***
— Игорь. — М-м-м? — Пошли в постель? Я замёрз. «Я замёрз» подействовало на меня отрезвляюще: я подорвался и начал осматриваться. Угли в камине еле тлели, рядом со мной сидел голый Арт, кутаясь в плед, который я стянул с дивана сразу после поцелуя. — Я уснул? — Да. Порычал, вжал меня в себя, а потом тебя словно выключило. И не проси прощения! Просто идём в спальню. Я встал, пошатываясь, а потом увидев, что Арт перетаптывается голыми ногами по полу, подхватил его, от чего он смешно взвизгнул, и потащил свою добычу в постель. Вначале он отбивался, а потом затих, обняв меня и уткнув нос в шею. Осторожно уложив Арта на кровать, я вытряхнул его из пледа, лёг рядом, вжал в себя, натянул на нас край одеяла, поверх которого мы лежали, и замер. — Может, под одеяло ляжем, Гош? Я никуда не сбегу, обещаю. Двигаться не хотелось. Хотелось вечность лежать так, в запахе цитруса и свежести, ощущать всем телом другое тело, чувствовать под ладонью стук второго сердца. Я уткнулся носом с пушистый затылок, промычал согласие и, кажется, отрубился.***
В теле разливалась нега и истома, было так хорошо, как давно не было. Я потянулся, зевнул во всю пасть и ощутил, как рядом шевелится что-то большое. Скосил глаза и столкнулся с настороженным взглядом Арта. Он был взъерошенный, сонный, чуть припухший, и если бы не этот испуг в глазах, крайне соблазнительный. — Ты чего? — шёпотом спросил я. А потом до меня дошло. — Жалеешь? — Я? Нет! — тоже шёпотом сказал Арт и расслабился, обмякая, утыкаясь мне носом в плечо. — Ты думал, жалею я?! — догадался я. — Да. Прости. Наш марафон сожалений ещё не окончен. — Я говорил вчера совершенно серьёзно. Про то, что ты мой человек. Если ты готов это принять, то принимай сейчас. Мы не девушки, чтобы тянуть с решением, набивая себе цену. Кто я есть — ты видел. Кто ты есть — я тоже вижу. — И тебя всё устраивает? — Арт вскинул голову и упёрся в меня взглядом серых глаз. — Абсолютно, — улыбнулся я, разглядывая крапинки на серой радужке. Красиво. Принимать решение легко, когда внутри всё поёт. А у меня пело. Я хотел всё, что может дать мне Арт. Никогда мне не хотелось от партнёра чего-то большего, чем общение и секс. Но Арт нужен был мне целиком: от крапинок в глазах до родителей-гомофобов в анамнезе. Это было странно, непривычно, но пьяняще-приятно. Наверно, люди, впервые принявшие наркотик, испытывают подобную эйфорию. А ещё внутри крепло чувство, что моё выверенное и выпестованное одиночество было ничем иным, нежели ожиданием. Я просто ждал именно этого человека. Почему же я сразу этого не понял там, в ночном клубе, когда мы впервые встретились? И вдруг совершенно инфернальный ужас опустился на меня. Я осознал, что не прояви Арт настойчивость, я бы его упустил. Просто прошёл бы мимо. Как в песне поётся: «Слегка соприкоснувшись рукавами». Древние, сколько же людей теряют друг друга лишь из-за того, что боятся или стесняются проявить настойчивость, показать свои истинные чувства? Я бы так и куковал один свой положенный век, не будь Артём таким смелым. Я притянул Арта к себе и сжал так, что он пискнул. — Ты чего? — Спасибо, что приехал. Спасибо, что проявил инициативу. Спасибо, что сейчас ты мой! — Мне было стыдно. Домогаться до натурала — это как в мерзких анекдотах или низкопробных фильмах про педиков, — признался Арт мне в шею. — Педик — это принцип жизни, Арт. Мы же с тобой — честные геи! Арт заржал, упёрся в меня ладонями и, отодвинув, заглянул в глаза. — Ты стал геем? Не би? — А геем можно стать? — поднял я бровь. Улыбка сползла с лица Арта, он часто задышал, а потом вдруг расплакался так горько, что я впервые ощутил своё сердце. — Я тебя обидел? Прости, прости! — шептал я, покрывая поцелуями мокрые щёки, дрожащие веки, кривящийся в рыданиях рот. Арт меня не отталкивал, и я надеялся, что моя вина не так и велика, хотя я не понимал, что сказал не то. Выплакавшись, Артём, прерывисто вздыхая, объяснил свою неожиданную реакцию: — Ты меня не обидел! Мне больно от того, что ты понимаешь, что геями не становятся, не контролируют это. А мои близкие, не глупые совершенно люди, — нет! Настолько нет, что готовы отказаться от меня, своего сына и брата! — Допустим, реакция твоего брата на твою ориентацию, вызвана другими причинами. А родители… Они же бывшие советские граждане. Росшие в среде нетерпимости, отрицания любой инаковости, жёстких шаблонов, привычке судить и осуждать. Им просто надо время на принятие. — Знаешь, мне кажется я тебя люблю, — признался Арт и вжался в меня, дрожа всем телом. Мне казалось так же. Но я не стал пока говорить то, что никогда раньше не говорил своим партнёрам. Мне тоже надо время на принятие.***
