По праву нареченного

      Пещеры Лазурного фонаря походили на каменный лабиринт. Кругом царил упорядоченный хаос, как в большом муравейнике: туда-сюда сновали суетливые зеленые огоньки, подвывали несчастные пленники, которых они подгоняли в спину костлявыми руками, а с потолка мерно капала вода. Лан Цяньцю тяжело вздохнул и осторожно двинулся вглубь. Он искал новое гнездо Князя слишком долго и кропотливо, чтобы сейчас выдать себя ненужными возмущениями и глупыми попытками несчастных людей отбить.       Скрываться приходилось с особой тщательностью, короткими перебежками приближаясь к источнику мягкого аромата. Пару раз его едва не заметили, когда он скользнул в узкую прореху между скалами и затаился. Бдительные огоньки с подозрением осмотрели длинный тоннель, но ничего, кроме парочки летучих мышей и грубых теней, копошащихся в трещинах, не нашли.       В прошлый раз Ци Жун оказался проворнее и умудрился сбежать прямиком из-под носа Лан Цяньцю, стоило ему только немного ослабить внимание. Гнев и усталость тогда обуяли альфу и на какое-то время лишили его разума — старое гнездо он разворошил, обрушил стены и похоронил некое подобие комнат под грудой камней. А когда окончательно пришел в себя, и кровавая пелена спала с глаз, то с сожалением осознал — Лазурный фонарь мог бы вернуться сюда. Пусть через года, однако Лан Цяньцю хотя бы имел представление, где этого пронырливого Князя искать! А теперь он снова, как в воду канул на неимоверно долгие семь лет.       Порой Лан Цяньцю натыкался на характерную вереницу кровавых лесов, которые тянулись через Поднебесную, подобно болезни; упорно гнался за призраком, которого не мог поймать, а когда тот ловко ускользал, как песок сквозь пальцы, приходил в глухую ярость. Его собственный омега не желал иметь ничего общего с Небожителями, подумать только! Пусть Лан Цяньцю не успел оставить ему брачную метку, однако на законных основаниях считал Лазурного фонаря своим нареченным. Они провели вместе одно цветение, и Лан Цяньцю, как благородно воспитанный альфа, обязан был взять ответственность!       Особенно в свете событий, которые открылись ему сравнительно недавно. У Лазурного фонаря — зловредного, мстительного призрака — каким-то чудом появилось дитя. Лан Цяньцю подобные толки стоически игнорировал: семя у мертвых не приживается. Так гласили все прочитанные им когда-либо свитки, так с умным видом говорила ему Владыка Линвэнь, так думал он сам, пока мельком Ци Жуна не увидел с ребенком на руках. Омега бранился на своих подчиненных, да так, что вяли уши, а мальчик, тоненько попискивая, совершенно бесстрашно дергал Князя за длинные серьги-кисточки и черные пряди. Ци Жун на время прерывался, чтобы с брезгливым лицом вытянуть из маленького ротика свою гриву, прошипеть что-то нечленораздельно сквозь зубы перепуганным подчиненным, а затем принялся ласково распекать младенца, укачивая. Негоже крохотным наследникам Лазурного фонаря всякую гадость есть и пускать на своего величественного отца слюни!       Лан Цяньцю тогда глазам не поверил, попытался судорожно припомнить, не прикладывался ли где-нибудь головой, даже жмурился крепко для верности. Однако удивительная картина не спешила исчезать, а только приобретала новые краски. Ци Жун с недовольным вздохом вынул из мочки украшение, которое так понравилось малютке, и отдал ему на растерзание. В голову альфы невольно закралась мысль, что омега человеческого ребенка просто у кого-то украл, чтобы полакомиться нежной плотью. Однако та безмолвная осторожность и нежность, с которыми Ци Жун малыша держал, заставили Лан Цяньцю усомниться сначала в собственных доводах, а затем и в здравом рассудке.       