По праву нареченного

      Ци Жун голосил.       Не то, чтобы это было что-то новенькое или хоть как-то напрягающее Лан Цянцю событие, однако наблюдать за тем, как жуткие кровожадные твари прятались от сыплющего оскорблениями начальства, было крайне забавно. Омега метался из стороны в сторону, как загнанный в клетку разъяренный кот, такой же смертоносный и гибкий, такой же сильный и завораживающий, что Лан Цянцю не мог оторвать от него взгляда. Лазурный огонь танцевал в черных прядях Ци Жуна, мягким отсветом подкрашивая острые скулы и серебря тонкие, небрежно распущенные пряди у лица. Массивные серьги-кисточки строго покачивались в заостренных ушах, сверкая небольшими камешками в легком полумраке пещер, а в глазах, казалось, бушевала самая настоящая бездна. Манящая и далекая. Судя по восхищенному вздоху снизу, очарован диковатой красотой нареченного и его дурным нравом был не он один.       — Папа такой красивый, когда такой, правда? — наивно поинтересовался малыш Гу Цзы, по привычке дернув отца-альфу за каштановую прядь. В самом начале представления Ци Жун (в кои-то веки доверившись) сдал кроху на поруки Лан Цянцю, а теперь методично поливал своих подчиненных относительно цензурной, но все же руганью. Периодически в стороны летели различные конечности и прочие атрибуты нечисти, но Лан Цянцю, казалось, этого даже не замечал.       — Правда, — с рассеянной улыбкой кивнул тот и с удовольствием представил, как он аккуратно разгладит образовавшуюся морщинку на лбу Ци Жуна, когда тот немного успокоится и наконец вспомнит об их существовании. Правда, не факт, что Лан Цянцю останется со всеми пальцами (взбалмошному омеге ничего не стоило их откусить в назидание) и при таком же безмятежно-счастливом настроении.       — Только бы плохие слова говорил поменьше… А то я уже устал постоянно закрывать уши, — мимолетно пожаловался Гу Цзы, пока папа не слышал и не назвал его в очередной раз предателем. Малыш, конечно, на подобные вещи со стороны Ци Жуна не обижался, только кривил губы недовольно и недолго дулся, талантливо изображая из себя хомячка, пока у нервного омеги не начиналась истерика из рода «прекрати-так-делать-твой-предок-больше-не-будет-честно». А через пару палочек благовоний все начиналось с чистого пергамента.       «Говорить ребенку, что к такому можно привыкнуть, если немного потерпеть, наверное, не совсем правильно», — со сложным чувством подумал альфа и рассеянно погладил предприимчивого Гу Цзы по голове. Тот ловко ухватил свисающие пряди отца и теперь со старательным усердием скручивал их между собой в витые узлы, от сосредоточения даже высунув кончик языка. Лан Цянцю справедливо рассудил, чем бы дитя не тешилось, лишь бы не пристрастилось к людоедству, как один его родитель, так что не мешал.       Отцовство в целом нравилось альфе.       Он бесконечно любил своего колючего омегу и боготворил скромного и (на удивление) приятно воспитанного сына, вот только порой опыта катастрофически не хватало. Если на странные и порой не самые логичные вопросы Лан Цянцю еще мог достойно ответить или что-нибудь убедительно соврать, но некоторые… моменты вызывали у него настоящий ступор.       С присутствием Ци Жуна под боком в принципе очень многое вызывало вопросы уже у самого альфы. Запретить тому сквернословить, то же самое, что развеять его прах по ветру, а как с этим смириться, учитывая, что маленький любопытный носик везде умудрялся залезть, Лан Цянцю еще толком не придумал.       