Journalistic Ethics

Почему они думали, что детям исполняется пять лет? Дом Гэйба и Коула светится, словно рождественская елка, вот только сейчас уже февраль и любой другой дом в этом районе — и, скорее всего, во всем остальном городе — снял гирлянды еще несколько месяцев назад. Они делают это каждый год: оставляют подсветку до дня рождения близнецов и снимают через неделю после. Говорят, что на самом деле эти декорации не для Нового года, а для гораздо более важного праздника. Они любят своих детей больше, чем кто-либо другой. А это означает, что Эдди и Веном любят этих детей тоже, потому что они любят Гэйба так же, как любили его родителей. Конечно, не так же, как они любят самих себя, ни в коем случае, но они правда заботятся. Так, будто это их работа — делать семью счастливой. Ты не можешь смотреть, как растут дети, и не привязаться к ним. Все существо Эдди, весь смысл его существования — это любовь. И несмотря на то что они больше не совсем человек и не совсем симбиот, эта любовь все равно просачивается сквозь черную массу, в которой они задыхаются. Они осторожно стучатся в дверь и подарки под их рукой немного смещаются. Сэм и Джули накрывают на стол, и приветственный звон тарелок просачивается через дверь. Близнецам определенно исполняется не пять… двенадцать, может быть? Тринадцать? Они молоды по сравнению с Гэйбом и Коулом, он точно знает это. Им понадобилось много времени, чтобы принять близнецов, как и всех остальных детей этой семьи. «Хотим отдать это им». Черные щупальца скользнули по пакетам, которые Эдди утащил откуда-то, возбужденно извиваясь. Они могут представить лица близнецов, когда наконец увидят их. Это хорошо, что они больше помнят о том, что им нравится, чем то, какими старыми они становятся. Эдди и Веном знают, что выбрали хорошие подарки. Гэйб открывает дверь и улыбается им: — Дети! Дядя Эдди здесь! Однажды он назовет их дядей Ви перед детьми, и это определенно будет звучать намного более естественно, чем что-либо еще. Когда говорят «Эдди», возникает ощущение, будто они говорят с кем-то другим и почему-то ожидают ответа именно от него. Часть с «дядей» режет уши еще больше. Но Коул не любит, когда ему напоминают, что определенная часть семьи Гэйба это что-то нечеловеческое, поэтому они стараются быть осторожными с тем, что и как говорят. Они ведь уважают его желания и все такое. Сэм и Джули столпились на пороге. Эдди и Веном подавили ощущение чужих ладоней на себе, потому что они определенно знают эти руки. Даже если чувствуется это по-другому. В принципе любые касания, которые не являются их собственными, ощущаются чужеродно и странно. — Привет, ребят, — говорят они и улыбаются своей настоящей улыбкой. Близнецы любят, когда они так делают, с зубами и всем остальным. Их никогда это не пугало, так же, как и Гэйба. Небольшая доля сомнений закрадывается в их голову, потому что они уверены, что их настоящей улыбкой никогда не была та острая, но не то чтобы это что-то сильно меняет. Коул ставит ужин на стол: кипу бургеров и салатницу, заполненную до краев картофелем фри. Они убирают зубы, потому что, когда они показывают их при детях, это напрягает Коула, а им не хочется расстраивать Гэйба. Коул не похож ни на близнецов, ни на Гэйба, но если они обидят его, то это означает, что они обидят в том числе и семью, которую каким-то образом приобрели. Сэм и Джули милые дети. Сэм потерял последние молочные зубы, когда они видели его в последний раз. Или он потерял их еще долгое время назад? Или это были зубы Джули? Время больше не имеет значения для них. Они запоминают события намного лучше, чем воспринимают реальность. Ужин хорош. Эдди и Веном позволили детям болтать с ними, рассказывая обо всем, что случилось в школе с последнего раза, когда они видели своего дядю. Гэйб положил несколько