Полет бабочки

      Жизнь начала так стремительно вертеться и меняться, что Мирабель оставалось только поспевать за этими изменениями. Неожиданная свадьба являлась лишь первым из многочисленных поворотов, с которыми ей пришлось столкнуться после возвращения дяди в семью.       Каждый день она находила себя в полностью ошарашенном состоянии или, как минимум, удивленном до широко распахнутых глаз и отвисшей челюсти.       С одной стороны, так жить было намного веселее, чем серо проживать день за днем в пусть и просторных, но всё-таки метафоричных четырех стенах. Мирабель ведь могла только наблюдать за тем, как ускакивала из дома Долорес, как разъезжались мама с тетей на своих машинах вместе с мужьями. Даже Камило упархивал, и это было наиболее обидно – он ведь почти одного с ней возраста, разница в несколько месяцев!       Но была и другая сторона. Все изменения были словно припорошены жгучим красным перцем или, возможно, только сорвавшимися с углей пепелинками.       Возвращение Бруно? Прекрасно! Но он принес с собой некое ужасное предсказание, про которое пока не распространялся.       Её свадьба? Неплохо. Но было бы в разы лучше, если бы Мирабель сама могла выбирать жениха и время для свадьбы.       Свадьба Долорес и Камило? Касита стенала и плакала от нанесенных ей тетей Пепой ран. Их мать очень тяжело приняла это решение, взорвавшись прямо за столом, и если бы одной из своих молний не задела пытавшегося её остановить Феликса, наверное, она бы успела нанести намного больше вреда всем вокруг.       (Вместо этого гроза превратилась в ливень, заливая всех вокруг ледяной водой).       Пепа очень тяжело восприняла эту новость. Феликс тяжелее воспринял удар молнии, но, в целом, тоже был против.       Бруно и Мирабель являлись дядей и племянницей, их связь была пусть и не очень желательна, но законна. Даже в возрастном плане. Но Долорес и Камило были родными братом и сестрой, и это уже было незаконно. Это было попросту слишком неправильно.       Ужин был полностью испорчен тогда. Когда засверкали молнии, Мирабель отпрыгнула подальше. Теперь она пересела с середины стола ближе к краю, чтобы иметь возможность разговаривать с дядей, и лишь поэтому она оказалась вне основного удара, стоило разразиться буре. Бруно и сёстры оказались тоже рядом. Только Феликс, бабушка и Джульетта пытались как-то справиться с взрывом чужих эмоций. И только Альма при этом оставалась какой-то невероятно спокойной. Как айсберг среди бушующего океана.       Молнии словно обходили её стороной.       Когда Феликса накормили арепас, и его жизни ничего больше не угрожало, абуэла грозно посмотрела на нервно сжавшуюся Пепу.       – Решение уже принято, причем, согласовано с Камило и Долорес. Прекрати позориться, Пепа, и успокойся. Пятнадцатилетка ведет себя достойнее, чем ты.       Мирабель покрепче вжалась в стену. Тетя не могла злиться на мать, просто не умела это делать (и после рассказа дяди стало более понятно, почему), поэтому вполне могла направить злость на племянницу. Но этого, слава богу, не произошло. Пепа просто расплакалась сильнее, закрывая лицо руками. Очнувшийся Феликс поспешил обнять жену, шепча что-то успокаивающее ей на ухо, а после к нему присоединились и все трое детей.       – Что ж, видимо, придется сделать второе объявление за завтраком. Я также подготовлю список новых дел.       Даже насквозь промокшая от ливня в столовой, Альма выглядела внушительно. И когда она удалилась из комнаты, всем стало немного легче дышать.       – Идемте, девочки, – прошептал Агустин, аккуратно подталкивая дочерей к выходу. – Оставим их одних.       