От неожиданности Чифую вздрагивает, когда мужская ладонь ложится на плечо. Мацуно вскидывает голову, заглядывая в лицо подошедшего парня, и удивлённо хлопает ресницами, будто не его ожидал здесь увидеть.
Баджи мог бы усмехнуться и пошутить, но вместо этого касается пряди волос Чифую и снимает с неё
какой-то там мусорок, а после они задерживаются взглядами и молчат.
Вокруг всё становится в розовом свете, а на фоне играет та самая «ша-ла-ла-а», как в романтических моментах из дорам.
И Чифую шарахается от такого субтильного Кейске.
Где тот самоуверенный и агрессивный Баджи, к которому у Чифую какой-то нездоровый фетиш? Он сейчас скорее как герой сёдзё манги с ванильным сюжетом, где два безумно влюбленных героя испытывают непреодолимое желание прикоснуться друг к другу, но между ними словно толстая стена.
Да и что за робость вообще, что за нерешительный взгляд?
— Веди себя как обычно, ты меня пугаешь. — Неожиданно просит Чифую, и брови Кейске от удивления приподнимаются, а лицо немного вытягивается.
— Извини.
— Извини? — переспрашивает Чифую, будто говорит сейчас с усовершенствованной версией Баджи, которой промыли мозги.
Или с самим собой, когда он хотел казаться прилежным учеником в новой школе.
Подлиза, одним словом. — Ладно, забей. Куда идём?
— Куда ты хочешь?
Потирая золотистую серёжку в ухе, Чифую понемногу раздражается, что за удивительная покорность?
— Помнится, вчера писал, что и мечтать не мог поскорее встретиться со мной. — Ухмыляясь, напоминает Чифую. — А сейчас ведёшь себя, будто тебе неловко.
— Всё не так. — Взгляд Кейске меняется, словно внутри его сложной черепной коробки происходит обработка новых данных.
Пункт: —
вести себя более прилично, — красным цветом перечёркивается в выдуманном на сегодня списке.
— Вообще-то у меня были кое-какие планы. — Добавляет Баджи и, ощущая, как от волнения кровь буквально ускоряет свой обычный ритм, оглядывается.
Хотел ведь произвести хорошее впечатление. — Думает про себя Кейске, окончательно затыкая своего хиленького внутреннего романтика.
Вернее, романтик в нём остался, но совсем другой.
— А ты готов? — шутливо уточняет Кейске. — Тогда нам надо бы зайти в аптеку и
купить… — он показывает пальцем на стоящее рядом здание, и Чифую, оборачиваясь, меняется в лице.
— Это был сарказм? — Уверенно звучит Чифую, когда Кейске подходит ближе.
— А разве ты не специально так оделся? — Баджи наклоняется настолько близко, что горячее дыхание опаляет кожу Мацуно, и, едва не коснувшись его уха, добавляет, — Мне нравится. — Поддевая край слишком коротких джинсовых шорт пальцем.
Чифую постепенно успокаивается, ощущая, что парень перед ним перестал играть роль какого-то
до-омерзительного-хорошего-мальчика. Но, всё же, он надеялся, что замысел его не раскроется.
Не то, чтобы он хотел кого-то соблазнить.
Хотел. Просто на улице действительно жарко, а из одежды к светлой футболке подходили только эти светло-голубые чиносы. И они не короткие вовсе, разве что немного короче, чем у самого Баджи, но футболка не прикрывает их на пояснице, поэтому вид на задницу превосходный.
И, что кривить душой, Мацуно и сам понимал, что будет выглядеть «симпатично».
И мысль, что эта непробиваемость Баджи треснула, приятно радует.
— Правильно подумал. — Без запинки проговаривает Чифую, понимая, как смущение давит на горло и щеки загораются. — Жарко сегодня. — Переводя тему, Мацуно отворачивается в сторону, помахивая на себя рукой и скрывая свою слабость к таким разговорам.
— Посмотри на меня. — Просит Кейске, и в этот момент реакция тела Чифую оставляет желать лучшего, поскольку он не сразу чувствует, что его обнимают, и потому, повернувшись, врезается в лоб Баджи.
— Прос… — хотел было извиниться Мацуно, но в секунду вспыхнувшие демоническим пламенем глаза Кейске, словно поглощены размерами зрачков.
