Полет бабочки

      Касита дышала, но это становилось заметно лишь ночью, когда вся семья расходилась по комнатам, становясь недоступной для ушей Долорес. По крайней мере, сегодня она точно не была в настроении подслушивать за кем-либо. Вряд ли ей удастся наткнуться на что-то веселое, а проблем хватало и своих.       Поэтому Долорес лежала с закрытыми глазами поверх одеяла и просто слушала дыхание дома. Тихий скрип половиц, шуршание крыс в стенах, легкий свист сквозняка на первом этаже. Это успокаивало. Если бы только ещё комната Мирабель была так же защищена магией, потому что её шуршание постельным бельем сбивало со спокойной волны. Потом кузина ещё и вскочила, начиная что-то черкать.       Впрочем, легкий шорох карандаша по бумаге был гораздо более медитативным, чем нервное ворочание. Поэтому Долорес продолжила лежать и дышать в такт с их домом. Лишь ночью её сознание принадлежало только ей, и в нем не толпились бесчисленные голоса и эмоции других людей.       Поэтому лишь сейчас она смогла действительно задуматься над словами Камило.       Камило… Её младший брат. Она плохо помнила его совсем маленьким, но вот крепенького, кудрявого мальчишку, ходившего в развалку по дому и выпрашивающего у сестры красочные банты – помнила. Тогда Долорес ассоциировала его со звонким словом «дай». Камило был очень эгоистичным и капризным ребенком. Но милым. Поэтому обычно родные всё-таки давали мальчишке то, что он просил.       Возможно, поэтому он вырос таким разбалованным. Хотя никто в их семье не был по-настоящему разбалованным, но на фоне других именно Камило позволялась довольно большая свобода действий в рамках Каситы. За её пределами он был таким же исполнителем, как и все остальные, но бабушка не ругалась на внука за его проделки и глупые шутки. Иногда била палкой, но этого никто не избегал из мужской части семьи.       Вот только если до получения дара Камило ассоциировался с по-детски нахальным «дай», то сейчас Долорес не могла подобрать какого-то одного звука.       Четкая система помогала Долорес комфортно себя ощущать в семье. Для каждого родственника – свой звук.       Антонио сменил его после получения дара, теперь старшая сестра узнавала мальчика по легкому урчанию ручного ягуара. Отец любил похлопывать себя по животу. А мама постоянно теребила волосы, стараясь успокоиться, и звук скольжения ладони по рыжим локонам тоже стал своеобразной меткой.       Тетя Джульетта связывалась в голове Долорес с тихим шипением масла на сковороде, дядя Агустин с жужжанием пчел, которых привлекал отчего-то запах его кожи, Исабелла с шелестом листвы и трением лозы. Луиза, на самом деле, приносила с собой всегда шум: это могло быть ржание ослов, грохот падения чего-то тяжелого на землю или даже просто её грузный шаг – поэтому она ассоциировалась с громкостью. В отличие от Мирабель. Для неё у Долорес зарезервирован был отбойный звук работающей швейной машинки. Вполне успокаивающий тоже.       В особенно хорошие дни, Долорес могла прилечь у младшей кузины в комнате и слушать её тихое пение под ход лапки швейной машинки. Закрывая глаза, девушка представляла Мирабель комком приятного, теплого света с мягкими отзвуками, ласкающими уши.       Даже у дяди Бруно и бабушки Альмы были свои звуки.       А у Камило больше не было. Он пытался заимствовать чужие звуки, но всегда фальшивил. Эту фальшь, однако, могла услышать лишь Долорес. Потому что, притворяясь Мирабель, Камило не превращался в комок света, и швейная машинка не начинала стучать где-то в задней части её черепа. И его «хлопки по животу» были совсем иными, нежели у настоящего Феликса.       Пожалуй, Долорес могла бы спутать его с кем-то незнакомым, кому она ещё не дала свой «звук». Камило неплохо справлялся со всеми внешними признаками и даже некоторыми повадками. Но со «своими» такой трюк не прокатывал.       В этом и была проблема, не так ли? Проблема предложения брата пожениться, потому что ему не нравилась Луиза, а Иса, скорее, пошла бы на убийство, чем на традиционный половой акт между мужчиной и женщиной. Долорес понимала его точку зрения, правда. Он её весьма доходчиво донес.       