Принц Х Царевич - 3

После обеда придворные военачальники с конными отрядами и егерями отправились на розыски логова обнаглевшей банды. Как оказалось, разбойники действительно уже долгое время донимали Хельмут-Альберта набегами на его земли и владения. Просто чума, а не шайка! Как будто специально задались целью королю каждую ночь бессонницу из-за новых огорчений устраивать. Поэтому его величество твердо попросил гостей не вмешиваться, ибо поимка преступников стала для него делом чести, а уже не просто актом правоохранения. Когда слуги разобрали завал после взрыва, а переставший икать от ужаса хранитель казны смог провести ревизию, обнаружилось, что из сокровищницы грабители успели вынести не так уж и много. Собственно, добро Хельмут-Альберта осталось почти не тронутым. Похитили то, что было тащить удобнее — а именно казну Агилольфанны Вельф, ведь она по-прежнему стояла удобно упакованной в сундуки. От таких новостей Пересвет только и мог, что матюгаться шепотом. Еще не так он чертыхался за обедом. Благо раздраженное фырчание под нос прекрасно скрадывали общий шум и звон столового серебра. За длиннющим столом Пересвета посадили, казалось, за милю от Кириамэ. Его величество, восседавший во главе, оказался страстным поклонником восточной экзотики — и всецело завладел вниманием гостя, завалил бесконечными вопросами и расспросами. Царевича полностью прибрала в свои ручки Аврора-Катерина, занимавшая почетное место напротив отца, за другим концом стола. Принцесса изо всех сил старалась играть роль гостеприимной хозяйки, развлекала царевича светскими разговорами. Трещала без умолку, сыпала вопросами невпопад, требовала ответов — гость едва кусок прожевать успевал, ведь промолчать было бы крайне невежливо. После обеда король удостоил гостей демонстрацией своей обширной коллекции восточных диковинок. Кириамэ вежливо улыбался и сдержанно восхищался, чтобы не огорчить хозяина. На деле же большинство так называемых сокровищ оказалось кадайскими подделками, купленными за сумасшедшие деньги. Ее высочество Аврора-Катерина ходила за экскурсией по замку, как котенок за бантиком. Она резко сменила тактику и теперь вела себя сдержанно, была, на взгляд Ёширо, довольно мила и очаровательна. О чем принц неоднократно намекал Пересвету. — Она не в моем вкусе! — шипел в ответ царевич. — Это не ее вина, что у тебя ужасный вкус, — усмехался Ёж. Пересвету возразить было нечем: вкус у него действительно хуже некуда! Всю жизнь себе умудрился испортить тягой к черным локонам и синим бессовестным очам. Нет бы влюблялся в скромных пухленьких кудрявых принцесс! Куда там. И вот теперь эти синие насмешливые очи прожигают взглядами-молниями с безопасного расстояния, из-за спины его величества, в упоении поющего дифирамбы нихонской лаковой миниатюре. А вот пускай не думает, что выиграл в этом безмолвно заключенном пари «у кого терпение быстрее лопнет»! К ужину царевичу всё порядком надоело, и он решил добавить немного теплоты в нескончаемые беседы с надоедливой принцессой. Благо в отличие от обеденного пира, ужин проходил в тесном семейном окружении, в небольшой гостиной с камином и мягкими коврами на полу. Аврора-Катерина от каждой его улыбки вспыхивала яркой рождественской звездочкой, щечки заливал румянец, как от крепкого мороза. Она притихала, что позволяло хотя бы несколько минут отдохнуть от ее звонкого голоска. Глаза из-под пушистых светленьких ресниц искрились надеждой, и Пересвету от этого становилось как-то противно на душе — от самого себя. Всё-таки кокетничать с невинными наивными девочками он не умел и не стремился научиться. Это искусство он оставлял своему мужу. Который, кстати, поглядывал теперь в их сторону не столько с насмешливой улыбкой, сколько с плохо скрываемой ревностью. Понимал