Journalistic Ethics

Тор купил им выпить. И под «купил им выпить» Эдди подразумевает, что Тор зашел в ближайшую забегаловку, выбрал бутылку холодного пива стоимостью в два доллара и, достав из кармана сморщенную пятидесятку, купил его в одиннадцать утра у продавщицы, строящей ему влюбленные глазки. Потом он сказал девчонке оставить сдачу и вытащил их из магазина, направившись к заброшенной детской площадке. Сидения качелей слишком сильно разгорячились к этому времени дня, а поручни уже нагрелись из-за солнца, но Эдди все равно присел. Он едва замечает, как подрагивает бутылка в его руке, или как пот капает с кожи. Тор ничего не говорит, скорее всего потому, что он каким-то образом подозревает о войне, разворачивающейся в их голове прямо сейчас. «Я доверял…» «Нужно было…» «Думал, что мы…» «Не надо…» «Он не…» «Большая угроза…» — Веном, — сказал Эдди вслух. Тор смотрит на них. Он хороший парень. Он остановился, когда понял, что им было тяжело, что они боролись сами с собой, что они были испуганы и так, так потеряны в чувствах вины, агонии, злости и предательства. По их связи разлилась боль, потому что они оба знают, что когда Эдди сказал «Веном» вслух, он обращался только к черной плоти, извивающейся под бледной кожей. Он не обращался к ним обоим. Секунды затягиваются, пока Веном ждет, чтобы не-совсем-уже-человек сказал что-нибудь еще. Спустя пару минут становится очевидно, что Эдди не собирается говорить. Симбиот появляется в той форме, в которой он не появлялся годами, изгибаясь в виде вопросительного знака из их… из его плеча. Глаза, давно ставшие ненужными, появляются, отделяясь от человеческого зрения. Эдди приходится вновь приспособиться к двум визуальным каналам; он может видеть человеческие очертания через глаза Венома, пока сам смотрит на лицо собственного симбиота. Все очень сильно накладывается друг на друга, но не сливается воедино. Впервые за долгое время их границы не стираются. Это ощущается, как борьба под водой. Ему не хочется ничего кроме того, чтобы выплыть на поверхность, но он не может… Не может забыть об этом, не может позволить Веному все сгладить и упасть обратно в это сладкое забвение, в эти кровавые чернила и острые зубы. — Мы любим нас, — говорит Веном и выставляет эти слова, как щит. Теперь Эдди — это дракон, а симбиот — рыцарь, который должен его сразить. — Я люблю тебя, — отвечает он, и, несмотря на то, что эта фраза подразумевалась утешительной, местоимение в единственном числе режет по ушам как скрип когтей по металлу. — Зачем ты вообще… — начинает Тор. Они поворачиваются вместе, смотрят на человека и шипят, чувствуя, как их переполняет злость из-за прерывания момента. Эдди может видеть свое лицо через уголок глаз Венома, и он наблюдает за тем, как человеческие глаза одновременно стекленеют с клинтарскими белыми. Даже сейчас, даже так они вместе, и это прекрасная, ужасающая вещь. Бог Грома продолжает лениво покачиваться туда-сюда, уже достаточно настрадавшись. Не стоит надеяться, что он оставит их наедине для выяснения отношений. Они слишком опасны. Слишком большая угроза для мира. Эдди знает, что они все выяснят вне зависимости от присутствия постороннего. У них нет другого выбора. Что говорит о нем, об их отношениях тот факт, что Эдди с предельной точностью знает, что смерть невинного человека не будет достаточной причиной для расставания? — Страшно, Эдди, — наконец говорит Веном. Вокруг его запястий, будто объятие, до сих пор обернуты браслеты из чернильной массы. Эдди пялится на них. — Ви, он не был нам угрозой. — Все может быть. Нужно сохранять нашу безопасность. — Мы и так в безопасности! Когда мы вместе, мы в безопасности! Именно Веном вложил эту мысль в его голову, так сильно, что ему уже снятся сны о тенях, которые защищали его в детстве от всего мира. Он помнит автобус и паническую атаку, и Эдди чувствует, как его дыхание снова начинает учащаться, потому что, Боже, как он докатился до этого. Не предполагалось, что… Ви растекается по его груди вновь, замедляя дыхание, успокаивая. И Эдди приходится заставить себя отвергнуть это утешение, ведь его так легко принять. — Позволь нам… — Ви, нет. — Необходимо обеспечить твою безопасность, необходимо держать тебя… Эдди может слышать окончание предложения, может слышать, что там нет «в безопасности», и он вскидывает руки. Черные браслеты вокруг его запястий тут же уменьшились в размере, и Эдди смотрит на них, чувствуя себя виноватым. Тор смотрит на них тоже, его рот изогнут в неузнаваемом выражении. — Я