Ещё мгновение и пылающих розовым щек Чифую касается рука, прикрывая с одной стороны факт соития губ. Выжигающий дотла поцелуй посреди оживлённой улицы получается не идеальным и скорее сумбурным. Короткое, но ярое сплетение языков, вылизывающих рот друг друга, как прямое подтверждение тому, что Баджи Кейске всё тот же.
— Я больше не буду вести себя как затупок. — Оторвавшись и всё ещё не опуская ладони с лица Чифую, констатирует Баджи.
И, да — теперь они в расчёте.
Горячая ладонь Баджи невзначай опускается к кисти Чифую и, подцепив её, сразу сплетается пальцами.
О чём там думал Чифую пять минут назад? Сердился вроде. Сейчас же всё правильно и радует, что Баджи быстро уловил нужный настрой.
Погода слишком хорошая, чтобы сидеть в кафе или смотреть фильмы в кинотеатре, поэтому, не договариваясь, они идут куда-то.
Баджи, потому что предполагал варианты, а Чифую, потому что у него идей не было, от слова совсем, и его уверенно ведут куда-то.
Они пропустили тот самый момент, когда могли бы съездить в прекрасный сад полюбоваться цветением сакуры, поэтому стоит наверстать упущенное и просто прогуляться по красивым окрестностям. Вдобавок, там не так жарко и есть где посидеть в тени деревьев.
Находясь рядом, даже не разговаривая, они понемногу привыкают быть вместе, и всё же недавний поцелуй до сих пор кажется безумно смущающим.
До Икэбукуро ехать порядка сорока минут, поэтому они усаживаются на самые последние сидения, которые, к удивлению, свободны, чтобы мимо них не топтались нарушающие спокойствие пассажиры.
Автобус постепенно заполняется и воздуха в такой жаркий день внутри откровенно не хватает. Никто из пассажиров не жалуется, хотя не помешало бы открыть люк.
Когда автобус в очередной раз притормозил у остановки, в него зашли два парня до боли знакомых, и Чифую даже щурится немного.
Не кажется ли ему? Ведь Майки, если он не ошибается, живёт не здесь. И почему они встречаются даже в выходной?
— Ну-ка, — брови невысокого юноши ползут вверх, пока он старательно пробирается к единственному свободному месту в автобусе. — Так-так, помирились,
голубки. — На последнем слове Майки нарочно делает ударение, чтобы позлить этих двоих.
— Майки, пожалуйста, съебись в туман. — Мило просит Кейске, поскольку ему кажется, что порой Манджиро та ещё заноза в заднице.
Руки блондина взлетают вверх от возмущения:
— И вот так ты ценишь мои старания? — ворчит Манджиро, — ладно, — достаточно быстро остывает Сано, — рассказывайте, что у вас уже было. — Нарочно провоцирует Майки. — Отметили ваше воссоединение? — показывая незамысловатый жест из двух пальцев, проникающих в кольцо других двух, уточнил он, и Чифую роняет лицо на руку, поскольку несколько пассажиров сейчас обернулись на их разговор.
Мысли о подобном теперь казались Чифую чем-то далёким и непостижимым, а Баджи был явно возмущён.
— Ты нарочно, да? — раздражённо улыбается Кейске и, да, он невероятно благодарен Майки: он его личный психолог, помощник и лучший друг; а ещё самый прямолинейный человек в его жизни. Даже прямее самого Баджи и это убивает.
— Может сядешь уже? — стоя за спиной Сано и наклоняя голову, поскольку места не совсем хватает, негодует Кен, и он, в отличие от Майки, ведёт себя вполне прилично.
— Я тебе мешаю, Кенчик? — виновато вздыхает Манджиро, бросая на друга самый невинный взгляд. Сано хотел бы сказать ещё чего-то очевидно неуместного и язвительного, но Баджи, важно поднимая палец вверх, проговорил:
— Мама звонит. —
Не ответить ей — как минимум получить выговор, хотя он свой уже заслужил, ведь вчера был так занят мыслями о встрече, что нарушил их уговор и забыл позвонить.
— Да, Мам, — неуверенно начинает Баджи, сразу чуть жмуря глаза и сводя брови вместе. — Я просто за… — не договаривает он, поскольку на другом конце его явно перебили, — всё в порядке говорю же, — успокаивает, но женский голос по ту сторону всё ещё возмущенный.