сам, что ревновать глупо, злился на самого себя, незаметно покусывая губы — и всё равно не имел сил отделаться от червивых мыслей, упрямо всплывавших из глубины сознания. *** Около полуночи у Пересвета кончилось терпение. Надоело кататься с боку на бок по необъятной кровати. Да еще этот балдахин нависал пыльным погребальным пологом… Пересвет после ночи в крепости Вельфэльзен вообще люто невзлюбил балдахины. Он решительно встал, оделся и направился в другую спальню для гостей. На стук Ёж отозвался не сразу. Хотя, когда царевич вошел, обнаружил, что тот еще не думал ложиться, даже волосы не распустил. — О чем говорили с королем за ужином? — как бы между прочим поинтересовался Пересвет. — О тебе, — широко улыбнулся Ёж. Хлюпнул носом украдкой, спрятал скомканный платок в карман. — Обо мне? Почему? Пересвет уселся рядом на кровать и с подозрением заглянул ему в глаза, успев заметить предательскую красноту прежде, чем тот поспешно опустил ресницы. — Хельмут спрашивал, какой из тебя получится муж и будущий правитель. — И что ты ответил? — нахмурился Пересвет. — Разве я мог соврать? — легкомысленно пожал плечами Кириамэ, поднялся. — Сказал, что ты идеален по всем пунктам. — То есть, ты… — протянул царевич. Но не знал, как договорить. — Насладился прекрасными нарядами юной принцессы? — решил сменить тему Ёширо. Шмыгнул. — Да на ней корсет сидит, как на корове седло! — возмутился Пересвет. Со стоном откинулся назад, растянулся поверх мехового покрывала. Рассеянно провел ладонями, запустил в мягкие шерстинки пальцы, погладил. — Не преувеличивай, у нее есть довольно милые наряды. — Кириамэ снял и повесил свой полукафтан-полудоспех на спинку стула. — Каждые полчаса бегала переодеваться! Ну, хотя бы можно было от нее отдохнуть в это время. — Не ворчи. Всего-то пять платьев сменила, для девушки ее статуса это обычное дело. — Пересвет невольно следил, как он расстегивал на изумрудной курточке с вышитым драконом первые две дюжины мелких пуговичек из сотни. — Так… так это ты велел ей наряжаться? — осенило царевича. — Я просто намекнул, что тебе это бы понравилось. Я ошибся? — Кириамэ усталым жестом вынул шпильку из заколки. Волосы свободно легли на плечи черной шелковой фатой. — Еще как ошибся! Что это за шутки такие?! — Пересвет приподнялся на локтях, чтобы в глаза ему посмотреть. — Разве, как самый близкий друг, я не должен беспокоиться о твоих интересах? — Что? — Что плохого в том, чтобы помочь тебе определиться с выбором? Тебе нужно понять, в конце концов, какие девушки тебе больше по душе. Хильда тебе не приглянулась, что не удивительно. Агилольфанна тебе не понравилась, хотя она редкостная прелестница. Да, правда, она для тебя старовата. И слишком умна. Тебе больше подойдет совсем молоденькая девочка, вроде Авроры-Катерины. Она наивна, доверчива. Из нее получится прекрасная жена, которая будет послушна воле мужа. Она будет смотреть на тебя с обожанием и чтить, как закон, каждое сказанное тобой слово. — Зачем? — буквально заскрежетал зубами от злости царевич. — Зачем ты всё это мне говоришь? С таким безразличным видом? — Как самый близкий твой друг, я обязан помочь тебе устроить судьбу самым удачным образом. — Ты… — Не волнуйся. Я не собираюсь закатывать безобразных сцен ревности. Кто я такой для тебя, — коротко рассмеялся принц, — чтобы что-то запрещать, чего-то требовать? Или, не дай бог, вставать на пути к твоему счастью. Наоборот, я слишком тебя люблю… как друга! Первым, самым главным моим желанием есть и будет только одно — увидеть твои счастливые глаза. Он произнес это признание настолько искренне и честно, что Пересвет не смог возразить ни звуком. У него и злость вся пропала разом, рот открыл и молча закрыл. Минуту назад хотелось ударить, заставить