В остальном альфа был счастлив, и менять свою чудную семью на долгие одинокие годы службы при Небесных чертогах не собирался. В столице он не появлялся уже несколько лун к ряду, совершенно забросив все дела. В конце концов, у него было несколько надежных помощников, вот пусть и разгребают сонмы людских молитв, пока Лан Цянцю наслаждался жизнью. Заглянуть к простым смертным в случае крайней необходимости он всегда успеет, а раз средние небеса не жаловались, — пока успешно справлялись без его помощи.       Не так давно они с Гу Цзы и недовольно бухтящим Ци Жуном ходили на ночную охоту. Альфа ловко управлялся с мечом, кромсая чудовищ, а его нареченный с некоей скукой во взгляде отрывал особо наглым и самоуверенным особям конечности, которые те удумывали к «сумасшедшему идиоту» протянуть. Малыш громко и эмоционально, пусть и несколько боязливо поддерживал обоих родителей, однако с рук Ци Жуна, как бы Лан Цянцю того не уговаривал, не слезал всю охоту. В конце альфа показывал крохе, как правильно держать лук и натягивать на него тетиву, как верно класть стрелы и как лучше их изготовить. Гу Цзы, как и большинство мальчиков его возраста, больше интересовался мечом отца, однако наставления все равно слушал внимательно и местами важно кивал, показывая, что запомнил.       —…и чтобы я вас не видел, пока не найдете! Иначе испепелю! — выдохся Ци Жун. Деловито поправил сползший с костлявого плеча халат, а затем развернулся к нареченному и ребенку с таким видом, что Лан Цянцю принялся гадать, готовят ли для них новую тираду. Вид у его драгоценного омеги, по крайней мере, был крайне многообещающий.       — Этот предок закончил, — торжественно объявил Ци Жун, обращаясь исключительно к сыну, и Лан Цянцю малодушно выдохнул. Буря на время откладывалась. — Если будешь таким же нерасторопным и непочтительным, Гу Цзы, я тебя съем, — предупредил он и погрозил заостренным когтем практически ласково. Гу Цзы сразу же разулыбался и закивал. Спрыгнул с рук Лан Цянцю и с удовольствием прицепился к омеге, как голодный клещ.       — А ты подаришь мне свою сережку, если я буду почтительным? — спросил Гу Цзы, и был тут же пойман в крепкий, но бережный хват. Маленькие ручки тут же зацепились за кисточку и принялись ее осторожно пропускать сквозь пальчики.       «Ци Жун бы подарил тебе весь мир, — внезапно подумал Лан Цянцю, глядя на то, как ласково распекал малыша омега, не спеша отбирать назад ловко украденное украшение. — Разумеется, после того, как завоевал его, поработив всех людей и небожителей».       Однако все это — детали. Факт, тем не менее, несмотря на свою неприглядность, оставался фактом. Некоторые особо буйные… представители высших небес вполне могли заслуживать подобной участи. Не то, чтобы сам Лан Цянцю так считал, нет. Он вообще был на удивление лоялен ко всем, пережив в свое время падение своего государства, а затем и выбравшись из петли коварного обмана. Не ему было судить кого бы то ни было. Вот только не все так считали.       Не так давно Лан Цянцю повстречал в одном из людских городов генералов Наньяна и Сюанчжэня, которые, как обычно, скалились друг на друга, однако упорно шли рядом, с рычанием обсуждая, что можно подарить незамужнему омеге с утонченным вкусом и скромными запросами. Альфа тогда несказанно удивился, коротко глянул на занятых Ци Жуна и Гу Цзы, что выбирали в небольшой чайной сладости (нагло стащив перед этим с пояса Лан Цянцю кошель с монетами), и последовал за ворчливыми небожителями.       Небесный чертог полнился слухами, словно торговый рынок. Многие шептались, что генералы долгое время были не взаимно влюблены в Его Высочество Саньлэ, — наставника Лан Цянцю — другие, фривольно присвистывая, рассказывали, что альфы просто-напросто не могут признаться друг другу в симпатии, а третьи и вовсе считали, что такие небожители не способны на серьезные чувства.       