Действительно, решение уже было принято, и помочь тете Пепе его осознать могли только непосредственные участники событий – Долорес и Камило. Мирабель хотела успокоить чужие слезы, но понимала, что не смогла бы этого сделать. А потому, слегка опустив голову, она вышла в просторный холл следом за отцом и сестрами. Спустя мгновение за ними показался и Бруно, уводящий за руку Джульетту.       – Это как-то слишком, тебе не кажется? – спросила женщина брата, крепко хватаясь за рукав черной рубашки. Она всё ещё выглядела ошарашенной. – Всё-таки было бы намного лучше, чем бы Камило и Мира…       Джульетта замолчала, поняв, что вообще-то говорила с человеком, который и станет мужем её дочери. Ей тоже было тяжело принять всё происходящее, но она всегда была более спокойной, чем младшая сестра. Переживания прятались у неё внутри, а не выливались наружу сверкающими молниями и дождем.       Бруно и сам почувствовал неловкость, Мирабель заметила, как забегали его глаза и нервно задвигались пальцы. Тем не менее, он привлек внимание Джульетты легким покашливанием:       – Я расскажу тебе кое-что, ладно? – дядя скосил взгляд и на застывшую посреди холла Мирабель, после чего поманил ближе. Девушка, конечно, подошла, ей тоже стало интересно, какую тайну собирался раскрыть Бруно. У него их было много рассортировано по карманам, насколько она могла понять. – Я ещё десять лет назад знал про эту свадьбу. Мою и Мирабель, я имею в виду.       Джульетта неверяще посмотрела на брата. И от выражения теплых карих глаз даже у Мирабель заныло сердце, страшно было представить, насколько некомфортно стало Бруно под этим взглядом. В темной радужке легко читалось слово: «предатель». Это был инстинктивный ответ матери пятилетней девочки, которую отчего-то решил к себе привязать взрослый мужчина.       Бруно однако продолжил:       – Я увидел будущее Мирабель в ночь её пятилетия. Когда мы с тобой столкнулись на пороге её комнаты после всего, я уже направлялся к выходу. Я ушел прямо тогда. Ничего с собой не взял, потому что знал, как будет больно тебе, знал, насколько ужасная это была судьба.       Мирабель хотела возмутиться. Да, она никогда не планировала выходить замуж за едва знакомого ей Бруно, но называть такую судьбу «ужасной» девушка тоже не стала бы. Это же каким дядя себя видел, чтобы с такой искренней горечью говорить о ком-то, кому «не повезло» быть связанной с ним судьбой. Мирабель нахмурилась и мягко прикоснулась к мужскому плечу, сейчас спрятанному лишь за простой черной рубашкой, без жилета или пиджака. Бруно не отреагировал (по крайней мере, открыто) на её прикосновение, лишь продолжил.       – Я ушел, и поэтому будущее всё-таки изменилось. Не так кардинально, как могло бы, но изменилось, – в глазах Джульетты зажегся огонек надежды, которому суждено было очень быстро погаснуть от последующих слов. – Я заглянул в него за несколько дней до своего возвращения. Не выдержал, если честно. Хотел понять, не пропадут ли все мои усилия втуне, – Бруно выпрямился, развернув плечи и словно расширяя само пространство, занятое им, приобретая вес. – Я снова увидел свадьбу. На этот раз Камило и Мирабель. Я подумал тогда: «что ж, это всяко лучше, чем я». А потом… – что-то в самих глазах дяди подсказывало, что всё не закончится хорошо в этой версии будущего. – А потом Мирабель умерла.       Просто сказав это, Бруно сжал зубы до громкого скрипа, словно произнести эту фразу было невыносимо для него. Мирабель, наблюдавшая за дядей больше, чем за матерью, заметила проблески злого Эрнандо и, на удивление, такого же злого Хорхе, мелькнувших в темных зрачках, после чего всё улеглось вместе с тяжелым вздохом Джульетты.       – Её убили бы на той свадьбе. Выстрел прямо вот сюда, – Бруно указав на сердце, не просто на середину груди, как делали люди, не знавшие, где оно точно находится, нет. Он указал на ту точку, куда вошла пуля, разбрызгивая вокруг зеленые брызги. В его видении всё всегда зеленое: и подвенечное платье, и свадебный букет и кровь. – Ты не успела бы её спасти. Я даже не стал смотреть дальше. Этого было достаточно, чтобы вернуть ту судьбу, что была прежде. Там она хотя бы жива.       