Крошке на тот момент было около полугода. Лан Цяньцю задумчиво прикинул, сколько он охотился на Князя, а затем с его лица сошли все краски. Альфа с непередаваемым смятением взглянул на странную парочку — это же не могло быть то, о чем он подумал?.. Нет-нет-нет. Невозможно!       Мертвые демоны, будь они хоть трижды Непревзойденными или близкими к этому, не могли выносить дитя. Руки у Лан Цяньцю задрожали мелко, волнение медленно, но верно разливалось в груди, а мысли никак не желали оформляться во что-то целостное. Лишь одно альфа обозначил для себя ясно и четко: он должен посмотреть на мальчика поближе! И наконец поймать пронырливого омегу-сквернослова!       От предвкушения внутри что-то сладко потянуло. Лан Цяньцю вынырнул из воспоминаний и осторожно выглянул из своего импровизированного укрытия — огоньки наконец скрылись в дочерних тоннелях и больше не показывались. Сейчас не время придаваться приятным грезам, когда до желанного осталось буквально несколько поворотов. Уже совсем скоро он сможет воплотить в жизнь все свои робкие мечты — прижать к себе обманчиво хрупкую фигуру Князя, заткнуть грязный рот поцелуем, и пусть вырывается, пусть раздирает ему плечи когтями, как дикая кошка. Пусть! Главное, что снова сбежать нареченному не удастся.       Лан Цяньцю размытой тенью прошмыгнул в соседний ход, замер у стены и прислушался: в отдалении о чем-то спорили огоньки искаженными голосами, однако приближаться явно не собирались. Носа коснулся горько-сладкий аромат рома с едва заметными оттенками дыни, который постепенно разливался по витым пещерам, и Лан Цяньцю принялся жадно вдыхать. Сердце взволнованно трепетало у него в груди, рот мгновенно наполнился слюной, а отросшие клыки принялись неприятно зудеть. Мгновением позже во рту появился неприятный металлический привкус — все же вспорол десны. Но это сейчас было последним, что интересовало Лан Цяньцю. Альфа внутри него метался раненым зверем, скулил и просил поскорее отыскать омегу. Впрочем, он был вполне солидарен со своим зверем.       Какое-то время Лан Цяньцю петлял по пещерам и тихонько уговаривал себя, не рушить ненавистное мрачное гнездо, полное стылого холода и мерзкой сырости. Казалось, запахом Ци Жуна пропиталось абсолютно все вокруг. Найти новую ниточку, которая бы безошибочно привела Лан Цяньцю к омеге, оказалось довольно сложно. Ему приходилось начинать заново несколько раз, едва ли не зарываясь носом в землю, чтобы наконец отыскать нужный след. К покоям своего нареченного альфа едва ли не бежал, окрыленный радостью новой встречи.       Небольшой вход, неумело вытесанный прямиком в камне, Лан Цяньцю чуть не пропустил. Поблизости не было никакой охраны, да что там, вместо двери вход прикрывала тяжелая, оборванная по краям ткань.       Раздражение на мгновение обхватило альфу — разве можно оставаться без элементарной защиты, когда настигло цветение?! Конечно, он прекрасно понимал, что Лазурный фонарь — не девица в беде, и при необходимости противника просто разорвет на лоскуты, а затем съест с костями, не подавится. Но все же!       Невольно вспомнилось, как сам Лан Цяньцю заявился к Ци Жуну, когда тот был уязвим… Тогда омега не смог от него отбиться. Или не захотел, охваченный страстным огнем, однако сути это не меняло!       — А если бы к тебе прокрался кто-нибудь, кроме меня? — недовольным шепотом обронил Лан Цяньцю в пустоту и решительно отодвинул мешающую занавесь в сторону. Уж если он смог почти беспрепятственно проникнуть внутрь, то и другие Небожители могли нагрянуть. Что уж говорить про других Князей?       Что за наивная беспечность?..       