Постоялец с видом на жительство

Все, что помнил парень, когда вновь явил миру прекрасные глаза цвета темного янтаря, своё фееричное падение в воду. Но ни обстоятельств того, как он оказался на том опасном морском променаде, ни откуда приехал, ни, собственно, кто он и как его зовут, не знал. И вспомнить не мог, как ни пытался. Протянув руку, он легонько ощупал перемотанную голову, и даже через бинт ощутил солидную шишку на затылке. Голову сильно ломило, а самого парня мутило и очень хотелось пить. Он лежал на подстилке из банановых листьев в чистой хижине. Солнце проникало сквозь стены и ласково пригревало. Он приподнялся на локтях и, увидев рядом с собой бутылку, с наслаждением выпил теплую, отдающую пластиком воду. Медленно поднялся, ощупал себя – все тело цвело синяками и ссадинами, обработанными какой-то мазью. Внутри тоже все ныло и болело, но кости вроде бы целые. Он вышел на улицу. Повсюду куда ни кинь взгляд, расстилалась плантация сахарного тростника. Неподалеку под навесом увидел приветливого мужчину в выцветших шортах. Тот улыбаясь похлопал его по плечу и, видимо, спрашивая про самочувствие на незнакомом мелодичном языке, показал жест двумя растопыренными пальцами, символизирующий победу. – Ален – указывая себе на грудь произнес он и перевел руку на грудь собеседника. Парень, поняв, что у него спрашивают имя, вскинул руку в ответном жесте и отзеркалил пальцами фигуру, изображающую букву «V»: – Ви, меня зовут Ви, – и улыбнулся странно-квадратной, но невыразимо притягательной улыбкой. *** Солнце клонилось к закату. Прямо на улице за большим деревянным столом собрались на ужин работники плантации. Улыбчивая полная женщина щедро наливала каждому ароматный дымящийся бульон. На общем блюде лежали лепешки, фаршированные овощами и мясом, обильно приправленные карри. Их Ви есть не мог – остро. Зато на удивление ему понравился ромовый пунш, который пили здесь как воду и не пьянели. Еще присутствовала потрясающая выпечка, которой парень воздал должное. Во главе стола восседал довольно пожилой, но еще крепкий мужчина, который и подлечил его раны. На английском никто не говорил, а французского он не знал. Да и в том наречии, на котором в основном изъяснялись присутствующие, вряд ли можно было распознать французский язык. Зато было так уютно и по-домашнему тепло, что Ви расслабился и обрёл какое-то внутренне спокойствие. Международный язык радушия и гостеприимства делал своё дело. Он доверился этим людям, хотя в душе все равно был испуган, как маленький потерявшийся ребёнок, которым, собственно, он и был…