон в задний карман, чтобы тот больше не мешал. — Я выполняю свою работу, ребята, и для этого мне нужно, чтобы вы двое и все остальные сосредоточились на поставленной задаче, а не на звонках, от кого бы они ни исходили, не на протоколах, не на правилах, а на… — он указывает пальцем на доску, — нашей работе. Важной работе, которая принесет много денег, и, поскольку здесь именно это является приоритетом, мы должны выполнить ее правильно. Мы должны сосредоточиться только на ней, а не на чертовом звонке, который вас даже не касается. Так что с этого момента тебе лучше не отвлекаться ни на правила, ни на меня, понятно? Возможно, он неясно выразился, потому мальчики смотрит на что-то позади него. — Что непонятного? — Взгляд Чуи становится еще мрачнее, когда он понимает, что ребята даже не слушают. — Я со стеной разговариваю?! Карма издает сдавленный звук, его лицо застыло в выражении чистейшего ужаса. Чуя прикладывает руку к уху. — Что, прости? — Накахара-сан… — Подчиненные, да? — неожиданно произносит третий голос позади него. — Ты должен правильно их учить, если хочешь, чтобы они подчинялись. Чуя опускает глаза и выдыхает, с трудом подавляя рычание. Ну конечно, Дазай сумел проскользнуть в комнату без его ведома. Конечно, черт возьми. Чуя медленно оборачивается и сталкивается лицом к лицу с чеширской улыбкой Дазая, расширяющейся по мере его приближения и… — Какого черта? — он сдавленно хрипит от неожиданности, когда Дазай бесстыдно тянется и… засовывает руки в задние карманы чужих брюк. Дазай выхватывает у него телефон — после того, как хорошенько облапал задницу Чуи. — Значит, телефон работает, — оценивает Дазай, разблокировав его и угадав пароль с первой попытки. Он переводит на Чую невпечатленный взгляд. — Мне хотелось бы ошибаться, Чуя. Чуя хочет ответить, но останавливается, увидев, что Дазай смотрит ему за спину. — Уходите, — говорит он Карме и Ките. В сию же секунду мальчики, прощаясь, выбегают из комнаты. Дверь с глухим стуком захлопывается. — Что? Внимание Дазая возвращается к нему, и, видимо, сегодня ему захотелось попозировать: он приближается к Чуе все ближе и ближе, практически прижимая его к столу. — Чуя избегает меня или у него задница онемела, раз он не чувствует вибрацию телефона? — Ты просто врываешься, когда действительно что-то нужно, — говорит Чуя, поднимая голову, чтобы встретиться с ним взглядом и наконец-то вдохнуть. Воздух здесь какой-то вязкий. Липкий. И все же его слова холодны. — Я решил, что это не столь важно. Дазай окидывает его взглядом — недовольное выражение лица, ошейник на шее, черную портупею на груди и новые кожаные перчатки на руках. Взгляд останавливается на булавке с цветком, заколотой над сердцем. — Подождал бы хоть пару недель, прежде чем нарушать приказы, — бормочет он, потянувшись за булавкой. — Слухи ещё не утихли, а уже ведёшь себя как ребенок. — Это был звонок, а не приказ, — рычит Чуя. — Если я звоню, значит, хочу с тобой поговорить. По-моему, это приказ. — Так вот как ты теперь заговорил? — Опуская взгляд, Чуя предплечьем толкает мужчину и выскальзывает из ловушки. — Теперь, когда я согласился остаться, ты считаешь, что можешь обращаться со мной как с дерьмом? — бормочет он неожиданно хриплым голосом. Он чувствует раздражение, усталость, но не обиду. — Ублюдок. В следующий раз просто скажи, что тебе нужно, и я сделаю это. — Игнорировать звонки разве не значит, обращаться как с дерьмом? — раздается позади него с театральным вздохом. — Но что может знать такая сволочь, как я? Боже. Прекрасно. — Зачем ты пришел, Дазай? — спрашивает Чуя и поворачивается к нему: этот разговор задел его за живое. — Хотел прочитать мне лекцию? Тогда я был прав, это неважно. Дазай поднимает руку, с зажатой в пальцах черной карточкой. — Вот зачем. — Что это? Он не отвечает, словно пытается подманить Чую подойти ближе. Но Чуя не менее упрям, он держится на безопасном расстоянии и не двигается с места. Удивительно, но именно Дазай сдается, громко вздыхает, преодолевая расстояние, и прижимает к его груди банковскую карту. — Ты — руководитель. Чтобы ты мог получать зарплату, нужен другой банковский счет. — У меня был банковский счет? — спрашивает Чуя, разглядывая карточку. — С каких пор? — Конечно, с тех пор, как я создал