Принц Х Царевич - 3

— Помните, пожалуйста, господа королевичи, — повторил в очередной раз капитан королевской гвардии, — вы всего лишь наблюдатели! Поэтому, ради всего святого, оставайтесь в арьергарде и не вмешивайтесь в ход операции. Не мешайте мастерам своего дела делать свое дело. Понятно? Принц и царевич молча кивнули, признавая право командира отдавать приказы. — «Не мешайте»? Что ж вам весь год мешало поймать дебоширов? — послышалось ехидно со стороны. — Кто это сказал? — насупился военачальник. «Критик» скрываться не думал, шагнул вперед смело, оказавшись на голову выше капитана гвардейцев. Правда, военной выправкой смельчак похвастать не мог — на животе поношенный кафтан не застегивался, щеки как будто орехами набиты. Да еще на носу толстяка красовались круглые стекла кривоватых очков. За сильно выпуклыми серовато-синими линзами глаз было не видно. Даже усики и щегольская короткая бородка клинышком не спасали общий портрет, равно как ухоженные кудри сочного каштанового оттенка длиной до воротничка. Кириамэ давно заметил этого колоритного молодого мужчину лет двадцати пяти — двадцати семи: он слонялся по двору среди суетящейся толпы готовящихся к походу всадников, конюхов, оруженосцев, слуг — и озабоченно делал какие-то пометки в потасканной книжице, записывал что-то обломком свинцового грифеля. — Ты кто? — грозно спросил капитан гвардии. Рукояткой плети тронул его шляпу, сдвинул на затылок, чтобы широкие поля не мешали поглядеть в лицо нахалу. — Рорик, ваше благородие! — отрапортовал смельчак. Толстые щеки изрядно мешали дикции, и у него получилось что-то вроде: «Рорих, вафе плахорофие!» — Я младший помощник старшего придворного летописца! Хроникист! Буду сопровождать войско в походе, дабы запечатлеть историческое событие для потомков! — Придворного кого? Левопися? — не понял военачальник. — Кронисист? Чего это? — переспросил Пересвет. — Помощник летописца, хроникист, — пояснил Ёширо негромко. Отметил про себя, что меч летописцу, видимо, не полагался по статусу. Вместо рыцарского клинка к поясу были прицеплены ножны с длинным кинжалом. — Приказ первого министра! — заявил толстяк. — Прошу прощения, херр капитан! Против воли канцлера командир гвардии ничего поделать не мог. Поиграл бровями, дернул усом. Бросил: — Чтобы я тебя не видел. Будешь сопровождать вот этих господ! — махнул на наблюдателей. — Так точно, херр капитан! — вытянулся младший летописец. И браво выпяченным брюхом военачальника едва с места не спихнул. Младший летописец оказался парнем разговорчивым. Несмотря на проблемы с четкостью речи, он не стеснялся болтать с иностранными наблюдателями всю дорогу. Пересвету и то неловко было лишний раз тихонько переспрашивать у принца неразборчивые слова — а этот косноязычный бухтел безумолку, излишней скромностью явно не страдая! Но его можно было понять — скучно сидеть над пергаментом в одиночестве, наедине со свечкой и скрипучим пером все дни напролет. Вот и изливал выплескивавшиеся исторические сведения и факты современности на первых встречных слушателей. А слушатели попались ему благодарные, не перебивали, к черту не посылали. Особенно нихонец слушал внимательно, уточняющие вопросы задавал. А мало ли какие знания могут понадобиться в будущем для дипломатии? Болтливые, хорошо осведомленные летописцы тоже ведь не каждый день на пути попадаются! Если верить словам разговорчивого хроникиста, до ограбления сокровищницы разбойников не больно-то и пытались поймать. Ну и то правда, за такие проделки, что они вытворяли, ловить и на виселицу вести — самого себя дураком выставлять! Хельмут дураком не хотел выглядеть. Пусть наглецы пёстренько раскрасили его королевскую бронзовую статую на главной площади — не беда. Посмеется народ и забудет. Пусть это ярко-пятнистое пугало на следующую ночь перетащили в муниципальный свинарник, поставили пьедесталом в грязь — ну велико ли оскорбление! Свиноводство — важнейшая отрасль государственной промышленности Великой Каринтенсии. Пускай себе скотина под высочайшим изваянием спокойно хрюкает. Королевская бронзовая длань благословляла свиноматок на благополучный опорос во благо родины. Хулиганством и только можно было назвать и прочие выходки неуловимой банды: ругательские надписи на стенах ратуши, обвиняющие государя в мужской несостоятельности; нападение на торговца, который вез любимое вино правителя — и осквернение