Dominus Tenebris

Как это ни удивительно, но мы не уснули на диванчике веранды. Неожиданная дрёма обошла нас стороной в этот раз. Иногда мне кажется, что дом таким образом понукал меня восстанавливать те резервы, существование которых я, ранее, просто признал бы мифическими. Ту самую энергию, что позволяла мне чувствовать людей и давать им то, что было нужно: поддержку, понимание, безоценочное и полное, которое дети получают в здоровых семьях. Разговор просто сошёл на нет, я снова вязал, а Арт шелестел страницами книги. – Во сколько встаём? Вопрос выбил меня из колеи, а потом до меня дошло, что нашествие родственников и подруги уже завтра! Твою мать! Вернее, мою мать! Ларису. – У тебя такой ошарашенный вид, – хмыкнул Арт. – Ты забыл? – Не поверишь, но да. Абсолютно! – Завидую тебе. Если произойдёт чудо, Земля сменит угол вращения и мои родители соберутся ко мне, я буду в таком напряжении, что просто не смогу об этом забыть! – Соберутся, рано или поздно. – Твоя уверенность даёт мне надежду. – Даже если не соберутся, ты не один. – Спасибо! – Арт провёл по моему предплечью горячей ладонью. – Так когда встаём? – Я поставлю будильник на восемь. Я назначил сбор на двенадцать, но так как завтра суббота, то могут быть пробки, так что вряд ли они будут вовремя. – Хорошо. – Нарушим традицию и пойдём спать, как цивилизованные люди? – усмехнулся я. – Ага! И мы действительно пошли спать.

***

Утром я проснулся от переливчатых трелей. Схватил телефон и увидел, что всего пять утра. Что за фигня? Тихо выбравшись из постели, я спустился вниз и пошёл на звук. На веранде разливался кенарь. Он вытягивался в струнку, топорщил смешную шапочку из перьев и дёргал зобом. Как такое хрупкое существо может издавать такие мощные звуки? – Мра? – на пороге веранде сел недовольный сонный Мрак. – Прости, я даже подумать не мог, что он такой громкий. – Мрф, – фыркнул Мрак, намекая, что такое сложное действо, как умственный процесс, доступно не каждому. – Мра-а-а. Это был призыв к кормлению. Мол, раз встал, человечишка, так исполняй свою функцию! Я покорно пошёл на кухню, резать свежайшую куриную грудку, которую мы купили вчера. Спать не хотелось, да и не уснул бы я: кенарь слишком старательно выводил трели, наполняя дом утренним светом. Я разложил всем порции еды (Мраку скорее навалил), открыл входную дверь, пуская свет в дом, сварил себе кофе, немного посидел на крыльце, глядя на солнце, встающее из-за леса и пошёл чистить горшки. После прошёлся по дому, глядя на него как бы со стороны, свежим взглядом. Было чисто, уютно, просто. Я лишь спрятал шарф под подушку и сложил лежащую вниз страницами раскрытую книгу. Заодно распахнул двери веранды в зябкую и сырую заднюю часть сада, где солнце бывает только во второй половине дня. Сквозняк сразу зашевелил тонкий тюль на окнах, наполняя пространство свежестью. Сообразив, что сейчас у меня есть время, чтобы позаниматься, я снял футболку, разулся и поклонился утреннему солнцу, настраиваясь на тренировку. Заметив движение со стороны забора, я обернулся и замер. За калиткой застыли глиняные человекообразные фигуры. "Фекалоиды", – заорал траченный дешёвыми комедиями мозг. И ведь я не мог упрекнуть собственный ассоциативный ряд. То, что покачивалось на дороге, слишком напоминало дерьмо-демонов. – Хозяин, можно водички, – просипело одно существо просительно и робко. И мозги встали на место. Это гопники, мать их! Я подошёл ближе и понял, что парни как минимум тонули в болоте. Потому что слой грязи, состоящий из тины и глины, покрывал их ровной коркой. Глаза на лице из-за этого казались странно светлыми. – В болоте не напились? – нервно хмыкнул я. – Нахлебались, но не напились, – с дрожью в голосе ответил второй голем, и все нервно оглянулись на лес. В этот миг оттуда раздался душераздирающий крик птицы, так, кажется, орут совы, и гопники попадали в пыль как кегли, прикрыв головы руками. М-да, леший их знатно потрепал. – Стойте тут, я сейчас. Я вытащил из сарая аккуратно свёрнутый шланг, прикрепил к крану, что выходил из фундамента возле крыльца, и открыл вентиль. Шланг потяжелел, и когда из него появилась струя воды, я поволок его к выходу с участка. Просунул кончик его между досками. – Пейте, мойтесь