его, — слегка раздраженно отвечает Дазай. Ну… Теперь Чуя чувствует себя немного неловко. — Спасибо, — удается ему пробормотать, но посмотреть в глаза уже выше его сил. — Это еще не все. Теперь Чуя смотрит вверх, морщась. — Еще не все? — Я же говорил, ты теперь руководитель и имеешь определенные привилегии. — Я уже неделю как руководитель. — Если бы я дал тебе что-то помимо булавки, ты бы обвинил меня в том, что я манипулирую тобой, чтобы ты остался. — Дазай изгибает губы в ужасной пародии на улыбку. — Так заканчиваются все попытки угодить Чуе. Это практически невозможно. Чуя игнорирует аргументы, скрещивает руки и качает головой. — Что еще? — Пойдем со мной, — говорит Дазай. — Сам увидишь. Лучше бы это не было чем-то большим. Чуя не хочет подарков. Он даже не хотел становиться руководителем. Но он все равно идет за Дазаем. Они пересекают коридор, ведущий к лифту, Лифт приходит меньше чем через пять секунд и, конечно же, пустой, как и всегда, когда он рядом с Дазаем. У Чуи есть теория, что в мафии работает специальный человек, отвечающий за то, чтобы босс всегда мог беспроблемно воспользоваться лифтом. Возможно, он сидит в темной захламленной комнате где-нибудь в башне и следит за камерами наблюдения, чтобы ничего не упустить. Между ними висит мертвая тишина на протяжении всего пути до двадцать седьмого этажа. В ней нет напряжения или неловкости, но она холоднее, чем обычно. Чуя не отрицает, что виноват в этом не меньше Дазая, который пытается наказать его отсутствием своих острот. Чуя рад, когда двери открываются, рассеивая ледяную атмосферу. Они идут по странному коридору с витражными окнами, через которые проникает свет. Чуя замирает на месте, его глаза блуждают по разнообразным мотивам, изображенным перед ним. — Не отставай, коротышка, — окликает Дазай. — Может, я и не самый высокий человек в мире, — бормочет он себе под нос, пытаясь догнать его, — но даже так я в десять раз быстрее тебя. Дазай на секунду устремляет на него расчетливый взгляд, затем снова устремляет его вперед, не произнося ни слова. Чуя уверен, что в любой другой день он бы сказал то, что хотел сказать. В любой другой день вся эта прогулка была бы наполнена настойчивыми вопросами и расплывчатыми ответами. Их цель — красивая дверь, которую Дазай открывает перед ним. Внутри — кабинет. Большие окна с великолепным видом на город, мягкий свет закатного солнца, пляшущий по дорогим коврам, большой дорогой письменный стол с двумя стульями. Чуя поворачивается к Дазаю и наклоняет голову. — Так что мы здесь делаем? — Мы, — говорит Дазай, делая ударение на этом слове, — находимся в твоем кабинете. Чуя ошарашенно смотрит. — В моем кабинете? — В твоем кабинете. Ты же руководитель, забыл? — Как будто возможно забыть, когда тебе напоминают об этом каждые три минуты. — Ты не можешь управлять всем из той квартиры. Она большая, но не предназначена для работы. Чуя еще раз оглядывается, оценивая уже принадлежащий ему кабинет. Он действительно изыскан. Картины, висящие на стенах, выглядят стильно. Даже камин имеется. Он проводит пальцами по полке вдоль стены, представляя, как будет проводить здесь дни. Коё упоминала, что кабинеты руководителей находятся где-то в башне. Еще она говорила, что свои дела все же предпочитает вести из борделя. Чуя, если подумать, видел до этого только кабинет Дазая. Наличие собственного кабинета делает происходящее более реальным. — Кстати, как дела? — А? — он бросает взгляд на Дазая, поскольку не слушал его. — Дела, — Дазай присаживается на край стола. — Ты был занят? — Ты же сам сказал, чтобы я занялся рынком драгоценных камней. Вот этим я и занимался. — Чуя прекрасно осознает, что в его обязанности также входит предоставлять Дазаю подробные отчеты о проделанной работе. Он сам не знает, почему решил бросить ему вызов, возможно, Дазай просто не единственный, кто может наказывать. Дазай, похоже, считает это забавным, его взгляд опускается под ноги, и он молча улыбается. — Это точно, — после паузы он говорит: — Скоро мы продолжим наши занятия. Не стоит пренебрегать ими, даже когда ситуация выходит из-под контроля. Сначала Чуя хочет сказать ему, чтобы он говорил за себя, ведь Чуя ничем не пренебрегал, но тут его внимание привлекает вторая часть фразы. — Что-то случилось? — Я