Я вздрогнул и зашипел. Рука затекла настолько, что я её не чувствовал, но стоило пошевелиться, и поток крови хлынул в пережатую конечность, взорвавшись непередаваемыми ощущениями. Лежащий на моей руке Арт вскинулся, крутя головой. Мы после признаний и истерики, оказывается, сладко уснули. — Что? — хрипло спросил Артём. — Рука затекла! Арт схватил вялую конечность и начал её растирать. Я же смотрел на его сосредоточенное лицо, на хмурые брови, на поджатые губы и понимал, что хочу кормить его завтраком, водить в клуб, гулять с ним в парке, сидеть у камина, заниматься сексом. Хочу всё! Всё, что делают вместе или друг с другом влюблённые люди. Вдруг вспомнился сон, где тётя Марина сказала, что моя судьба стоит на пороге. — Мне снятся сны, в которых ко мне приходит тётя, — сказал я. — Та, что умерла недавно, да? К которой нас и отправил психотерапевт? — Да. Она вчера сказала мне, что ты моя судьба. Арт замер, выпустил мою руку, посмотрел пытливо. — Я не шучу. — Понимаю. Прости за подозрительность, у меня… был крайне негативный опыт. — Расскажешь? — А тебе не будет противно слушать про моих бывших? — Нет. Я не ревнивый. О том, насколько я заблуждался, придётся узнать позднее. — Один человек… Это друг моего брата. Он захотел затащить меня в постель. И не придумал ничего лучше, чем сыграть на чувствах. Забывая, что я не девушка и согласился бы на секс без чувств. Это девушкам важны отношения, как социальное явление, как акт признания, символ безопасности. Мне бы хватило и жаркого траха. Гормоны, опыт, любопытство и всё такое. В общем, он «окучивал» меня так достоверно и старательно, что я поверил, наверно даже влюбился. Начал робко мечтать о чём-то большем, чем постель. Он же поиграл мной и бросил, потому что его девушка забеременела. Меня чуть не сломало знание, что я был не единственным, что я был просто сексуальным экспериментом, разнообразием. — Слово «чуть» в данном диалоге основополагающее. Я не играю. У меня нет девушки. А того ублюдка, если он ещё раз сунется к тебе, я самого сломаю. Не чуть, а основательно, до тла. — Пф! Нужен я ему, как прошлогодний снег. Забудь. Не имеет значения. Игорь, а та, что была с тобой в клубе? Она тебе кто? — Ирка? Это моя бывшая. Но расстались мы ещё до того, как пошли в клуб. Она классный друг, но не мой человек в том самом смысле. Она, кстати, жаждет с тобой познакомиться, — хмыкнул я. Арт широко открыл в изумлении глаза. — Но… — Я, решив закончить наши с ней отношения, наврал, что гей. Чтоб не обижать её. — Фу, как банально. — Согласен! — А почему правду не сказал? — Она была обидной. Мы в постели не совпадали категорически, и я просто не мог сказать ей это в глаза. И я выбрал самый беспроигрышный вариант, как мне тогда казалось. Я очень дорожил нашей дружбой и хотел сохранить её любой ценой. В итоге Ирка регулярно спрашивает, как продвигаются мои дела на почве гейства, и слупила требование познакомить меня с тем, кому я отдал своё сердце. Арт тихо засмеялся, и я подумал, что он даже не понимает, что делает со мной его этот смех. Было ощущение, что я вкинулся запрещённым веществом. Я глупо улыбнулся и наконец понял тех парней, которые при виде объекта влюблённости тупеют и мямлят. У меня даже слюни подтекли, и я с усилием сглотнул. — Пойдём завтракать, — сипло сказал я. — Сваришь мне кофе? А я… Мне надо. Ну что я за дурак?! Конечно, надо. Мне и самому надо. Хорошо, что у меня два санузла. — Конечно, ванная в твоём распоряжении. Мне тоже надо в душ, я приму его внизу. Чмокнув Арта в зардевшуюся скулу, я вскочил и прямо голым ушёл вниз. Ощущая жаркий взгляд на своих ягодицах.