всей партии в размере трех сотен бутылок путем измазывания пробок свежим куриным помётом… Да всех выходок, произошедших за минувший год, не упомнить! Однако попыткой похитить принцессу и ограблением сокровищницы разбойники перегнули палку — милостивого прощения от великодушного короля им уже не видать. И виной тому не столько нежная отцовская любовь к единственной наследнице и отраде, подвергшейся опасности и нервному потрясению. Проблемой было то, что Агилольфанна за невозврат взятого на сохранение имущества наверняка завернет такую цену, что Хельмут до гробовой доски расплатиться не сможет. — Как такое возможно? — удивился Кириамэ. — Разве казначеи сразу не пересчитали всё привезенное от нее золото до монетки? Оказалось, дело было отнюдь не в золоте. Как такового, золота среди сокровищ королевны оказалось совсем немного — сундуки были набиты драгоценными волшебными вещицами и магическими амулетами. А их истинную цену не знал никто, кроме создателей-чародеев. Потому за каждую пропавшую безделушку Фанни не упустит возможности спросить столько, сколько ей только совесть позволит. Пусть правитель Каринтенсии и приходится ей родней, а с принцессой Авророй-Катериной они задушевные подружки — но если дело касается денег, тут в Агилольфанне просыпается кровь ее предков! А в предках у нее были драконы, и это не шутки. — Так они родня? — уточнил Кириамэ. — Предки драконы? — переспросил Пересвет. — Я только об эльфах слышал! — И эльфы тоже! Да вообще кого только нету, — отмахнулся летописец. Поправил съезжающие с носа очки, поерзал в седле. Ослик под ним шустро перебирал копытцами, не отставая от породистых коней. Длинные ноги ездоку приходилось подгибать, чтобы не волочились по земле. А Пересвету глаза собеседника, сверкнувшие лукавым блеском поверх несуразных стекол, показались странно знакомыми. Царевич задумался, но никак не мог припомнить, где же приходилось сталкиваться?.. Во дворце он такую «выдающуюся» фигуру точно не видел, иначе не забыл бы… Предки драконы скверно повлияли на фамильный характер Вельфов. Многочисленная родня Агилольфанны сбросила бремя правления на самую младшую из дочек в семье — и, поделив между собой прибыли от земель, разъехались по заграницам, откуда благодушно шлют ей приветы на Рождество и глубокомысленные советы по управлению страной (нотации — по настроению, круглогодично). Агилольфанна, в свою очередь, оставила себе титул номинальной правительницы, а кормило власти отдала пятерым старикам министрам. Что собственно не было плохим решением, во всяком случае, народ Байверна доволен. Но бедняжка Фанни осталась в итоге без гроша в кармане, (если не считать скудных крох, собираемых с земель вокруг ее любимого замка). Поэтому-то она и занимается магией на уровне ремесла. Всё мечтает стать великой и непобедимой королевой! Ну, а пока перебивается от заработка к заработку. Недавно вон продала по-соседски Зигурду, правителю Штирейхмарка, большую партию амулетов для войска. Не известно точно, что там за волшебство было вложено, но по слухам, эти безделушки способны увеличить численность армии в десять раз! (Что вовсе не лишне, если верить другим слухам, шепчущим о грядущей войне с Шеморским ханством.) И Хельмут-Альберт ведь не просто так вывез из спящего замка волшебные сокровища! Не по глупости или недомыслию, как могли подумать сторонние наблюдатели. Если сосед Зигурд вооружился колдовскими фокусами — отставать ни в коем случае нельзя. Мало ли — Шемор! Кто знает, аппетиты молодого Зигурда могут и на Каринтенсию распространиться. Несчастный случай на волшебном производстве, невзначай погрузивший замок Вельфэльзен в глубокий сон, казался в таком свете буквально подарком судьбы. Правитель Каринтенсии не упустил шанса — предоставил своим придворным магам и алхимикам огромный материал для изучения. Однако искусники Агилольфанны далеко продвинулись вперед, кудесники Хельмут-Альберта ничем не смогли порадовать своего господина, (за что были немедленно уволены и выгнаны с конфискацией неправедно накопленных сбережений). Насчет войны с соседями Хельмут не зря опасался, были у него на то причины. — А вон, кстати, озеро видите? — указал летописец на блеснувшее между деревьев зеркало синей воды. — Ну? — сказал Пересвет. (А сердце тихонько замерло от глубокой этой синевы — горные озера оказались именно такого прекрасного цвета, как он себе и