Чифую отворачивается к Майки, что стоит по диагонали от него, дабы не подслушивать их разговор, и улавливает интересный момент.
Места в автобусе действительно мало и одинокое сидение рассчитано на одного пассажира. Кен недовольно садится на это место, а Сано, очень даже довольно, на Доракена, и тот даже немного откидывается назад, видимо, чтобы не сильно контактировать.
Возможно, весна слишком обострила все его чувства, — и не даром её считают порой любви, — но Чифую, завистливо хотел бы так же сидеть на коленях Баджи.
***
Возвращаясь в свой прежний
дом на Догензака в Шибуя, Кен навещал старика, который воспитывал его, просто потому, что тот был его единственной семьёй.
Майки же расценил это путешествие как свидание и с этим тоже вполне можно было согласиться.
Теперь об их отношениях уже знал Шиничиро и это серьезный взрослый шаг к принятию общего будущего. Кен слишком заботливый, поэтому даже сейчас, когда Майки попросил сесть на него, не смог отказать.
И когда он перестанет потакать этому коротышке? Наверное, когда-нибудь — никогда.
Да и самому безусловно приятно сидеть вот так вместе, но не спокойно «на душе», о которую то и дело трётся Майки.
И, о, великий, Ками-сама, даруй ему стойкости и силы воли удержать себя в руках, если уж на то пошло.
Спина Майки сзади выглядит по-мальчишески крепкой, но стоит ему немного прогнуть ее вперёд и сразу появляются те самые привлекательные изгибы талии, и Манджиро явно испытывает его своим поведением.
Руки Сано упираются о расставленные в стороны коленки Кена, а сам он непринужденно смотрит в окно. И всё хорошо, прекрасно, замечательно, до тех пор, пока, наехав на кочку, автобус не подскакивает, а Сано по инерции — так же на бедрах Кена. И Манджиро закусывает губы, чтобы промолчать. А Доракен закатывает глаза, придерживая его теперь по бокам, чтобы таких «скачков» больше не было, иначе неловкая поллюция ему обеспечена.
***
— Может хочешь чего-нибудь? — мягким голосом интересуется Баджи, улавливая взгляд Чифую, радужки которого превращаются в бездну, стоит им встретиться глазами.
Маленькая часть души Чифую ликует от их воссоединения, и всё происходящее ещё в какой-то степени кажется нереальным.
— Да, нет. — Расслабленно переступает с ноги на ногу Чифую, — попить если только. — Оглядывается, выискивая ближайший киоск.
— Ты уже был здесь? — спрашивает Баджи, лёгким движением скинув с лица прядь выбившихся волос, и, снимая кепку, невзначай опускает её на макушку Чифую.
— А? Нет. — Теряется Мацуно, но не противится.
Это ведь, вроде как забота, мило с его стороны.
Баджи покашливает в руку, и его тёмные ресницы дрожат, когда он отчего-то смущённо отводит взгляд:
— Тогда это будет в первый раз?
— Это? — вопросительно уточняет Мацуно.
— Ну сви-дание, здесь. — Как робот чеканит Кейске и выглядит растерянным.
Действительно ли такие мелочи могут его смутить? Скорее просто ему неловко говорить об этом вслух.
— Выходит так. — Лицо Мацуно прояснилось от улыбки, а после он со словами, — подожди тут, — торопливо зашагал в сторону киоска.
И правда слишком короткие — разглядывая друга сзади, подвёл итог Баджи, но глаз отводить не стал. Хотя бы сейчас он может позволить себе полюбоваться им.
Прогуливаясь по широкой тропе ведущей к самому центру парка, парни вышли к небольшому озеру вдоль которого расставлены какие-то таблички:
Пусть ослепительно
блистает нить,
унизанная яшмой красной.
А для меня желанным пусть
пребудет неизменно
благородный облик твой,
что подобен этим белым жемчужинам.
(песня о возлюбленном боге Хоори-но микото), —
подойдя чуть ближе вполголоса прочитал Чифую.
Баджи тоскливо вздыхает, а его пальцы опускаются на бедра Мацуно по обеим сторонам:
— Всё это очень мило, мальчик мой, — ладонь Кейске ползёт чуть выше, под край футболки, — но не мог бы ты так не наклоняться? — Эти чёртовы шорты прекрасно подчёркивающие всё, что можно, доведут Баджи до приступа.
И, конечно, он подошёл не просто так потрогать Мацуно, а прикрыть его, такого красивого, собой, чтобы никому смотреть неповадно было. Но знал бы он, каким защищённым в такие моменты чувствовал себя Чифую.
В лице Кейске он видел ту самую усталость и сдержанность, поэтому, решив послушать, Мацуно выпрямился, но руки с него так никто и не убрал, поэтому теперь это походило на недообъятья.
— Чифу-ую. — Пульс грохотом отдавался в ушах, высверливая мозг, когда парень услышал своё имя таким приятным мурлычущим голосом, а чужой подбородок лёг прямо на плечо.
— Баджи-с… — Чифую одергивает себя от прилично вежливого обращения, — Кейске?
— Вау.
Баджи сражен наповал, ведь при его памяти Мацуно едва ли пару раз называл его по имени и от этого он абсолютно забыл, что хотел сказать.
— Удобно устроился? — интересуется Мацуно, обращая внимания на то, как тесно они стоят. Слабый голос разума тихо и ласково лил в уши, что «это правильно» и Чифую не может с ним не согласиться.
— Очень. — Вполне ожидаемо. — Между прочим, я планировал гулять как минимум до ночи и пока что мне не хочется заполнять свои мысли только твоей задницей, — голос Баджи меняется и Чифую буквально слышит, как парень улыбается. — Но ты не оставляешь мне шанса. — И после этого крепкая ладонь всей своей тяжестью приземляется на
неё, мягкую, под джинсовой тканью.
И Чифую в момент напрягается. Как он посмел его шлёпнуть, а вдруг кто видел? Он не такая доступная вещь, чтобы шлёпать его по заднице. И мысленно Мацуно восклицает недовольное: «сука», — но вслух говорит лишь:
— Хрена с два я теперь подойду ближе, — выскальзывая из объятий и выставляя руку перед собой. — Не делай так больше.
И Баджи для себя подмечает, что шлёпать Чифую нельзя, слишком бурно реагирует.
—
Слушаюсь. — Кейске завёл ладонь назад, демонстрируя напускной уважительный поклон, чем смутил парня ещё больше:
— Хватит вести себя странно, — весело проговаривает Чифую, ещё не понимая, насколько эта фраза серьезна. По крайней мере для Кейске.
Впервые Мацуно подумал о такой вещи, как доминирование. И, нет, он вовсе не из таких, но почему-то захотелось впустить пальцы сквозь волосы Баджи и притянуть к себе.
Сегодня и правда слишком жарко, а когда они вдвоем и подавно, и Мацуно, кажется, немного перегрелся.
Усевшись на деревянной помост прямо у берега, они скинули обувь и болтали ногами в прохладной воде. На другой стороне низко у самой воды росли деревья, опускаясь своими, уже покрытыми зеленью ветками прямо к ровной глади.
Листья кленов, гингко, суйконоэ словно пылают оттенками зелёного, приятно успокаивая и заставляя чувствовать себя уютно. Цвет природы, цвет жизни, цвет безумно красивых глаз Чифую, хотя его — желтовато-зелёные изнутри, переходящие к изумрудному при ярком солнечном свете и отражении воды в них, казались невероятными. Чифую несомненно наслаждался прекрасным видом простирающихся вдоль холмистой местности садов, пышным зелёным ковром застилающих неровности ландшафта.
А Кейске невзначай рассматривал его черты лица. Они были по-юношески строгими, но опрятными и привлекательными: вздёрнутый нос, пухлые, сухие губы и несколько коричнево-рыжих точек-веснушек, которые появляются только от солнца. Тёмные ресницы прикрылись на секунду и задрожали в напряжении, а уголки глаз сощурились, образуя мелкие морщинки:
— Не заставляй меня чувствовать себя неловко. — Мацуно засмущался, а Кейске всё-таки спалился.
Сказать, что он был чертовски красив в этот момент, значит сделать абсолютно противоположное тому, о чём просит Чифую.
— Мур? — по-кошачьи спрашивает Кейске, но лишь для того, чтобы свести разговор от неловкости к нелепости и Чифую неожиданно начинает смеяться, стараясь прикрыть рот, чтобы не выглядеть глупо, и в конце концов начинает икать, и с этого уже смеётся Баджи, поскольку к звонкому хохоту Чифую добавились какие-то квакающие звуки, и это действительно забавно, в какой-то степени мило.
