Полет бабочки

      Дядя Бруно пропал десять лет назад. После всего произошедшего на пятилетии Мирабель этого даже не заметили в первый день, но к обеду второго забили в колокола. Он был слишком важен для семьи, чтобы вот так его отпустить. Все его вещи остались в Башне, он даже не забрал ни одной книги (а именно Бруно являлся завсегдатаем домашней библиотеки).       Просто… исчез.       Бруно искали два года, но никакого результата не добились. Мадригали даже уничтожили одну из трех крупных банд в Тунхе, так как по их расчетам, только «Черные ангелы» могли тогда решиться на похищение. Но вырезав всех подчистую, они не нашли ни одного следа родственника.       В итоге, поиски свернулись. Побег – а именно так теперь оценивали действия Бруно – наложил такое пятно на него, что теперь о нем можно было говорить либо плохо, либо никак. Лучше последнее.       Возможно, поэтому Мирабель практически и не вспоминала о дяде за все эти годы. В голове только и были небольшие ассоциации: темные растрепанные кудри, ощущение песчинок под щекой и синяки под глазами. Синяки, к слову, никуда не делись, девушка и сейчас могла их четко разглядеть, находясь в десяти шагах от дяди.       – Дядя Бруно? – второй возглас был уже не столь уверенным и громким. Мирабель, скорее, задала вопрос, чем обратилась к родственнику. А тот продолжал стоять в проеме дверей родного дома и смотреть. Просто смотреть, не двигаясь с места и даже не моргая.       Мирабель моргнула, от чего с ресниц сорвались последние не высохшие ещё слезы, и девушка поспешила их стереть. Когда она подняла глаза на дядю, тот уже был другим. Бруно улыбался, доставая откуда-то из кармана помятую сигарету и зажигая от небольших ароматических свечей на подоконниках. Они там стояли просто ради красоты и приятного запаха, который, к слову, быстро испарялся из-за открытых дверей.       – Так-так, а это у нас… – мужчина сощурился, затянулся и выдохнул дым вместе со следующими словами, – Мирабель, не так ли? Ты выросла. Впрочем, я это уже видел, так что не удивлен.       Мирабель снова моргнула. Таким она своего дядю точно не помнила.       – Дядя… ты вернулся так неожиданно, – смогла заставить себя сказать девушка, подходя чуть ближе, потому что продолжать едва ли не вжиматься в стену было попросту невежливо. – Где ты был? Мы все волнова…       – О, я почему-то уверен, что ты меня даже не помнила. Меня, в особенности, – это почему-то очень развеселило Бруно, сигарета так и прыгала у него во рту. Мирабель ощущала холодок, спускающийся по спине.       Ей все говорили, что дядя жуткий, но она не верила. То, что она помнила о нем, было светлым и теплым. Что могло с ним произойти за десять лет? Или чего не позволяли видеть маленькой девочке в её беззаботном детстве?       – Это неважно. Мне нужна Альма. Где она? – Бруно явно особо не удивлялся музыке или куче машин на стоянке, он вообще не казался смущенным или напуганным, или растерянным. Не как в первые мгновения дома.       – У… У Антонио сегодня день рождения. Все в его новой комнате, – почему Мирабель всё ещё не убежала наверх звать кого-то из взрослых? Дядя Бруно вернулся спустя десять лет! А она всё стояла и разговаривала с ним.       – Антонио, – протянул Бруно, перекатывая сигарету из одного уголка губ в другой и делая очередную глубокую затяжку. – А. Вспомнил. Ребенок, который ещё не родился.       Эта фраза заставила Мирабель нахмуриться. Хотя потом её работающий на адреналине мозг заставил вспомнить, что Бруно исчез ещё до того, как Пепа родила Антонио. У него ещё не было имени и даже пола. Но всё равно – фраза звучала жутко с учетом образа Бруно, его странного поведения и того факта, что Антонио, вообще-то, сегодня исполнилось пять.       – Значит, он получил дар, – это заставило нахмуриться уже Бруно. Мужчина даже достал сигарету, или то, что от неё осталось, поджимая губы и сощуриваясь. Пальцы его свободной руки подрагивали, то сжимаясь в кулак и дергаясь в сторону дверного косяка, то останавливаясь на полпути. – Хм.       