представлял когда-то, в другой жизни, читая книги и мечтая о дальних странах, сидя в садовой беседке… Чудесный синий цвет… Совсем как… Нет, нельзя об этом думать! Он мотнул головой, облизнул пересохшие губы. Украдкой покосился на принца — тот всю дорогу буравил изучающим взглядом разговорчивого сопровождающего.) — Видите или нет? — подслеповато щурился толстяк, поднимая и опуская очки с носа, якобы ни так, ни эдак не разбирая. — Видим, — сказал Кириамэ. — Ну, верно, — вздохнул хроникист. — Вот, значит, оное озеро расположено на границе Великой Каринтенсии и Штирейхмарка. Один берег наш. А противоположный — ихний. Вы туда не заезжайте, а то мало ли — за лазутчиков примут и в острог посадят, разбирайся потом… Отношения между Каринтенсией и Штирейхмарком были мало сказать натянутые. Ныне вдовствующая королева Розамунда, матушка молодого Зигурда, в далекие свои юные лета была безумно влюблена в Хельмут-Альберта, тогда еще только кронпринца — красивого статного юношу с изящными манерами! Дело до помолвки дошло. Но пронырливые соседи подсуетились — подсунули Вельфы одну из своих многочисленных принцесс, и превзошла та в глазах кронпринца красотой и добродетелью его прежнюю невесту. Розамунду уведомили о расторжении договоренности короткой запиской с государственной печатью. Бывший возлюбленный не удостоил ее личным объяснением и прощанием, они больше никогда не перемолвились друг с другом ни словом, за всю свою жизнь. Не удивительно, что оскорбленная принцесса, даже став королевой Штирейхмарка, до сих пор таила глубоко в сердце страшную обиду на соседа. — Поговаривают, банда мстит Хельмуту по приказу Розамунды, — понизив голос, по секрету сообщил летописец. — Что он сказал? — не понял Пересвет. Мало шепелявит — так еще теперь и шепчет! — Не важно, потом… — Кириамэ жестом велел царевичу остановиться, тот послушно натянул поводья. Войско впереди них останавливалось, всадники из цепочки стягивались на лесную поляну всем гуртом. Тренированные лошади не унижали себя ржанием, гвардейцы молчали. Командующие объяснялись с отрядами условными взмахами маршальских жезлов, украшенных кистями из конского волоса. — Приказано окружить и взять живьем, — пояснил летописец, подсмотрев поверх стекол. — Как ты разглядел? — изумленно поднял брови принц. — А? Ну… Так стратегию всё утро обсуждали, и слепой бы понял! — выкрутился толстяк. Насадил очки обратно на переносицу, дернул носом от надоевшей непривычной тяжести. Часть войска покинула поляну. И наблюдателям представилась возможность подъехать ближе к капитану гвардии. Оказалось, армия окружала ветхий домишко, по крышу вросший в мох, среди зелени едва различимый. Пересвет вздрогнул, когда от кустов отделился пук веток и вприсядку перебежками подобрался к капитану гвардии. — Прикажете доложить? — осведомился «куст», явив из листвы усатое лицо. Очевидно, то был начальник егерей, выследивших банду. — Докладывай! — разрешил военачальник. Согласно наблюдениям, разбойников в домишке было пятьдесят человек, и все пьяные вусмерть, как свиньи. Всю ночь из соседней деревни по очереди самогон таскали ведрами — праздновали свою удачу, обмывали добычу. До полудня точно продрыхнут, если раньше не разбудить силою. На егерскую нехитрую шутку капитан гвардии довольно хмыкнул в усы. (Пересвет не удержался от мысленного сравнения — усы военачальника были подлинее, но пожиже егерских. Зато с лихо закрученными тонкими кончиками, как у какого-нибудь насекомого. Егерская растительность напоминала чем-то морду бобра.) — Пятьдесят человек — в этом домике? — усомнился Кириамэ. — Как же они там убрались? — В тесноте, да не в обиде, — ввернул Пересвет. Выходит, заграничные мужики в традиции пьянства от мужиков родного царства ничем не отличаются? — Простой люд к просторам королевских хором непривычен, — пожал плечами летописец, снимая очки с натёртого носа и пряча за пазуху. — Им и нора за жилище сойдет. Получив условленный сигнал, что поляна окружена полностью и все на своих местах, так что ни одна мошка без разрешения не пролетит, капитан приказал трубить начало. На громогласное требование сдаться и выйти по-хорошему, из лачуги… никто не вышел. Военачальник прождал минуту, прождал две. Дверь со скрипом отворилась, косо повисла на ржавых петлях. На свет появился жмурящийся мужичонка. Его пошатывало с похмелья, он не смотрел по сторонам — он стремился к