твой, — говорит Эдди, ибо он не понимает, почему Веном этого не знает. Их голова постоянно забита подобными мыслями. — Мы едины, — почти хнычет симбиот, и внезапно в его голосе слышится отчаяние и нужда. Плоть на запястье сужается, держась за Эдди так, будто он может выскользнуть из твердой хватки. Будто может снять Венома с такой же легкостью, с какой может снять браслет. — Быть собой — единственное, что у нас когда-либо было для самих себя. Но Веном — не единственный, кто у Эдди когда-либо был. Воспоминания вспышкой пролетают через их единый разум. Сестра, что так сильно старалась додать маленькому нуждающемуся Эдди любовь. Парень в колледже, который разбил его сердце, сказав, что над их отношениями предстоит слишком много работы. Энн, ее любовь и забота, что она вложила в Эдди. Будто он был каким-то проектом, чем-то, что нужно довести до завершения. Будто он не был закончен. Конечно, ей нравилось работать над ним, нравилось пытаться закончить проект под названием Эдди Брок. Но был ли он только этим? Чем-то, что нужно исправить? Веном показывает эти воспоминания так, будто они что-то доказывают. — Ты… ты не можешь… наказывать меня за то, что у меня были отношения до тебя, Веном, это… — Не наказываем! — браслеты обхватывают запястья до синяков. Веном крутится в животе Эдди с невероятной свирепостью, из-за чего к горлу подкатывает тошнота. Он заставляет себя сделать глоток пива и позволяет вкусу лошадиной мочи осесть на языке. — Ты думаешь о них! Ты все еще чувствуешь с ними связь, несмотря на то, что мы здесь! Мы — все, что у тебя сейчас есть, но ты все равно думаешь о других людях и грустишь! Веном злится, что он до сих пор помнит Энн? Веном злится, что у него есть человеческие воспоминания? Воспоминания до начала их отношений? Воспоминания из детства, настолько неясные и туманные, что Эдди больше не уверен, были ли они на самом деле? — Мы не можем остановить боль и тоску. Ты тоскуешь не по тому, что мы можем исправить, и мы… — Это просто означает быть человеком, Ви! — бутылка пива трескается в их руке. Этот звук ломает что-то в самом Эдди. — Это просто означает быть человеком и быть старым! Я скучаю по ним! Я не могу ничего поделать с этим! Пиво стекает по их руке, смешиваясь с кровью. Эдди смотрит, как она падает на песок, и не спрашивает себя, является ли чернота в его крови всего лишь игрой света. Веном не пытается залечить рану. — Но мы — не человек! Мы вместе, мы — Веном! — Мы… Веном, да, мы — Веном! Но мы все еще… мы все еще части, Ви. Все еще есть ты и я. Неважно, как сильно они пытаются забыть. Неважно, как сильно они перемешаны друг с другом, неважно, кровоточит Эдди красным или черным. Неважно, если симбиот каким-то образом сможет вмешаться в его старые воспоминания, неважно, если все вдруг поменяется и единственное, что останется постоянным — это они одни. Неважно, как сильно Эдди пытается забыть. Потому что он понимает, что не сможет. Об Энн думать больно. Об ее красивых светлых волосах и коротком каре, в которое она их состригла, когда начала седеть. То, с каким обожанием она смотрела на Дэна, когда он говорил о каком-то пациенте из больницы. Со стороны Энн никогда не было много страсти, но Эдди знал, как сильно она любила своего мужа. Как сильно она любила Гэйба, когда он родился. Как осторожно она обращалась с ребенком, и как она доверяла его Эдди и Веному, несмотря на то, что уже тогда они начали меняться. Больно думать о том, как он решил проведать сестру под конец ее жизни, и ей было страшно, потому что Эдди все еще выглядел, как ее маленький брат. Больно знать, что однажды он будет наблюдать за тем, как умирает Гэйб, как однажды у Сэм и Джули тоже появятся седые волосы с морщинками и, может быть, даже собственные дети, и у Эдди не будет другого выбора, кроме как заботиться о них, любить и смотреть, как они умирают. И почему-то больнее всего осознавать, что он никогда не увидит самого себя в старости. Эдди избегал эти мысли, потому что легко быть Веномом, легко быть чем-то нечеловеческим, чем-то, что не болит и не чувствует. И он даже понимает, почему Веном считает, что защищает его, затапливая любовью и пряча от остального мира, хранящего только болезненные воспоминания. Эдди избегал быть человеком, избегал думать об этом, а Веном просто… хотел обеспечить его безопасность. Их безопасность. Эдди не понимал, что плачет, пока на его щеках не оказались щупальца. И он до сих пор так чертовски зол из-за Уилла, но все равно льнет к прикосновению, потому что это