Дядя выбросил окурок за порог Каситы и, наконец, закрыл за собой двери. А после направился к племяннице, да таким уверенным, широким шагом, что Мирабель с трудом заставила себя остаться на месте. Бруно оказался на расстоянии вытянутой руки, и у девушки в носу засвербело от острого запаха дешевого табака. Секунда, вторая, и Мирабель всё-таки чихнула, чем вызвала широкую улыбку на уставшем смуглом лице дяди.       – Простите, сеньорита, обычно я предпочитаю сигары. Но сейчас на руках только сигареты, – Бруно подмигнул племяннице и повернулся в сторону золотого проема новой комнаты – золотого из-за света, бьющего из него наружу. – Мне надо переодеться, – он почти ушел, но неожиданно у основания лестницы остановился и повернулся снова к Мирабель, заставив ту ненадолго задержать дыхание. – И к слову. Простительно, ведь Бруно прятал меня, нас, от тебя, но в следующий раз – называй меня Эрнандо, идет? А к Хорхе лучше вообще не подходить. Бесплатный совет, – снова на его лице расцвела улыбка, Эрнандо (что бы это ни значило) отсалютовал Мирабель и взлетел по лестнице, скрываясь за дверью в свою башню.       Интересно, услышала ли Долорес их? Обычно, если вокруг был такой шум, она теряла концентрацию и пыталась, наоборот, уменьшить количество поступающих звуков. Поэтому – вряд ли.       Сказать или нет – вот какой вопрос стоял перед Мирабель. Конечно, все в итоге сами узнают про возвращение дяди, но не получит ли девушка нагоняй за то, что не предупредила и поставила родных в затруднительное положение?       Мирабель ещё раз взглянула на закрытую, но уже не такую мертвую дверь в башню Бруно, потом на золотой проем новой комнаты Антонио, потом зачем-то на входную дверь в усадьбу. И поспешила вверх по лестнице. Рассказать в первую очередь она решила, конечно, маме. Та пусть и не могла её защитить перед бабулитой, никогда сама ничего плохого дочери не делала, только любила, обнимала и залечивала любые раны. Папа тоже был подходящей кандидатурой, но для Джульетты Бруно являлся младшим братом – она заслужила знать первой.       – Мама? Мама! – найти её в толпе бандитов было сложно, особенно, когда вся эта толпа пускалась в пляс, а в ногах ещё и сновали разные мелкие животные. Особенно, всех впечатлил, впрочем, ягуар. Не тот, которого сшила Мирабель, а настоящий, огромный зверь, катавший Антонио на спине, словно и не являлся одним из самых страшных хищников Колумбии.       Наконец, ей удалось пробиться к знакомому голубому платью и схватиться за рукав. Джульетта моментально перестала пританцовывать на месте. Даже она не заметила, что Мирабель вообще-то не было среди всех веселившихся. Это ранило, но не настолько сильно, насколько могло бы.       Мирабель уже привыкла.       – Мама, – девушка пригнулась ближе, чтобы прошептать на ухо и не привлекать слишком много внимания. – Дядя Бруно вернулся.       Настолько огромных глаз у Джульетты давно не было. Она шокировано повернулась лицом к дочери и даже схватила её за плечи, вот только ни слова вымолвить не могла долгие секунды. Наконец, ей удалось произнести:       – Ты серьезно?       Мало кто верил, что Бруно мог быть ещё жив. Никто не замечал, чтобы дверь его комнаты светилась, никто из разосланных по Колумбии наблюдателей, не прислал ни весточки за всё это время. Семья поставила на потерянном члене черный крест и похоронила без особой церемонии. А он взял и восстал из мертвых.       Мирабель яростно закивала головой.       – Да, он просто зашел в дом, мы поговорили немного, и он пошел переодеваться.       Джульетта едва дослушала, а после как сорвалась с места, даром что в возрасте была уже. Она не просто побежала сквозь толпу, ловко уворачиваясь от чужих локтей и ног, но и умудрилась выдернуть сестру из объятий её мужа и потащить за собой. Мирабель не успела среагировать, а тетя Пепа с матерью уже исчезли за дверным проемом.       