кустикам, облегчить организм от излишков влаги. Однако между ним и кустиками возникла преграда, которую ни обойти, ни понизу нельзя было пролезть, под конским брюхом. Вздохнув, болезный похмельный смиренно остановился перед шеренгой всадников. Оросив копыта ближайшего коня, который несмотря на всю свою боевую дисциплину дернулся от лиходея в сторону, сраженный перегарным духом, — мужик поднял-таки нечесаную голову и, щурясь, уставился на терпеливо ждущих гвардейцев. — Чего глядишь? — раздраженно усмехнулся капитан. — Сдавайся! Всё равно никуда не денешься. — Боже ж ты мой же ж! — промямлил мужичонка, откровенно струхнув. — Вот беда-то горюшко пришло-явилося! Братцы!!! — завопил он во всю мочь, оповещая товарищей в хижине. — Окружили нас!! Обложили!! Как зверя в норе поймали!! Вставайте!! Сдаваться пора!! Наигралися!! Накуролесили!! Сложим теперича наши буйные головушки, ой да на плахе!! Ой да не видать нам королевского помилования!! Ой, да кончена жизнь!! Ой, да смертушка не за горами!!.. Так бы и голосил, наверное, полчаса — у гвардейцев терпение раньше кончилось: спешились, заткнули рот, оттащили в сторонку увязывать в плен. Из хижины на вопли вылез второй разбойник — ничем не краше первого. Увидал собрание вокруг полянки, кивнул вежливо: — Зрасьте!.. Гвардейцы с ним тоже особо нежничать не стали: под локотки — и по рукам завязывать. Из лачуги выполз третий. С ним случилось то же самое — даже еще быстрее, гвардейцы сноровку освежили, ловко управились. — Летописцы и наблюдатели должны возноситься над полем событий, дабы безпревратно отслеживать факты! — изрек хроникист. — Следуйте за мной, господа, прошу покорно. Позвольте препроводить вас, как иностранных гостей, в ложу с улучшенным обзором. А то здесь всё интересное гвардейские зады загораживают. Ах, простите, я имел в виду лошадиные, разумеется. И на ослике затрусил вперед, по едва приметной тропинке, ведущей вкруг поляны. — Вам прекрасно знакома эта местность, — заметил Кириамэ, пустив коня следом. — Доводилось здесь бывать раньше? — Приходилось, — не стал отпираться толстяк. Меж тем за третьим разбойником из домишки вылез четвертый, пятый, шестой, десятый… Сведения егерей оказались неверны: пятьюдесятью участниками шайка не ограничивалась. — Шестьдесят пятый… Шестьдесят шестой… — считал уныло военачальник. — Да сколько же их там, бесов? — Херр капитан! Веревки заканчиваются! — на сотом сообщили растерянные гвардейцы. А из косых дверей еще десяток небритых-нечесаных выглядывал! В плен шли безропотно, покорно и охотно. Тропка привела троих всадников к небольшому пятачку над откосом — и впрямь настоящая театральная ложа для особых гостей! Сцена действий оказалась, как на раскрытой ладони. Принц и царевич спешились, подошли к самому краю. Вместо парапета пятачок обносила стена невысоких елочек. — Допустим, они пили очень большой компанией. Но не настолько же большой? Подозрительно, — констатировал очевидное Ёширо. Прикинул количество разбойников по головам, беря сразу десятками. Пересвет, вглядывавшийся в толпу зевающих от скуки пленных, неуверенно заметил: — Какие-то они все одинаковые! Одежда вроде бы разная, а на лицо — как близнецы. Как монеты наштампованные! — Их только семеро, — понял Кириамэ. — Смотри! У этих носы кривые на одну сторону. У тех всех родинка под левым глазом. А у этих, рыжих, шрам на виске. Видишь? — Точно, всего семеро! Как же они так размножились? — Царевича не пугала загадка, он был заинтригован чудесами. — Может ли это быть результатом волшебства тех амулетов, умножающих войско, о которых ты упоминал? — спросил Ёж у летописца. Вместо него ответили Марфа с Марьей, запищали из ларчика, не утерпели: — Колдовство-колдовство! Мы уж за версту почуяли, да вы говорить не велели! — Цыц, — шикнул на них принц. А летописец заинтересованно заоглядывался по сторонам, не понимая, откуда женские голоса вдруг послышались. После седьмого десятка уже никто не связывал разбойников. Гвардейцы ограничивались тем, что громко пересчитывали их, вылезавших по очереди из дверного проема — и вот уже полторы сотни набралось. — Колдовством голову морочат, — сказал Пересвет. — Доложить капитану? Он кивнул на военачальника, в явной растерянности дергавшего себя за ус. Толпа уже заполонила всю поляну, вытесняя всадников в кусты, в овраг. Утренняя лесная свежесть в воздухе уступила тяжелому перегарному духу. Но Кириамэ покачал головой, кивнул на топтавшегося за спиной летописца. Пока иностранные наблюдатели увлеченно разглядывали толпу разбойников, тот деловито выплевывал спрятанные за щеками орехи. Целая горсть набралась, запасливый какой оказался. — А толку докладывать? — подал он голос, отвечая царевичу. С опавшими щеками дикция несравненно улучшилась, Пересвету более переспрашивать непонятные слова не было надобности. — Я ж говорю: Хельмут всех своих чародеев недавно рассчитал, из замка с позором выгнал! Так что армия без прикрытия осталась. Как хотят, а своими силами придется разбираться. Пересвет нахмурился. Кириамэ ответил ему легким движением бровей: мол, а ты чего ждал от этого подозрительного типа? — Вы бы не вмешивались, королевичи, — предложил лже-хроникист. Снял широкий балахон, расстегнул ремень, крепивший на животе подушку, набитую сеном. — В драке вам участвовать ни к чему. Так что лучше не суйтесь под горячую руку, не мешайте ходу двустороннего межгосударственного конфликта. — Выходит, ваша банда действительно служит королеве Штирейхмарка? — уточнил принц. — Кто ж нам мешает наняться, к кому нам захочется? — уклончиво ответил разоблачившийся разбойник. Поправил куртку канареечного цвета, с фигурно-зубчато подрубленными короткими рукавами, с вышитым одуванчиком на лацкане. Перезастегнул ремень на поясе, значительно уменьшившемся в обхвате. Снял шляпу, тряхнул блестящими каштановыми кудрями. Высокий, статный — писаным красавцем стал! — Так вот ты кто! — обрадовался Пересвет. Выходит, память ему не изменила, правильно что-то знакомое мерещилось. — Это же ты Аврору-Катерину умыкнуть пытался! Так ведь? Разбойник и принц невольно переглянулись. Царевич сконфузился собственной недогадливости, нахмурился. — Зачем вы хотели украсть принцессу? — переформулировал вопрос Кириамэ. — Чтобы отвлечь охрану от сокровищницы? Или вам приказали добыть и то, и другое, но вам помешали? Главарь разбойников не спешил с ответом. Вышел к краю откоса, обозрел поляну взглядом полководца. — А вам-то что за дело? Господа королевичи! Вы, насколько мне известно, явились сюда за струнами волшебными? Струны в данный момент принадлежат мне. Если согласны — сделайте милость, извольте подождать маленько, пока я с заданием разберусь! Вот наслажусь позором королевской гвардии Великой Каринтенсии — а там и с вами за стол переговоров сядем. Как на это смотрите? — С разбойниками переговоры вести?! — изумился Пересвет. Но принц его одернул: — Разумеется, мы подождем. Царевич возмущенно зашипел, но Кириамэ одним взглядом охладил его праведный пыл: ведь в политике нет места чувствительным порывам! Главарь поднял шляпу над головой. Вложив в рот два пальца, залихватски свистнул «соловьём с большой дороги», призывая ко всеобщему вниманию. Гвардейские лошади отпрянули в испуге. Толпа пленных подняла бородатые лица. Ухмыльнувшись, он отмахнул шляпой условленный сигнал. — Клинки наголо! — только успел скомандовать капитан гвардейцам. Голос его утонул в дружном вопле пары сотен глоток. Испуганно заржали лошади. Толпа на поляне за несколько мгновений перевоплотилась из полусонных пьянчуг в ощетинившуюся рогатинами и копьями пехоту. — А где они копья-то взяли? — искренне удивился Ёширо. — Фикция это колдовская, а не оружие! — возмущенно запищали девчушки из ларчика. Принц машинально прикрыл ладонью спрятанную за пазухой коробочку — и поймал на себе пристальный взгляд бандита. Разбойник глаза отвел, ничего не сказав. Но Кириамэ это очень не понравилось. Внизу развернулась настоящая битва: две сотни пехотинцев против сотни всадников! Крики, воинственные кличи, вопли боли, ржание лошадей. Копья и рогатины норовили пырнуть гвардейцев под кирасы, стащить из седла, пришпилить за горло к рыхлой лесной земле. Всадники в свою очередь рубили мечами направо и налево, секли головы, отрубали руки, ломали древки. Однако разбойники теснили их к краю поляны, а среди деревьев верхом да с длинными клинками не особо развернешься-размахнешься. — Мы точно не можем вмешиваться? — спросил Пересвет, которому и смотреть было страшно, и оставаться в бездействии совестно. — Не имеем права, — холодно подтвердил Ёширо. — Тем более это же всё-таки королевская гвардия, а не какой-то крестьянский похмельный сброд. Наша помощь не потребуется, сам увидишь. — Ты так уверен? — хмыкнул главарь бандитов. Воздух снова прорезал оглушительный до