Полет бабочки

      Наверное, она все-таки попала в любовный роман: брак по договоренности властной бабушки, старый и странный жених, постепенно раскрывающийся, как привлекательный и добрый человек, романтическое предложение, и закончиться всё должно свадьбой и «жили они долго и счастливо». Надежда на такой исход особенно ярко засияла, когда Бруно упал на одно колено.       Три клятвы были даны ей в интимном зелёном свете пещеры от трёх разных людей, и одновременно – единую клятву от одного человека, от её дяди, сломанного, но не сломленного, смотревшего на неё большими, печальными глазами, влажными от слёз.       Как она могла сказать «нет»? Сказать «нет» шрамам на его душе, на его разуме и на его теле? Сказать «нет» дрожи его пальцев? Заботливым и тяжёлым объятьям? Горящим взглядам, тайком, а иногда и напрямую, сопровождающим её?       Ответ: «никак».       Поэтому она согласилась. И ещё потому что совсем немного влюбилась в Бруно в тот момент, когда увидела его магию и его горящие зеленью глаза. Она ведь действительно едва смотрела на являвшие себя картины будущего в ярком куполе вокруг них. Всё её внимание стало быстро принадлежать только этим потусторонним глазам. К тому же выражение лица Бруно во время ритуала было очень уверенным, спокойным. Красивым.       Чувствовать на пальцах холодный ободок кольца было непривычно, его маленькая тяжесть словно говорила о важности происходящих перемен. Брак – это своего рода оковы, и принесут ли они радость или горе, зависело от людей и только них.       Бруно всё еще держал её за руку, пусть и поднялся с колен. Его пальцы уже не дрожали так сильно, согревая теплом. Мирабель большими глазами разглядывала кольцо, хотя в таком свете всех деталей было не видно.       – Теперь всё словно стало в разы реальнее, – прошептала Мирабель, наконец, поднимая глаза на Бруно, а после глупо хихикнула и разулыбалась. – Так странно…       Настроение у неё стало преотличное: все горестные мысли о рутине, убивавшей её изнутри, о шраме, спрятанном под рукавом рубашки, о взгляде Бруно в пропасть с вершины неестественно высокой башни – ушли. Лопнули пузырями шампанского под фанфары в её душе.       И кажется, слёзы высохли у них обоих, потому что Бруно теперь едва заметно улыбается, глядя на их объединенные ладони.       – Думаю, нам пора возвращаться, это займёт ещё час, – мужской голос был тихим, интимным, пускал мурашки по коже Мирабель. Она кивнула с улыбкой, но когда дядя двинулся прочь, то его остановила маленькая ладонь, которую он всё ещё сжимал в своей руке.       – Дядя Бруно..?       – Эм… Может, есть смысл перестать звать меня «дядей»? – мужчина сказал это с неловкостью, однако без давления или недовольства, предлагая перемену, не настаивая на ней.       Мирабель слегка покраснела, поджала губы, а после довольно решительно заговорила:       – Ну, мне, если честно, нравится тебя так называть, – девушку явно слегка смущало собственное признание, но она всё равно его высказала и даже продолжила. – Просто я не воспринимаю это напоминанием о нашем родстве (про это в принципе невозможно забыть), лишь о нашей близости. Но если ты не хотел бы, если тебе неуютно, то я попробую прекратить.       Бруно выглядел немного расстроенным, словно не мог решить, какой его ответ будет более верным, и в итоге пожал порывисто плечами:       – Если тебе так нравится, то можешь продолжать так меня называть.       Мирабель улыбнулась ещё шире, а потом в её тёмных глазах и глубоких колодцах зрачков заиграли искры:       – Мы кое-что забыли, – прошептала она, сощурившись, и потянула Бруно за руку ближе – он без сопротивления склонился. – Жених дарит кольцо, а принявшая его невеста дарит в ответ… поцелуй.       Даже если Бруно и хотел что-то сказать или оттолкнуть, или воспротивить происходящему каким-то иным способом, он не успел ничего предпринять – мягкие, тёплые губы Мирабель уже соприкоснулись с его приоткрытыми губами.       