Зато что она успела, так это почувствовать на себе взгляд бабулиты. Этот холодный, разочарованный и недовольный взгляд действовал безотказно. Мирабель моментально съеживалась под ним и опускала голову. Это был словно выученный рефлекс. Рефлекс, пустивший в ней корень в тот злополучный день рождения.       Мирабель выучила, что если на неё так смотрят, вероятнее всего, последует нечто очень неприятное.       Бабулите не нужно было даже подходить, скосив на неё взгляд, Мирабель поняла, что её ожидают. И она сама пошла ближе к центру комнаты, чтобы предстать перед Альмой.       Пусть у неё не было такого слуха, как у Долорес, тяжело было полностью игнорировать слова людей, на которых она натыкалась по дороге.       Это та самая, да?       Позор семьи.       Почему её просто не убили? Она бесполезна.       Мирабель думала, что вообще-то являлась такой же, как и все эти шестерки вокруг. Так почему она не имела права на жизнь, а все они – имели?       Ах точно. Пятно на солнце.       Те, кто входил в «Золотую бабочку», но не являлся членом семьи Мадригаль, были как… подданные у королевской семьи. То, что разрешено крестьянину, не разрешено принцессе. Наверное, они руководствовались такой логикой. Как ни странно, разбирая причины и мотивы ужасных вещей, которые любили бросать ей в след или даже в лицо, Мирабель становилось намного легче их пережить.       Это работало с бабулитой, работало с Исой, работало с придурком Камило и, тем более, со всеми подчиненными их семьи. Боль всё ещё была, но не такая острая.       Мирабель встала перед бабушкой, улыбнувшись Антонио, который беспокойно смотрел в их сторону. Улыбка однако моментально стерлась, стоило вернуть всё внимание Альме.       – Что ты опять устраиваешь, Мирабель? Куда побежала Джульетта, ещё и Пепу с собой забрав? Мы сейчас пойдем праздновать во двор, и как мне объяснять исчезновение дочерей?       Что-то темное и злое заскреблось изнутри. Мирабель хотелось крикнуть: «а моё исчезновение ты не хочешь никак объяснить?». Но вместо этого она лишь ещё глубже опустила голову.       – Прошу прощения, бабушка. Просто… – девушка провернула в голове эту мысль раз, два, и на третий всё-таки приблизилась ещё немного к Альме, от которой должно было веять теплом, но иррационально Мирабель ощущала лишь ледяное дыхание безразличия и презрения. – Просто дядя Бруно вернулся. Я прибежала, как только он ушел переодеваться к празднику.       Впервые за очень долгое время на лице Альмы появилось что-то помимо её извечно недовольного и сурового выражения. Тонкие губы приоткрылись в удивлении, веки распахнулись, а из руки почти выпал полупустой бокал вина.       – Что?       – Дядя Бруно, я увидела его, когда спустилась вниз, чтобы ещё раз проверить, всё ли готово, – маленькая ложь в данной ситуации вряд ли будет замечена.       Альма сделала шаг вперед, словно её инстинкт был такой же, как у дочерей. Но она себя остановила.       – Если это опять твои сказочки, то тебе будет не избежать наказания, Мирабель. Я надеюсь, ты это понимаешь, – голос был такой же, как и всегда, но что-то в глазах Альмы неуловимо изменилось. Там была легкая нотка… растерянности. Возможно, поэтому Мирабель не так сильно испугалась этой угрозы. – А теперь иди. Позови ко мне Долорес.       Девушка нашла кузину, которая тоже весьма недовольно посмотрела на неё. Долорес слышала частично разговор и знала, что позвали её из-за Мирабель и новостей, которые она принесла. А значит, косвенно, из-за Мирабель Долорес пришлось оторваться от легкого флирта с Мариано Гузман – одним из достаточно высокопоставленных членов группировки. В основном, из-за его матери, но всё-таки.       Почему-то никто не замечал явственную влюбленность Долорес, и бабулита всё равно уже как пару лет раздумывала, женить или не женить Ису на Мариано. Наверное, если бы не яркое и жесточайшее сопротивление со стороны Исабеллы, этот вопрос был бы уже решен.       