сырых котлет между булочками и сунул их на поднос. Они счастливо поглотили еду. Это небольшое блюдо, но и его достаточно, когда оно дополняет недавно пропавшую с улиц Сан-Франциско девушку. Они любят ужины больше из-за компании, в которой проводят вечер. И Эдди почти чувствует себя нормальным вновь, прямо как в дни, когда Веном не был настолько неразделимой его частью. Обычно эта мысль сжигала его изнутри, делала больнее, чем что-либо другое, но сейчас, со всеми этими людьми, болтающими рядом, и с Веномом, довольно урчащим в груди, все нормально. И, да, иногда хорошо вспоминать о временах, когда они оба были зияющей пустотой, кричащей, чтобы ее заполнили. Это делает знание, что они теперь вместе, гораздо более ценным. Близнецы влюбились в свои подарки. Коул неодобрительно смотрит на раскладные ножи, которые Эдди с Веномом подарили детям. Гэйб не выглядит сильно счастливее, но он понимает, что за этими подарками лежит забота. Они украли их прямо из ломбарда, должны были в ту же секунду, когда увидели парные черные рукоятки и перламутровый блеск на клинке. Думая об этом, наверное, все-таки хорошо, что они ошиблись с предполагаемым возрастом близнецов. Они почти уверены, что после праздника Гэйб заберет ножи и закроет их до того, как Сэм и Джули станут постарше, но в этом нет ничего страшного. Близнецы будут знать, где они находятся, если они когда-либо им понадобятся. И их дяде не доставит никаких проблем своровать ножи снова. Они остаются выпить с Коулом и Гэйбом после того, как дети заперлись в комнатах. Алкоголь ничего не делает их нервной системе, ибо он сгорает по мере поступления в кровь, но это то, что делают все обычные люди — которыми они не являются, — когда навещают взрослых совершеннолетних друзей. Это ощущается странным, думать о Гэйбе так, потому что они все еще испытывают проблемы с определением времени. Они просто знают, что были друзьями годами, и будут еще дольше. Веном был намного старше Эдди. Намного старше человеческого тела, которое они обитают вместе. Они воспринимают прошедшие года в трех разных мироощущениях. Первое — мироощущение симбиота, второе — Эдди, и третье — то, в котором они живут вместе.

***

Он не знает, как они забрались на вершину Золотых Ворот, но вид оттуда прекрасный. В подсознании проскальзывает мысль, и сложно понять, кто ее начал первым, но суть заключается в том, что Веному нравится забираться на высокие постройки, чтобы во всем разобраться. Разобраться в том, что именно циркулирует по синапсам и заставляет их чувствовать себя неважно. Бегущие снизу огни заставляют пропасть все остальное, и теперь остались только они одни и чернота неба над ними, темнота, к которой у них уже выработался иммунитет за проведенное вместе время. «Что это?» — наконец спрашивает Эдди, раздумывая над тем, как он оказался здесь. Не то чтобы он беспокоится — он доверяет Веному всем своим существом, — но ему интересно. Обычно Гэйб и близнецы достаточно отвлекают их внимание. Они с Веномом утопают в семейной любви, а это одна из ее форм, которой они не могут удовлетворить сами себя. «Чувствуем беспокойство». Мир поворачивается в их голове и, ладно, Эдди определенно может видеть, как это относится к ним. Идея пойти сейчас домой, обратно под мост, не слишком привлекает. Как и идея остаться в доме близнецов, наблюдая за тем, как Коул дергается каждый раз, когда они расслабляются и позволяют своему настоящему «я» просочиться наружу. Но они не могут его съесть, потому что Гэйб любит его, а они любят Гэйба. Эта мысль крутилась в их голове множество раз, и он отодвигает ее в сторону. Теперь он чувствует движение под кожей, которое не связано ни с голодом, ни с желанием. Не с направленным на кого-либо желанием, в любом случае. Это низшая потребность, потребность в чем-то нематериальном. Эдди