Dominus Tenebris

Утро вышло шумным и весёлым. Я встал пораньше, чтобы накормить живность и не спеша приготовить завтрак. Деда на веранде уже не было, только сложенные аккуратной стопкой пледы и открытая на проветривание дверь. В этой стороне сада сейчас было сыро и зябко. Я вышел на крыльцо и увидел цепочку следов на примятой траве. Дед, скорее всего, пошёл в лес, как и обещал. Про лешего я его предупредил, да и вряд ли стоит бояться лесных жителей человеку с такой Тьмой за спиной. Вдохнув полной грудью свежий воздух, я пошёл на кухню. Там на столе привольно раскинулся Мрак. Снитч до стола пока допрыгнуть не мог, если табурет не был отодвинут, поэтому скрутился пятнистым толстеньким бубликом на задвинутом под стол стуле. Булочка, временно лишённая дивана, спала под стулом, тоже свернувшись одинокой плюшечкой. Иерархическая башня из животных. Тотемный столб. Сейчас буду им поклоняться и подношения выдавать. – Мрааа! – поприветствовал меня Мрак. Булка встрепенулась, вскочила, начала потягиваться. Мне так нравилось, как она это делала. Как заправский йог. Вначале поза горы, потом кошки, после оттяжка. И обязательно попеременно вытянуть задние лапки, напрягая пальчики. Наверно, поэтому у собак и котов редко бывают проблемы с суставами, если они не связаны с дурной генетикой. Я выпустил собаку на улицу, открывая входную дверь и пуская в дом солнце, досыпал корма, освежил миску с водой и полез в холодильник. Сегодня для животных у меня был творог. Мрак получил от меня огромную миску, чтоб до вечера запала хватило. Снитчу и Булке я положил одинаковые порции. Котёнок на табуретке спал так крепко, что не слышал всей моей суеты. Я выдвинул стул и пощекотал ему пятнистый бочок. Он замурчал, выворачиваясь доверчиво пузом кверху. Потом открыл один глаз. Принюхался. И вскочил. Учуял завтрак. Я посадил которебёнка на стол, рядом с поглощающим материю Мраком, выставил Булкину миску к сухому корму и пошёл чистить лотки. Когда я пил свой первый утренний кофе, из леса пришёл Меркурий. У него в руке была охапка цветов. – Кому цветы? – Это травы. – А в чём разница? – В том, что их можно заварить и пить. Это вот зверобой, – мелкие жёлтые цветочки. – Это вот полынь горькая, – серебристая травка с лимонно-полынным запахом, – цикорий, – эти цветы напоминали голубые ромашки, раскиданные по всему стволу, – а это ромашка аптекарская. Ромашку я, единственную, опознал. – И чего делать будешь с ними? – Подвешу у тебя в сарайке. Как высохнут, скажу, чего с чем смешать и как пить. Я скривился. Травы в виде отваров терпеть не могу. У меня был период до того, как я на тхэквондо пошёл, когда я мучился ужасными бронхитами. И мама поила меня всякими грудными сборами. Какие же они были мерзкие и на запах, и на вкус! Особенно те, где в составе был корень солодки. – Не, я их точно пить не буду. У меня со всякими травяными напитками дурной ассоциативный ряд. – Хм. Ладно. Тогда поступим так, – дед начал ловко плести венок. – Зверобой от зверья, полынь от нечистой силы, цикорий от хворей, а ромашка для богатства. Держи! Венок вышел симпатичным. Я покрутил его в руках, а потом вспомнил, что у меня над входом гвоздь здоровенный в притолоке забит. Я ещё подумал, что надо бы туда подкову прицепить. Вместо подковы я повесил венок. Смотрелось органично. И потом если дед заговорил, то плохого точно не будет. – Лешего видел? – А как же? Видел, конечно. Я ему даров отнёс. – Здорово. А что? – Как понимаешь, грибы, ягоды ему не нужны. А вот яйца варёные он уважает. Горбушку хлеба. Соль. И что-то яркое. Я ему ленту от торта оставил, тут на столе лежала. В следующий раз, как соберёшься в лес, захвати с собой такой набор. Он тебя и грибами, и ягодами отдарит. И не заблудитесь. – Мар, как думаешь, а можно в реке купаться? – В Стиксе-то? Можно. Водяной тебя не тронет. Тем более, вы когда там были, вели себя правильно. – Спасибо! – А мне за что? – хитро улыбнулся дед. – За всё. За то, что приехал, за то, что пел вчера, за то, что учишь. – Я профукал столько лет из твоей жизни, что это мне впору тебя благодарить, что метлой поганой не гонишь. А перед Вовкой так и вообще я весь в долгах. – Я видел, что вы с отцом, вроде, нашли общий язык. – У тебя отец отходчивый. Вот и верь после этого в генетику. Сам я – перекати поле, а дети мои и внук – загляденье просто. – Батя да, замечательный. Слушай, но