Полет бабочки

      Дом, милый дом. Застывшая точка во времени и в то же время – переменная. Появлялись новые люди, новые фотографии, новые комнаты, светились двери, подрагивало пламя свечи, скрипели половицы, и потрескивало электричество. Касита была живой, и пусть основной её облик оставался прежним, она менялась вместе с членами семьи, которых обняла деревянными крыльями и готова была защищать до последней плиточки на полу.       Бруно почувствовал это ещё на подходе к дому. Предсказание, заставившее его вернуться, лежало зелеными, мертвыми осколками прямо в том заброшенном, кишащем крысами здании на границе города, где прятался все эти годы потерянный Мадригаль. На время поисков ему пришлось укрываться в лесу, но когда те прекратились, мужчина смог более-менее обосноваться на одном месте. Воровал, иногда зарабатывал пару монет попрошайничеством или уличными предсказаниями (без явления своего дара). Иногда, когда становилось совсем худо, в дело вступал Хорхе.       Он умел доставать деньги более… кровавым методом.       В общем, Бруно выживал и привык к этому. Его домом стал подвал дома, который ни у кого не хватало желания снести. Они отдали его на откуп времени, и время постепенно брало своё. За десять лет крыша окончательно рухнула, стены ещё больше сложились внутрь, и ни одного окна не осталось над треснутыми подоконниками.       Перед тем как вернуться, Бруно постарался хотя бы сбить запах сырости и подвала со своего тела, искупавшись в реке и выстирав старую одежду. Не то чтобы у него была возможность часто доставать обновки. На еду бы набрать. Зато капюшон очень хорошо скрывал его. И никто лишний раз не хотел поднимать на него глаз.       В любом случае, время, судьба или Бог, кто-то из них точно, привел его обратно к расчищенной дорожке усадьбы Мадригаль. Сегодня она маяком горела изнутри и была так прекрасна, что ослепляла и заставляла слезиться глаза.       – Я… я не могу. Всё это как-то неправильно, – нервно забормотал себе под нос Бруно и даже сделал шаг назад.       – Ты должен, – сказал холодный голос в голове. Это был Хорхе. И даже у Бруно шли ледяные мурашки по коже от него.       – Я помогу. Но первые шаги должен сделать ты, – Эрнандо был маленьким солнцем внутри – уверенным, дерзким, болтливым. Он был всем тем, чем не являлся Бруно.       – Ладно. Ладно, сделаем это.       Ответа изнутри не последовало, и поэтому Бруно просто взял и преодолел последние шаги перед дверью, распахивая их. Его хватило именно что на один шаг внутрь. Потом он увидел всполох темно-синего и белого и отблеск очков и поспешил убежать.       – Молодец, Бруно. Теперь мой выход!       *       Дом, милый дом. Малой родиной обычно считают город, но для Бруно малой родиной являлась его проклятая комната. Башня. Она, пожалуй, была одной из самых обширных комнат среди всех Мадригалей, но от этого не становилось легче. Вверх уходила длинная лестница, утопающая в вечернем сумраке, а проход к спальне едва виднелся в каменной стене.       Неприветливо – это ещё слабо сказано.       Тем не менее, отпустив Эрнандо, Бруно опустился на одно колено за закрытой дверью и прикоснулся к прохладному песку, пропустил его сквозь длинные, худые пальцы.       – Я вернулся. Мы вернулись.       Песок, казалось, зашелестел чуть активнее, громче, приветствуя давно потерянного и вновь обретенного хозяина. Прожив столько времени в адских условиях, Бруно уже не так раздражался на пустыню в его башне. Песок был нежен и прохладен, как самый дорогой атлас. Если не забивался в сандалии, конечно, но их можно было просто снять.       Утопая в песке, который словно тянулся к нему, пытался обвить, обнять, прошептать ему что-то, Бруно преодолел привычно стену песочных часов и соскользнул с горы, никогда не становившейся слишком большой. Он не стал оглядываться, прямиком направившись к спальне. Там у него стоял большой шкаф из темного дерева, на каждой из трех дверей которого были изображены его ипостаси.       Так было намного удобнее выбирать одежду.       – Надевай моё! – крикнул Эрнандо откуда-то из глубин его сознания, и Бруно раздраженно фыркнул, но тем не менее, открыл ту дверцу, где схематическое изображение кудрявого мужчины с песочными часами в руках ухмылялось и перевалило сигару во рту. Даже здесь Эрнандо не обошелся без неё. – Сегодня праздник, никому не нужна твоя кислая рожа. И тем более, не нужен Хорхе.       Бруно даже не обижался на такое. В конце концов, где-то в глубине сердца он понимал, что и Эрнандо, и Хорхе – это всё он, просто не осознавал до конца. Нет. Он специально отделял их от себя, чтобы всё, что они делали, не было его деяниями тоже. Так это и работало.       