заинтересован. Они побывали в каждом сантиметре этого города, они знают изнутри все его места охоты и укрытия. В его границах есть все, что им когда-либо может понадобиться. Может быть, этого больше недостаточно. «Хочешь путешествовать?» Это всего лишь предположение, но эта мысль заинтересовывает их гораздо больше, чем Эдди думал, что заинтересует. Может быть, они просто заскучали? Может, им нужно отвлечься от ежедневной рутины: ползание по стенам, отдых в присутствии друг друга. Или, может быть, не заскучали, потому что, выдайся им шанс, они бы только это и делали до скончания вечности. Может, Веном первый сказал правильное слово. Беспокойство. «Мы можем сходить куда-нибудь. Увидеть другие города. Другие страны». Веном просматривает его воспоминания о Нью-Йорке, захороненные где-то очень глубоко. Перед глазами проносятся вспышки воспоминаний: Эмпайр-стейт-билдинг, Статуя Свободы, искусство хождения по многолюдным закоулкам, не дотрагиваясь ни до единого человека на пути. Эдди нравилось там, пока его не заставили уйти. Есть и другие места, которые они могут посетить, места, где они еще не бывали ранее. Места, о которых он слышал, но никогда не пытался навестить… огромные разрезы в земле и обширные горы, обнимающие цепочкой их территорию. «Можем ли мы прыгнуть в каньон?» — возбужденно спрашивает Веном, сконцентрировавшись на единственном факте, который сейчас крутится в их голове. Знание, что где-то есть каньоны, выступающие высоко в воздух, и огромные дыры под ними, которые только и ждут, чтобы их покорили. Это поможет им слезть с насиженного места и развеяться, увидеть что-то большее, чем один маленький кусочек Сан-Франциско, несмотря на то, как сильно они его любят. Может, алкоголь немного подействовал на них. Совсем чуть-чуть. «Конечно». Им придется разузнать, как добраться туда. Для этого, скорее всего, существуют билеты на автобусы, но все деньги Эдди уходят на еду, воду и шоколад. Они, конечно, могут потусоваться на крыше автобуса весь путь, но их либо кто-то непременно заметит, либо наверху станет слишком жарко из-за шпарящего солнца. Может, им стоит просто спросить Гэйба. Они начинают двигаться до того, как эта мысль завершается полностью, и вот они уже вернулись туда, откуда начинали ночь, только на этот раз их не встретил свет гирлянд и звон тарелок. Поняв, что весь дом спит, они забрались на стену и подползли к окну, которое, они знали, принадлежит Гэйбу. Небольшие щупальца отсоединились от общей массы, залезли под подоконник, открыли защелку, и в следующий момент они опустились на пол комнаты. Должно быть, с их ухода прошло некоторое время. Оба человека спят, и Эдди мнется у кровати пару секунд, неуверенный, стоит ли ему подымать Габриэля. И до того как они приняли окончательное решение, пару щупалец обвились вокруг плеч мужчины и осторожно потрясли его. — Чер… Что? Что? Веном легко его затыкает с помощью толстого большого щупальца у рта, пока Гэйб просыпается, пытаясь понять, кто стоит над ним. Они не хотели, чтобы проснулся еще и Коул, дав ему только больше причин чувствовать себя напряженно рядом с ними. Он и так чуть ли не трясся в их присутствии. — Дядя Ви, что за черт? — низко спрашивает Гэйб, и они пожимают плечами, уже готовые покинуть спальню и продолжить беседу где-нибудь в другом месте. Их кожа черная, а голова касается потолка, и эта еще одна вещь, которую они не помнят, чтобы делали до, но все в порядке. Это ведь Гэйб. — Мы хотим путешествовать. — Вы хотите что? — Путешествовать. Гэйб уставился на них так, будто они сказали какую-то чепуху, но они знают, что он понимает их. Он привык к подобному. — Это не могло подождать до утра?.. — спрашивает он, уже поднимая ноутбук с места зарядки на журнальном столике и указывая им на диван. Они слегка большеваты в этой форме, занимая