замолчать, заставить извиняться за колючие иглы обидных слов… Но сейчас?.. — Поэтому будь уверен, — сев рядом, продолжал исповедь принц, роняя слова неторопливо, обдумывая и взвешивая каждую фразу. — Знай, когда я увижу, что ты нашел девушку, которая будет для тебя отражением твоего идеала, и если я увижу, что ты влюбишься в нее по-настоящему, если она будет достойна твоей любви, то я сделаю всё, чтобы вы были вместе. Я немедленно разорву наши с тобой нелепые брачные клятвы. И сам подведу тебе невесту к алтарю… — Что ты такое вообще несёшь? — пролепетал царевич, порывисто сел. — Что ты о себе возомнил? Каким образом ты надеешься вообще узнать, что я влюблюсь? Тебе-то откуда будет об этом известно, а?! Принц усмехнулся. — Не кричи, успокойся. Кто, как не я, узнает об этом первым? Ты сможешь скрыть свои чувства от отца с матерью, от посторонних. От самого себя! Но только не от меня. Если ты влюбишься в какую-нибудь хорошую девушку — а дурную барышню ты никогда не сможешь полюбить, такой ты есть! — то я пойму гораздо раньше, уж поверь, чем ты сам это чувство осознаешь. — Бака на, — прошипел Пересвет, сжимая и разжимая кулак. — Нет, не глупость. Я наконец-то нашел в себе силы посмотреть правде в глаза, — сказал Ёж. — А правда в том, что рано или поздно это с тобой случится. Я не говорю «сейчас» — может быть, через год, может быть, через два. Тогда я спокойно уйду из твоей жизни. Может быть, уеду назад в Нихонию. Может быть, в Кадай. — Где тебя убьют, — зло кинул царевич. — Наверное, — пожал плечами принц. Улыбнулся безразлично, спокойно. — А может быть, и нет? Никто не знает своего будущего. — Я знаю. Ты чересчур упрям, чтобы легко отказаться от своей цели. Ты никуда не уедешь. Ты просто дождешься удобной минуты, распорешь себе живот своей катаной. И умрёшь. С улыбкой на губах. Пересвет произнёс это с безжалостной резкостью. Голос сел, чуть охрип. Кириамэ промолчал. Пересвет хмыкнул — так и есть, он угадал верно. — А самое противное, знаешь что? — произнес царевич едко, встряхнув его за плечи, чтобы очнулся. — То, что ты никогда меня не спросишь: влюбился ли я? Хочу ли я вправду быть с какой-то девушкой, на которую ты будешь думать? Ты от ревности с ума сойдешь, как сейчас вот, и напридумываешь себе бог знает что. Ты ослепнешь, понимаешь? Ты можешь убить себя, поверив в собственный обман зрения. Ни-за-что! Ни за что себя распотрошишь, как цыпленка на вертеле, понимаешь? Упорхнешь в мир иной. А я останусь здесь, с твоей кровью на руках. Ты такого для меня хочешь счастья? — Не говори ерунду, — не слишком уверенно отмахнулся Ёширо. — Поклянись мне сейчас же! — потребовал Пересвет, рывком заставив его развернуться к себе лицом и поглядеть в глаза. — Дай слово! Поклянись, что не станешь себя убивать! — Я… Кириамэ замер, вглядываясь в глаза царевича, будто пытаясь прочесть в них свою судьбу. — Я никуда не уйду, пока ты сам меня не отпустишь, — произнес он твердо, обреченно опустил взгляд. Пересвет выдохнул. Хотя бы так. Пусть хоть так… — Всё? — спросил Кириамэ. — Доволен? Теперь ты позволишь мне лечь спать? Поднялся, подошел к двери, открыл. Кивнул на выход, намекая. — Вообще-то я хотел… с тобой? — предложил Пересвет, густо краснея от неловкости. — Помнишь, утром у моста ты разозлился, что я… В общем, если ты хочешь, чтобы я остался… — Нет, спасибо! — рассмеялся принц. — Я вовсе не разозлился, забудь. Просто дай мне немного отдохнуть. Как видишь, лихорадки у меня нет, простуда ушла. Со мной не надо нянчиться. И не смотри на меня, как на опасного безумца. — Я и не смотрю, — пробормотал Пересвет, слез с кровати. — Нет, можешь, конечно, лечь со мной! Если хочешь бурного и страстного примирения после ссоры… — завел было, издеваясь, Ёж. Царевич хлопнул дверью. Оставшись в