Мирабель вздохнула и украла для себя бокал с вином. От одного ничего страшного не случится, но может, хотя бы станет не так тяжело. А потом она нашла Антонио и решила, что остаток вечера проведет рядом с ним.       Ни Бруно, ни Джульетта с Пепой не встретили их в холле и даже во дворе, когда огромная толпа – шутка ли, вся банда, располагавшаяся в Тунхе! – переместилась за длинные столы, постепенно заполнявшиеся едой, благодаря усилиям Мирабель, Луизы и Исабеллы, а также некоторых других женщин, входящих в "Золотую бабочку". Они не появились, и когда зазвучали первые тосты. Это волновало Мирабель, это волновало и многих других из семьи, которым успела разболтать Долорес. Последняя, к слову, оставалась рядом с бабулитой, что вообще-то ей было не свойственно. Долорес либо садилась между Камило и Феликсом, либо же предпочитала Мариано. Или, на крайний случай, новые знакомства никогда не повредят.       Неожиданное решение стало понятным, стоило Долорес встрепенуться и наклониться к бабушке, что-то быстро прошептав на ухо. Альма почти сразу после этого встала, уверенная, как военный линкор или советский ледокол, ни мускула на лице не выдавало волнения:       – Сегодня знаменательный день! Не только младший член семьи, наш Антонио, получил прекрасный дар, но и другой человек отыскал дорогу домой! – моментально вокруг начались легкие шепотки, не громче посвистывания ветра в ветках (Это она о... Неужели, он... Этого не может быть...). – Да, сегодня вернулся домой, вернулся в семью мой единственный сын – Бруно.       Альма смогла изобразить (и Мирабель правда не различила бы сколько в этом выражении лица было искренности, а сколько актёрской игры) радость и абсолютное удовлетворение от собственного тоста и предмета этого тоста. Казалось чудом, что именно после её слов из дома показались знаменитые тройняшки Мадригаль. Но чудом это было только для обычных людей. Члены семьи понимали, что Долорес подсказала бабушке момент выхода брата с сестрами из Башни.       Нет, Мирабель не была удивлена. У неё отвисла челюсть совершенно по другому поводу. Дядя Бруно был призраком из её воспоминаний и странным оборванцем с сигаретой в зубах, пожелавшем называться иным именем. Сейчас же… сейчас стало понятно, отчего даже обычные члены банды с большой опаской и внутренним трепетом произносили имя Бруно. Он выглядел пугающе, но при этом очень элегантно.       А ещё – по-прежнему не вязался с тем образом из детства. В светло-карих глазах играли искры, темные кудри игриво закрывали часть лица, а старая одежда сменилась изумрудным костюмом, немного пропылившимся из-за долгого пребывания в шкафу, но всё ещё очень эффектным. Пиджак в золотую клетку был расстегнут, как и верхние пуговицы черной рубашки, брюки подчеркивали стройные ноги, а не делали их болезненно худыми, как те странные бриджи. И наконец, вишенка на торте – начищенные туфли. Они буквально поблескивали в свете фонарей.       Бруно улыбался, принимая неуверенные радостные аплодисменты, и едва ли не раскланивался, подобно артисту на сцене. Словно ему было всё равно на темных чудовищ на глубине зрачка его матери. Нет, он даже посмотрел на Альму, улыбнулся и ей, поцеловал в щеку, а после занял место рядом с ней – Касита послушно отодвинула всех в сторону и добавила ещё один стул. Никто не смел возразить.       Пепа и Джульетта не сводили с брата глаз. Они были явно счастливы от его возвращения, и их не так сильно, как Мирабель, волновало поведение Бруно.       – Кажется, этот тост был за меня? Так выпьем же! – и первый опрокинул в себя стопку горячительной настойки.       Антонио рядом потянул Мирабель за рукав:       – Это правда тот самый дядя? – его маленькая рука инстинктивно гладила обезьяну – кажется, это была мартышка Гоэльди, но Мирабель почти никогда не училась в школе, так что могла что-то не то помнить из прочитанных книг.       – Да. Это он. Хотя я помнила его по-другому. А ещё он попросил называть его Эрнандо, – Мирабель не знала, зачем делилась этим с братом. Уж пятилетний мальчик вряд ли понял бы ситуацию лучше, чем она. Но Антонио сумел удивить.       – О, Камило как-то рассказывал мне, а ему рассказывала Долорес, что у дяди три лица. Самое.. э… жалкое (так Камило сказал!) у Бруно, поэтому когда надо с кем-то говорить он превращается в Эрнандо, а когда надо кого-то убить – в Хорхе, -- пересказать историю-то Антонио пересказал, но было прекрасно видно, что он до сих пор не очень понимал, как всё это работало в жизни. Мирабель однако это кое о чем да сказало.       Она подняла взгляд на дядю и всем телом вздрогнула, когда поняла, что Бруно (Эрнандо?) смотрел прямо на неё. Несмотря на сигару в зубах и легкую полуулыбку, Мирабель могла поклясться, что в глазах напротив была какая-то печаль.       И почему пророк их семьи будет печалиться, глядя на свою неудачницу-племянницу? Может, он нагадал ей смерть и решил приехать?       Мирабель поспешила вернуться к своей тарелке, чтобы поскорее выбросить из головы ненужные мысли.       Бруно действительно кое-что предсказал. И это предсказание действительно касалось жизни Мирабель. Но вовсе не в том ключе, в котором она думала. О чем все узнали утром.       *       Праздник прошел на славу: гости разошлись только в третьем часу ночи после пьяной стрельбы, пары драк и нескольких зажигательных танцев. Желая порадоваться за кузена, Мирабель тоже танцевала, правда, не дралась и не напивалась. Ей вообще претило насилие, пусть она и прекрасно знала, чем занимается её семья.       С учетом того, что меньше Мирабель пил только Антонио (для которого специально поставили сок), то и первой встала именно она. Девушка приготовила для семьи завтрак, кофе и приготовила матери ингредиенты для спасительной порции печенья от похмелья.       Постепенно кухня и столовая наполнялась. Люди просыпались, занимали ненадолго ванную и по очереди оказывались либо за столом, либо за кухонным гарнитуром. И абсолютно на каждом лице было выражение разной степени муки. Оно исчезло только после того, как Джульетта достала из печи маленькие постные печеньки, раздавая их членам семьи.       К началу завтрака не было только Бруно, и казалось, никто про него и не вспоминал. По привычке, пожалуй. Или просто никто не поднимал эту тему из-за снова невероятно недовольного и ужасающе сурового лица бабулиты. Удивительно, как оно не отбивало аппетит. Хотя, тут тоже играла роль привычка.       Не дав никому доесть и даже допить кофе, Альма начала своё утреннее объявление, стоило появиться заспанному Бруно. Обычно она рассказывала планы семьи и раздавала задания, но не сегодня. О, это было особенное утро.       Во-первых, видеть в углу стола дядю, который опять выглядел немного иначе (чуть сгорбленный, с опущенной головой и стучащими по столу пальцами), было ужасно странно. А во-вторых, сказанное Абуэллой в тот день повернуло судьбы многих членов её семьи настолько кардинально, что у них закружилась голова.       – Итак, есть два момента на которые стоит обратить внимание. Начнем с очевидного. Бруно, – она произнесла его имя так, слово оно само по себе – проклятье. – Было умно с твоей стороны появиться на празднике Антонио. Но это вовсе не освобождает тебя от проверки. Как и наша кровная связь. Тебя не было десять лет, и мы не можем знать, что с тобой происходило в это время, кто мог успеть тебя завербовать и зачем ты вернулся на самом деле.       Она говорила это так, словно Бруно не был её сыном. Единственным сыном. Это было страшнее чем всё, что когда-то говорила Альма Мирабель, и девушка почувствовала укол сочувствия к дяде. Он же обладал даром предвидения? Вдруг он сбежал, потому что больше не мог выносить этого? И вернулся, чтобы кого-то спасти или кому-то помочь? Почему, ну почему бабулита должна видеть во всем только плохое?       Да и что это за проверка такая?       Джульетта и Пепа опасливо переглянулись, но всё внимание быстро привлек к себе Бруно. Мирабель, которая от него и не отворачивалась, заметила перемену. Как Бруно сначала сжался сильнее, съежился, а потом неожиданно распрямил спину и засмеялся, запрокинув голову.       