— Давай всё? — касаясь щёк, которые уже болят от улыбки, просит Чифую, пытаясь стянуть лицо в серьёзное выражение, но глаза ещё искрят весельем.
— У тебя всегда так? — подавляя последние отголоски хохота, интересуется брюнет. — Ты начинаешь икать, когда смеёшься?
— Не всегда, — буравит Чифую, — просто сейчас как-то неожиданно вышло, и — мур? Откуда у тебя такие замашки?
— Тебе не понравилось? — удивлённо спрашивает Баджи, словно исполнил перед тем нечто бесподобное.
— Очень даже понравилось и коты мне действительно нравятся. — Поясняет Чифую, вспоминая Пик Джея. — Хочешь, чтобы за ушком погладил?
— Так гладят собак. — Недовольно бормочет «профессор по кошачьим» — Баджи-сан. — Но живот почесать можешь, — он шутливо поднимает край футболки, демонстрируя открытый торс, и Чифую чувствует себя как-то по-гейски. Почесать не хочется, но вылизать…
— Они кусаются, когда так делаешь. — Сглотнул, пытаясь побороть всё напряжение, комом вставшее поперек горла.
— Хочешь, чтобы я укусил тебя?
— Ты хочешь укусить меня этими острыми зубами? — уточняет Чифую, уже неприлично указывая пальцем на обладателя клыков.
— Я не виноват, что они выросли такими. — В своё оправдание разводит руки в стороны Кейске.
— Ты… — Мацуно хотел было ещё что-то сказать насчёт того, что прежде он уже кусал его и это крайне неприятно.
Или приятно. Но звук раската грома перебил все его мысли.
За последние несколько минут, пока они смеялись и были увлечены друг другом, половину неба стремительно затянуло тёмной пеленой и, возможно, там, вдалеке, уже лил жуткий ливень.
Томная и жаркая погода не предвещала ничего подобного, поэтому парни искренне сожалели, что просмотр новостей о погоде не входил в список полезных привычек. Тучное войско двигалось стремительно, и уже первый порыв прохладного ветра обжигающе коснулся кожи.
— Домой? — первым начал Чифую.
— Не успеем. — Обречённо произнес Баджи.
И в какой момент они пропустили, что люди вокруг подозрительным образом исчезали, расходясь по домам перед грядущей бурей?
Вскоре тёмное небо ещё раз озарило ярким зигзагом с соответствующей вспышкой, и через пару секунд раздался сопровождающий её будоражащий звук, словно страшный рык огромного зверя.
Баджи понадобилось всего несколько секунд, чтобы понять, что Чифую боится грома. Неконтролируемый страх, сковывающий его изнутри, придавал лицу боязливой серьёзности.
Думать нужно было быстро и до остановки идти минут пятнадцать, а здесь лишь богом забытые, еле живые деревянные будки для туристов, где едва ли можно уместиться вдвоём и спрятаться от дождя. И пока Кейске, схватив Мацуно под руку, спешит к ней, крупные капли дождя уже падают на землю и листья деревьев, шумно ударяясь при падении.
Они в укрытии, а капли становятся всё чаще и через минуту превращаются в шквальный шум, барабанящий по уже протекающей крыше. Вода неприятно пропитывает футболку, и Кейске двигается ближе к Чифую, поскольку с его стороны не так мокро.
— Да-а, погуляли. — Досадно проговаривает Баджи, понимая, что всё закончилось не так красиво, как он планировал.
— Надеюсь, телефон не намокнет, — доставая сотовый из кармана, Чифую откладывает его в самый край деревянной опоры, на которой они сидят.
Там безопаснее.
— Надеюсь, ты не заболеешь, — волнуется Кейске, касаясь тыльной стороной руки, холодной кожи ноги Чифую.
И сейчас тот слишком остро среагировал и дёрнул ей.
— Не слишком ли всё неловко-романтично? — нервно хохотнул Чифую, окинув взглядом Баджи, а после, подскочив от очередного неожиданного раската грома, неприлично выругался.
Слишком — про себя соглашается Баджи, но вслух так и не произносит, поскольку поддался чувству, —
и, только ради Чифую, конечно же, — ластится ближе, упираясь о его плечо. Чтобы было теплее и чтобы тот больше не боялся.