одиночестве, принц не сразу стёр улыбку с губ. Упал на постель. Поднял руки, вплел пальцы в волосы, сжал ладонями виски. Голова опять разболелась немилосердно. Просто ужасно. Настолько невыносимо, что хотелось умереть… Но он же дал слово. Какая нелепость! Вырвавшийся смешок прозвучал как стон… В носу засвербило, он поднялся за платком, расчихался. Чертова простуда, и умереть от горя красиво не позволит! Расхохотался, растянулся на постели, перевернулся на живот, подмял под грудь подушку, обнял. Плечи сотрясались от сдерживаемого смеха. Из глаз лились слезы. Пересвет не сразу ушел, постоял, прислонившись спиной к двери. От чихания вздрогнул. Значит, соврал, что всё хорошо? Он так и думал... Но вернуться не решился. Ему и так плохо, и лучше не будет, если они заново начнут ссориться… Царевич подскочил, как ужаленный, заметив за углом полутемного коридора блеснувшие глаза. Завитые кудряшки, плеснувший край юбок. Дыхание перехватило — он кинулся за шпионкой. Она недалеко уцокала на своих высоких каблучках. Отдернула руку от чешущихся глаз, резко развернулась, когда он схватил ее за локоть. — Я не знаю вашего языка! — заверила Аврора-Катерина горячо. — Простите. Простите меня, я такая глупая. Мое сегодняшнее поведение было недостойным. Я никому ничего не расскажу, поверьте! Всхлипнула, спрятала лицо в ладонях. Замычала невнятно: — Обещаю, я буду молчать! Подслушивать нехорошо, я знаю! Но я не поняла ни слова, поверьте! Я глупая, я не желаю учить иноземные языки… Пересвету не оставалось ничего, кроме как обнять расстроившуюся девчонку за вздрагивающие плечи. — Я не понимала, что это не игра, не понарошку. Вы мне сразу очень понравились. Такой красивый, такой высокий! Иностранец! Загадочный незнакомец, который меня спас!.. Я ничего не хотела больше знать. Я ничего не видела… А он… Он вас, оказывается, так любит!! Я не подсматривала, я только слышала! Эти ваши непонятные слова… Но его голос… Боже, как бы мне хотелось, чтобы кто-нибудь когда-нибудь так же сильно влюбился в меня!! Но это невозможно, да? — Почему? — удивился Пересвет. Ему неловко было выслушивать всё это, утешать. Он должен быть сейчас в другом месте! А стоит здесь, с нею. С этой маленькой капризной девочкой, которая привыкла делать всё так, как ей взбредет в голову. И вот теперь она, нисколько не смущаясь и не задумываясь, подкараулила его под дверью… услышала их разговор… И кажется, женское чутье ей объяснило всё без перевода. — Ну, разве непонятно? — поспешно утерла она слезы оборками подола. — Я же такая некрасивая. Я толстая, низенькая. У меня вон какие щеки. Глаза, как у курицы… Вам я тоже нисколечко ведь не понравилась. Нет, не надо! Я же вижу. Вы за ужином только на своего друга поглядывали. И правильно, он ведь такой видный у вас, даже папа в восторге… Красота ведь, это дар божий. Либо есть от рождения, либо нету… К красоте ведь, как к свету, все тянутся — и мужчины, и женщины… и кошки… — Ёширо сказал мне, что ты очень красивая, — произнес Пересвет. — С первого взгляда, как только тебя увидел. — Правда? — подняла на него глаза принцесса. — Он мне никогда не врет. Он сказал, что через несколько лет ты станешь прекрасной королевой. — Спасибо, — не поверила, но всё равно зарделась Аврора-Катерина. — Простите, что досаждала вам весь день. И передайте, пожалуйста, извинения вашему другу. — Хорошо, — пробормотал царевич. — И… будьте, пожалуйста, с ним… внимательнее? Мне его так жалко! Едва проговорила, с трудом подобрав слова — и порывисто убежала, неудержимо разрыдавшись. Пересвет перевел дыхание. Ну вот почему вечно с ним так? То мать, то Войслава — теперь эта девчонка! Все Ёжику сочувствуют. А ему бы хоть кто-нибудь посочувствовал? Тоже ведь не каменный, всё это терпеть! Только Агилольфанна и пожалела… Если