Он едва успел переодеть штаны, затягивая ремень чуть потуже, чем делал раньше, как в его спальню ворвались сестры. Песок приглушил их шаги, поэтому Бруно заметил их только в прыжке. Они повалили его на пол, едва ли не придушивая в объятьях.       – Джульетта? Пепа? – он, конечно, обнял их в ответ, не мог не обнять, но удивление от появления сестер оставалось.       – Мирабель сказала, что ты вернулся, и если честно, я не верила, пока тебя не увидела, – быстро проговорила Джульетта, а Пепа лишь яростно покивала головой, утыкаясь куда-то в старую рубашку, которую Бруно не успел ещё с себя снять. Над ними собиралась туча, серая и большая, но пронизываемая широкими радугами. Красивое сочетание.       – Хах… ха… ну да, вернулся, – Бруно отвык общаться с кем-то, помимо Эрнандо и Хорхе (по-настоящему общаться), поэтому был неловок и смущен. – И мне бы переодеться. Этой одежде десять лет. И она многое пережила.       Женщины, наконец, поднялись, вытирая слезы радости и широко улыбаясь.       – Ты жив, – выдохнула Пепа и снова коротко обняла младшего брата, когда тот встал на ноги. Они едва снова не упали, но Джульетта их поддержала.       – Ага. Я не могу пока рассказать всего, но… – Бруно почесал затылок, почувствовав, как несколько песчинок выпало из кудрей и упало на пол. – Всему своё время, в общем. Хе-хе-хе, – он дергано усмехнулся и расстегнул рубашку. Сестер он едва ли стеснялся, но не учел, что его физическое состояние сейчас было… хуже, чем когда он исчез.       Не совсем ужасно, но достаточно плохо, чтобы обе сестры одновременно прижали ладони ко рту и широко распахнули веки от взгляда на немного выпирающие ребра, которые усугублялись привычкой Бруно горбиться. Хорхе заставлял его держать себя в форме, но если в мышечном плане он оставался жилистым, то вот еды часто недоставало. Да и её качество оставляло желать лучшего.       Это не стряпня сестры.       – Я в порядке, – моментально поднял мирно руки Бруно и поспешил схватиться за рубашку. Его остановила теплая рука на плече.       – У тебя свежие шрамы… – прошептала Джульетта, с тоской глядя на пару красных полос на плече и груди.       – Попал в передрягу. С кем ни бывает. Я в порядке, – Бруно отстранился. Не потому что ему были неприятны прикосновения, а потому что он не хотел, чтобы сестры беспокоились о нем. Он в порядке. Всегда.       Краем глаза зацепив татуировку, которую всегда скрывал за длинными рукавами, Бруно нахмурился и всё-таки надел добротную, пусть и пропылившуюся в шкафу, черную рубашку. Теперь его шрамы оказались скрыты.       В семье Мадригаль знали, что нужно уметь отступать с расспросами. Иначе угодишь под бурю, если будешь тыкать палкой слишком сильно или слишком больно. Человек сам расскажет, когда захочет. Если захочет.       Пепа с неуверенной улыбкой подала ему пиджак, и Бруно улыбнулся в ответ.       – Мирабель так выросла, да? – неожиданно спросил он, вспомнив короткое видение девушки в холле. Когда другие личности выходили вперед, Бруно по привычке отключался. Он мог находиться рядом, но в течение жизни всё чаще и чаще предпочитал полностью уходить в тень. Вот и сегодня он по привычке так сделал. Теперь жалел.       – Да, ей уже пятнадцать. Она – такое чудо, ты не представляешь, Брунитто! – Джульетта вся расцвела, когда рассказывала про младшую дочь. И у Бруно заныло сердце. – Она добрая, трудолюбивая, и, слава богу, её не привлекают к нашим… семейным делам. Она – свет моей жизни. Жаль, что мама этого не видит…       Бруно мог представить, как мать относилась к Мирабель. Девочке, не получившей дар. Слишком светлой и невинной для этой семьи.       Последовало короткое молчание, но пока застегивал пуговицы на пиджаке, Бруно неуверенно снова подал голос:       – Значит, у тебя родился мальчик, Пепа? Антонио, да?       Какие-то смутные воспоминания из разговора Эрнандо с Мирабель всплывали в голове.       – Да! Ему исполнилось пять, и сегодня он получил такой прелестный дар! – Пепа с радостью щебетала о младшем ребенке, которого Бруно никогда не видел, и было так легко представить темнокожего мальчишку с черными мадригальскими кудрями и большим сердцем. Весь в отца.       – Поздравляю, – тихо проговорил Бруно, когда Пепа выдохлась.       Он был счастлив за сестер, искренне. Но не смог сдержать горечь в голосе. И конечно, Джульетта заметила это первой, а после – и Пепа.       – Ох, Брунитто, – они снова обняли его, на этот раз намного мягче, поддерживая и согревая. Бруно улыбнулся, но эта улыбка не коснулась его глаз.       Он вдохнул родной запах сестер, выдохнул и прошептал:       – Приготовьтесь к Эрнандо.       Когда Бруно отстранился, он уже широко улыбался и трепал сестер по плечам.       – Ну, приветствую, сеньориты. Я по вам скучал, а вы по мне?       *       Иногда Бруно начинал считать себя моральным ублюдком. Потому что он заставлял Хорхе терпеть всю боль. Заставлял его марать руки и исполнять самую грязную работу. Пока сам он отсиживался в уютной темноте.       