и уёбывайте! Чтоб больше я вас тут не видел. Гопники начали жадно хлебать воду. Грязь текла по их лицам, открывая бледную кожу, измождённый вид, мелкие порезы и ссадины. Отмывались они минут тридцать. Я уже начал нервничать. Не хочу, чтобы Арт видел их. В итоге шланг был аккуратно положен у обочины, гопота собрала тряпки, в которые превратилась их одежда, в одних трусах они потрусили в сторону машины. Один, не глядя на меня и запинаясь, сказал глухо: – Ты прости нас, пожалуйста. Я совсем не в себе был, когда парней подбил к тебе ехать. – Обучение у нас платное. Ты, видимо, бесплатным советом от меня не соблазнился, поэтому пришлось пройти весь курс. Парень передёрнул плечами на словах "весь курс", ещё раз извинился и быстро пошёл в сторону заведённого автомобиля. Когда я протягивал шланг назад, намереваясь заодно полить клубнику, мимо проехала машина. Похмыкав от мысли, что оздоровительный тур в лес с лешим оказался очень эффективным, я всё же решил позаниматься. Вкалывал я часа полтора, совершенно уйдя в танец тела, и пришёл в себя от навязчивого пиликанья будильника. Вытерев мокрое лицо футболкой, я поплёлся в душ, давая Арту ещё пятнадцать минут сладкого сна. После душа решил, что пора будить его, заодно узнаю, что засоня хочет на завтрак. Арт спал с подушкой на голове. Кажется, не одного меня разбудил кенарь. Из-под одеяла торчала розовая пятка, и я пощекотал её, не удержавшись. – М-м-м! Арт задёргал пяткой, и когда я, склонившись, куснул его за боковинку стопы, неожиданно метко ударил меня в нос. – А, чёрт! Арт поднял лохматую голову. – Ой, прости, Гош! Я ощупал нос. Спасибо Древним, без перелома. А то сидел бы со сливой, подвергаясь насмешкам матери. – Я сам виноват, – прогнусавил я. Арт виновато посмотрел на меня. – Мне показалось, что у нас всё утро звенит дверной звонок. Но его же тут нет. – Это кенарь. У Арта был такой изумлённый вид, что я рассмеялся. – Он оказался неожиданно громким. – Это очень деликатно сказано. Сколько времени? – Половина девятого. – Ой! – Арт вскочил, покачнулся, запутавшись в одеяле. Я поймал его, прижал к себе и втянул воздух. Пахло разогретым телом. Приятно. – Что будешь на завтрак? – Можно овсянку? – О, ты её любишь? – Да, только не сладкую. А солёную и заправленную оливковым маслом. Можно? – Да, я сварю. Занимайся собой, жду тебя внизу. Овсянку с льняным семенем и травами меня заставлял есть Адольфыч. Вначале я плевался, а потом ничего, втянулся. Мама упорно варила мне эту гадость по рекомендации тренера. Это был тот редкий человек, ради которого мама не только держала своё чувство юмора при себе, но и чутко прислушивалась к его советам. А может, маме просто нравилось троллить меня. Залив овсянку водой, я насыпал туда льняного семени, растёр щепотку средиземноморских трав, посолил, накрыл крышкой и поставил на огонь. Как только каша закипела, убавил газ на минимум, накрыл плотно крышкой, включил таймер на двенадцать минут и занялся зеленью. Кинзу любят не все, но вот базилик Арту точно понравился, я видел, как он его нюхал, роясь на полках с зеленью в супермаркете. Я порубил его, сбрызнул соком лимона, капнул немного свежего мёда, соевого соуса и оливкового масла. Сделал сразу много, с учётом того, что когда этот соус распробуют, то съедят подчистую. Когда сработал таймер, я выключил газ и дал каше "отдохнуть". Через пятнадцать минут заправил её оливковым маслом и взялся за кофе. Мне предстояло сделать ещё три соуса: томатный с кинзой, сметанно-чесночный и песто. Мама отдельно и специально попросила, она их любила все. Как только я услышал шаги на лестнице, вздул газ под туркой. Я мог купить кофемашину, но варка кофе – это ритуал. По кухне сразу поплыли чарующие ароматы корицы и кофе. – Что это такое красивое в миске? – Базиликовый соус. Подумал, что он пойдёт к твоей овсянке. – Пахнет божественно! – Я не стал добавлять чеснок, – признался я. – Но если ты не против, я могу позже выдавить туда пару зубчиков. – Если ты будешь есть чеснок, я тоже его смогу себе позволить. Кофе! Я сдёрнул турку с огня, успев в последний момент. Разлив кофе по кружкам, я положил нам по порции овсянки. – А что это? Семечки какие-то? – Льняное семя. Полезно и вкусно. Арт сунул ложку в рот