Полет бабочки

      Тот день был судьбоносным не только для Мирабель и Бруно. Он стремительно развернул жизнь ещё, минимум, двух членов семьи Мадригаль.       И пока Мирабель сидела у себя в комнате, а Бруно «проверяли» за стеной, Камило покачивался на самодельных качелях во дворе, размышляя. Ему нужен был свежий воздух и солнечный свет для нормального функционирования. А ещё он превратился в Антонио, чтобы его не сильно доставали. Да и качаться так было легче – ноги до земли не дотягивались.       Бабулита прямым текстом сказала ему жениться. И наверное, если сузить выбор только до родственников, он бы действительно выбрал Мирабель. А что, она его возраста, добрая, веселая, если того сама хочет, симпатичная. Они бы нашли общий язык.       Но её отхватил себе Бруно, от чего Камило лишь закатывал глаза и бормотал себе под нос:       – Старого деда на молодых потянуло.       Не то чтобы он собирался как-то бороться за Мирабель. Девушка была ему симпатична, и по-родственному он её даже любил, но как не очень близкую родственницу. Противостоять ради этого семье и дяде Бруно, который был невероятно странным и стремным, Камило считал чрезмерным.       Поэтому оставалось ещё три варианта: Исабелла, Луиза и… Долорес.       Позволяя ветру остужать горящее лицо, Камило в образе Антонио раскачался ещё больше, чтобы просто расслабиться и лететь под скрип старого дерева. Так он мог прикрыть глаза и попробовать представить, что будет. Фантазия у него работала на «отлично», как и наблюдательность.       Иса не подпустит его к себе, скорее, отравит даже не после свадьбы, а на ней, не позволит и пальцем прикоснуться. Она едва терпела объятья отца, что уж говорить о ком-то ещё. А так как бабулита всё это затеяла ради следующего супер-поколения, не получится просто отсидеться и потом подать на развод.       Луиза… Камило, не открывая глаз, задумчиво качнул головой вправо-влево. Луиза была не в его вкусе. Нет, они неплохо общались, Луиза славилась спокойным и покорным нравом, трудолюбием и, конечно, своей огромной физической силой, но внешне совершенно Камило не привлекала. И это могло стать огромной проблемой.       Сам юноша мог превратиться в кого угодно, поэтому у кого бы он ни выбрал, не будет проблем с тем, чтобы пожелать его. Пусть и не в собственной шкуре. Но ему-то придется работать с устаканенным материалом. Луиза не способна стать меньше, она такая, какая есть.       Отсюда вытекал беспокойный вывод. Долорес. Она была красавицей, все это знали: огромные глаза, очаровательные уши, хорошая, гармоничная фигура. Долорес могла завоевать чужое сердце за пять минут. Если бы по самые свои «очаровательные уши» не влюбилась ещё пару лет назад в Мариано Гузмана. А тому сказали, что, скорее всего, женят его на Исабелле, так тот и морозил сестру Камило всё это время.       Зла на него не хватало.       Однако.       Качели остановились, и Камило принял свой облик.       – Эй, Долорес, знаю, ты сейчас подслушиваешь за комнатой пыток, но не могла бы ты подойти ко мне? – он сказал это обычным тоном, глядя в сторону дома. Камило понятия не имел, где именно сейчас находилась сестра, но в том, что она его услышала, он не сомневался. – Есть разговор.       Быть в своей шкуре было… некомфортно. Он столько времени проводил в чужой коже, что постепенно своя стала чужой. Но стоило матери проявить немного беспокойства по этому поводу, и Камило начал стараться появляться в своей истинной форме чаще. Пусть это и было тяжело.       Ветвь под его весом заскрипела сильнее, и ещё хуже начала стонать после того, как на соседние качели устроилась Долорес, подобрав немного свои расклешенные красные брючки.       – Ну? Чего хотел? – было видно, что девушке с её ростом не очень удобно сидеть на довольно низкой качели, но поговорить вдали от лишних ушей было необходимо. И лучше сделать это сейчас, чем позже. По горячим следам, так сказать. Да и Камило вообще не любил ничего откладывать. Жить – так сегодня.       – Ты ведь ещё не забыла разговор с бабушкой за завтраком? – они не смотрели друг на друга, вместо этого лениво покачиваясь и глядя куда-то в высокий забор, перекрывавший весь задний двор усадьбы.       – Пф, такое непросто забыть. Кто бы мог подумать, дядя Бруно и кузина Мирабель, – Долорес пискнула, как обычно это делала, заканчивая особенно забавную для неё мысль. Это был прелестный звук. Камило думал так всегда, но теперь радовался этому. Если его выводы примет Долорес и бабушка, то придется искать вот такие крючки симпатии.       Долорес была очаровательной, поэтому найти хоть сотню крючков будет несложно.       – Это мы ещё должны помнить о каком-то супер жутком пророчестве, про которое дядя не захотел рассказывать, – покивал юноша, не особо спеша подбираться к цели разговора. Позвать-то позвал, но нервы всё равно шалили. Отчего желание перевоплотиться жалило пчелами под кожей. Камило крепче обхватил веревки.       – М, я уверена, что Мирабель из него вытянет суть пророчества. А я, – Долорес улыбнулась, – смогу это подслушать.       – И рассказать бабушке, – Камило изогнул бровь в вопросе, хотя его слова и прозвучали, как утверждение.       – Посмотрим.       