Но у Мариано тоже был звук. Шорох тетрадных листов и мягкое нанесение чернил на бумагу, когда он садился вечером писать свои стихи. Долорес была влюблена в ту мягкость, которую скрывала за собой типично мужская внешность Мариано. Высокий, широкоплечий и красивый, в костюме он мог выглядеть настоящим американским гангстером и пользовался этим для дела. Но внутри него жил маленький котенок. Долорес слышала его мяуканье за движением перьевой ручки.       Камило мог бы перенять его внешность, перенять широкую мечтательную улыбку. Но этого не будет достаточно, чтобы её обмануть. Она всегда, всегда будет знать, что это не Мариано.       Долорес вздохнула, переворачиваясь на живот, чтобы спрятать лицо в подушке. Касита вздохнула вместе с ней и осторожно приоткрыла окно в комнате, впуская свежий воздух и позволяя легким белым шторам взлетать подобно птичьим крыльям. Они зашелестели, пытаясь убаюкать Долорес, но сегодня ей было не до сна.       Она обещала брату подумать и хотела прийти к какому-то решению.       Камило был симпатичным и обаятельным парнем, но он был младше неё, ещё подросток, да и к тому же слишком… близок с ней. Долорес не тошнило от мысли о какой-то интимной связи с ним, но никакого восторга или воодушевления она не ощущала. Он – не Рамиро Корсо, в конце концов. Хотя…       Легкая улыбка появилась на лице девушки. Камило мог бы принять облик хоть Грегори Пека. И через экран Долорес не могла определить «звук», так что вполне смогла бы представить, что это прекрасный, жаркий сон.       Конечно, в данном замужестве будут свои плюсы, но перекроют ли они минусы? Камило – её младший брат, но при этом перевертыш, поэтому не страшны будут скука и постоянство. У Камило было много проблем с головой (как и у них всех), но он никогда не унывал и не стремился вываливать всё на окружающих. Последнее было и хорошо, и плохо. Долорес хотела бы, чтобы у её брата всё было хорошо, но она едва ли могла помочь, потому что со своими проблемами ей ещё не удалось разобраться.       «Может, обратиться к дяде за предсказанием?» – с очередным вздохом спросила сама себя Долорес. Вот уж у кого не было никаких проблем с принятием решений! Мирабель не плакала ни после самого завтрака, ни сейчас в ночи, когда никто (за одним исключением) не смог бы её услышать. Наоборот, она что-то там рисовала, даже не собирая вещи, чтобы сбежать.       Если Долорес решала, связывать ли, как минимум, часть своей жизни, с братцем, с которым у неё была разница меньше десяти лет, то на Мирабель, их несчастную, обделенную, но решительную ромашку, рухнул брак с ровесником их матерей. Долорес честно была восхищена способностью кузины держать удары судьбы. Бог то ли ненавидел её, то ли игнорировал, потому что никак иначе было не объяснить, почему девочке так не везло.       Дядя Бруно был… ненормальным. Сумасшедшим. Клиническим. Эти его другие личности, разговоры с самим собой, способность противостоять бабушке… Бруно был странным, старым, и, пожалуй, поверхностный плюс – он был в довольно неплохой форме и на лицо симпатичный. Похож чем-то на дедушку.       – Эй, Касита, как думаешь, если бы дядя не захотел жениться на Мирабель, то пришлось бы мне, да? – она только сейчас это поняла. Луиза была младше неё, а никаких убийственных способностей у Долорес не было, чтобы противостоять бабушке хотя бы в настолько важном решении. Ей бы пришлось выходить замуж за Бруно, и от этого уже её действительно начинало мутить.       Скорее, от страха, чем от отвращения, но всё же.       Оставалось понять, хотелось ли ей помочь Камило и не заточать его в браке с Луизой, которая беднягу совсем не привлекала, или всё-таки пойти на встречу. В конце концов, когда бабулита покинет этот мир, можно будет развестись. И зажить своими жизнями. Может, Долорес удастся немного примирить Камило с его настоящим обликом. Или же она только загонит его глубже в ненависть к родной коже, ведь для исполнения супружеского долга ему придется перевоплощаться. Уж это девушка могла сказать точно.       Долорес совсем запуталась. Она не понимала, будет ли согласие на брак эгоистичным решением или альтруистичным.       В итоге, несколько часов девушка просто размышляла, склоняясь то к одному решению, то к другому. Уже с рассветом, Долорес с горестным стоном села на постели (кровать мелодично заскрипела) и опустила босые ноги на пол (тот издал едва слышный скрип, гармонично вплетенный во все остальные звуки).       – Касита?       Дом заботился обо всех, но он никого кроме бабушки и, как ни странно, Мирабель особо не слушался. То есть, если очень вежливо попросить, Касита могла что-то сделать, но чаще оставалась наблюдателем.       – Помоги мне? Пожалуйста. Если ты знаешь, как будет лучше, помоги монетке упасть нужной стороной, ладно? Я уже не могу думать, – Долорес прошла до своего легкого пальто, висевшего в шкафу, и каждый её шаг сопровождался потусторонней мелодией дерева и соприкосновения кожи с полом.       Музыкальная комната, чью музыку может услышать только она.       Долорес поняла это в первый же день после получения дара, ведь ни Иса, ни тем более, маленькая Луиза ничего не слышали. Только она. Каждый предмет здесь имел своё звучание, и абсолютно всё порождало приятную, не отягощающую чувствительные уши, музыку.       А уж от звука подскакивающей монетки у девушки пошли мурашки по рукам. В обычной жизни мало настоящей гармонии, лишь какофония страхов и волнений. Здесь же пел сам воздух. Долорес сказала Касите, если выпадет реверс, то она откажет Камило, а если аверс, она согласится.       Глупо было отдавать такое решение судьбе и волшебному дому, но иного пути Долорес уже не видела. Она сможет жить с любым выбором. Она просто… не хотела делать его, пожалуй.       Поэтому, прикрыв глаза, девушка слушала, как легкий песо прыгнул раз, другой, а после замер. Долорес специально не смотрела, помогала ли Касита монете упасть правильной стороной. Она не хотела знать.       С пола в рассветных лучах на Долорес смотрел, приподняв брови, Симон Боливар. Что ж. Значит, так тому и быть.       *       Долорес сообщила Камило ответ после завтрака, и он так засветился от счастья, что девушка даже почувствовала некоторую неловкость за столь долгие сомнения.       – Ты не пожалеешь, сестренка, – показав знакомый задорный жест (Камило сложил пальцы пистолетами), он убежал следом за бабушкой, намереваясь поговорить с ней до того, как все разойдутся по делам. И Долорес оставалось лишь пискнуть в своей привычной манере и пойти переодеваться.       Сегодня у неё ещё были дела. А точнее давнее задание, поставленное на паузу днем рождения Антонио. Долорес была на пороге прорыва! Бабулита получала сразу две свадьбы, и если девушке удастся добыть рассчитанную информацию, то глава их семейства будет на седьмом небе от счастья.       Поэтому из шкафа полетели с мелодичным свистом расклешенные светлые джинсы и яркий желтый топ вместе с белым шейным платком и такой же белой шляпкой. Долорес собиралась выглядеть, как безобидная, глуповатая девчонка, а не как дочь мафиозного клана. Так больше шансов что-то услышать.       С голым животом ей было немного дискомфортно – всё-таки родители и бабушка воспитывали в младшем поколении определенную скромность и стиль – но ради дела Долорес и не на такое иной раз шла. Отстукивая маленькими каблучками определенный такт, на котором и сосредоточилась, девушка выбралась за пределы дома, попрощавшись с той родней, которую успела встретить на пути.       Она могла сесть в машину, но запрыгнула на велосипед и покатила в город. На самом деле, сердце у неё в груди выпрыгивало все полчаса, которые потребовались, чтобы добраться до убежища одной из ячеек их банды. Перемещаться одной было очень небезопасно, все Мадригали выучили это на горьком опыте, а потому Долорес тщательно одела двух молодых парней, посадила их недовольные задницы на велосипеды тоже и покатила дальше.       Группка молодых и веселых людей привлекала гораздо меньше внимания, чем «звезда с охраной». Долорес смеялась, рассказывая какую-то чепуху про фильмы, просмотренные по телевизору, а парни быстро влились в роли влюбленных лопухов. (Или это была не игра).       Долорес могла выглядеть несерьезной дома, казаться инфантильной или какой-то слишком спокойной в некоторые моменты, но работу она воспринимала очень серьезно. И почти всегда выполняла её успешно.       «Золотая бабочка» делила Тунху с двумя бандами, но пусть и могла легко их уничтожить тоже, решительно выжидала. Альма рассчитывала, что эти банды станут некой прокладкой между их семьей и бандами столицы, с которыми очень скоро придется столкнуться.       