подумать, Аврору-Катерину тоже пожалеть можно. Ёж сам прекрасно видел, что она не понравилась царевичу — и всё равно толкнул его к ней! Из ревности поиграть хотел? Из мести Пересвету? Из вредности! Из коварства! А теперь и сам носом хлюпает, и девчонку расстроил до слез. Впрочем, принцессе не помешало немножко повзрослеть и понять, что не всё на свете можно выклянчить у папы. А Ёжику… Что он вообще от него хочет?.. А чего хочет сам Пересвет?.. Он сунул руку в карман кафтана, нашел крошечный флакончик, сжал в пальцах холодный хрусталь. Может быть и вправду нужно воспользоваться зельем? Когда придет удобный момент. Под утро Пересвету снилось какое-то непотребство. Губы, горячие, влажные. Руки, нежные, сильные. Прикосновения, ласки, поцелуи… Он задыхался во сне. Он плавился, теряя себя. Он хотел бы проснуться — да не получалось!.. — Просыпайся! Муженек, хватит дрыхнуть! Куда там! Сон только явственнее сделался. У царевича щеки горели, сердце стучало. Ноги в одеяле запутались, в груди давило, а даже пальцем пошевелить не мог — тяжелый сонный морок не давал. — Просыпайся, — Кириамэ понемногу терял терпение, голос делался холоднее, колючее. — Капитан королевской гвардии дал разрешение присутствовать при захвате разбойничьего логова в качестве наблюдателей. Скоро будут трубить сбор. А если ты не собираешься шевелиться, то я не буду ждать и поеду без тебя. — Мм-м?.. — Поедешь или нет? Пересвет с трудом разлепил веки. Ёж сидел на краешке кровати, тормошил его за плечо. Рано. Даже солнце еще не взошло — в окна лился розоватый мягкий рассвет. Царевич со вкусом потянулся, ноги высунулись из-под взбитого одеяла в приятную прохладу. Несмотря на сумбурные сны, он ощущал себя в прекрасном расположении духа. Удивительно. — Чего в такую рань? — пробормотал Пересвет. — Давай еще поваляемся! Сел, сграбастал принца в охапку, — и лег, уронив на себя мужа. Ёж затрепыхался протестующее. Но Пересвет со спины перекатился на живот, подмяв под себя супруга, словно подушку. Тот попытался выползти из медвежьих объятий к изголовью, да не слишком преуспел — бедрами застрял, чуть пояс со штанами не оставив, руки царевича вокруг талии крепко обвились. Пересвет потерся головой о шелковую курточку, отчего та задралась кверху — и щека, немножко колючая от юношеской несерьезной щетины, прижалась к худому бледному животу. — Мм-м… Угомонившись, Пересвет затих. Кириамэ неуверенно коснулся пальцами его взъерошенных волос: — Эй, ты на мне спать собрался? — М-м… — Не спи! — А что, нельзя? — пробормотал царевич. — Нет. — Ну, немножко?.. Не пинайся… Пересвет одной рукой прижал к перине взбунтовавшуюся коленку, норовившую врезать ему по ребрам. Вторая рука по-прежнему была занята стискиванием талии. — Хватит! — взбрыкнул принц, но безуспешно — царевич был тяжелее. — Нам нужно ехать! Я хочу достать наконец-то эти проклятые струны к этой чертовой лютне! Королевские егеря выследили банду и всю ночь караулили вокруг логова. Гвардейцы собираются выдвинуться с восходом солнца, обложить лес по всем правилам стратегии — и поймать наглецов. Как человек, взявший на себя ответственность по возвращению похищенной казны Агилольфанны, я обязан присутствовать и проследить, чтобы… Прекрати! — Что? — поднял голову, поморгал непонимающими сонными глазами Пересвет. Сам не заметил, что пригрелся и нырнул в сладкую дрёму. — Ты… — проговорил тихо Ёж, не зная, как подобрать слова. — Твои губы… — Ой, — смутился царевич. Заснул, похоже, с приоткрытым ртом — и капнул слюной мужу прямо в пупок. — Прости. Он слизнул капельку, ткнувшись языком в аккуратную маленькую ямку, и широко провел по нежной коже, не удержавшись. От горячей мягкой шершавости принц взвыл: — Бакэйро!! Отпусти сейчас же!! Царевич чуть приподнялся, сконфуженный