По праву нареченного

            — Ваше Высочество, долго вы еще собираетесь прятаться от своих нареченных? Скоро они догадаются, где вас искать. Не то, чтобы я сильно против одного из исходов, но пожалейте их. Не думаю, что бывают ситуации, в которых не справились бы слова. Главное — уметь ими правильно орудовать.       Се Лянь с тоской посмотрел в свою опустевшую пиалу и с тяжким вздохом отставил ее подальше. Перевел нечитаемый взгляд на собеседницу, прекрасно понимая, что та права, однако все равно противясь новой встрече со своими супругами.       …Он наткнулся на эту гору совершенно случайно, когда, обуянный ужасом, обидой и неконтролируемой яростью, покинул чертоги Черных вод и бросился подальше. Куда угодно, лишь бы предприимчивые альфы его не нашли. По крайней мере, не в ближайшие пару столетий. Се Лянь тогда не слышал ни сбивчивых криков Ши Цинсюаня, ни спокойных доводов Шэнь Юаня, а уж про беспокойных, перепуганных князя Шан и Не Хуайсана и говорить нечего. Хотелось просто исчезнуть. Затеряться в канве временных лет, остаться еще одним призраком-скитальцем, о котором позже сложили бы красивые легенды и романтичные песни.       Одинокая скала выросла перед невидящим взглядом омеги, когда он в запале преодолел руины древней цивилизации. Она возвышалась над долиной, как огромный, усталый исполин, который присел, облокотившись на свой клинок, и задремал. Светлая ци стелилась мягким ковром по окрестностям, очищала разум, успокаивала душу и насыщала поразительным умиротворением суть. Травы в долине светились потусторонними бирюзовыми переливами, цветы наливались медовым нектаром, яркие и поразительно нежные. Крупные светлячки, больше похожие на небесные сферы, бороздили темное небо и совершенно не боялись людей. В воздухе стояла густая терпкая сладость, которой Се Лянь дышал с жадным упоением.       Пальцы сами по себе выпустили рукоять меча, которую он напряженно сжимал. Се Лянь плавно опустился на землю, подогнул под себя ноги, а затем прикрыл глаза, наслаждаясь блаженной тишиной. Светляки окружили его со всех сторон и теперь, приветливо мерцая, водили причудливые хороводы. Иногда они опаляли щеки Се Ляня сухим жаром, путались в волосах, словно насекомые в паутине; касались ласково его рук и бодали в затылок, как огромные коты. Звенящее нутро наконец притихло, ворочаясь все еще беспокойно, однако уже не так активно. Бесновавшаяся ци медленно, но верно приходила в порядок, мерно циркулируя по каналам и больше не разрывая золотое ядро проклятой болью.       Легкие, едва слышные шаги Се Лянь обнаружил не сразу. Чужая рука осторожно легла ему на плечо и легко сжала. Тонкие аккуратные пальчики с чуть отросшими ногтями явно не могли принадлежать даже самому изнеженному юноше. Да и крохотное колечко, выполненное изысканной тонкой вязью, — не мужское украшение.       — Давно ко мне не заглядывали небожители, — с задумчивой флегматичностью заметил переливчатый женский голос, и Се Лянь неспешно обернулся. Невысокая, в изящном белом ханьфу, рукава которого были расшиты серебряными нитями, а зеленый пояс туго перехватывал гибкий стан, стояла юная дева, что больше походила на снежную нимфу из сказаний, чем на бессмертную госпожу.       Белоснежные волосы вились в тугие крупные кудри и густым каскадом спадали на плечи и грудь. Часть волос дева скрепила на затылке резной нефритовой заколкой и тонкой костяной шпилькой, на конце которой мерно покачивалась вытянутая лазурная слеза. Чуть приглядевшись, Се Лянь понял, что внутри капли дремал крохотный бутон неизвестного цветка. В обрамлении белых ресниц зорко, но дружелюбно блестели яркие изумрудные глаза, полные живого любопытства и странной материнской нежности.       