Из которой Бруно вызволил приятный и смутно знакомый голос. Он был не такой завораживающий, какой бывает у роковых женщин, но очень… симпатичный? Если голоса такими бывают.       Как будто цветные бусинки, поблескивая на солнце, падали и отскакивали от плиточного пола.       Этот голос выдернул его из небытия. Сначала к отголоскам боли и сладости на языке, а после к прояснившемуся взгляду и круглому обеспокоенному лицу перед глазами.       Мирабель. Ну конечно. Джульетта сказала, что она добрая. Видимо, настолько добрая, что пришла помочь человеку, который решил разрушить ей жизнь.       Какое-то время они смотрели друг на друга, а после Бруно подавил желание воззвать к Эрнандо. Не с Мирабель. Никогда с Мирабель. Она стала совсем другой и осталась такой же одновременно. Как Касита.       Дом, милый дом.       Мирабель тоже была им. Домом, в который хотелось вернуться. Бруно отчетливо помнил её маленьким ангелом с полной головой непослушных кудряшек, огромными глазами и звонким смехом. Он даже помнил звук её топота по лестнице. И приятный вес маленького тела на руках.       Когда-то он бежал из дома, чтобы Мирабель не связала с ним жизнь. Но пытаясь изменить будущее, он лишь навлек более жуткую беду на дом. И зачем только Бруно решил заглянуть в будущее ещё раз? Мужчина точно высчитал, когда все члены семьи Мадригаль с наибольшей вероятностью спят, и пользовался этим временным окном для редких предсказаний.       И одно из них – вернуло его домой.       Бруно двинул рукой (фантомная боль прокатилась по телу и стихла), но ткнулся запястьем в оковы.       – Не могла бы ты… эм… меня освободить? Пожалуйста? – неловкая ухмылка зажгла маленький огонечек в карих глазах напротив. Какое-то понимание или осознание, Бруно тяжело было сказать.       Но уже через полминуты он расслабился в неудобном кресле, пережидая, когда отголоски боли полностью его покинут.       – Эм… дядя Бруно? – первой подала голос Мирабель, которой явно было неуютно находиться в этой комнате, особенно, в тишине.       – Да? – на самом деле, Бруно тоже было неловко. После всего, что Эрнандо вывалил на семью и как он это сделал… Но отступить сейчас означало ввергнуть семью в хаос и отчаяние, заплатить за отступление кровью. И Мирабель тоже придется платить цену. Поэтому придется пойти по этой тропе, от которого он уже пытался сбежать десять лет назад.       Бог – та ещё сволочь. Могущественнее любого из Мадригалей.       – Ну… я просто хотела сказать, что раз уж всё так складывается, то мы могли бы… поговорить, – девушка взяла тарелочку с его колен, на которой ещё оставалось две лепешки, одну инстинктивно съела от нервов сама, а последнюю протянула Бруно. Вряд ли это сделает его пободрее, но он всё равно её съел. Только Бруно хотел ответить ей, как она неожиданно замахала рукой, да так, что тарелка вылетела из пальцев и разбилась, ударившись о столик.       Они оба замерли. Мирабель захихикала нервно, и Бруно отметил, что едва заметный на смуглой коже румянец делал девушку очаровательной.       – Не сегодня… наверное. А то сколько времени-то уже… Да и ты устал, наверняка. Но, возможно, завтра? – было видно, как девушка пыталась быть смелой, решительной, не показывать, как произошедшее за день повлияло на неё.       И Бруно, боясь всё испортить, лишь кивнул.       – Ты можешь встать? – с легким беспокойством спросила Мирабель, уже готовая предоставить плечо, но Бруно смог подняться и сам. Ноги немного не слушались, но необходимости в помощи не было.       – Иди, Мирабель, – тихо попросил Бруно, не желая и дальше натягивать нервы племянницы своим присутствием. Пусть она поспит с мыслью о своем будущем, пусть её разум перезагрузится. И завтра… завтра они оба постараются встретить судьбу лицом к лицу.       Девушка хотела остаться, неуверенно потянулась к его локтю, но потом поджала губы.       – Хорошо. Завтра увидимся, да? Надеюсь, никаких ещё сюрпризов ты не приготовил? – она слегка улыбнулась, но вопрос был серьезный, несмотря на шуточный тон. Бруно покачал головой.       Всему своё время. И для следующего сюрприза время ещё не пришло. Они разошлись, и глядя вслед ускользающей по межстенным коридорам Мирабель, Бруно слышал, как в голове затикали часы.       – А в ней что-то есть… Красивые глаза, и эти бедра под юбкой, м…       Бруно ударил себя костяшками по виску, внутренне возмущаясь.       – Ладно-ладно, замолчал. Я всего лишь говорю правду. Она привлекательная.       Бруно ожидал таких комментариев от Эрнандо, потому лишь закатил глаза (и безмолвно согласился). Что заставило его поперхнуться и схватиться за косяк железной двери в пыточную, так это последовавший холодный голос Хорхе:       – Я согласен.