собственным странным порывом. И Ёж, воспользовавшись моментом, рванул — перекатился вместе с ним по кровати. Теперь принц оказался сверху, на четвереньках, а Пересвет растерянно взирал на него снизу, положенный на обе лопатки, оказавшийся внезапно в плену свесившихся волос, постельного полумрака, теплого родного запаха, мечущих молнии глаз… Но лишь мгновение понадобилось принцу, чтобы погасить эти молнии. Поднявшись на колени, он вновь был невозмутим и спокоен. — Прости! — Пересвет торопливо удержал его, обхватив ладонями за пояс. — Ничего. Забудь. — Нет, я не про это… — Царевич не отпустил, проявил настойчивость. Ёж было рыпнулся слезть с кровати, но вместо этого пришлось остаться и сесть верхом на упрямого мужа, хотя ему вовсе этого не хотелось. — Я вообще… Ты злишься на меня. — Нет. — Принц отвел глаза. Его муж непроходимый тупица и слепец, это просто нужно перетерпеть как данность, как наказание свыше… — Злишься. Я же вижу. — Царевичу и в обычном состоянии было бы трудно высказаться на эту щекотливую тему, уж тем более спросонья слова приходилось выжимать из себя по буковке. — Я вечно не то делаю… Постоянно не так говорю… Я не знаю, чем рассердил тебя. То есть нет, знаю, конечно… Прости меня, пожалуйста? — Нет. — Почему? — возмущенно засопел царевич. Непонятно зачем потер большими пальцами выступающие косточки на бедрах, просто захотелось. — Не прощу! — вспыхнул Ёж. Вырвался из рук, сбежал из постели. Подошел к окну, оперся ладонями о подоконник, лбом ткнулся в мелкий переплет стекол. — Мне не за что тебя прощать. Усмехнулся, повернулся к растерянному мужу: — Тебе не в чем передо мной каяться. Мне не в чем тебя винить. Так что не нужно никаких извинений. Просто вставай, одевайся — и поедем за похищенными сокровищами. — А… — протянул Пересвет. — Завтракать будем? — Чего изволите? — пискнули девчушки из коробчонки. Парни оба густо покраснели. Совершенно забыли про ларчик, стоявший на каминной полке ровно напротив кровати. Расписная лаковая крышечка отскочила на петлях, и в комнате материализовались не менее смущенные девчушки: кусали губки, чтобы удержаться от улыбочек, прятали блестящие глазки под скромно опущенными ресничками, теребили пальчиками концы косичек. — Изволите принять ванну? — спросила Марья царевича. — Ну… — задумался тот. — Только быстро! — приказал Кириамэ. — Будет исполнено! — Марфа махнула платочком, и угол комнаты отгородила ширма, за ширмой возникла объемистая деревянная бадья с водой. — Окунайтесь на здоровье! — Здесь принято обедать в обществе короля, а завтракать в личных апартаментах, — сказала Марья. — Удобно, — согласился Кириамэ, думая совершенно о другом. — Наведаюсь-ка я на кухню! — Марья поклонилась хозяевам. И исчезла. — Пошевеливайся! — поторопил принц супруга, отвернулся к окну, сложив руки на груди. — Будет исполнено! — хихикнула Марфа. И невидимая сила подхватила нерасторопного царевича с постели — прямиком в ванну отправила! Пересвет бухнулся в воду в ночном исподнем, как спал — и заорал: — Холодно!! — Прикажете подогреть? — осведомилась Марфа, игнорируя сурово сдвинувшиеся брови принца. — Да уж будь любезна! — ворчливо откликнулся Пересвет, стаскивая с себя прилипшую от воды просторную рубашку. — Ай!! Кипяток!! Ты нарочно, что ли?! — заголосил он через мгновение. — Ой, извиняйте, — заулыбалась мстительная Марфа. — Перестань, пожалуйста, — негромко попросил ее угомониться Кириамэ. — Да, что ты себе позволяешь! — возмутилась и вернувшаяся из кухни с полным подносом Марья. — Ты чего моего хозяина обижаешь?! — А чего он моего хозяина обижает?! — не стушевалась Марфа. Девчушки сошлись нос к носу, руки в боки — две бодачие козы, иначе не скажешь. — Мой хозяин ночь не спал! Очей прекрасных не сомкнул! Смотри, какие синяки