Се Лянь замер, очарованный тонкими чертами лица и воздушным образом владычицы горы. О… Признаться честно, за всю свою довольно продолжительную жизнь он еще не видел женщины элегантнее и прекраснее этой загадочной незнакомки, улыбка которой сулила множество любопытных тайн. Се Лянь едва заметно повел носом и с неожиданной растерянностью замер. Смолисто-дымчатый аромат с горьковатыми оттенками можжевельника и хвои однозначно указывал, что перед ним застыла величественная и поразительно миниатюрная… альфа.       — Приветствую госпожу, — чуточку заторможено кивнул Се Лянь, а затем, спохватившись, вскочил на ноги. — Что же это я?.. Передо мной подруга на пути совершенствования, а я расселся, как последний невежда, — смущенно выдохнул он и поклонился неожиданной гостье как равной. — Прошу меня простить, сиятельная госпожа. В последнее время я несколько… рассеян, — замялся омега на какое-то время, подбирая в голове самое подходящее слово. Еще и разглядывал ее столь бесстыдно, что становилось дурно.       — Скорее, глубоко опечалены, — мягко поправила дева и уверенно коснулась сцепленных в поклоне рук. — Не стоит кланяться, Ваше Высочество. Не вам отбивать мне поклоны, — сказала она и улыбнулась краешком узких губ.       — Простите… Боюсь, я не знаю вашего имени, к своему великому стыду, — неловко выдавил из себя Се Лянь и склонил голову на бок, словно любопытная птичка. Аромат его, должно быть, и вправду был полон скорби и сильной боли, раз дева заметила.       — А вы и не должны были, — приглушенно, по-доброму рассмеялась альфа, а затем лукаво посмотрела на неожиданно застенчивого Се Ляня. Немного подумав, подхватила его под локоть, так естественно и ловко, словно они были знакомы уже долгие-долгие годы.       — Пойдемте со мной, Ваше Высочество, я знаю один чудесный травяной сбор, который обладает прекрасным вкусом и неплохо прогоняет тоску. Если пожелаете, после можете погостить немного у меня. Уверена, мы проведем множество интересных вечеров за беседой и распитием пряного заморского вина. Кроме того, я немного умею гадать, — шутливо заметила дева, и Се Лянь неожиданно понял, что не в силах ей отказать. По крайней мере, не сейчас.       Макушкой дева едва доставала Се Ляню до плеча, и он неожиданно осознал, насколько трогательно эта дева смотрелась напротив любого омеги. Аромат ее настойчиво окутал небожителя с ног до головы, укрывая в своих осторожных объятиях, стремясь не подавить, но успокоить и немного приободрить. Се Лянь улыбнулся уже куда живее, чувствуя странное тепло, что медленно разливалось в груди и отдавалось ласковой волной в сердце. Так когда-то давно пыталась поддержать его царственная матушка и неумелый вредина Ци Жун, когда Се Ляню было особо тоскливо. Глаза внезапно защипало, горло сдавило невидимой рукой, и Се Лянь с необычайно легким чувством осознал, что расплакался. Тихо и почти незаметно.       — Ну что же вы, Ваше Высочество? — с утомленной нежностью спросила дева, так и не сбившись с шага, лишь невесомо погладила его по руке, за которую держалась.       — Простите, я… Я не понимаю, — задушено пробормотал Се Лянь и принялся поспешно стирать слезы краешком своего рукава.       — Ничего, поймете, — с уверенностью истинной богини заметила его новая знакомая и снова улыбнулась. — Все у вас будет хорошо.       — Пророческий дар? — тихонько рассмеявшись, спросил омега, чтобы немного успокоиться самому и развеять напряженную обстановку. Альфа взглянула на него с милостивым снисхождением; так, как смотрели родители на своих неразумных, проказливых детей, а затем лукаво сощурилась и расхохоталась.       — Скорее, жизненный опыт, Выше Высочество. А обо всем остальном вам поведают кости, — с преувеличенно важным видом покивала дева, и в глазах ее тлели задорные огоньки смешинок. — Пожалуйста, не плачьте. Любой альфе тяжело смотреть на горе омег, и я — не исключение. Уверена, ваши нареченные обидели вас не из злого умысла.       — Откуда вам знать? — без всякого намека на раздражение, с искренним любопытством спросил Се Лянь, гадая, какая молва разнеслась по уголкам Поднебесной и как сильно извратила его любопытный случай.       — О, Ваше Высочество, об ухаживаниях Белого бедствия не первое столетие ходят легенды, — как-то пугающе усмехнулась альфа, а затем словно бы устало прикрыла глаза. Хватка на локте омеги на мгновение сделалась крепче, однако дева быстро взяла себя в руки. — Любовь чудовищ бывает поистине ужасной, извращенной и неправильной, но от этого она не перестает быть сильной. А вас любят сразу двое таких чудовищ, Ваше Высочество. Стоит им ответить хотя бы намеком на взаимность, и они никогда не позволят себе причинить вам боль. По крайней мере, осознанно. Зачастую эта любовь на грани одержимости, — единственное, что удерживает призраков в нашем мире. Считайте, что вы — пламя, которое освещает им путь в холодной мгле.       После Се Лянь все же вызнал имя приветливой, мудрой альфы, которая любезно приютила его у себя, а потом захлебывался восторгом, неверием, смущением от собственного любопытства и слабости. Сиятельная бессмертная Баошань Саньжэнь лишь добродушно посмеивалась над зардевшимся омегой, с огромным удовольствием рассказывая ему о рассвете эры чудовищ, в которую она родилась, выросла и стала заклинательницей. Как оказалось, земли Поднебесной, отказавшись от звания небожителей, бороздили многие мастера древности и жуткие чудовища, которые пока предпочитали наблюдать. Прелестная альфа застала мир, поглощенный разломами и испещренный ядовитыми меридианами, позже с горечью наблюдала за падением некогда великой школы Жуфэн, пагоды которой поглотило кровожадное пламя, а угодья заполонили чудовища и обугленные фигуры; как пал известный пик Сышэн, на какое-то время восставший из пепла, словно феникс; стояла в стороне при падении Саньлэ и скорбела о былом, низко опустив голову.       (Шэнь Юань явно бы умер от счастья, если бы повстречался с госпожой Баошань Саньжэнь, с головой закопавшись в древние свитки).       Одним из теплых вечеров, когда немногочисленные, но исключительно смышленые ученики госпожи Баошань собрались у костра, чтобы послушать чарующие истории, к ним на огонек заглянул омега. Он пришел вместе с горным сумраком, объятый флером тумана и резко пахнувший горькой полынью. На Се Ляня остро дохнуло кисловатыми нотками злобы и потаенной ревности, которая опасно граничила с неприкрытой жестокостью. Высокий стан омеги скрывали простые, но изысканные салатовые одежды с темными вставками у бедер. Черный шелк волос струился по угловатым плечам, ложась сонными змеями. Острые, но явно привлекательные черты лица скрывала плотная вуаль, а в глазах… В глазах Се Лянь разглядел хищный блеск, скрывающий за собой целый океан хаоса и ярости.       — Хуа Бинань, — ровно одернула его госпожа Баошань, легко поднимаясь с насиженного места и смело шагая к раздраженному омеге. — Пожалуйста, успокойся и приглядись внимательнее. Мой гость — замужний, меченый омега. Смири свой нрав, — совершенно спокойно попросила она, а затем мягко тронула сжатую в кулак руку. — А-Нань, ты же лекарь, ну, — продолжала увещевать она своим поразительно ласковым тоном.       Омега окатил Се Ляня волной ощутимого презрения, взмахнул длинными разлетами рукавов, а затем стремительной, чуть припадающей на левую ногу походкой скрылся в домике госпожи Баошань, словно был там полноправным хозяином. Как только ровная спина Хуа Бинаня скрылась из виду, Се Лянь (и большинство учеников-омег госпожи Баошань) выдохнули с облегчением. Кажется, вспышки гнева для них были не в новинку. Се Лянь осознал, что воспринял царственного, полного ледяного пренебрежения омегу как большую угрозу лишь тогда, когда его пальцы плавно разжали рукоять клинка.       