гитары-то не было! Я её не видел! – Не видел и не было – разные вещи, Ингвар. Она была, просто тебе она без надобности, вот ты и не заметил. Кофе сваришь мне? Я захлопал глазами, а потом вскочил. Твою мать, совсем расслабился. Мог бы и сообразить, что человеку утром чай или кофе предложить надо как минимум. – Да не суетись, – засмеялся дед. – Ещё набегаешься сегодня. Давай, помогу тебе завтрак готовить. Что планировал сделать? – Шукшуку. – О, это хорошее дело! Кому не пойдёт, в холодильнике всяких остатков полно. А хочешь, ты шукшукой занимайся, а я на сковородке картошечку печёную с колбасками разжарю? Мы поделили обязанности и действительно приготовили два блюда на выбор. На запах еды из гостиной показалась заспанная Ирка и бодрый Ярослав, а после, уже на запах кофе, которого я сварил несколько турок подряд, спустился Артём. – Какие планы на сегодня? – спросила Ирка, когда мы все, не сговариваясь, вышли на солнечное крыльцо с чашками. – Можем искупаться сходить на речку. Но она прямо через лес течёт, так что вода холодная. – Я пойду, но посмотрю, может, просто прогуляюсь. Или во дворе позагораю. Мы вечером уедем, Яру на работу завтра утром. – Что на обед хотите? – А можно всех посмотреть? – томно прикрыла глаза Ирка и облизнулась. Ну, пошлячка! – Могу сварить суп куриный, если хотите. Или с фрикадельками. – Давай с фрикадельками, – решила Ирка. Мы быстро убрали со стола, загрузив посудомойку, и я занялся супом. Арта попросил забросить бельё гостевое в стирку, чтобы вечером деду постелить свежее. Ирка расстелила плед во дворе и завалилась загорать. Ярослав решил, что нам мало напитков, и хоть я и пытался его урезонить, завёл машину и поехал в магазин. Дед увязался с ним, желая посмотреть местные "красоты". Суп с фрикадельками – блюдо для ленивых. Пока закипала вода, я быстро сделал зажарку, почистил и порезал картошку, слепил из фарша тефтельки, закинул всё в кипящую воду и варил до готовности картошки. За пять минут до того, как выключить, засыпал мелко порезанную зелень и специи. Всё. К этому моменту как раз вернулись Ярослав с Меркурием. Они привезли сладкой газировки и мороженого. Яр сразу же выдал девушке рожок с затейливой вершинкой, политой топингом и посыпанной ореховой крошкой. Такой же достался Арту. Откуда они узнали, что Артём любит именно такое мороженое, хрен знает. Но тот был страшно благодарен Ярославу. Остальное мороженое я убрал в морозильную камеру, напитки спустили в погреб. На речку собрались все. Я набил рюкзак полотенцами, захватил бутылку воды. Плед брать не стал, загорать там негде. До реки шли полем, ветер играл травой, был знойным, словно из фена дуло. Ирка нарвала цветов и сплела венок себе и Арту. Он был таким красивым с этим венком, как Лель, и мне ужасно хотелось его поцеловать. Отказывать я себе не стал. Так как дед вполне уверенно вёл нас через поле, я чуть притормозил, ловя за руку Арта, и, развернув к себе, соединил наши губы. Мне лез в глаз колосок из венка, тонкие волосы из растрёпанной чёлки, но было так хорошо в этом поле, жарком, летнем, наполненном стрекотом кузнечиков и шорохом трав. – Я соскучился, – прошептал я в зацелованные губы. Мы вчера так устали, что заснули, даже не приласкав друг друга. – Я тоже, – Арт понял меня без уточнений. – Но всё равно очень хорошо. Очень-очень. – И мне. – Эй! Догоняйте! – прокричала Ирка, и я, схватив Арта за руку, побежал на голос. Наши гости были уже у самой кромки леса. Мы неслись по полю, из травы выскакивали кузнечики, трава хлестала по бёдрам, и это было так здорово, словно я провалился в детство. Бегущий рядом Арт смеялся как ненормальный. Забежав в тень леса, мы повалились на землю, шумно дыша. – Вы как малолетки, – фыркнула Ирка. В её глазах мелькнула тоска. Мы с ней тоже веселились. Я таскал её на руках, щекотал (она страшно визжала, боялась прикосновений к рёбрам), про последний раз в "Берёзке" я вообще молчу, когда мы сбежали от побитого мной Антона. Наверно, её отношения с Ярославом другие. Менее дружеские, более зрелые. Да и Яр старше нас, он вон уже работает. Надо будет намекнуть ему, что Ирка девка заводная и ей нужно иногда отводить душу, творя фигню, вроде катания ночью с горки или качания на качелях. Днём она стеснялась, так что по вечерам я иногда качал её до тошноты. Впрочем, и Ирке стоит напомнить, что друга она не потеряла. Я как был им, так и