слишком много пространства в комнате, но сейчас они не хотят выглядеть как-либо еще по-другому. Гэйб все равно втискивается рядом с ними, и они успокаивают сами себя, потому что это не кто-то. Это Габриель. — Вы знаете, куда хотите пойти? — спрашивает он их, держа себя как статуя, уже готовый собирать информацию для них. Эдди мог бы сделать это и сам, если бы был настроен на сидение в библиотеке и использование публичных компьютеров, но он не настроен, поэтому сейчас он и не в библиотеке, а в доме у Гэйба. — Каньон, — говорит Веном. И, к своей чести, их племянник мгновенно понимает, что они имели в виду. Через пару секунд на экране полно фотографий Гранд-Каньона, головокружительные картинки пустынь и стервятников, высоко кружащих над землей. Их рот наполняется слюной. — Как вы хотите добраться туда? Они пожимают плечами снова, и Гэйб закатывает глаза перед тем, как показать возможные варианты. Самолеты тут же отпадают, им не нравится находиться в маленьких помещениях. Машины не сильно лучше, но, по крайней мере, они смогут оттуда выбраться, если захотят взять перерыв. Потом идут автобусы, и они помещают их в колонну «возможно». Поезда идут туда же, хоть там много нервотрепки и ожиданий, которые им придется преодолеть, прежде чем доехать до Аризоны. — Почему вы хотите путешествовать сейчас? — спрашивает Гэйб, пока распечатывает их билеты, протирая пальцами уставшие глаза. В уголках его глаз есть морщинки, которые собираются там каждый раз, когда он смеется. В голове Эдди возникает образ маленького мальчика, свисающего с одного из щупалец Венома, будто это качели, и полностью белое лицо его наблюдающей за этим мамы. Автобус отправится через три часа, у них есть огромное количество времени, чтобы собрать вещи и перекусить, прежде чем они пойдут. — Беспокойно, — наконец ответили они. — Вы надолго? — спрашивает Гэйб, поднимая брови. — Я ухожу в отставку в следующем месяце, помните? Я надеялся, что вы будете рядом и поможете Обри обрести твердую почву под ногами. Они уже забыли о той девочке, что повстречали пару недель назад. Она не была настолько важной фигурой в их жизни. — Мы вернемся до церемонии, — обещает Эдди, потому что это звучит выполнимо и это важно для Гэйба. У них будет целый месяц, чтобы поблуждать по каньону и посмотреть, подойдет ли им это. Скорее всего, подойдет. — Спасибо. Племянник склонил голову на их плечо, не обращая внимания на плоть симбиота, которая нежно перебирала волосы с проседью. Гэйб любил спать на них в детстве. Когда мужчина уже почти уснул, они отправляют его обратно в кровать. Он пытается схватиться за перила, чтобы подняться наверх, но промахивается парой сантиметров. Щупальце подхватывает его и они сопровождают Гэйба до спальни самостоятельно. Коул не проснулся, отмечают они. Когда человек оказывается под одеялами вновь, они наклоняются и вытаскивают из-под кровати коробку со всеми вещами, которые Гэйб держит в тайне еще с раннего детства. Детям определенно будут нужны ножи, раз Веном собирается внезапно выбраться из города. Их зубы не были достаточно остры, чтобы защитить близнецов, если что-то случится. Веном и Эдди оставили подарки на тумбочке, уверенные, что дети поймут, как ими безопасно пользоваться и как сдержать в секрете их наличие, и направились к мосту. Они всегда аккуратно лавировали между бездомными на привале, только сейчас бездомные едва двигаются, пока они обходят их тела и сумки, чтобы добраться до собственного рюкзака. Им не нужно собирать много вещей. Они ушли также быстро, как и пришли. Веном с Эдди задаются вопросом, как быстро город, возникший вокруг них, исчезнет в их отсутствие, если бы он не вибрировал возбуждением через общую кожу. Чернильные щупальца отпускают руки Эдди и ласково гладят его щеки, пока они идут. От остановки несет усталостью.