Постоялец с видом на жительство

Хосок опять умотал на гастроли, а Чон наслаждался одиночеством, хотя и не совсем полным. Тэ теперь всегда был рядом. Но его общество только радовало. Впрочем, общество Хосока и Бомгю, которые тщательно скрывали свои отношения, его, конечно, тоже не напрягало. Тем более Бомгю в их доме вообще был редкостью. Только когда вся группа заваливалась потусить - спален хватало. И тогда влюбленным удавалось побыть наедине, скрывшись от вездесущих камер. В просторной домашней студии Чон репетировал танец для выступления на межфакультетском творческом фестивале. «Мой грех состоял не в чем-то определенном, А в том, что я пожал руку дьяволу. Дьявол держал меня в своих тисках, И шёл за мной по пятам». Босоногий, в широких спортивных шароварах и свободной черной футболке Чонгук рисует картину всем телом, создает свой трепетный шедевр. Делает плавные движения руками, будто лебедь машет крыльями, затем вытягивает и складывает их перед собой. Порывисто отскакивает в сторону, будто пытается взлететь, но некий груз удерживает его. Он падает, руками касается пола и вновь пытается расправить крылья и взлететь. Вырывается из своих же объятий, взмахивает руками и подпрыгивает. «Умоляю о чуде, отмотай назад! Было хорошо до безумия! Больной, подсевший на сладкое. Да, сумасшедший, Не желавший отпускать руку демона» Чон стоит на прямой ноге, другая – поднята на уровень талии и отведена в сторону, корпус отклонен в противоположную сторону, рука будто пытается дотянуться и сорвать запретный плод. Опять прыжок, падение, перекат. И так бесконечно. Кажется, он состоит не из твердого вещества, а перетекает плавно из одного положения в другое. Танцует не ногами – сердцем, каждым движением признаваясь в любви. «Так плохо, но так сладко. Так сладко, так сладко. Слишком порочно, Слишком порочно. Да, это — зло» Гибкое тело, замершее в прыжке, и финальное падение. Ангел все-таки сорвался с небес… – Это было потрясающе… – Спасибо. Я старался. Должен же наш факультет чем-то поразить присутствующих. – Весь универ будет лежать от этой страсти… Но…сейчас ты танцевал только для меня? – Для тебя, – направляясь в душ и скидывая мокрую одежду на ходу, согласился Чонгук. – Так я – это зло? – регулируя температуру воды, услышал Чон и попытался в запотевшем зеркале найти след своего невидимого собеседника. – Погладь себя… – Что? – Проведи ладонью по щеке … по шее… Гук как зачарованный исполнил просьбу. – Опустись ниже, огладь ключицы и плечи. Коснись сосков… Закусив губу и глядя в зеркале прямо себе в глаза, ища в них отблески другого сознания, он следовал голосу, мягко направляющему, отдающему команды, делая так, чтобы Тэхёну нравилось. Нравилось, конечно, и ему самому, но Чон поражался, как Тэ может так чутко чувствовать его тело. – Возьми его в руку, – Тэ застонал… – Я чувствую будто это мой член в твоей ладони… Чон выплеснул разрядку с хриплым стоном, который смешивался с легким криком Тэ в его голове. – Сейчас поцеловать бы тебя в благодарность, мой хороший… – прошептал Тэхён. – Считай, я это делаю… *** Теперь Чонгук ловил отклик и настроение Тэ, чтобы заняться с ним любовью. Иногда Тэхён сам просил его о сеансе нежности. Гук уединялся и порой до исступления ласкал себя, представляя, что это тело его любимого. – Как же хочу по-настоящему почувствовать твое тепло… Вкус твоих губ… Уверен, он сказочный, – стонал Чон. – Купи клубнику – будем через неё целоваться, – шутил Тэ. *** На совершеннолетие Хосок подарил брату маленькую, но очень уютную квартиру. И они с Тэ её с удовольствием обставляли. Выбирали шторы, искали милые безделушки, покупали посуду. Прям как самая настоящая семейная пара. – Возьмем мне с крольчонком, а тебе с медвежонком. – Хочу с тигрёнком. – Хорошо. Как скажешь. На парня, разговаривающего с самим собой, оглядывались покупатели, но ему не было до этого никакого дела. Он искал своему любимому самую красивую кружку, из которой тот даже не сможет пить… *** Иногда бывали и ссоры. Чон забывался и мог быть нетактичным. – Возьмем этот диван. Он такой красивый. – Но, капец, какой неудобный. В конце концов мне на нём спать, а не тебе. Возьмем кровать с матрацем. Тэ обиделся и до самого вечера молчал. *** Утомленный Гук, откинувшись лежал на постели, отходя от мощного оргазма, тяжело дыша, весь в испарине, чувствуя, как каждая клеточка тела пребывает в невероятной неге, а в груди разливается пульсирующее тепло. Там внутри в унисон с ним дышал Тэ, тоже переживающий не меньшее наслаждение. – Не думаю, что раньше у меня был сексуальный опыт с партнером. Да еще и такой чувственный. У меня от моих желаний, реализуемых твоими руками, дух захватывает от новизны. Для меня все впервые. – Для меня тоже… – молвил Чон. *** Реальность уходила на второй план, и Чонгуку становилось порой упоительно страшно от бездны, открывающейся в глубинах его подсознания. Он жил в иллюзорном мире, который его вполне устраивал. Как устраивал и его роман. Чонгуку казалось, что в этой странной любви он обретает какую-то неподдающуюся осмыслению неведомую свободу, подтверждая теорию о вечных душах, которые решили поселиться в одном теле.