Dominus Tenebris

В десять позвонила Ирка. Судя по её умиротворённому голосу, всё было хорошо, и экзамен она сдала. Мы договорились, что я заеду за ней через час, и мы рванём в «Берёзку». Это небольшой клуб недалеко от нас. Чем мне ещё Ирка нравилась: если скажет, что будет готова в одиннадцать - действительно будет готова. В одиннадцать я стоял под её дверью и жал пимпочку звонка. Ирка выпорхнула, дыша духами и туманами и слегка покачиваясь на высоких каблуках. – Ир, ты заправилась уже, что ли? – Гош, ну чуть-чуть. Для храбрости, – она свела между собой указательный и большой пальцы, показывая мизер влитого в себя алкоголя. – Идём, смелая ты моя, – я подцепил её под локоток, и мы поковыляли к машине. В «Берёзку», что находилась в полуподвале, мне её тоже пришлось на себе тащить. Устав от черепашьего шага, я взвалил её на плечо, как мешок с картошкой, и до входа донёс. Эта сучка крашеная всю дорогу меня по заднице шлёпала и орала мне в спину: «Покатай меня, большая черепаха!» Ну вот как её трахать, если она мой лучший друг, брат или кто она там мне? Сестра, вот! Я её перед охраной поставил, платье одёрнул, морду кирпичом сделал, руку предложил. Охранник кивнул нам, и мы вошли в царство полумрака и полусвета. По ушам сразу ударили басы, в груди ритмично завибрировало, Ирка начала рваться в бой. Я отнял её сумку, куртку и запустил на орбиту. Она танцевать страшно любит. Двигается божественно. Как это сочетается с позицией бревна в постели, мне сложно сказать, может, комплексы какие. Я сдал в гардеробной свою и её куртки, получил номерки, сунул сумку под мышку и пошёл к бару, заказывать себе текилу, а ей бейлис. Любила она эту сладкую жуть до слипшейся попы. Текила пошла очень хорошо. Как дети в школу. Но больше одного шота я себе позволить не мог. Мне ещё Иринку домой везти. Я-то пешком дойду, тут действительно недалеко. Но не с Ириными каблуками нам под звёздами гулять. Ира отрывалась под выигравших Евровидение итальянцев, я осматривался и одновременно высматривал особо агрессивных типов. Она девочка красивая и дерзкая, когда выпьет. Не раз из-за неё в драки влипал. К ней подвалил какой-то невысокий, квадратный из-за очень широких плеч. Она его послала, судя по кислому лицу визави. Потом к ней подкатил крепкий высокий блондин, и они закружились в танце. Блондин руки не распускал, Ирке явно нравился, сильно пьяным не выглядел. Годящий мужик, прикинул я. Рядом со мной присел молодой человек. Тонкий, даже несколько хрупкий. Я в сумерках видел не очень, специфика зрения. Да я и не приглядывался к нему. Пока он не спросил: – Привет! Познакомимся? – Привет! Давай. Игорь, – я протянул руку. – А я… Иван. Можно я тебя угощу? – Прости, но нет. Я тут с подружкой. Мне её ещё домой везти. Иван как-то поник. Я не мог разглядеть его лицо под косой чёлкой, закрывающей почти половину лица. Увидел лишь, что волосы у него густые и светлые, будто выбеленный лён, и губы очень красивые. Как у статуи Давида Микеланджело. Я в прошлом году сдавал по нему курсовую и насмотрелся на него со всех сторон. Так вот у статуи были такие же выпуклые, рельефные губы, с сексуальной верхней линией. – Но я сам могу тебя угостить. Что ты будешь? Иван воспрял и улыбнулся неуверенно. – Маргариту. Я заказал бармену Маргариту и обернулся на Ирку. Её обхаживал уже третий мужик. Смуглый и наглый. Она его пока не посылала. Ох, нарвётся, курва. А мне потом кулаками махать. А у меня дома кот. – Твоя подруга? Ты не переживаешь, что её уведут? – Иван проследил, куда устремлён мой взгляд. Губы Ивана оказались совсем рядом с моим ухом. От него легко пахло цитрусом и свежестью. По спине пробежали мурашки. – Она подруга, а не девушка. Вернее, бывшая девушка. Мы поняли, что не подходим друг другу. Иван снова как-то сник, отодвинулся. Пока я наблюдал за ситуацией на танцполе, я чувствовал его взгляд. Скулы и щеки будто касались тонкими пальцами. Вдруг в круг ворвался низкий, уже хорошо поддатый, отшвырнул от Ирки смуглого и схватил её за предплечье. – Извини, Иван, Ирка всё же нарвалась. Рад был познакомиться. Кинув на стойку деньги, я рванул в центр круга, где разворачивалась нешуточная трагедия. Смуглый быстро свалил, а вот второй, блондинчик, который мне понравился, попытался отстоять честь дамы, но низкий уложил его, пнув в голень, а потом впечатав колено в нос, когда тот непроизвольно согнулся. Плохо. Иркина