Комната, в которой временно обосновался Ци Жун, оказалась на удивление просторной. Пол был усыпан множеством мягких подушек и валиков, рядом со стенами застыли едва теплящиеся лазурные огоньки, которые Князь оставил, чтобы немного разогнать липкий мрак. Цветные тени взволнованно дрожали по углам, перебегали с камня на камень и прятались среди нагромождений ханьфу, сбитых в большую кучу. Роскошную кровать, достойную царских особ, Лан Цяньцю заметил не сразу. Она почти сливалась со стеной и служила неплохим укрытием.       Альфа прокрался к кровати, стараясь не наступить на драгоценные подушки (от истошных криков Лазурного фонаря потом не отобьется), аккуратно приподнял газовый полог и замер, зачарованный открывшимся ему видом.       Ци Жун спал, широко раскинувшись на смятых простынях. Лицо его разгладилось и приобрело умиротворенное выражение, которого Лан Цяньцю никогда не видел прежде. Дуги бровей не заламывались неровной линией и не сходились на переносице. Узкие губы были чуть приоткрыты и казались очень мягкими — так и хотелось потрогать. Черная сеть волос разметалась по подушкам, а нефритовая заколка сползла с затылка куда-то на плечи и запуталась в тяжелых прядях. К груди омега прижимал мальчика лет семи, который заполз на родителя с ногами и с удовольствием свернулся клубочком. Маленькие пальчики крепко сжимали бирюзовый халат, аккурат над небьющимся сердцем, но, кажется, малыша этот факт совсем не заботил.       Лан Цяньцю присел на краешек постели и медленно подался вперед. Невесомым прикосновением отвел с лица малыша густые черные пряди и слабо улыбнулся. От дитя исходил приятный родительский аромат, заключивший его в нежные объятия, подобно самому омеге. Чтобы еще раз убедиться в своей догадке, альфа нагнулся еще ниже, уткнулся кончиком холодного носа в шейку малыша и глубоко вдохнул. Действительно… Никаких сторонних примесей.       Малыш внезапно завозился, тревожно захныкал сквозь дрему, а затем разлепил большие сонные глазки. Лан Цяньцю ошеломленно замер, а затем почувствовал, что земля ушла из-под ног. На него смотрели его собственные карие глаза с темными винными крапинками у самого зрачка. Да и… если присмотреться, у малыша явственно угадывались его — Лан Цяньцю — черты. Тот же вздернутый кверху нос, тот же разлет густых бровей и едва заметная родинка на скуле.       — О Боги… Так ты и вправду… — потрясенно выдавил из себя Лан Цяньцю и с трудом удержал слезы. Все его естество ликовало от восторга. У. Него. Есть. Сын! С ума сойти!       Все предыдущее недовольство, которое разрывало альфу изнутри, растворилось, словно его и не было. Как можно было злиться на этого взбалмошного омегу, когда случилось… невообразимое! Ради подобного вполне стоило опустить старые обиды, забыть и наконец потушить огонь вражды. Юнань все равно не возродить. Следовало уверенно идти дальше.       — Папа… — тоненько позвал малыш, зажался еще сильнее и ощутимо дернул Ци Жуна за длинную прядь. Во всех его действиях крылся испуг, который он старался не показывать. Ци Жун подхватился в кровати с такой прытью, будто бы и не спал вовсе. Сел резко, гневно зашипел от боли и вырвал измочаленные волосы из маленького кулачка. Ребенка, правда, он так и не отпустил.       — Гу Цзы! Маленький ты!.. Сколько этому предку повторять о почтении! Ты что, не видел, что я сплю?! — истерично взвизгнул Лазурный фонарь, но через мгновение заметил постороннего в своих покоях и замолк.       Оскалился кровожадно, Гу Цзы охватил сразу двумя руками и попытался от чужого внимательного взгляда спрятать. В зеленых глазах вспыхнуло адское пламя и рассыпалось искрами по радужке. Зрачок тут же вытянулся в узкую полоску, задрожал болезненно и вместе с тем зло. Хищные тени очернили острый овал лица, почеркнули усталые круги под глазами, которых по определению не должно быть у призрака, и выбелили кожу еще сильнее.       