звона в ушах свист. Повинуясь сигналу, пехотинцы-разбойники дружно взялись превращаться в зверообразных чудовищ. Косматые шкуры, оскаленные пасти, когти, клыки, с которых слюна брызжет. Размером едва ли не крупнее лошадей! Или так казалось из-за распушенной шерсти?.. — Оборотни? — скорее восхитился, чем напугался Пересвет. Лошади под гвардейцами струхнули не на шутку. Еще бы! Одно дело привычный звон клинков, и совсем другое — вдруг перед самой своей мордой увидать волчью харю, да шире, чем у обычного зверя раза в три! — Да какие оборотни, где тут полнолуние… — проворчал Кириамэ. — Обычный колдовской морок… — Не обычный! — вставил словечко довольный главарь. — Первоклассный морок! — Смотри! — указал Ёширо царевичу, не обратив внимания на разбойника. — Вон те семеро не превратились. Вон тот… Этот… Видишь? И вон там! — Ага… — разглядел Пересвет. На память пришло книжное словечко: — Оригиналы! Указанные мужичонки не принимали участия в сражении. У них и оружия-то не было. Они двигались против общей волны, пригибаясь к земле, прячась за деревьями. Если озверевшие разбойники-оборотни теснили всадников с поляны прочь, то эти пробирались в обратном направлении, к лачуге. Они не превратились в чудовищ и явно не собирались. Более того, у каждого из них на шее висел на лямке светящийся амулет. Пусть они сжимали подвески в кулаках, неяркое сиреневое мерцание однозначно выдавало присутствие колдовства. — А если отобрать эти штуковины? — загорелся Пересвет. — Двойники должны исчезнуть, так ведь? — Не вздумай испортить мне игру! — предостерег главарь, наблюдавший за ходом сражения, сложив мускулистые руки на могучей груди. — Смотри! — снова указал царевичу Кириамэ. — Видишь хотя бы одного убитого гвардейца? — Нет, вообще-то… — только сейчас обратил внимание царевич. — И ни одного убитого разбойника, верно? — продолжил принц. Пересвет, не веря глазам, прищурился. Верно: несмотря на жестокую сечу — ни одного погибшего, ни с одной из сторон! Траву на поляне заливали лужи кровавые, на земле валялись отрубленные конечности и головы. А меж тем совершенно все вояки оставались чудесным образом целыми и невредимыми — и продолжали биться! — Выходит, эти оборотни — вроде призраков? Кусают, пугают, но это всё только видимость? — понял царевич. — Нет, я этого так не могу оставить! Я должен доложить капитану! — Постой! — попытался удержать его принц, но тот отмахнулся и резво вскочил в седло. — Зачем? — воскликнул главарь. — Тебе-то какая забота? Сам же видишь — никто не убит, не ранен! — Это неправильно! — отрезал Пересвет, натягивая поводья, гарцуя на нетерпеливом коне. — Вы можете пугать гвардейцев призраками и чудовищами, мне всё равно! Вы можете сводить счеты с Хельмутом сколько вам угодно, это меня не касается! Но вы украли сокровища Агилольфанны — а она-то тут причем? Я поклялся вернуть ей казну — и я не буду сидеть тут и молча наблюдать! — А ну цыц! Я столько времени готовился — тебе не стыдно? Хочешь мне все карты смешать? — прикрикнул на царевича главарь. Выдернул из ножен кинжал, шагнул за спину опешившего от наглости принца и приставил тому лезвие к горлу: — Не трогай моих парней, если не хочешь, чтобы я тронул твоего красавчика! Пересвет поглядел на него. Перевел взгляд на замершего принца. Произнес предупреждающе: — Зря ты это. Не на того клинок поднял! Подстегнул коня — и ускакал. — А я-то думал, он твой… — в недоумении проговорил разбойник. — Он слишком высокого мнения обо мне, — с ноткой плохо скрываемой досады откликнулся Ёж. — И чересчур ответственен, когда дело касается данных обещаний. — На твоем месте я бы обиделся, — посоветовал разбойник. — Посочувствовал бы тебе хоть немножко! Невежливо и бестактно с его стороны тебя так бросать. А вдруг на самом деле прирежу? — Не прирежешь, — ответил мрачно Ёширо. — Уверен? — хмыкнул негодяй, придвинувшись сзади еще теснее. — Так уверен, что даже трепыхаться не станешь? Ну хоть попробуй, повырывайся! Сделай мне приятное, не стой истуканом! — Если бы хотел убить, не утруждался бы, не развлекал бы всю дорогу разговорами. Убери клинок. — Ты прав, — протянул он с насмешкой. — Сейчас я хочу кое-что другое. Как смотришь на то, чтобы немножко тебя потискать? А, котик? Его свободная рука игриво направилась к застежкам на поясах принца. Гад не торопился, наслаждался мнимой беспомощностью своего пленника. — Отпусти! — негромко потребовал