Несмотря на это, в Долорес вбили инстинкт не держать тайны в себе. В доме она была обязана ими поделиться с бабулитой. Даже самой мелкой. Потому что Альма должна знать всё.       Иначе как бабушка сможет управлять ими всеми?       Между братом и сестрой установилось недолгое молчание, которое прервал Камило, решив быть похрабрее.       – В общем. Я тут подумал кое-что. Бабушка ведь меня тоже женить хочет. На Мирабель не получилось, так на ком-то другом женит. Мне ведь почти шестнадцать.       – Ага, – коротко чирикнула Долорес, наконец, поворачивая голову к брату и чуть сощуривая свои большие глаза. – И?       – Ну и я решил, что… – ох, проклятье, у него пересохло в горле. Зуд под кожей стал невыносим. И лишь бы не превратиться в отца или ещё кого-то и сделать этот разговор максимально неловким (как будто он в любом случае таким бы не стал), Камило просто выложил всё, как на духу. – Короче, Иса меня не подпустит, а Луиза мне не нравится. Совсем. Поэтому остаешься только ты. Ты красивая, веселая, мы достаточно близки, и я тебя люблю. И я знаю, что ты любишь этого дурня Мариано, ну так я могу с точностью перенять его внешность. Бабушка будет довольна, а ты не будешь слишком… недовольна. Как тебе?       Камило вперился взглядом в лицо сестре, но та словно ничего не слышала, настолько привычное было на нем выражение. Потом Долорес моргнула раз. Второй. И неожиданно повела руками, словно прочищала уши.       – Что?       – Ты всё слышала, – Камило почувствовал, как щеки у него начали попросту гореть от стыда. Долорес считалась по-настоящему взрослой, ей было уже двадцать три, и поэтому на её такой взгляд юноша не мог отреагировать как-то более решительно. Ему неожиданно показалось, что он сказал глупость, хотя не было такого! Все его слова были очень разумными.       – Мы с тобой брат и сестра, Камило. Родные. Прямо ближе некуда, – отрывисто ответила Долорес, а Камило оставалось лишь дергано пожать плечами.       – Да я знаю. Логичнее всего была бы Мирабель, но дядя её забрал. И остаешься ты, я уже объяснил почему.       – Это очень плохая идея. Если забыть, что я твоя родная сестра, то нужно помнить, что мама сметет весь дом ураганом, узнав о таком, – Долорес уже не выглядела спокойно и уверенно, как обычно. Её глаза беспокойно бегали, а руки сжимали оттянутые рукава желтой водолазки.       – Мама боится бабушку так же сильно, как и ты. Как и я. Как и все мы. Если поговорить с бабушкой, то…       – Камило, – Долорес просто посмотрела на него, не пытаясь прикоснуться – остановила одним лишь взглядом. – Тебе не будет разве больно? Предположим, всё это случится. Бабушку ты уговоришь. Бабушка же повертит закон вокруг своего пальца и создаст условия для свадьбы. Но разве тебя не тревожит мысль о том, что придется если не всю жизнь, то очень долго притворяться тем, кем ты не являешься? Притворяться Мариано, только потому что он мне нравится.       Ох. Камило так любил, когда Долорес включала старшую сестру. Она становилась такой теплой, заботливой. Стоило юноше подрасти, как это случалось всё реже и реже, теперь фокус внимания что мамы, что отца, что сестры переключился на Антонио.       От чужого беспокойства внутри разлился мед и вместе с ним чувство вины. За то, что не может считать себя достаточным. За то, что вынужден носить чужие маски, лишь бы чувствовать себя полноценным. Полезным. Нужным.       Будет ли ему больно? Пожалуй. Будет ли обидно? Вполне вероятно. Но если так он сделает жизнь Долорес немного счастливее, ведь она получит того, кого давно желала; если так он сделает счастливее бабушку; если так он принесет новую силу семье – то почему нет?       Он привык думать о себе, как об актере, не способном покинуть ярко освещенную сцену. Теперь просто наступал новый акт.       Камило ухмыльнулся и снова пожал плечами.       – Да нет. Всё нормально будет. Хоть как-то. Ты, в общем… подумай, ладно? Над тем, что я тебе сказал. Сегодня я к бабушке не пойду. Боюсь представить, в каком она будет настроении после проверки дяди. После такого периодическое битье палкой кажется массажем, – юноша съежился наигранно, а после хмыкнул. – Они там закончили кстати?       Долорес, видимо, весьма благодарная за смену темы, прислушалась, чуть склонив голову в сторону дома. Потом побледнела немного и опустила взгляд в землю.       – Только начали.       – Брр, – у Камило холодок пошел по коже. Даже болтливый отец не стал делиться с ними, через что прошел он и дядя Агустин, прежде чем получить разрешение на брак. – Я никогда не стал бы так обращаться со своим ребенком.       Сестра странно посмотрела на него. Словно услышала что-то ещё между произнесенными звуками. А потом она вновь издала привычный писклявый звук и вскочила с качелей.       – Сегодня вряд ли будет ужин. Советую запастись едой в своей комнате.       И она упорхнула в дом.       Камило же остался во дворе ещё ненадолго, обдумывая, как будет разговаривать с бабулитой завтра. В их доме промедление означало наказание. И Камило не любил боль. Поэтому его подростковая импульсивность часто играла ему на руку.       Он лишь надеялся, что и в этот раз не ошибся.       A lo hecho, pecho.