И месяц назад Долорес услышала страшное из уст наркоторговцев «Нового поколения». Они говорили об «Алой агонии». Совсем немного, но смысл был в том, что эта столичная банда, захватившая большую территорию к юго-западу от Боготы, решила обратить взгляд на север. На Тунху.       «Золотая бабочка» имела влияния почти на весь север Колумбии: Букараманга, Кукута, Санта-Марта, Барранкилья – во всех этих городах и их окрестностях ходил товар Мадригалей, им платили «дань», боялись и уважали. Обращались за помощью при необходимости.       «Алая агония» имела свой авторитет. Но у Альмы не было планов пропускать их на север, о нет. Цель всей её жизни, наконец, поднималась из-за горизонта кроваво-красным рассветным солнцем. И Долорес мечтала принести ей такую информацию, чтобы вызвать улыбку на суровом лице.       От размышлений девушку оторвало прикосновение мозолистой ладони к плечу – один из сопровождающих, наверное, для аутентичности, обнял её, рассказывая дурную шутку, над которой Долорес однако пришлось рассмеяться. Слушать, что говорили парни и при этом сканировать весь парк на предмет нужных разговоров было тяжело.       Тем не менее, Долорес смогла ухмыльнуться своими красными губами и дернуть плечом, сбрасывая руку:       – Я замуж выхожу, и моему жениху не понравится, что ты меня лапаешь, – она сказала это просто так. Без задней мысли. Но неожиданная правдивость глупого щебета, необходимого для маскировки, заставила Долорес удивленно моргнуть.       Черт, ведь она действительно выходит замуж.       – Я принесу мороженое, – «отшитый» парень обиженно встал и двинулся в сторону ларька с мороженым. На самом деле, конечно, никто ни на кого не обижался (может, чуть-чуть), а эта фраза вовсе являлась кодовой. Мороженщик был членом «Нового поколения» и нужным людям в вафельном рожке под шариком продавал пакетики веселых порошков.       Это был сигнал сосредоточиться. Долорес вытянулась на скамейке, куда они втроем приземлились, и положила голову на колени второго своего сопровождающего, прикрыв глаза, как разлегшаяся на солнце кошка. Моментально шум в ушах возрос, но девушка вычленила из всего потока мягкий шорох знакомых кроссовок, а после дотянулась и до ларька мороженщика. Сам продавец мало интересовал Долорес, а вот двое парней, рассевшихся на бордюре рядом и присматривавшие за ним – вполне. Именно на их голосах сконцентрировалась максимально девушка.       Пришлось слушать долго, закидывать ноги на вернувшегося с мороженым парня, притворяться задремавшей, пока над ней вели совершенно пошлые и глупые разговоры. Но в конце концов, дополнительный загар и пятна пота на стиранном топе окупились. Как и весь этот поход на каблуках, в тесных джинсах и с голым животом, который всё время хотелось прикрыть.       – Ты слышал про грузовики, которые возвращаются из Нейвы и Попаяна? Говорят, они «красных». Набиты оружием. Диего хотел бы их захватить.       – Да у него кишка тонка против них идти. Они от него только кровавое месиво в итоге оставят, и от всех, кто с ним связан. Нет, с ними лучше не связываться вообще.       – Диего – дебил. Но… есть ещё один слух.       – А ты у нас оказывается бабка-сплетница, Лукас, не знал, хах.       – Заткнись лучше и послушай. Я слышал, что «красные» собрались на север. К нам собрались, придурок. Для этого и собирают грузовики и оружие.       – «Слышал» и «слышал»! От кого слышал-то, раз я должен верить этой брехне?       – Об этом шепчутся «испанцы». А у них есть свой крот среди «красных».       Секундное молчание прервалось потоком брани. Похоже, Лукасу удалось убедить своего собеседника.       Долорес медленно открыла глаза, когда взвинченные собственным разговором бандиты решили сменить тему. Она бы улыбнулась, но губы ей не подчинялись. Бабушка будет рада. Но для любого другого человека эти новости означали одно: реки крови и марш смерти, который свяжет Боготу и Тунху.       – Погнали, парни. А то я превращусь в жареную индейку, если пролежу здесь ещё немного.       Компания со смешками собралась, села на велосипеды и уехала. Оставалось лишь надеяться, что маскировки было достаточно, чтобы никто не узнал Долорес Мадригаль в расслабленной девушке, полчаса спавшей на лавочке в центральном парке.