Ёж. Разбойник не расценил угрозу. Ну, взялся нихонец за его запястье — да разве в этих тонких музыкальных пальчиках достаточно силы, чтобы заставить его выпустить рукоять кинжала? Ну, робко уперлась вторая ладошка в сгиб его локтя — так это для того, чтобы от волнения не упасть, коленки поди задрожали! — Как же я могу тебя отпустить, такого миленького зайчонка, — не унимался главарь. — Синеглазого злого котика. Ты такой хорошенький, когда сердишься… Ах ты, барсучонок!.. Разбойник вскрикнул скорее от неожиданности, чем от боли — нихонец дернул головой назад, и высокий хвост, да еще заколотый острой шпилькой, ткнулся в глаза противнику. Одновременно с этим принц чуть сильнее стиснул запястье, перехватил удобнее за локоть, сделав из собственной руки наглеца подобие рычага — и пригнулся вперед. Разбойник понять не успел, отчего от этого поклона он сам перелетел через нихонца кубарем и рухнул спиной на землю, с больно выкрученной кверху рукой, чуть-чуть не вывихнутой в плече. Разумеется, кинжал из разжавшихся пальцев выпал. — Люблю кошечек с норовом! — просипел главарь. Кириамэ молча отпустил его, отошел назад. Разбойник сел, потер пострадавшее плечо, размял шею, помотав головой. И вновь поддался легкомыслию: схватил оружие и вскочил на ноги. — Я так и не нащупал, парень ты или девка! — Он выставил вперед кинжал, шаг за шагом осторожно стал сокращать расстояние, и без того небольшое. — Впрочем, какая разница? От твоей пряной заморской красоты аж зубы сводит! Эх, запереть бы тебя в спаленке на недельку-другую!.. Он опять собрался приставить кинжал к горлу нихонца, ведь тот не делал никаких попыток, чтобы сбежать или защититься, даже рука к парным мечам не потянулась… Ан нет! Принц быстро шагнул вбок от клинка, вновь перехватил запястье нападавшего, дернул вперед, продолжив собственное его движение; одновременно с тем подсек ногой под коленку, а второй ладонью мягко стукнул по лбу, заставив откинуть голову назад. Дотянулся, несмотря на значительную разницу в росте. И несмотря на значительную разницу в весе и мышечной массе, разбойник вновь оказался уложен на холодную землю. На этот раз Кириамэ не спешил отпускать его руку. Чуть-чуть подвыкрутил плечо, чтобы не дергался зря. — Так, да? — возмутился главарь. — Даже клинки ради меня обнажить брезгуешь? — Ты, кажется, заикнулся о переговорах? — сказал Ёж. Держать противника в таком положении было не трудно. На крайний случай, если взбунтуется, можно ногой на горло наступить, но этого не хотелось. — Мне кажется, сейчас самое подходящее время обсудить условия, на которых ты согласишься вернуть награбленное добро. Что ты хочешь в обмен на твое раскаяние? Вознаграждение? Свободу? — Твой горячий поцелуй? — предложил наглец. И тут же взвыл: — Ай-ай! Отпусти мизинчик, не надо! Больно же! Что ты делаешь, барсучок? Кошечки не должны быть такими сердитыми!.. Ой! Всё! Молчу-молчу! Солнышко! Заинька! Отпусти, умоляю, я больше не буду!.. Кириамэ отпустил. Но не потому, что сжалился. А потому, что услышал со стороны поляны голос Пересвета: — Херр капитан!! Ищите не обратившихся!.. Кссо-о!! Да что ж вы, твари призрачные, кусаетесь так больно?!.. [прим: черт!] Не сдержав порыва, принц бросился к краю откоса, взглянуть на битву: царевич, выхватив меч, на коне врезался в гущу сражения, да там и потонул, скрывшись среди налетевших на него стаей чудовищ. — Погоди, кошечка! А как же переговоры?! Разбойник напал со спины. Кириамэ с досадой вновь обхватил его руку, потянувшуюся придушить — да без всяких разговоров снова кувырнул наглеца через голову. Впереди был откос. Главарь банды перелетел через нихонца, дрыгнув ногами в воздухе. Да рухнул в поросль молоденьких елочек. Удачно рухнул, не напоролся, только немножко поцарапался и ушибся. Хотел вскочить, снова рвануть на принца. Но тот потерял терпение: скривившись в досаде, пнул надоедливого противника сапогом в плечо. Потеряв равновесие, разбойник покатился вниз, с треском ломая растительность. Вскочив на коня, Кириамэ поспешил на помощь окруженному чудовищами супругу. Быстро пробраться сквозь поляну сражения к царевичу не получилось: Ёж застрял в разъяренном клубке оборотней, раздавая удары направо и налево двумя клинками сразу. Всё-таки, даже зная, что это всего лишь морок, столкнуться с клыкастыми-когтястыми миражами оказалось непросто: разум утверждал одно, но глаза-то видели совсем