И вот… Лан Цянцю собственными глазами наблюдал, как генералы, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, просили друг у друга советов. Выглядело это почти сюрреалистично, учитывая, что город все еще уверенно стоял, а не покоился в руинах. Нарушать великое смущенное таинство было довольно неловко, как бы сильно альфу не грызло любопытство, так что он решил терпеливо подождать, пока незадачливые небожители не приведут своих предполагаемых нареченных в Небесную столицу.       Пока альфа лениво перекатывал в голове шарики догадок, Гу Цзы и Ци Жун, казалось, пришли к какому-то решению и теперь одинаково нетерпеливо смотрели на него. Правда, в круглых глазках малыша, скорее играл шальными красками восторг и предвкушение, а вот в изумрудных… Там полыхало адское пламя. Перспектива оказаться на месте перепуганных демонов в опасной близости маячила перед глазами, так что Лан Цянцю принялся судорожно перебирать последние озвученные желания своих любимых, однако потерпел полную неудачу.       Ци Жун, несмотря на свои царские замашки и весьма благородное происхождение, тем не менее, никогда ничего не просил. Привычка — полагаться только на себя и брать желаемое силой — никак не желала изживать себя, казалось, лишь приобретая все более выраженные черты. Радовало и то, что постепенно вредный омега стал в своей манере оттаивать. При свете солнца это было незаметно, а вот под покровом ночи… Ци Жун не стеснялся бесцеремонно подлезть под руку горячему альфе (при этом весьма больно пихнув его в бок локтем или оцарапать длинными когтями), грубо искусать ему губы, жалко пародируя осторожные поцелуи самого Лан Цянцю, а затем совершенно бесстыдно взгромоздиться на сильные бедра и отдаваться со всей страстью, на какую был способен.       Понести второй раз склочное бедствие, как выяснилось позже, никогда бы не смог, и лишь поэтому позволял творить с собой на супружеском ложе все, что Лан Цянцю вздумалось. Близость, текуче-медленная и нежная, обычно приводила чувствительного Ци Жуна в исступление. Привыкший к боли и грубости, порой он попросту не знал, как выразить все, что плескалось внутри него, и не мог объяснить, почему глаза так странно пекло. После всего омега, кусая губы, чтобы не выдавить своего сытого довольства, прятал пылающее лицо в горе подушек и грубо отказывался смотреть на своего нареченного. Впрочем, альфа был доволен и этим.       По крайней мере, пока.       — Папа, а почему отец так на нас смотрит и молчит? — заговорческим шепотом спросил Гу Цзы, трогательно прижавшись к груди раздраженно скалившегося омеги.       — Хочет лишиться глаз и языка, — совсем неизящно пророкотал Ци Жун, правда, в кои-то веки сдержавшись от привычных витиеватых оскорблений. Краем глаза Лан Цянцю отметил, с какой благодарностью крошка Гу Цзы погладил омегу по предплечью, а затем, кажется, решил спасти замечтавшегося отца от княжеской кары.       — Папа предложил нам запугать какого-нибудь известного ювелира, чтобы тот сделал мне сережки, как у него, — счастливо поделилось маленькое солнышко, с восторгом потрогав пушистую кисточку, свисающую со второго уха Ци Жуна. — Правда, здорово? Только вот… Пугать людей плохо, да?        — Кого ты только слушал, Гу Цзы, этого величественного предка или… — Ци Жун скривился крайне красноречиво. Взгляд его был полон пренебрежительного удивления и легкой толики обиды. Действительно, куда там какому-то Небожителю-альфе, которого иначе чем ругательством не назовешь, до могущественного Лазурного фонаря? Он старше, умнее, сильнее, конечно же, красивее… и прочие восхваляющие эпитеты по списку.       — Лучше я сделаю это сам, малыш, — улыбнулся Лан Цянцю, совершенно не обращая внимания на удивительные чудеса мимики, которые проявлял его омега. — Останешься с папой или пойдешь со мной?       — Как будто какому-то жалкому, неотесанному… альфе можно доверить нечто настолько важное, — сквозь зубы выдавил Ци Жун, и вокруг него заискрились изумрудные шальные огоньки. Гу Цзы совершенно бесстрашно подставил крохотную ладошку под один из крохотных фонариков и восхищенно притаился, когда пламя послушно скользнуло к нему, змеясь между пухлыми пальчиками.       Лан Цянцю усмехнулся едва слышно — его бы эти самые огоньки с превеликим удовольствием спалили дотла, не окружи он себя божественным сиянием. Поразительно… Любовь омеги к своему дитятку (как бы сильно он это не отрицал) неосознанно распространялось даже на его неудержимую силу. Темная ци вела себя рядом с любопытным Гу Цзы, как игривый котенок. Никогда не выпускала когтей, трогая его щеки лишь мягкой подушечкой, с тихим сонным мурлыканьем потиралась о ноги и вела себя скромнее некуда. Сам альфа заигрывать с силой небожителей справедливо опасался. Никаких сведений среди многочисленных свитков Владыки Линвэнь альфа так и не нашел, поэтому не стал рисковать благополучием крохи.       — Я думаю, мы оба согласимся, что в Цишане — лучшие мастера, — покладисто предложил Лан Цянцю, умело пропустив очередную шпильку мимо ушей. Плавно привести нареченного к этой мысли, он бы не смог, так что оставалось лишь забросить удочку и подождать, пока Ци Жун перебесится, а затем согласится.       В прошлый раз он с большим трудом, однако уговорил его погулять на ярмарке в Юньмэне, и привередливому демону, казалось, даже понравилось. (Правда, он бы никогда не признался об этом вслух, но это уже маловажные детали).       Поток привычных недовольств Лан Цянцю уже привычно пропустил через себя, не вслушиваясь в калейдоскоп цветистых выражений. Малыш увлеченно примерял сережку, чуть нахмурившись, и, казалось, придерживался той же тактики, что и отец. Чем меньше он слушал — тем лучше. (Лан Цянцю боялся себе представить, как незадачливый нареченный учил ребенка разговаривать и какие примеры приводил из жизни, чтобы объяснить ему что-то непонятное).       — Ну и? Долго ты собираешься еще там стоять? Почему царственный я должен ждать какого-то несчастного юнаньского оборванца? — спесиво фыркнул Ци Жун в самом конце, и альфа не сразу сориентировался, что пора начинать реагировать. Ци Жуна уже привычным лазурным скопом окружали парящие огоньки, готовые в любой момент перенести своего господина на любой конец Поднебесной.       — Я… Тоже могу пройти дорогой огней? — недоуменно спросил Лан Цянцю, а затем замер, ошеломленный. Обычно грубый, неотесанный Ци Жун бросал его, заставляя добираться самостоятельно на мече или через печать сжатия тысячи ли, но сегодня…       Счастливая улыбка тронула его губы и, прежде чем любимая колючка успела заголосить, альфа подскочил к нему и совершенно бесстыдно поцеловал в губы.       — Какая гадость! — вскинулся Ци Жун под восторженный вдох сына и принялся судорожно вытирать губы рукавом своего ханьфу. Кончики заостренных ушей и щеки, вопреки возмущениям омеги, пылали ярким багрянцем.       — Ух ты! А теперь у папы будет еще один ребеночек, да? — очаровательно наивно воскликнул снизу Гу Цзы, и круглые глазки блестели неподдельным восторгом. Ци Жун задушено закашлялся, а Лан Цянцю потрепал малыша по волосам.       — Ну… Если ты уговоришь нашего папу меньше ругаться и злиться, то точно будет, — хитро подмигнул Лан Цянцю, а затем украдкой глянул на возмущенного Ци Жуна. Тот силился выдавить из себя что-нибудь относительно приличное, но, видимо, пока не находил нужных слов.       Альфе оставалось только победно усмехаться. Не было ничего приятнее маленькой безобидной мести.