Мирабель инстинктивно приложила руку к груди там, где билось её живое, энергичное сердце. Тяжело было принять мысль, что в одном из вариантов будущего буквально через месяц это самое сердце могло перестать биться. Холод поселился где-то в желудке.       Неожиданно она почувствовала теплые, мягкие руки на плечах, а после и родное объятье. Это была мама, прижимавшая её так тесно к груди, что становилось тяжело дышать. Но Мирабель была не против. На фоне новостей о возможной смерти, наверное, принять новость о свадьбе будет гораздо легче.       – И… – послышалось откуда-то над головой, – ты уверен, что если эта злосчастная свадьба будет с тобой, то ничего не случится?       Мирабель недовольно покрутила головой от слова «злосчастная» – и почему все вокруг так настаивают на том, что девушке не повезло? Ей было бы намного легче, если бы радовалась не только бабушка. Тяжело было сохранять позитивный настрой при таком отношении всех остальных. Даже, господи боже, Бруно!       – Да. Хорхе не позволит ничему случиться. К тому же, враг всегда более осторожен, когда понимает, что я могу предвидеть его шаги. Я думаю, что на свадьбу напали лишь потому, что знали – меня с вами больше нет. Никаких волшебных заглядываний в будущее – «Божье око» ослепло. Они не посмеют сунуться к нам.       Ох, ладно, лед в животе немного растаял от такого. Мирабель не задумывалась о том, как иной раз жестокая репутация работает на них в хорошем плане. Ведь действительно, о дяде среди банд ходили целые легенды. Иной раз очень неправдоподобные, но всегда – жуткие. Возможно, даже если они будут праздновать на площади, враги не посмеют сунуться к ним на праздник.       Видимо, Джульетта думала о том же, потому что они обе расслабились одновременно. Теперь женщина просто поглаживала дочь по волосам, всё ещё прижимая к груди, но уже не так крепко.       – Это и есть то «страшное», о чем ты не хотел говорить? – уточнила Джульетта. И пожалуй, мало кто это замечал, но своё умение встречать удары судьбы Мирабель в том числе частично получила от матери. Та тоже была вполне стрессоустойчивой, просто баррикадировалась не за улыбками, а за спокойствием.       – Нет. Я получил второе предсказание за день до того, как вернуться домой. Твердо принятое мной решение вернуло судьбу практически в прежнюю колею. И то, что нас ждет… Это тяжело. И нет, я не скажу об этом сейчас. Ещё не время. Доверься мне, Джульетта, я занимаюсь этим с пяти лет, я знаю, когда нужно вмешаться в судьбу, а когда позволить ей идти своим чередом.       Даже Мирабель поверила, хотя она не росла рядом с Бруно с младенчества. Дядя умел быть очень убедительным. Её мама вздохнула, прижав на мгновение дочь ещё ближе к себе, после чего отпустила.       – Ладно. Ладно, хорошо. Но что насчет Камило и Долорес? Разве это не слишком? – вернулась женщина к своему изначальному вопросу, и Мирабель, оставшаяся между дядей и матерью, тоже любопытно посмотрела на Бруно. Она мало представляла, как кузены смогут сжиться друг с другом уже в браке. Мирабель хотя бы почти не помнила дядю, и до своего ухода он провел с ней всего пять лет. Не пятнадцать.       Мирабель почувствовала укол сочувствия к родственникам.       – Я… не знаю. Не смотрел, – Бруно неуверенно усмехнулся, почесывая колючий подбородок. – Если завтра мама не навесит на меня работы, я попробую заглянуть.       На этом Джульетта окончательно успокоилась. Она оторвалась от дочери и двинулась по лестнице к Агустину, который только-только развел дочерей по комнатам, уговорив побыть там ближайшие полчаса. Нужно было дать возможность семье Пепы разобраться со всем без лишних свидетелей.       