— Ты, — Баджи не знает, как спросить, чтобы не выглядело, будто он издевается над
трусишкой Чифую.
Хоть бы икать не начал от страха, кстати. — значит, боишься грозы?
Мацуно же, скорчив важное лицо, заговорил:
— Просто неприятно. — Невзначай бросает он. — Да и кто вообще в моём возрасте боится подобного? — дрогнувший голос
явное тому подтверждение.
Ты, например?
— Да-да, я понял. — Сдерживается Баджи, чтобы не подъебать. Не сейчас, не на их «
первом» свидании. — Я действительно о тебе так не думаю. — Кейске тот самый актер, не имеющий Оскара.
— Сдаётся, вы мне врёте, дорогой Баджи-сан. — Испуская глубокий вздох, словно расслабляясь от того, что они просто могут сидеть рядом, сообщает Чифую. И Баджи ничуть не противоречит этой фразе.
В груди его разливается противное, навязчивое чувство. Хочется взять Мацуно на руки, засунуть полностью себе под футболку и обвить руками-плющами его приятное тельце. И эти ноги…
Голые выше колен и до бёдер, а внизу прикрытые короткими носками под теннисными ботинками, и он готов зубами снимать всю его одежду, лишь бы насладиться таким красивым зрелищем.
— Ты невыносимый, — устало проговаривает Кейске, и Чифую понятия не имеет о чём речь.
Если честно, то нет — невыносимый здесь только Баджи. Невыносимый, до глупости влюбленный и без возможности терпеть ещё больше.
Эдакий инстинкт берет верх, поэтому он, захватывая Чифую под бёдра, с лёгкостью пушинки усаживает его на себя.
Он всегда так умел? Волшебство.
Ладонь ложится между лопаток, прижимая ближе, а другая забирается в волосы, жадно сжимая их, надавливая, чтобы Чифую почувствовал — нежно бывает не всегда. И он не со зла, просто сорвался, поэтому поцелуй получается с сочетанием приятной дрожи, разрядом пробегающейся по телу. И Чифую мычит от неожиданности, и слабой боли у самых корней волос, но не сопротивляется.
Звук пришедшего сообщения на сотовый отвлекает обоих, но Кейске не выпускает Чифую посмотреть, кому он понадобился, а тот и не собирается. Жадные ладони Баджи, смиловавшись, сползяют по телу, хватаясь за бедра и до упора натягивая на себя, чтобы касаться его через одежду.
Попытка открыть глаза и с губ Чифую слетает несдержанный вздох.
Ему всё нравится.
Они не слишком думают о последствиях или о том, что у обоих уже местами мокрая одежда, или о том, что кто-то может проходить мимо, да и кто будет гулять в такую погоду?
Когда-то столь тесная связь имеет высший сорт, оба слишком чувственно реагируют и, кажется, именно это и значит — «по любви». Хочется
только с ним.
— Тебе приятно? — откровенный вопрос поступает вовсе не от Баджи, а от скромного в таких вещах Чифую, сидящего на нём сверху, и при звуке его томного голоса внутри Кейске всё сжимается в прямом смысле, до боли.
— А тебе? — кончик носа скользит по чужой шее, а пальцы сильнее сжимаются на заднице, и так хочется испачкать его кожу своими следами.
Нельзя.
— Недостаточно. — Выдыхает прямо в губы Чифую и, коснувшись их языком, просит поцелуя.
Тело требует продолжения, поэтому он приподнимается немного и садится на самое напряжённое место шорт Баджи, и вальяжно двигает бедрами.
Никаких попыток сдержаться и Кейске стыдно перед самим собой, за то, что под одеждой он уже такой
мокрый, но Чифую не оставляет ему и шанса.
— Прогибайся сильнее. — Вкрадчивым шепотом просит Баджи, двигаясь в такт его движениям, и ему хотелось бы видеть, как Чифую закончит, сидя на нём.
В прямом смысле.
Чтобы жалобно скулил, когда тот очередной раз с громким шлепком входил внутрь, и распаленное воображение сводит с ума, поэтому он, не задумываясь, встаёт на ноги и буквально вжав мальчишку в стену, продолжает двигаться, прилично подняв ногу Чифую и, представляя, как вместо этого всего
мог быть в нём.
Спасибо одежда достаточно тесная и вкупе с поцелуями и пьяной близостью, очень напоминает, непосредственно,
секс.