Это был робкий и невинный поцелуй – первый для Мирабель, и первый за долгие годы для Бруно. Возможно, поэтому таковым он и оставался. Две долгих секунды губы прижимались друг к другу, делясь теплом и влажным выдохом в конце. У Мирабель всё внутри замерло: даже змеи и бабочки в животе притихли, перестали танцевать бесконечный волнительный танец.       Девушка не заметила, когда успела зажмуриться из-за охватившего её смущения. В любом случае, лица Бруно после поцелуя она не увидела за крепко сомкнутыми веками.       «Чёрт, не могу открыть глаза», – щёки горели, впервые познавшие любовный поцелуй губы поджались, словно пытались сохранить подольше чужой призрачный вкус и воспоминания о соприкосновении.       Послышался тихий вздох – не раздражения, а очарования и облегчения – и ладонь, до сих пор не отпустившая её руку, чуть сжалась:        – Открой глаза, Мирабель. Достаточно смелая, чтобы ответить мне «да» и поцеловать, но не посмотреть на меня после этого? – в его тихом голосе слышались за спокойствием развеселённые нотки.       Мирабель рискнула приоткрыть один глаз, подглядывая выражение лица дяди. Тот мягко и так красиво улыбался, что девушка моментально распахнула оба глаза, впитывая картину перед собой: в неровном зелёном свете и с таким выражением на лице Бруно выглядел моложе. Интересно, каким он был десять лет назад, когда покинул семью? А двадцать? А все тридцать пять? Безусловно, на Касите были развешаны официальные фотографии со всей семьёй с важных мероприятий, но вот «неофициальных» фото из спрятанных в библиотеке альбомов могли показать совсем другого Бруно. Мирабель моментально зажглась идеей откопать альбомы и посмотреть запертые там воспоминания.       К слову об этом.       – Я же просмотрела почти полностью твоё предсказание: у Камило и Долорес всё будет хорошо? – беспокойство за других позволило спрятать волнение от первого поцелуя и забыть смущение (Бруно тоже обрадовался смене темы, судя по его оживлению и возобновившимся шагам в сторону выхода).       – Они переживут то, что грядёт. Это уже очень хорошее видение, – серьёзно ответил Бруно, и на окончании его спокойной, пробирающей маленькой речи они вышли в светлое (по сравнению с пещерой) пространство коридора. Взгляд Мирабель снова упал на кольцо, которое особенно прекрасным было в солнечном свете: можно было рассмотреть всех бабочек и цветы, и структуру старого золота. Такое красивое!       Мирабель вообще начала замечать, как всё чаще слово «красивый» в разных вариациях всплывало в голове, касаемо Бруно или ассоциаций с ним. Глаза, улыбка, руки, слова, кольцо – воспоминания обо всём этом наполняли Мирабель невиданным раннее теплом и трепетом. В копилке воспоминаний теперь был и их поцелуй, возможно, не красивый, но искренний и нежный.       Очередной маленький шаг к сближению. Если действовать неосторожно, звёзды, вместо того, чтобы стать спутниками друг для друга, просто столкнутся, порождая взрыв. И этого в планах Мирабель не было.       Где-то в середине пути вниз им пришлось распустить руки, чтобы прикладывать максимум физических усилий (пускай спуск и был в разы легче подъёма). Они провели это время в уютном молчании. И Мирабель, и Бруно не помешало бы обдумать прогресс и запланировать дальнейшие шаги.       Дядя оказался быстрее, наверное, помогли думать Эрнандо и Хорхе. У самого выхода, но ещё пока за песочными часами Бруно остановил племянницу тихим покашливанием.       – Я тут подумал… Пусть у нас всё довольно неординарно развивается, попытаться внести немного классики не помешает, – он неловко почесал щетинистый подбородок, поискал что-то в песке глазами и после всё-таки взглянул на Мирабель. – Поэтому ты согласишься пойти со мной на свидание?       Мирабель медленно моргнула, пытаясь осознать слова дяди, а когда ей это удалось, круглые щеки покрылись в очередной раз румянцем. Столько ударов (приятных, о, наконец-то, приятных!) для юного сердца.       – Конечно! – уже согласившись, Мира додумала мысль и вся буквально засияла изнутри. – Погоди-ка: ты возьмёшь меня с собой за пределы имения?! – даже возможность уже делала девушку просто невероятно счастливой. И то ли планировал так изначально, то ли побоялся разочаровать перевозбужденную предложением, Бруно в любом случае коротко кивнул:       – Да, я отведу нас в город. Если честно, я планировал пойти с тобой в кино.       