Мирабель осталась с Бруно.       – Эй, а можно я посмотрю за тем, как ты пользуешься магией? – неожиданно попросила девушка. Она даже не думала об этом, пока слова не вылетели у неё изо рта. Наиболее впечатляющими были способности Исы и Пепы, потому что, пожалуй, момент использования магии был виден: росли растения, кучились облака. За Камило тоже было интересно наблюдать. Но у остальных никаких внешних изменений не происходило.       Было так интересно, как всё происходило у Бруно.       – Ну… – дядя задумчиво нахмурился, переступая с ноги на ноги, – пожалуй. Но ты должна быть готова к тому, что чаще всего я вижу очень неприятные картины, – Бруно даже закрылся от неё, сложив руки на груди, что ещё больше подтвердило его слова. Но Мирабель была готова. Она знала, что мир вокруг жесток. Как минимум, ей только пять минут назад пришлось смотреть на то, как молния ударила человека! Бескровно, но явно очень неприятно. – А, и к подъему по лестнице, конечно.       – Я надену кроссовки, – Мирабель подмигнула Бруно и вызвала тем самым легкую улыбку.       – Хорошо.       – А пока, может, прогуляешься со мной? Дадим тете Пепе время остыть, – Мирабель потянула тканевый ремешок старой сумки и перекатилась с пятки на носок, скромно улыбаясь. «Я как будто приглашаю его на свидание», – подумалось ей тогда, и она срочно отвела взгляд, ощутив прокравшийся на щеки румянец. Мирабель была смелой девочкой, но не могла отделаться от смущения.       Бруно глянул в окно. Пусть в Касите сохранялась какая-то полутьма от туч, которые Пепа распространяла по всему дому (хоть дождя не было), на улице сияло закатное солнце.       – Думаю, мы могли бы дойти до холма. Оттуда хороший вид на закат, – задумчиво проговорил Бруно, и Мирабель улыбнулась чуть шире.       Они дошли до места назначения на границе владений их семьи: Мирабель чуть пританцовывала, пока Бруно шел слегка позади, спрятав руки в карманах брюк. Между ними повисло молчание, но оно не имело большого веса, не было каким-то слишком неприятным. Наверное, они могли бы молчать и дальше, уже устроившись на траве, но пытаясь перекрыть пропасть в десять лет, Мирабель защебетала вновь:       – Дядя Бруно? У тебя разве нет ко мне никаких вопросов? – она не то чтобы действительно хотела попасть на интервью, но ей было неуютно от того, что только она задавала вопросы и выпытывала какие-то детали у мужчины. К тому же скрывать Мирабель было нечего.       Бруно немного растерялся от такого, он быстро заморгал и сплел пальцы между собой, словно пытаясь удержать их от какого-то жеста.       – Ох, ну… если честно, мне достаточно того, что я знаю сейчас, – Мирабель не ожидала увидеть смущение на лице дяди из-за такого. Он не зажимался, но был несколько неловок в общении с ней. – Но…       Бруно замолк, и Мирабель вся завелась от любопытства.       – Нельзя так обрывать! Давай же, дядя, ты можешь задавать любые вопросы, – ей стало интересно, что же мужчина может посчитать достаточно важным, чтобы всё-таки уточнить. Это ведь тоже помогало узнать Бруно лучше. Не только ответы на её вопросы, но и вопросы, которые тот сам хотел бы задать. Поступки. Привычки. Всё было важно.       Нетерпение Мирабель смутило его ещё больше. За десять лет он всё-таки немного отвык от такого близкого общения с кем-то помимо Эрнандо и Хорхе. А они были довольно… специфичными собеседниками.       – Это не вопрос, – фыркнул Бруно, почесывая затылок, а после ныряя снова в карман. Пока он в нем копался, Мирабель так сильно вытянула шею, пытаясь заглянуть за его плечо, что почти упала. Зато услышала недовольное бурчание куда-то в сторону: «да отстань от меня, просто брюки узкие!».       Кажется, кто-то из личностей был недоволен промедлением.       