сумка ещё на мне болтается, мешая, как собаке пятая нога. Да и неизвестно, один тут этот низкий или с компанией. Поэтому лучше нам просто сбежать. Я подошёл сзади, сделал Ире знак, и она перестала вырываться, и вдруг улыбнулась низкому широко и искренне. Талант! Пока тот пытался понять, чего такое произошло, я похлопал его по плечу, а когда тот, разворачиваясь, выпустил руку Иры, кивнул ей, сунув сумку и номерки. Её как ветром сдуло. Низкий обозревал меня, собрав брови в кучу и покачиваясь. Пьян он был изрядно. Я тоже как можно искреннее ему улыбнулся и со всей силы зарядил ногой по яйцам. Он взвыл, падая, но попытался поймать меня скрюченными руками, а я уже делал ноги на максимальной скорости. Ира уже топталась под машиной с моей и своей курткой и туфлями в руках. Умничка. Я открыл машину ещё от входа в клуб, она быстро закинула вещи на заднее сиденье прямо поверх всех покупок, прыгнула на пассажирское и даже пристегнулась. Когда в машину запрыгнул я, из клуба вывалился низкий на подламывающихся ногах, вцепившийся в пах, и почему-то Иван, насколько я смог понять по силуэту и косой чёлке. Ждать развития трагедии я не стал и ударил по газам. Номер грязный, авось не запомнят. А таких тойот, как у меня, чёрных, в городе пруд пруди. Доехав до Иринкиного дома, мы рассмеялись одновременно. – Ир, ну чего тебе неймётся? – А я-то тут причём? Танцую, никого не трогаю. – Второго зачем послала? Высокий, красивый, ещё и рыцарем оказался. – Он не ты, – вдруг серьёзно сказала она. Здрасте, приехали. Увидев моё скорбное лицо, она шлёпнула меня по предплечью. – Расслабься, Гошик. Все не ты, но я это переживу. Мне просто надо время. Это был пробный шар. – Ир, я другие шары не выдержу. Если бы этот мужик, что к тебе пристал, не был так сильно пьян, я бы тебя не отбил. А тебя одну пускать боюсь. Я ведь уеду до конца лета, только на экзамены приеду ещё пару раз, и всё. – Вот и сходишь со мой ещё пару раз. А там подцеплю кого-нибудь. Мне Ярослав, кстати, номер сунул. – Это высокий? – Ага. Понравился? – Да. – Так может тебе его отдать? – В смысле? – я даже опешил от такого предложения. – Вот скажи мне честно, Белозёрцев, ты гей или не гей? – вот всегда мне Адольфыч говорил, что у лжеца должна быть хорошая память. Я же сам Ирке ляпнул, что я гей, и поэтому мы расстаёмся. – Гей! Но я у подруг мужиков не отбираю! – выкрутился я. – Или тебе тот парнишка понравился, что к тебе подсел? Он так на тебя смотрел. Я смутился. Я же Ирке про ориентацию насвистел. А теперь расплачиваюсь. – Как так, Ир? – Как я на первом курсе, когда ты в аудиторию зашёл. Потея ладошками и не желая отрывать взгляда. У тебя сквозь футболку соски просвечивали и двигался ты как зверь. – Значит, мы оба были друг другом восхищены. Ты была так хороша, что умудрилась пошатнуть мою ориентацию. – Свистишь ты, как байбак на случке. Складно да ладно. Ты даже не посмотрел на меня. А вот Игнатьева рассматривал. Я ещё тогда это заметила. Не вышло, так не вышло. Ты мне как друг ценнее. Давай, провожай меня, а то я сейчас целоваться полезу. Ой, не надо. Это потом закончится унылым трахом в лучшем случае. В худшем я просто ей отлижу. Не проблема подарить подруге удовольствие, кстати. Проблема, что это даст Ире повод надеяться на возобновление наших отношений. И когда это я на Игнатьева смотрел? Что-то я не припомню... Закинув Ирку, вцепившуюся в свои туфли, куртку и сумку, на плечо, я торжественно донёс её до порога и вставил в дверь. Чмокнул в уголок губ и ретировался. Как там мой Мрак поживает? Ему зябко, наверно, и неуютно без меня. И голодно. Когда я вернулся домой, то застал скорую под подъездом. Сердце ухнуло в район диафрагмы. Я рванул в квартиру. На диване в гостиной лежала мама под капельницей. Отёк Квинке всё же догнал её. Отекла гортань. А мы так надеялись, что аллергии на Булочку у неё не будет. Булка сидела у соседки, как сразу сообщила мне мама. А потом расплакалась. – Испугалась, мам? – Нет! Булку хочу. А не могу-у-у-у. Я жалел маму до половины ночи, пока оба мы не заснули тревожным сном. К утру отёк полностью спал, и чувствовала мама себя отлично. Я всё прибрал, пропылесосил, чтобы полностью убрать шерсть, помыл полы, собрал продукты из холодильника, что покупал себе. Поцеловал расстроенную маму, забрал у Тамары Степановны трясущуюся Булку, которая при виде меня чуть не описалась от радости, и поехал домой.