Не ожидая этого от самой себя, Мирабель бросилась на шею к Бруно, задорно и совершенно счастливо. А потом взяла и поцеловала дядю ещё раз, тоже невинно, но даже не так коротко. Очнувшись от затуманившего разум счастья, Мирабель не отстранилась, а постаралась прочувствовать этот неожиданный второй поцелуй и горячие ладони, схватившие её за талию: тепло, приятно, волнующе до дрожи – теперь уже и змеи, и бабочки проснулись, бушуя во всю.       Бруно даже ответил ей! Всего лишь легкое движение губ, а каким жаром опалило их обоих. Мужские руки прижались крепко на талии, одна после перешла на поясницу, прижимая ближе, теснее. И Мирабель, возможно, справилась бы со смущением в этот раз, если бы не тёплый, мокрый язык, прошедшийся напоследок по нижней губе.       Девушку словно ударило током. Все волоски на теле встали дыбом, яркая краска залила лицо, и Мирабель едва выдавила «увидимся» и побежала прочь из башни, пытаясь охладить щеки ладонями. Голова не справлялась с наплывом впечатлений, и потому кружилась, делая тело непослушным и легким. Вероятно, поэтому она не заметила, что в доме людей стало за два часа больше.       – Воу-воу, Мирабель! – отец мягко обнял её за плечи, не позволяя упасть. – Ты откуда так бежишь? И куда? – Агустин выглядел натужно весёлым, но в глазах плескалась горечь, привычная для членов семьи после выполнения очередной работы. Если отец уже вернулся домой, то и Луиза, наверное, тоже. Сестра обычно запиралась в комнате поплакать и побить грушу. Где целый день была мама, Мирабель вообще не имела понятия, и сейчас едва ли могла об этом думать.       – Ох, я… Смотри, папа, что у меня есть! – сияющая счастьем, румяная от смущения Мира подняла ладонь с обручальным кольцом на уровень отцовских глаз, и почти сразу, как Агустин понял, на что ему смотреть, лицо его потемнело, брови насупились и уголки губ опустились вниз.       Он был далеко не в восторге от всей этой затеи со свадьбой. Разве его дочери недостаточно уже пострадали ради семьи? Вскоре улыбка вернулась, хотя Мирабель и успела заметить изменения. Просто не стала комментировать.       – Кольцо очень красивое и тебе подходит, – несмотря на первоначальную реакцию Агустин говорил вполне искренне, сжимая пальцами тёплую ладонь дочери.       – Я тоже так думаю, – Мирабель хихикнула коротко, а после неожиданно осмотрелась. Если помимо папы и Луизы другие ещё не вернулись, то можно было бы воспользоваться ситуацией и свободным временем Агустина. – Пап, у меня есть просьба.       – Всё, что угодно, дорогая.       – Мне нужно немного закончить с домашними делами. Поэтому не мог бы ты отыскать в библиотеке семейные фотоальбомы? Я помню, мама говорила, что они где-то там есть. Старые, ещё с вашей молодости, – Мирабель говорила быстро, теперь уже сама хватаясь за руки отца.       – Ох, да, пожалуй, где-то там они должны быть спрятаны, – задумчиво протянул Агустин. – Но зачем тебе они?       – Ну… – девушка отвела взгляд, бегая им вокруг, чтобы не смотреть отцу в глаза. – Хочу посмотреть на ваши молодые фотографии: твои, мамины, тёти Пепы, дяди Феликса, бабушки…       – И Бруно, – закончил за дочь Агустин, едва заметно поджав губы.       – Угу, – улыбка Мирабель стала чуть слабее, менее искренней и даже немного грустной. – Найдешь?       Агустин помолчал несколько секунд и после кивнул:       – Конечно. Я отнесу их к тебе в комнату.       На этом отец с дочерью распрощались на то время, что потребовалось Мирабель для заканчивания уборки. Те мысли, одолевавшие девушку с утра, испарились без следа, и любая тоска исчезла тоже стоило на бесформенной тряпке увидеть отблеск обручального кольца: сразу вспоминалась пещера, дядя, опустившийся на одно колено, его слова (их слова) – и сердце снова пускалось в пляс.       В комнату Мирабель не вбежала даже, а влетела с ещё немного влажными руками и запахом бытовой химии на коже, объявивший о её присутствии ярче, чем топот ног. Агустин нашёл альбомы, всего три, в потёртых вельветовых обложках, и уже листал плотные листы одного из них, устроившись на краю кровати.       – Ты не против, если я присоединюсь? – весело спросила Мирабель у отца, плюхаясь рядом. Наградой ей стал искренний мужской смешок и шорох страниц альбома на начало.       Несмотря на изначальное желание увидеть именно фотографии молодого Бруно, девушка оказалась заворожена юностью и других членов семьи (первые двадцать страниц дяди вообще не было видно ни на одной фотографии). Агустин с удовольствием делился историями из молодости, пока не замер на месте с большой свадебной фотографией.       – Мама такая красивая, – выдохнула Мира, проходясь кончиками пальцев по чёрно-белым, убранным в прическу кудрям Джульетты. Мама счастливо и широко улыбалась, держа мужа под руку: светлое лицо ещё не испещрили морщинки, фигура была немного стройнее, чем после рождения трёх детей, но в остальном – никаких кардинальных изменений.       – Я влюбился в неё ещё сильнее, когда увидел в подвенечном платье, – с ностальгией в голосе проговорил Агустин с лёгкой улыбкой. – Всё можно пережить, когда сердце бьётся ради одного-единственного человека.       Точно. Агустину же пришлось пережить пытку, чтобы влиться в семью. Как и Феликсу. Бруно тоже пережил пытки, но немного по иной причине. Впрочем, тоже можно было поставить в один ряд, ведь дядя вернулся, чтоб спасти её посредством свадьбы.       – Эй, пап? – Мирабель посмотрела на отца, вопросительно изгибая брови и чуть поджимая губы. – Ты... Что ты думаешь насчёт моего замужества?       Мама уже высказалась в попытке защитить дочь перед абуелой, но Агустин молчал, как он чаще всего и делал, чтобы в стрессовой ситуации хоть кто-то оставался спокойным. Однако недавняя реакция на кольцо дала Мире намёк на возможное отношение отца ко всей затее. Просто хотелось услышать всё непосредственно от мужчины.       Агустин вздохнул, уложив большие ладони на альбом.       – Я против. Ты – наше сокровище, настоящий дар, и Бруно... Он – не плохой человек, но тебе нужен кто-то совершенно другой. Хотя бы тот, у кого нет таких сильных... ментальных проблем. Тем более, его возраст – даже если не думать о разнице в вашем опыте, то, Мира, он скончается от старости, пока ты будешь в расцвете сил! А с нашей работой вообще чудо, что мы все ещё живые.       Не то чтобы Агустин говорил нелогичные вещи, но думать о дядиной смерти в ближайшем или более далёком будущем. И Мирабель бы обязательно что-нибудь сказала, если бы отец не продолжил говорить сам:       – Если честно, мне хотелось задушить его на том завтраке. А потом, на проверке, я думал переборщить совсем немного и освободить тебя от этой участи, – у девушки дыхание перехватило от такой нехарактерной для папы жестокости. – Но... но постепенно ты начала общаться с ним теснее, и Джульетта рассказала, что было бы в другой версии твоего будущего (пусть я и не полностью доверяю Бруно в данном случае), и теперь я просто недоволен без желания убить кого-то.       Мирабель выдохнула одновременно с Агустином, хотя последний, скорее, вздохнул разочарованно.       – Мне кажется, что всё будет хорошо, папа, – вместо вопросов о жестокости мягко произнесла девушка, обводя пальцем края белого платья на фото. – Бруно мне нравится: он скромный, воспитанный, умный и интересный. Взгляни, – она достала с прикроватной тумбочки брошь, – это он заготовил подарок на моё пятнадцатилетие. И кольцо – ему ведь было необязательно вставать на колено и делать предложение, однако он это сделал. И даже искренне спросил, стану ли я его женой. И... – на этот раз Мира говорила медленнее, уже не тараторя. Ей хотелось выговориться. – И я уже познакомилась с Хорхе и Эрнандо. Это, конечно, нездорово и странно, но безопасно. Они ведь просто защищают дядю и всё. Поэтому мне было бы намного, намного легче, если бы вы перестали так относиться ко всему этому. Ты ведь поведешь меня под руку к алтарю, правда? – мысль о том, что Агустин мог отказаться это делать, пришла неожиданно и довольно больно резанула по сердцу. Однако мужчина поспешил успокоить её страхи:       – Конечно, поведу! Ещё бы я этого не сделал. Не твоя свадьба должна была стать первой, но я уж точно не упущу мой первый поход к алтарю под руку с дочерью, – в натуре Агустина было желание поддерживать и успокаивать, поэтому Мирабель не удивилась, когда получила теплое и крепкое объятье от отца. В чужом лице не осталось и следа того недовольства, которое мужчина испытывал по отношению к свадьбе. Он снова решил запрятать переживания подальше, лишь бы сделать любимую дочь чуть счастливее.       