— Больше, — судорожно просит Мацуно, едва отрываясь от губ, чтобы снова впиться в них, и Баджи даёт больше. Стирая ткань футболки о стену и, возможно, на спине останутся следы, но всё это не так важно.
— Блядство. — Выругивается Кейске, почти что в беспамятстве. — Так хорошо. — Доносит свое удовольствие до Чифую, и тот сейчас точно закончит.
Впиваясь ногтями в плечи Баджи, он испытывает долгожданную разрядку, сжимаясь всем телом и Кейске чувствует то же самое.
От бурного секса, —
хотя, постойте, его не было, — ноги слабеют, и, упираясь о стенку, они садятся обратно. Лениво и расхлябано.
Целуясь, чтобы прийти в себя и восстанавливая дыхание.
Согреться всё же получилось, а что насчёт мокрой
местами одежды — ничего удивительного, просто был дождь.
***
Что там думал Казутора? Что никогда не притронется к ним? Так вот — теперь он отчасти заложник этого маленького коварного кактуса.
Ситуация перевалила за двенадцать максимальных баллов по Бофорту и это самый
край — края. Надёжность пейотовых таблеток гарантирует ему минимум стресса и максимум удовольствия. И где раньше был его мозг, раз он не решался на это?
Рушит нервную систему, частично уничтожает память? Да кого это вообще волнует. Если бы было можно, он бы стёр её до нуля. Обновил свою программу и зажил новой жизнью человека без прошлого.
— Структура человеческой памяти многослойна, — философски проговаривал Ханемия, смотря куда-то в звёздное небо и держась за Шуджи, что сейчас за рулём байка. — И события в жизни нашей записываются с особой хронологической последовательностью. — Констатирует он то, что, что было в его мыслях. — Значит, я, как личность, существую только благодаря воспоминаниям? — риторический вопрос. — Хуёвым воспоминаниям.
Ханма молчит, поскольку у них сейчас проблемы покруче, чем загоны Казуторы. Хотя и с ним нужно быть осторожнее, ведь он навряд ли стабилен психически, да и нож всегда в кармане. Это Ханма помнит ещё с тех пор, как пытался посягнуть на его
Чифуйку.
— Ну что ты молчишь, Ханма? — скучающе тянет Ханемия, эмоции которого сейчас на уровне ребенка: простые и незатейливые.
— Это всё дохуя интересно, но прошу, — Шуджи цедит сквозь зубы, — давай дома продолжим этот увлекательный разговор.
— Думаешь Кисаки оставит его в живых? — вдруг не по теме своих предыдущих размышлений спрашивает Тора.
— Понятия не имею. Но два трупа хуже, чем один. — Верно подмечает Шуджи.
Ханемия понимает, что в полицию сдать его тоже не вариант, ведь он обязательно расскажет копам об остальных за сладкие обещания о сокращении срока. А Тайджу, естественно, не станет рисковать своей репутацией ради кучки работающих на него парней.
Да и он из тех, кто умеет запугивать страшнее, чем срок в колонии для несовершеннолетних. Тот, на кого они работали, опасный человек и сейчас, главный, кто страдает больше всех — Кисаки.
Вероятно, он уже перебрал миллионы вариантов как поступить, чтобы выгадать наименьшие потери, но вряд-ли это исправит роковую ошибку парня, который отнял жизнь, и того, чью отняли — не вернёт тоже.
Доехав до ряда старых гаражей и стоящей рядом заброшки, Тетта паркуется, а Шуджи за ним следом. Они направляются прямиком к нужному гаражу, который выглядит ещё приемлемо и заперт изнутри.
Оглядываясь, Кисаки достает из кармана пульт и снимает блокировку, а после поднимает роллет, дверь за которым уже не заперта.
Невысокий юноша ныряет внутрь и Ханма вместе с Казуторой — следом.
В комнате темно. Двое парней сидят у стены, опустив головы, будто готовы отдать их на отсечение. Отвратительный металлический запах при вдохе оседает на языке, и это напоминает место бойни. Только в драке чувствуется запах пота, крови, мускуса, а здесь висит холодное гробовое оцепенение, мешая сказать что-либо.
Казутора нездорово улыбается, поскольку его настроение уверенно-приподнятое, а ещё он прекрасно знает, что это запах смерти.