под глазами! Засветло уж на ногах, с военачальниками местными разговоры умные разговаривал. А твой что? — А мой полночи ворочался от дум тяжких! Боюсь, скоро кудри русые с головушки сбегут от мыслей многотрудных! Легко ему было, считаешь? — И много надумал твой хозяин? — И много полезного узнал твой хозяин? — Уж побольше, чем твой, пока бока отлеживал! — Прекратите. Обе. Немедленно! — Кириамэ устал от шума. Рука потянулась кулаком по столу треснуть, но вспомнил, от кого этим жестом заразился (от царя Берендея, от него, батюшки!) и не стал, сдержался. Украдкой взглянул на своё отражение в оконных стеклах — ничего вроде бы страшного, никаких синяков под глазами не видно… Пересвет тоже не стерпел, пальцы в волосы запустил: неужто впрямь облысеть ему грозит? Было бы досадно… Э, да всё эти хохотушки выдумали! Девчонки фыркнули друг на дружку, развернулись спинами, носы задрав в презрении. Пересвет быстренько с мытьем управился, оделся, к столу вышел. Девчонки в гордом молчании принялись за хозяевами ухаживать, соревнуясь в предупредительности — мясо на тарелочке порежут, в серебряные кубки чая дольют, булочки румяные предложат, салфеточки чистенькие подадут, добавочки подложат… В общем, всячески мешали нормально поесть. Но никто их одергивать не стал. Пересвет не знал, о чем разговор завести. И Ёширо молчал, крепко задумавшись. — Я тут решил… — Послушай, вот что странно!.. Заговорили одновременно вдруг. И одновременно замолкли, друг на друга уставившись. Пересвет кивнул: — Я просто так, ничего важного. Что ты хотел сказать? — Странные это разбойники. Я спрашивал о них капитана гвардии, спрашивал начальника дворцовой стражи и старшего егеря. И они сами в недоумении! Никто не знает толком, каково число этих бандитов. Одни утверждают — семь человек. Другие — семь сотен. — Хм, — глубокомысленно выдал царевич. — Колдовство? — Соу нэ-э… — пожал плечами Ёж. — Перед взрывом башни я видел направляющиеся туда лодки. И в них было ровно семеро. А сокровища выносили не меньше двух дюжин… Капитан гвардии приказал сегодня выдвинуть сотню всадников. Даже если в лесу спрятались полтысячи разбойников, этого должно хватить с лихвой — воины против бродяг. — Но если дело в колдовстве? — Если их только пятеро, этих наглецов, и если они имеют хоть какое-то отношение к колдовству, от толпы преследователей они могут легко сбежать… Вот поэтому я хочу быть там и видеть всё собственными глазами. — А мы вам поможем! — заявила Марья. Марфа согласно кивнула, хотя и зыркнула на сестричку-близняшку всё еще с недовольством. — Вы будете нашим тайным оружием, — решил Кириамэ. Девчонки довольно заулыбались. — Как тайное оружие, вы пообещаете не покидать своей шкатулки до тех пор, пока мы вас не вызовем, — продолжил Ёж. — Хорошо? — Но как же тогда мы вам помогать!.. — заголосили было девчушки, но принц властным движением руки заставил их умолкнуть на полуслове. — Вас никто не должен видеть и слышать, понятно? — Понятно, — пригорюнились девчонки. — В конце концов, мы будем всего лишь наблюдать за поимкой преступников. Мы обязаны не вмешиваться в дела суверенного государства, — сказал Кириамэ, уже не для них, а чтобы лишний раз напомнить порывистому Пересвету о благоразумии. — Нам нужно вернуть только золотые струны, чтобы отвезти волшебную лютню Мейнхарду. Казну Агилольфанне вернет сам Хельмут. Ты, — он пробуравил царевича тяжелым взглядом, — не обязан играть роль бесстрашного рыцаря для прекрасной королевны, тем более, если отверг ее домогательства. Ведь так? Пересвет поперхнулся чаем, закашлялся. Хотел горячо возразить, что и не собирался становиться рыцарем, ни с какого перепугу, ни для какой принцессы и даже ни для королевны! Но принц не ждал его возражений, встал из-за стола, бросив салфетку. ***