Мурашки пошли по коже.       – Ой, мамита, что же ты сделаешь? Попытаешь меня часок? Заставишь собрину Ису приготовить «веселый» составчик? Это будет та проверка, которую проходили Феликс и Агустин, – на этих словах мужчины откровенно вздрогнули, что Мирабель заметила, так как сидела рядом с отцом. – Или та, через которую ты пропустила несчастную Абриль?       Это имя, незнакомое для Мирабель (и, если судить по лицам, всем, кто был младше тридцати в этой семье), прозвучало отчего-то, как гром среди ясного неба. Уже по тому, как говорил Бруно, стало понятно, что произошло что-то ужасное.       – Ты не посмеешь так со мной говорить, сын!       У всех перехватило дыхание. Члены семьи только и могли переводить взгляд с Альмы на Бруно и наоборот. Стараясь при этом не двигать более ни единой мышцей.       – Да, это мы уже все поняли, – с какой-то неясной горечью проговорил сам Бруно (или всё-таки Эрнандо?). – В любом случае, плевать мне на то, чем ты захочешь меня проверять, мамита. Я ушел из-за предсказания, и я вернулся из-за него же. Я просто жду, пока ты дойдешь до сути. Из уважения, – если не тон, так зубастая улыбка должна была показать, насколько саркастичными были последние два слова.       Альма вся побледнела от ярости, но разум победил чувства. Она десять лет не имела никакого влияния на сына, конечно, потребуется время, чтобы восстановить связь. А пока стоило закончить.       – И второе. Я долго наблюдала за нашей семьей, за нашим даром, и поняла одно. Насколько сильные дары у Джульетты, Пепы и… Бруно, настолько же посредственные они у второго поколения. С долей смекалки их можно использовать, но что это? Острый слух? Перевоплощение? Суперсила, когда все уже давно пользуются огнестрельным оружием? Мирабель вообще оказалась без дара! И я поняла, в чем дело. Дело в крови Мадригаль, – на щеки Альмы вернулось немного румянца, она оживилась, даже начала жестикулировать, чего за ней не замечалось так уж часто. – Она разбавилась кровью Агустина и Феликса, и дары ослабли. А что будет со следующим поколением? Они будут создавать светлячков? Красиво рисовать? Нет. Если это начало падения семьи, то я собираюсь его остановить.       – Мама, – осторожно вставила слово Джульетта, у неё были огромные, испуганные глаза, – ты же не собираешься…       – Молчи, Джульетта, – когда дочь поджала губы, Альма продолжила. – Антонио считать сейчас бесполезно, он ещё слишком мал. Но у нас есть Камило. И теперь – Бруно. Камило и Мирабель одного возраста, а Иса…       Исабелла вскочила из-за стола ещё до того, как бабушка закончила мысль, растения взвились следом за ней, щерясь колючками и приподнимая волосы, отчего она казалась разъяренной Медузой Горгоной:       – Ни Мариано, ни тем более, Бруно и пальцем меня не тронет.       – Да, Бруно не тронет, – неожиданно спокойно произнес дядя со своего места, скучающе помешивая остывший кофе. – Исабелла, можешь быть спокойна, – он улыбнулся, и от этой улыбки что-то в животе начинало неприятно ворочаться. Она словно говорила, что пусть топор отведен от одной, он сейчас упадет на кого-то другого.       Иса, тяжело дышавшая от приступа ярости, кое-как успокоилась, одернула свой повседневный розовый комбинезон, выгодно подчеркивающий все изгибы, и села. А потом взялась за вилку, словно ничего и не произошло. Все молчали, ожидая продолжения. Они знали, что оно последует.       Бруно с громким звоном бросил ложечку в полупустую чашку и встал, чтобы возвышаться над всеми. Доминировать, как Альма любила доминировать над семьей. В его карих глазах, остававшихся до этого всегда теплыми, искристыми, появился неожиданный холод и отстраненность.       – Бруно вернулся из-за предсказания. Он не станет жениться на Исабелле. Он женится на Мирабель. Так сказала судьба.       Что до, что после его слов – молчание продолжилось.