Мирабель и вправду счастливо улыбнулась, прижимаясь к груди отца и вдыхая запах его одеколона. Её кудри щекотали подбородок Агустина, из-за чего тот, потерпев секунду, начал хихикать и отстранился.       – Ладно. Ты ведь не на нас хотела смотреть, по факту, так что давай отыщем фотографии Бруно. Только сразу скажу: твой дядя не любил фотографироваться. Практически на всех общих фотографиях, если ты присмотришься, был Эрнандо, а не Бруно. Но я клянусь, где-то я точно когда-то видел его в альбомах.       Уверенность Агустина взбодрила Мирабель. Хотя, в итоге, они не бросились просто искать нужные фото, рассматривая каждое. В конце концов, редко девушке доводилось смотреть на запертую в специальной бумаге хронику их семьи. Тут было много Пепы и мамы, их свадьбы, беременности, маленькие дети. Иса была такой веселой и милой девочкой, что у Мирабель стиснуло болью сердце, стоило сравнить открытую и беззубую улыбку маленькой сестры и её холодное лицо сейчас. Она была достойна намного лучшего.       Несмотря на периодические уколы в сердце, Мирабель с удовольствием разглядывала своих сестер и кузена с кузиной, а Агустин на каждую фотографию находил по короткой веселой истории. Могло даже показаться, что их семья – совершенно обычная и счастливая.       Они почти дошли до конца второго альбома, когда переворачивая страницу, оба воскликнули «о!» Наконец-то, на них с картонного листа смотрел Бруно. Он здесь был не старше двадцати пяти, вероятно, младше, тяжело было сказать, ведь подписи к фотографии не было. Фоном служил знакомый центральный парк в Тунхе, и на лавочке дядя сидел не один.       Он мало изменился с годами, это Мирабель признала сразу. Да, его глаза стали более грустными, появились более явные мешки под глазами и волосы посеребрились, в то время как на фотографии они были насыщенного темного оттенка. Но в остальном его немного кривая, неловкая улыбка, длинные пальцы, обвитые вокруг руки незнакомки, рубашка и брюки без жилета и даже пиджака – всё это буквально кричало Бруно Мадригаль.       Имени девушки, сидевшей рядом с ним, Мирабель не знала. Она обвела взглядом незнакомку: длинные, густые темные волосы ложились волнами на закрытые длинными рукавами платья плечи, стройная спортивная фигура восхищала даже в сидячем положении. Её кожа была темнее, чем у Феликса, как и глаза казались почти черными, по крайней мере, на фотографии. Помимо глаз, правда, привлекали внимания и красивые, пухлые губы. Да и вообще – красота девушки рядом с Бруно была необсуждаемой.       – Кто это? – спросила Мирабель, неспособная оторвать взгляд. Потому что Бруно улыбался пусть и не идеальной голливудской улыбкой, но такой счастливой. «Улыбка тихого счастья», как её назвала бы сама девушка. Спутница дяди на фотографии тоже улыбалась, скромно и красиво приподняв уголки губ. Она, в целом, выглядела очень воспитанной: длинные ноги, скрытые юбкой, слегка поджаты, руки скрестились на коленях, демонстрируя красивые пальцы. Отвести взгляд было невозможно.       – Ох, – вздох Агустина, такой тяжелый и наполненный странной горечью, почти сумел победить завороженность Мирабель. Но нет. – Я… я бы мог тебе ответить, но боюсь, это история мне не принадлежит. Если Бруно захочет, он расскажет тебе о ней.       – Она очень красивая, – Мирабель прошептала это едва слышно, обводя в последний раз женскую фигуру, а после обняв взглядом молодой образ Бруно – ещё, вероятно, не настолько сломанного, как сейчас. Ещё молодого. Ещё полного каких-то надежд.       – Да, Пепа тогда была до смерти ревнивой, и ей всё казалось, что Феликс засматривается на Абриль, хотя это было совсем не так, – Агустин сказал это с легкой улыбкой, а потом улыбка эта быстро сошла с лица. Он понял, что проговорился.       Мирабель широко распахнула глаза, впитывая новую крупицу информации. Абриль. Эта девушка на фото с простым, но красивым именем когда-то была любовью дяди. В этом не было никаких сомнений.       И это имя… она ведь его уже где-то слышала. Агустин косил на неё взгляд, но Мирабель продолжала усиленно думать.       Ах, она вспомнила! На том завтраке Бруно, точнее, Эрнандо говорил об Абриль. И его слова подразумевали, что с этой девушкой произошло нечто по-настоящему страшное. Да, теперь Мирабель поняла, почему эту историю не мог рассказать отец. Эта боль и рана принадлежали Бруно, и только он имел право делиться тайной молодости. Пусть девушка не сомневалась, что всё старшее поколение в курсе этой истории.       Абриль.       Мирабель погладила фотографию кончиками пальцев, а после перевернула страницу. Всему своё время.       В альбомах коллекция совсем старых фотографий, где тройняшки Мадригаль ещё ходили под стол пешком, настолько были маленькие, и Мирабель забрала себе небольшое фото с подростком Бруно. Он там был примерно её возраста, такой неказистый, большеглазый в рубашке с коротким рукавом и джинсах. Видимо, костюмы он начал носить позднее.       Пожалуй, Бруно нельзя было назвать очень красивым подростком, но что-то в нем было совершенно очаровательное, из-за чего от взгляда на эту фотографию Мирабель немного отвела на второй план тоскливые мысли о темнокожей девушке с весенним именем.       Чтобы позже ещё больше отойти от осадка на сердце, Мирабель приготовила все ингредиенты для будущего ужина и постучалась в комнату Луизы. Она у неё была довольно большой: полной разных тренажеров и представляющих из себя пересеченную местность. Довольно забавно, что тренировалась уже долгое время девушка на заданиях, а дома предпочитала пространство за секретной дверью, где была куча мягких подушек и полки, заставленные любовными романами.       Мирабель не дожидалась, пока сестра вернется к основной двери в комнату и откроет её. Раз та распахнулась после поворота дверной ручки, значит, Луиза была не против компании. Она нашлась в своем убежище, свернувшейся в клубок на розовых подушках. Мирабель моментально приземлилась рядом, обнимая сестру. Клубок развернулся, чтобы Луиза могла обнять в ответ. И так сестры пролежали минут двадцать, если не больше, просто впитывая присутствие друг друга.       – Ты в порядке? – решилась тихо спросить Мира, поглаживая пальцами расслабленную широкую спину. Луиза тяжело вздохнула и кивнула где-то над макушкой младшей сестры.       – Уже да.       Хотелось предложить поговорить с бабушкой, сказать ей, чтобы не отправляла Луизу на такие задания, но они обе прекрасно знали, насколько бесполезное это было бы занятие. Наоборот, они бы нарвались на какое-нибудь наказание и не добились бы ничего позитивного.       Это угнетало – осознание, что можно помочь лишь пережить последствия, но не устранить причину.       – Хочешь услышать кое-что романтическое? – неожиданно спросила Мирабель, и улыбка сама собой появилась на её лице, стоило совсем не горьким, а вполне себе счастливым воспоминаниям всплыть на поверхность. Луиза чуть отстранилась, чтобы видеть лицо сестры, недоверчиво сощурилась, но после тоже улыбнулась уголками губ и кивнула. – Ну ладно. Смотри!       И она гордо продемонстрировала обручальное кольцо.       Что уж говорить, а Луиза гораздо легче и приятнее отреагировала на рассказ Миры о предложении, о клятвах и зеленых глазах, и кольце. Именно Луиза – одна из немногих в большой семье верила, что любви покорно всё. И её младшая сестра имела вполне реальную возможность найти счастье в браке.       Иначе она выбьет дяде все зубы.       Мирабель засмеялась так, словно Луиза сказала что-то по-настоящему смешное. У её сестры была нечеловеческая сила, но у Бруно был Хорхе. Тем не менее, жест девушка оценила.       – Поможешь мне готовить ужин? А я тебе что-нибудь ещё расскажу…       Против такого Луиза устоять не смогла.