ощущается естественным и правильным, и что они вообще теперь, блять, такое. Симбиот знает все, о чем он думает. — Тебе больно быть старым и молодым одновременно. Больно скучать по ним, — урчит Веном в его ухо, все еще говоря вслух, потому что Эдди хотел именно этого. Эдди была необходима эта степень разделения для разговора, но даже такой разрыв кажется слишком огромным, хоть Веном и прижат к его груди. — Тебе больно быть человеком. Это делает больно и нам. Хотим исправить это. Он посмотрел на себя через глаза симбиота: Эдди, их идеальный. Эдди, что был гостеприимен и так сильно старался быть хорошим хостом, несмотря на то, что он уже лучший из всех. Эдди, о котором они обязались заботиться, Эдди, который изнуряет себя диетой, несмотря на то, что они согласились есть только плохих людей. Эдди, который обожает их, несмотря на то, что последствия их существования уже дают о себе знать. Несмотря на то, что все, кого он знал и любил, уже умерли. Эдди, которому все еще больно из-за его прошлого, несмотря на то, что он уже начал забывать о нем, несмотря на то, что они уже отделили себя от остального человечества и утратили любые связи с людьми. Они знают, что все было бы намного легче, не будь Эдди человеком. Или будь Эдди человеком, но человеком смирившимся с тем фактом, что они никогда, никогда не позволят ему умереть. Это как смотреть в дуло заряженного пистолета и знать, что он всегда будет давать осечку. Безопасность и угроза в одном флаконе. И, так как разделение — не выбор, будет намного легче, если Эдди забудет. Паранойя Венома об их поимке. Беспокойство, совмещенное с желанием укрыть Эдди чернильно-черными щупальцами и скрыть от всего мира, напоминающего о боли. Знание, что они сломаются, если когда-либо будут разделены, и уверенность симбиота в том, что все хорошо, ведь так и должно быть. Непонимание, почему эта уверенность делает их человеку больно в той же степени, что и приносит утешение. Когда Уилл увидел их, симбиота стремительно захватил страх, что другие люди не поймут, расскажут Эдди, что они плохи для него, что они контролируют его. И подо всем этим залегло огромное чувство вины, но так ведь будет лучше для них. Для Венома. Эдди поймет. — …мы не можем исправить то, что я человек, Веном. Даже если это нас пугает или делает нам больно, — его голос звучит пустым. Ему не стоило говорить это вслух, но он продолжил, потому что именно из-за молчанки они оказались здесь и сейчас. Любовь между драконом и сокровищем, рыцарем и заточенной в башне принцессой, теперь все слито воедино. Что-то теплое разливается внутри их грудной клетки, свернувшись рядом с сердцем. Разговор еще не окончен. Они оба знают это. Но крики в их головах наконец утихли, теперь они понимают друг друга немного лучше, и они… готовы снова быть вместе. Черная плоть, перламутровые глаза и острые зубы исчезают под их кожей, и Эдди дрожит от ощущения, что они цельные вновь. Прошло так много времени с последнего раза. Порезы на их руке рассасываются, и все, что остается — это высохшая кровь на коже. Справа от них скрипнули качели. Тор уперся ногами в песок, замедляя момент. Они не заметили, что мужчина начал раскачиваться туда-сюда, прямо как большой ребенок, которому наконец в распоряжение досталась вся площадка. — Привет, — говорит мужчина неловко, когда замечает, что их внимание вернулось к нему. — Ты здесь, чтобы арестовать нас? — спрашивает Эдди, и на стенках его горла пузырится черная деготь. — …Мстители не существуют больше, — осторожно сказал Тор. Его тело напряжено, так, будто они накинутся на него, скажи он что-то не так. — Я не работаю на земное правительство. И не являюсь служителем закона. — Тогда почему ты здесь? Золотые волосы блестят в свете солнца. — Я беспокоюсь о Земле и ее людях. И я начал волноваться с того момента, когда узнал, что твой клин… что вы здесь. Я пришел уничтожить Клинтари, если они представляют угрозу для мира и для Эдварда Брока. — Никогда не сделаем больно Эдди, — шипит симбиот их голосом. Тор сохраняет нейтральное выражение, когда произносит: — Ты уже сделал. Они отшатываются. Внезапно, они задыхаются и льнут к сидушке качелей, блюя на песок. Глоток пива, что Эдди выплюнул вниз, смешивается с кровавой землей. Это больнее, чем любые эмоции, которые они до этого испытывали. Потому что они знают, что это правда. — …помоги нам, — задушенно просит Эдди, его пальцы напряжены до белых костяшек, пока он держится за железные балки. Тор смотрит на них с сожалением и ничего не говорит.