и закатил глаза. Такой же извращенец, как я. Любить овсянку – отдельное место в шкале странностей. Рискнув добавить в кашу соуса, Арт уже не остановился. Арта вторую и мою третью чашки кофе, мы пили, традиционно, на крыльце. – Осенью мы уже не сможем тут сидеть вот так... – грустно сказал Арт. – Почему? – Будет сыро, холодно и некогда. Отсюда до города сколько с учётом пробок? – От часа до полутора. Если попал в хорошую волну – сорок минут. – Ну, и как мы посидим? – Есть выходные. А на крыльцо надо просто купить кресла и пледы. – Лучше такой диванчик, как на веранде. Я хочу сидеть, прижимаясь к тебе. – Ты прав. Я уловил движение за калиткой, со стороны кладбища, и нахмурился. На моей памяти туда никто никогда не ходил. А оттуда – только призрак Мары. Но силуэт был мужской. Фекалоиды вернулись? Шума машины я не слышал. Когда силуэт остановился у калитки, я с изумлением узнал деда. За его спиной был рюкзак. В руке коробка, перевязанная бечёвкой. – Мар? – Пустишь, Ингвар? – Это мой дед, – сказал я шокировано-изумлённому Арту и пошёл навстречу. Открыл калитку и обнял его. – Ты откуда? – С кладбища. К Марине заходил. – А машина где? – Я так добрался. – Как так? – Всё прям тебе расскажи! О, а это кто у нас? Познакомишь? Я обернулся и увидел переминающегося за моей спиной Арта. – Это мой парень, Артём. Арт. – Приятно познакомиться! Я дед твоего парня, Меркурий. Зови меня на "ты" и Мар. А то я себя от слова "дед" совсем развалиной чувствую. Мар протянул Арту руку и пожал её, улыбаясь и рассматривая его с живым любопытством. А потом дёрнул на себя, обнял и похлопал по спине. – На вот! Это гогоши. Как знал, что среди вас есть сладкоежка. Сунув коробку очумевшему Арту, дед поддёрнул рюкзак и пошёл к дому. – Откуда он тут взялся? – тихо спросил меня Арт. – Хрен знает, я так и не понял. – А он с какой стороны дед? – Со стороны отца. – Ты на него похож. Только не такой смуглый. – Да. – А почему он назвал тебя Ингвар? – Потому что это моё полное имя. Но я от него немало пострадал в школе, поэтому обычно представляюсь Игорем. Близкие зовут Гошей. – Ты не поверишь, но я три месяца назад был на фотосессии у знаменитого фотографа. Его тоже зовут Ингвар. Ингвар Милорадов – Иди ты! – Ага. – И как он? – Сложный, как и все гении. Правда его мужик, здоровый такой, на качка или вышибалу похож, спокойный настолько, что кажется ледяной глыбой. Так вот они когда вместе работают, то он почти не злобствует. Их агентства стараются только парой приглашать. Проще оплатить ещё и услуги его бодигарда, чем терпеть истерики и швыряние предметами. Я выпучил глаза. – В смысле, швыряние предметами? То есть какой-то фотограф может позволить себе кинуть в тебя вещь? – Если модель тупит или не просекает тему – всякое бывает. – Покажи мне пальцем на того, кто попытается тебя обидеть – и я сломаю. – Что сломаешь? Руку? – Нет. Целиком. Всего человека. Это несложно. Арт заржал. – Вот поэтому Милорадов и таскает за собой телохранителя. – Ты ж говорил, что это его мужик. – Одно другому не мешает. Они ещё и женаты, прикинь. – И не боятся это демонстрировать? – Видел бы ты Милорадовского мужа – Яся. Это огромный волосатый мужик под два метра ростом и больше ста кило весом. Весь в татуировках, с бородой. Тут надо бояться окружающим.       Причём самое пугающее в нём – это нечеловеческое спокойствие. Милорадов на модель орёт, на осветителей маты гнёт, гримёров распекает. На ор вплывает Ясь, суёт муженьку в руку чашку с кофе или чаем или бутерброд, говорит: "Игорь, ты устал. Давай устроим перекур".       Знаешь, как еврейская мама сыночку: " – Изя, домой! – Мама, я замёрз? – Нет, ты хочешь кушать".       И всё. Милорадова словно расколдовывает. Он покорно и молча идёт за мужем и возвращается такой умиротворённый, словно ему успокоительного вкатили. Или святой водой побрызгали. – Может, он его там просто трахает. – Мы не исключаем такой возможности, – захихикал Арт. Я поднял глаза и увидел деда, сидящего на крыльце и разговаривающего с Мраком. Арт проследил за моим взглядом и спросил тихо: – Он разговаривает с котом? – Как видишь. – Это странно. – Я тоже с ним разговариваю. – И я, – признался Арт. – Я слышал однажды. – И что ты подумал? – Что ты мой человек.