Ну вот… Он снова схватился за прах Безликого, не отдавая себе полного отчета. Потому что знал: меч защитит, не позволит никому обидеть. А Хуа Бинань был человеком, которого, пожалуй, вполне разумно стоило опасаться. Историю падения Правителя костяных демонов Се Лянь знал в деталях и красках, и громкое имя коварного и расчетливого омеги, что поднял восстание, само по себе всплыло в его голове. Немеченого омеги, который только что приревновал, кажется, свою альфу к нему…       — Прошу, не принимайте его ненависть на свой счет, Ваше Высочество, — с тревожной усталостью вздохнула госпожа Баошань и тяжело опустилась рядом. — Хуа Бинань весьма… сложный человек. Простите его за необоснованную грубость.       — На нем не цветет ваша метка, я думаю, реакция господина Хуа вполне естественна, — робко заметил Се Лянь, чувствуя, что ступал на хрупкий весенний лед. — В конце концов… Любовь чудовищ страшна, не так ли? — криво улыбнулся омега и несильно сжал покатое девичье плечо.       — Вы начинаете понимать, — вымученно улыбнулась госпожа Баошань, а затем покинула их на остаток вечера, передав бразды сказителя в этот вечер самому Се Ляню.       Полу-отвергнутый омега, поглощенный ужасными демонами, что терзали его рассудок вызывал горечь и неправильную жалость. Се Лянь не должен был жалеть такого, как он, однако…       Вспомнились ледяные объятия Бай-эра, который безропотно шагнул за ним в Бесконечную Бездну, в памяти воскрес его шелковистый бас, плетущийся в кружева тайн, маска… Ранящие, противоречивые слова, обещающие любовь и ласку, когда Се Лянь истекал кровью на жертвенном алтаре, пронзенный более сотни раз, лишь бы его приняли.       Немного подумав, Се Лянь справедливо не стал судить трагедию Хуа Бинаня.       Тем более, что тот исчез с первыми лучами карминового рассвета, приподняв вуаль так, чтобы посторонним не было видно, и оставив короткий поцелуй на губах застывшей госпожи Баошань. Та обхватила его лицо руками, прижалась всем телом, а затем что-то пылко шептала на ухо, когда Хуа Бинань на удивление послушно склонился к ней. К Се Ляню госпожа Баошань вернулась со слабой, но искренней улыбкой, а затем предложила погадать.       Кости трескались в ее руках, перекатывались чудные цветные камешки и испуганно дрожал чернеющий жемчуг. Госпожа Баошань, впрочем, несмотря на тревожные знаки, оставалась безмятежной. А когда Се Лянь все же спросил (со снисхождением наблюдая за переменчивой наукой), с улыбкой сказала, что у него будет талантливый и весьма-весьма проблемный ребенок.       — Советую вам ответственно подойти к выбору имени, Ваше Высочество, — напоследок добавила она и расслабленно посмотрела на восток; туда, откуда около лунного месяца назад пришел сам Се Лянь. — Они найдут вас, Ваше Высочество, как бы вы не прятались.       И омега тут же понял, о ком говорила госпожа Баошань.       … — Я ничего не знаю о своих нареченных, — наконец обреченно признался Се Лянь и поднял больной взгляд на внимательно слушающую его альфу. — Мне тяжело и страшно, понимаете? Что еще может скрывать Бай-эр, если он безмолвно отдал — нет, не так — даже бросил мне в руки свой прах, ничего не объяснив? Что, если бы я понял, что это за меч? Я ведь мог… Сейчас я не могу даже думать об этом, — сокрушенно пробормотал Се Лянь, с большим трудом удерживая свое малодушное желание спрятать лицо в ладонях. — А Сань Лан? Где его прах? Я столько раз брал вещи из его рук, не задумываясь, а затем бросая их в своих покоях! Что, если он поступил также? Да и… Я даже не знаю, кто они на самом деле. Ни имен, ни историй, ни-че-го. Как я могу им открываться и доверять после такого?       — Но, несмотря на все это, вы ведь любите их, верно? — радушно подсказала госпожа Баошань, наполняя пиалу Се Ляня новой порцией ароматного жасминового чая и пододвигая поближе к нему.       — Разве я могу иначе? — печально прошептал омега и подался вперед, когда заметил, что альфа приветливо раскрыла для него свои объятия. Госпожа Баошань прижала тяжелую голову Се Лянь к своей груди и принялась неспешно перебирать его каштановые пряди.       — Тогда попробуйте простить и пойти навстречу. Иначе они сойдут с ума и перегрызут друг другу глотки. Научите их, как правильно вас любить, научите их любить друг друга, тогда появится и доверие. Пора возвращаться, Ваше Высочество.       — Но я ведь смогу навещать вас иногда? — приглушенно поинтересовался Се Лянь, плавно отстраняясь.       — Однажды мы обязательно увидимся снова, будьте уверены. Если не с вами, так с вашим сыном.       — Я рад.       …Призрачный город встретил его привычной суетой и крикливыми голосами демонов. Се Лянь довольно улыбнулся, когда ему на нос кокетливо уселась серебряная бабочка, трепетно дрожа тонкими крылышками, а затем ощутил два аромата, тесно переплетенных между собой. Се Лянь неспешно скосил взгляд на нареченных, что застыли в отдалении, потерянные, напряженные и в ужасе замершие, ожидая приговора. Омега тяжело сглотнул, мягко пересадил бабочку себе на палец, а затем шагнул вперед, еще не слишком уверенный, не до конца избавившийся от страхов и боли. Вцепился в ханьфу своих альф, прижимаясь к ним и жадно дыша той самой противной дымной гарью.       — Гэгэ? — не шепот — слабый шелест донесся до слуха Се Ляня, тревожа натянутые струны его души. — Гэ?       О великие боги…       Сколько любви и боли было в этом отчаянном, хриплом зове. Сколько страха навсегда потерять. Сколько горечи разлилось в воздухе, распустившись проклятым цветком. Наконец одна пара сильных рук сомкнулась за спиной Се Ляня, обнимая крепко, но бережно, боясь одним неосторожным движением разбить обманчиво хрупкого омегу. Тот радостно потерся носом о грудь Сань Лана, такого честного и открытого, такого дорогого, что сердце радостно сжималось в груди. А затем чуть повернул голову в сторону отрешенного, совершенно равнодушного Бай-эра, который, казалось, рассматривал своего супруга с исследовательским интересом.       На мгновение захотелось налететь на непоколебимого альфу. Сбить его с ног, заколоть тем самым прахом, который жалостливо гудел на поясе, а затем разорвать клыками горло за равнодушие, за холеную невозмутимость и чертову уверенность в своих силах. Но вместо этого Се Лянь затих и прислушался к связи. Прислушался, а затем задавил рвущийся с губ всхлип.       Безликий дрожал.       Стоял к нему вплотную, позволяя нареченному удерживать себя за ворот, и дрожал, не в силах показать больше.       — Обними меня, — попросил Се Лянь. — Давай же, Бай Усянь, хоть раз выполни мою чертову просьбу, — сквозь зубы прорычал омега и настойчиво дернул упрямое Белое бедствие на себя.       — Неужели мой милый Саньлэ тосковал в разлуке? — насмешливо обронил Бай-эр, привычно склонил голову на бок, как любопытная птичка, но своеобразный приказ все же выполнил. Обвил омегу руками почти невесомо, едва касаясь, чтобы Се Лянь не ощутил, как сильно его трясло.       — Лучше тебе заткнуться, — беззлобно фыркнул омега, вопреки грубым словам. — А тебе, Сань Лан, прекратить убивать его взглядом.       — Гэгэ, я бы не…       — Что? Не поступил бы, как один дух поветрия, втайне повесив на меня прах? — почти безмятежно поинтересовался Се Лянь и, почувствовав, как ощутимо вздрогнули оба его альфы, захотел снова куда-нибудь сбежать. — Так он действительно у меня, — грустно выдохнул омега и отстранился. — Я так надеялся, что то кольцо, которое я нашел в мешочке-цянькунь, просто безделушка, — вздохнул он мрачно.       — Пойдем, — после долгого виноватого молчания сказал Се Лянь, цепляясь длинными пальцами за запястья нареченных. — Нам нужно многое обсудить.