Аромат цветущего омеги постепенно становился гуще и ярче. Против воли Князя ластился к замершему, как каменный истукан, альфе; наваливался красноречиво со спины, вплетаясь в запах Лян Цянцю так приятно и естественно, будто так и должно быть.       Сам Ци Жун, изможденный лихорадкой и ломотой в костях, потерял все силы, чтобы вступить в битву и выйти из нее победителем. Кожа его горела огнем, губы он смачивал раздвоенным зеленоватым языком так часто и до того соблазнительно, что Лан Цяньцю лишний раз старался на них не смотреть.       Несмотря на почетный титул Непревзойденного Князя, Ци Жун оставался привлекательным тонкокостным омегой. Омегой, который все эти семь лет талантливо избегал отца своего ребенка и сделал все, что тот о нем не прознал. С одной стороны, подобная упертость достойна наивысшей похвалы, а с другой…       С другой — Лан Цяньцю собирался красиво спеленать Ци Жуна, заткнуть ему платком рот и под шумок утащить брыкающегося (альфа ни на миг не усомнился) омегу в Небесную столицу. Мнение самого Князя его не интересовало. В конце концов, малышу Гу Цзы нужен свежий воздух, солнечный свет, а не эти холодные потемки, хорошая еда и качественная одежда. Негоже им жить под землей, как кротам! На крайний случай Лан Цяньцю даже прихватил с собой вервие мертвецов — магическое плетение, способное лишить сил любого демона, даже прошедшего Тунлу и Бесконечную Бездну. Не хотелось бы его пускать в действие, но, судя по реакции Ци Жуна, придется.       — Гу Цзы, — раздраженно проскрипел Ци Жун, и мальчик понятливо закрыл уши руками, еще глаза зажмурил для верности.       — Какого Се Ляня ты опять здесь забыл?! Пошел вон, пес шелудивый! Сворачивай свою мерзкую ауру, от которой несет за тысячи ли, и сваливай на проклятые Небеса! Ты вообще знаешь, к кому прицепился, молокосос несчастный?! Юнаньский выродок! Ты хоть представляешь, как меня раздуло семь лет назад?! — плевался Ци Жун, крутя головой так, словно та была приделана к шее на шарниры. Лан Цяньцю даже испугался, что она сейчас у активного омеги отвалится.       — Почему ты избегал меня? — нахмурился Лан Цяньцю, когда поток ругательств немного прорядился, и Ци Жун взял стратегическую паузу, чтобы набрать новую порцию воздуха. Особенность эту забавную, альфа приметил еще в первую их встречу. Когда у Ци Жуна кончался первый запал, он начинал вести себя, словно живой. Краснел щеками и хватал жадно воздух. Лан Цяньцю мог бы поспорить, что и сердце стучало в его груди, как заполошное.       — А не пойти бы тебе на!.. — снова взвился Ци Жун, но Лан Цяньцю к оскорблениям перестал прислушиваться. Задал глупый вопрос — получи соответствующий ответ. Альфа взглянул на своего негласного нареченного с толикой нежности и светлой грусти.       Поразительно! Он столько пропустил в их жизни, но винить в малодушии Ци Жуна не получалось. Да и не хотелось, если честно. Тот был и будет Князем демонов, людоедом, прожившим восемь сотен лет во тьме, привыкшим держать народ в страхе и совсем разучившимся кому-либо доверять. Лан Цяньцю почувствовал вполне объяснимую горечь — он не успел оставить Ци Жуну метку по собственной опрометчивости. Нельзя было недооценивать омегу в цвет. Свой титул он получил явно не за красивые глаза и острый язык.       Взгляд невольно опустился на грудь Ци Жуну, к которой тесно и доверчиво прильнул Гу Цзы. Изредка тот приоткрывал глазенки, украдкой смотрел на бушующего отца, вздыхал с поразительным сочувствием и снова прятал личико в многочисленных складках ханьфу. Выглядело это до безумия мило.       Кто бы мог подумать, что это крохотное существо будет чувствовать себя в полной безопасности именно рядом с ужасающим Князем, любить его настолько чутко и преданно, как умели только дети. Не последнюю роль играла и бледная рука, которая ни на мгновение не покинула маленькую спинку за все то время, что Лан Цяньцю наблюдал за нареченным и своим сыном. Ци Жун мог отрицать очевидное сколько угодно, однако жесты привязанности нельзя было скрыть так легко. Не честному в своих эмоциях Лазурному фонарю.       — Как ты себя чувствуешь? — в какой-то момент перебил Ци Жуна Лан Цяньцю, невольно отметив как болезненно зарумянились его щеки и острые ушки. Цветение никогда не было милосердным, нещадно бросало омег в противное марево желания и пульсирующей боли, если те пытались сопротивляться. Угрюмый Ци Жун, вопреки всем похабным слухам, которые гуляли про него по Призрачному городу, распутником не был и прикасаться к себе не позволял.       — Ты меня не слышал?! — упрямо выплюнул Ци Жун и попытался неловко отползти подальше от альфы. Желательно, конечно, на другой конец Поднебесной, но тут как высшие силы рассудят.       — Папа, ты еще долго? — несчастным голосом позвал Гу Цзы и взглянул на Лазурного фонаря с огромной мольбой. — Я кушать уже хочу. Мы проспали целый день, и наверху снова будет темно, — со знакомыми просяще-капризными нотками протянул малыш и, видимо, по привычке потянул Ци Жуна за пряди.       — Прекрати тянуть, этот предок похож на домашнюю скотину?! — Ци Жун безболезненно шлепнул Гу Цзы по рукам: кожа даже не покраснела, а малыш совсем не выглядел расстроенным или обиженным. Наверное, это далеко не первый случай, когда Ци Жун пытался его отучить от пагубной манеры.       Лан Цяньцю, глядя на поразительную семейную идиллию, захотелось рассмеяться. Звонко так, со вкусом. Расскажи ему кто-нибудь еще пару дней назад, что Лазурный фонарь, полный пороков и соблазнов, станет ругать своего ребенка за неподобающее поведение, он бы никогда не поверил. Право слово — это даже звучит абсурдно!       — Ты же ел вчера! Тебе не хватило? — между делом недовольно бурчал Ци Жун. Он осторожно схватил Гу Цзы за щеки, чтобы ненароком не поранить его острыми ногтями, и оттянул их в сторону. Вид при этом они оба имели крайне озадаченный.       — Ци Жун, дети должны есть каждый день по нескольку раз, — миролюбиво подсказал Лан Цяньцю и встретился сразу с двумя взглядами — восторженным от маленького и недовольно-изумленным от Князя демонов. «Почему ты мне не говорил, мелочь?», — читалось паническое в зеленых глазах.       «Едва ли он помнит, каково это: быть человеком», — вдруг подумалось альфе с невольной тоской. И он был недалек от истины. Изумление Ци Жуна было таким ненаигранным и потешным, что Лан Цяньцю не сумел сдержать чувств. Подался резко вперед, ловко ухватился за костлявое плечо омеги и подтянул его к себе. Лазурный фонарь привычно заголосил, принялся отбиваться от настырного нареченного одной рукой, пару раз даже весьма успешно укусил и оставил ему глубокую царапину на правой щеке. Лан Цяньцю без всякого труда перетащил Ци Жуна и Гу Цзы к себе на колени, хитро подмигнул сыну, а затем, когда омега ненадолго отвлекся на «мелких предателей!», впился клыками в чужую шею.       Ци Жун завопил низким басом, больно боднул его головой в нос (хруст при этом раздался ни капли не подозрительный), а потом принялся привычно браниться. Метка красиво наливалась на шее, а Ци Жун устало притих в ласковых руках — крайняя вспышка активности забрала у него последние силы. Ругаться, правда, он так и не прекратил. Матерился не так цветисто, как обычно, и чуть тише обычного, но кару обещал Лан Цяньцю страшную и долгую.       Гу Цзы все еще смотрел на альфу чуточку настороженно, но с большой благодарностью. Осторожно потрогал его каштановые пряди и улыбнулся смущенно. Живот Гу Цзы тут же предательски заурчал, и Лан Цяньцю негромко хохотнул. Подхватил слабо упирающегося Ци Жуна, а вместе с ним и Гу Цзы на руки и решительно двинулся к выходу.       Теперь эти двое никуда от него не денутся!