остался. Поднявшись, мы пошли по тропинке к реке. Свернули направо, прошли вдоль русла и спустились к заводи. На мостки сейчас попадало солнце, доски нагрелись, и я сразу разулся. Ощущать под ступнями нагретое, чуть шершавое дерево было очень приятно. Ирка плюхнулась на задницу и опустила ноги в воду. – Б-р-р! Холодная! Кайф! Недолго думая, Ирка скинула сарафан и собралась прыгать. Я дёрнулся, но меня опередил Ярослав, поймав её за плечо. – Ира! – Что?! – Там могут быть коряги, остатки кольев от старого мостка, мелкое дно или ключ бьёт. Ты с ума сошла? – Ой, да ладно! – Ирка, Ярослав прав! Погоди, сейчас я спущусь и исследую дно. И потом смотри, справа ступеньки есть. – Нудные вы, мальчики. – Зато до сих пор живые, – негромко сказал Ярослав. – Это ты к чему? – У меня друг в прорубь прыгнул на Крещение. Сердце остановилось, и всё. Вытащили уже не человека, а тело. – О, Господи, ужас какой! – Мои слишком смелые друзья кто разбился, кто утонул, кто... Короче, давай, вначале мы, а потом ты. Пока мы спорили, Мар аккуратно разделся и спустился в воду. Поплавал, нырнул пару раз. – Омут тут старый, уже не крутит. Но прыгать действительно не стоит. А так - ни коряг, ни кольев. Залезайте, кто холодной воды не боится. Полезли все. Вода была бодрящая и очень чистая. От неё пахло арбузом и свежестью. Наплававшись, мы как тюлени разлеглись на солнце. Солнечные лучи пронизывали воду, в толще плавала мелкая рыбёшка, по поверхности шмыгали водомерки. Я перевернулся на спину и закрыл глаза. – Смотрите, там цапля! – громкий шёпот вырвал меня из дрёмы. Я повернул голову и увидел на противоположном илистом берегу, где нам показался леший в прошлый раз, большую белую птицу с венчиком волос на голове. Она стояла на одной ноге, вторую поджав под тело. Вдруг цапля резко наклонилась, ловко выхватила мелкую рыбёшку из воды, подбросила её в воздух и поймала в раскрытый клюв. – Ой, фу! – застонала Ирка, и я засмеялся тихонько. Не все морально готовы к тому, что красивые существа – плотоядные. Арт, лежащий рядом, провёл пальцами по моему предплечью. Я повернулся к нему и утонул в серой глубине прозрачных глаз с крапинками. Солнце падало под таким углом, что глаза казались толщей прозрачной воды, где на дне лежат камешки. – Ты такой красивый! – выдохнул я. – Ты тоже. У тебя сейчас глаза серо-голубые, как северное море. Я с отцом был в командировке в Мурманске. Там вот такой же цвет воды. – Скучаешь по нему? – Немного. Скорее по тем временам, когда он ещё не знал, кто я такой, и не говорил, что такой сын ему не нужен. Мир казался незыблемым и добрым. Все проблемы существовали вне семейного круга, достаточно просто было выключить телевизор, чтобы оказаться в безопасности. – Все мы рано или поздно взрослеем. Мне жаль, что тебе пришлось через это пройти. – Я уверен, что мой случай не самый ужасный. Более того, я считаю, что мне очень повезло. Мне не проломили голову, не изнасиловали, не сдали в психушку, не "лечили" отупляющими таблетками или электротоком. Я читал, как раньше вызывали отвращение к лицам своего пола. Показывали фото привлекательных мужчин и давали разряд тока. Представляешь? Я прикрыл глаза. Леший, что гонял гопников по топи, показался мне милосерднее среднестатистического человека, который любит своих детей, но до того момента, пока ребёнок не выходит за рамки нормы. Рамки эти узки и имеют много условий. Менталитет, религия, внутренние ограничения и ещё куча всякого дерьма, с помощью которого принято держать людей в узде. И ладно бы те, кто правят бал, придерживались ими же самими созданных норм и правил... Я не знаю, сколько войн и катастроф должно произойти, пока человечество наконец не повзрослеет. Когда научится брать ответственность за то, что творит с ближними, с природой. Возможно, нас слишком много для этой планеты, что заставляет нас скатываться к самым низменным инстинктам и потребностям. Возможно, у человечества сейчас сложный период подросткового бунта, когда незначительное кажется ужасным, а важное – мелочью. Возможно, для того, чтобы понять ценность каждой жизни, право на свободу выбора и самоопределения, приходится пройти через личностную ломку и горнило всеобщего осуждения. Мне жаль, что я не могу помочь всем. Но я рад, что могу помочь хоть кому-то. Открыв глаза, я сказал Арту: – Я люблю тебя. Ты не один. И всегда можешь на меня рассчитывать.