Наконец, Бруно распрямился, и Мирабель пришлось быстро садиться обратно на бедро, улыбаясь и поглядывая на зажатый кулак дяди. Сердце забилось быстрее. Там же не кольцо, верно? Точно нет.       А если да?       Сердце ускорилось вдвое, готовое выпрыгнуть из груди. Но даже когда оказалось, что Мирабель ошиблась, разочарования не было. Наоборот, у неё на глаза навернулись слезы.       – Я достал это на твою кинсеаньеру. Думал как-нибудь передать, но в итоге не вышло, – в его большой ладони лежала невероятно красивая, старая брошь из чуть потемневшего от времени золота. Искусно изгибался каждый лепесток диковинного цветка, завивались длинные усики тычинок, на кончиках которых в точеных лапках сидели небольшие цветные камешки – Мирабель недостаточно разбиралась в драгоценностях, чтобы понять, какие камни использовались, но они очень красиво поблескивали на солнце, переливаясь зеленым, синим и красным. – Конечно, принято дарить розы, но они бы завяли, пока я придумал, как их доставить в Каситу, и даже это не совсем роза, но…       Мирабель протянула руку и взяла брошь, коснувшись при этом кончиками пальцев чувствительной внутренней части дядиной ладони. Тот дернул длинными пальцами, замолчал и лишь принялся смотреть на племянницу своими невыносимо грустными, но сейчас полными надежды глазами.       – Где ты это достал? – Мирабель и сама смотрела огромными глазами, но правда не на Бруно, а на переливающиеся камни и искусно сделанный цветок. Застежка была сломана, что дядя вряд ли заметил, но девушка могла починить подарок на раз-два.       – Хах, ну… Я погадал одной старой леди, и она подарила мне эту брошь. Это было за пару недель до твоего дня рождения, и я обрадовался, что смогу подарить тебе что-то на такой важный праздник.       «Пусть я и не должна была узнать, что это от тебя», – сердце сжалось от этих мыслей, и слезы, собравшиеся на глаза незаметно для хозяйки, упали с ресниц на щеки.       – Мы не праздновали мою кинсеаньеру. В тот день была какая-то важная поставка, и большая часть семьи уехали. Но я испекла торт и украсила столовую, на ужине все выпили немного вина за моё здоровье, так что… – слова совсем стихли, а слезы полились легче и свободнее.       – Я не хотел тебя расстраивать, – Бруно занервничал, садясь на колени, чтобы иметь возможность двигаться, однако Мирабель лишь покачала головой и улыбнулась.       – Это я так. От радости, – девушка стерла влажные следы, и улыбка стала чуть шире, хотя слезы не прекращали срываться солеными каплями с темных ресниц. – Спасибо.       Мирабель прижала брошь к сердцу и зажмурилась. Она не хотела плакать. Но когда её неуверенно обняли, и в нос ударил едва заметный запах сигар, кофе и мятных конфет, рыдания было уже не остановить.       Наверное, она плакала не столько из-за подарка, который так её растрогал, сколько из-за всего, что на неё навалилось. За последние дни, а может, и годы жизни. В конце концов, даже на свой день рождения Мирабель не позволила слез обиды или разочарования.       Семья была занята, им не до устройства кинсеаньеры.       Она всё понимала. Но иногда – всего было просто слишком много.       Бруно обнял её крепче с тяжелым вздохом, словно был виноват в её слезах. Она хотела опровергнуть это, но вместо слов – обняла дядю в ответ, крепко сжимая в одной руке черную рубашку, а в другой – золотой цветок, больно впивавшийся в ладонь сломанной застежкой.       Мирабель…       Кто-то позвал её по имени, тихий голос, холодный ветерок где-то на шее. Она подумала, что это Бруно, хотя что-то внутри и говорило – не похож этот голос ни на Бруно, ни на Эрнандо, ни на Хорхе. Он словно звучал с другой стороны. Туда, куда людям ступать нельзя.       Хорошо, что если голос и пытался позвать ещё снова, он оказался полностью заглушен потоком её слез.