не знаю, насколько ты помнишь позавчерашнюю ночь… — И что? — резко перебивает он. — Боже, Боже, какой нетерпеливый. Я уже рассказываю. — Откинувшись на руки, Дазай поднимает взгляд к потолку, его глаза пусты. — Посох Епископа убил нашего человека. Перед глазами Чуи мелькают образы. Бар, его руки на бедрах Дазая. Тот телефонный звонок. Сигаретный дым, темный переулок. Дазай, Дазай, Дазай. Труп на земле и много крови. Он ничего из этого не забыл, просто не вспоминал, будто его мозг решил, что эта информация не имеет значения. Хотя на самом деле так оно и есть. — Я помню, — бормочет он, прежде чем поднять глаза на Дазая. — Кого-нибудь поймали? Дазай цыкает. — Нет. На самом деле, неважно, кто это сделал, потому что они думают и действуют одинаково. Они как улей. Странно только то, что мы никого не поймали. Я послал к ним нескольких людей, но все они вернулись вперед ногами. — Вы не смогли поймать ни одного человека? — с сомнением спрашивает Чуя. Дазай Осаму, который не может разработать стратегию борьбы с организацией, звучит не слишком правдоподобно. — Что же в них такого особенного? У них даже нет эсперов. — Все возможно. — Ха? Вся их идеология основана на противостоянии способностям. Тогда зачем им иметь в своих рядах таких людей? Это же бред. — Никто не говорил, что нельзя лицемерить, — Дазай пожимает плечами. — Вспомни христианство. Они проповедуют любовь к ближнему, но сколько крестовых походов совершили во имя их бога? Сколько людей изгнали за «неправильные» убеждения? Сколько крови пролито? Чуя сжимает челюсть. Это хорошая мысль. Просто отстой. — Какой бы глупой ни была их идеология и вера, они хорошо продумали свою стратегию… до недавнего момента, разумеется. — Они напали на Портовую мафию, — размышляет Чуя. — Но в чем разница между тем распятым человеком и нападением на мафию? — Насколько ему известно, то чудовищное преступление осталось безнаказанным, что само по себе является преступлением. Человека прибили к столбу, пока он еще дышал. Нельзя проповедовать о мире, а потом совершать такие бесчеловечные поступки. — Они убили посланного нами шпиона — вот в чем разница. Око за око, как бы ужасно это не звучало. — Не соглашусь, — сухо говорит Чуя, — но я понимаю, о чем ты говоришь. Дазай довольно кивает. — Они напали без предупреждения. Считай это объявлением войны. Ангелы — посланники Бога. — Ты сказал, что это послание. — Так и есть, и оно имеет свои слои, но именно убийство кого-то из наших — того, кто не имел к ним никакого отношения, являлось их главной целью. Раньше они старались держаться подальше от наших территорий, в основном совершая нападения на улицах, жертвами становились мелкие преступники со сверхспособностями и другие организации под предводительством эсперов. Теперь все по-другому. — Но у тебя есть план? — Я работаю над ним, — говорит Дазай и поднимает глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. Чуя уже давно не чувствовал такого зуда в пальцах, как сейчас. Прошли, наверное, месяцы, с тех пор, как они с Овцами разрабатывали планы по уничтожению враждебных организаций. Тогда о Посохе епископа говорили как о религиозных фанатиках, не представляющих серьезной угрозы. Он жаждал хорошей драки. Причины просыпаться и засыпать по ночам. Чего-нибудь, что заполнит в нем вырезанную уходом Овец дыру. Работа по захвату бизнеса драгоценных камней неплохо отвлекала, но Чуе нужно было что-то большее, чем просто деньги и власть. Он хочет быть на передовой, когда придет время. Дазай, судя по лихорадочному блеску в его глазах, понимает, что у Чуи на уме. — Тебе еще представится возможность проявить себя, — говорит он. — Не волнуйся, Чуя. — Дазай отталкивается от стола, проводит пальцем по дереву и вздыхает. — В первую очередь стратегия, а уже потом сражения, так что можешь продолжать в том же духе: обучай своих вояк, контролируй рынок драгоценных камней. Теперь у тебя есть офис. Дазай отдал банковскую карточку, увиделся с Чуей, наверстав упущенное, и проводил его до офиса. Он уже направляется к двери, однако останавливается. — На следующий неделе я пойду на мероприятие и мне нужен телохранитель. — Его улыбка полна тошнотворно-сладкой злобы. — Чтобы тебе не взбрело в голову снова начать меня избегать. Чуя провожает его взглядом.