другое! Тем более что боль от укусов или рваных ссадин от когтей ощущалась самой настоящей и ослепляла лучше ужасных образин. Сражение вышло за пределы поляны: оборотни гнали гвардейцев в долину, утверждая за собой право безраздельно хозяйничать в лесу. Обезумевшие от страха лошади сбрасывали всадников, уносились прочь. Пешие рыцари недолго могли сопротивляться. Мечи, копья, алебарды не наносили заметного вреда, мех на толстых шкурах казался броней. Гвардейцы теряли головы, не замечая, что болезненные раны от когтей и клыков на самом деле лишь морок — и бежали вдогонку за своими конями, теряя вместе с самообладанием оружие, шлемы, иной раз обувь. Очень скоро на поляне бой продолжали только царевич с принцем — и не устающие рвать и рычать миражи. Пересвет, в отличие от бежавшего войска, голову не терял. Наоборот — в азарте осмелел. Если членовредительство только мерещится — почему бы не помахать мечом вдоволь?! Ведь вот же — вонь из пасти, клыки, вонзившиеся в руку — а на самом деле ничего нет? Как такое возможно? Удивительно! Еще удивительней было увидеть, как волшебство рассеивается! Пересвет догнал одного необратившегося разбойничка, попытавшегося удрать в кусты — и сорвал с шеи амулет. И в то же мгновение каждый седьмой оборотень растворился в воздухе, словно не бывало. Только что стояли здесь, клацали зубами, брызгали слюной, рыли лапами землю — и нету, проредилась стая! Но не все амулеты удавалось так легко захватить, как первый. Со вторым разбойником царевичу пришлось попотеть: сперва догнать, потом побегать от коряги, свалившей его с лошади. Хорошо, принц был занят на другой стороне поляны — не видел позора! Пересвет с долей зависти взглянул на супруга, ловко сидящего в седле, лихо сверкающего парой клинков. Впрочем, долго зевать по сторонам было некогда. Не побоявшись прорваться сквозь строй чудовищ, царевич отобрал и второй амулет. — Чего стараешься-то? — зло бросил поверженный разбойник. — Всё равно наша взяла! Королевская гвардия называется! Тьфу! Удрали, только подметки сверкали! Чего не сбёг-то заодно? — Ты не ранен? — прискакал принц. Вовремя, не пришлось краснеть. Пересвет придал взгляду суровость победителя и не без гордости продемонстрировал свои трофеи: чтобы не думал, что его спасать тут надо! Впрочем, у Ёширо сияли уже пять амулетов — оборванными шнурками наскоро примотал к ножнам, чтобы не потерялись. Кириамэ на похвалу поскупился, даже улыбкой не одарил. Кинул моток веревки и приказал связать разбойника. Оглянувшись, Пересвет заметил, что принц не зря тратил время: то тут, то там среди брошенного оружия на поляне сидели в позе унылых лягушек разбойники. А чего радоваться, если руки к щиколоткам примотаны, не попрыгаешь? Только главарь оставался на свободе. Пока. Главарь банды не торопясь спустился с откоса. Небрежно стер кровь с оцарапанной щеки. Кириамэ повернулся к нему лицом, смерил взглядом. — Ты не котик. Ты бешеная мельница, — сплюнул разбойник. Подобраться с обычным клинком к нихонцу, вооруженному двумя сверкающими, словно молния, клинками, было совсем непросто. Главарь был хам и наглец, но не дурак. Нихонец терпеливо ждал, пока он выберет оружие. Противник поднял меч, взвесил в руке, бросил. Нашел алебарду, примерился — тоже не приглянулась. — Только не надо меня больше мордой в землю тыкать, ладно? — ехидно попросил главарь. — Тут, сам видишь, лошадки нервничали, немножко напачкали, кучками. Бросив двуручный меч с извилистым «пламенеющим» клинком, он подхватил огромное копье с рыцарским значком. Размахнулся, намереваясь продырявить несговорчивого принца, насадить точно на вертел. Но тот легко ушел от удара, пропустил мимо — и без видимых усилий разрубил древко на несколько кусков, будто колбаску жареную порезал. Развернулся к обескураженному разбойнику, приставил клинки крест-накрест, как ножницы, словно собираясь подстричь ему бородку, а вместе с ней и голову. Главарю не оставалось выбора — поднял руки вверх, вздохнул жалобно: — Сдаюсь! Так и быть, отдам вам все сокровища! За исключением золотых монет, разумеется. Я их уже потратил. Денег там совсем негусто оказалось, только-только долги раздать хватило… Смилуйся, прекрасная синеглазая кошечка! — Нам нужны только струны, — упрямо произнес Ёж, невзирая на робкий писк протеста со стороны царевича. — Насчет возврата остального договаривайся с Хельмутом. — Ты что, хочешь сказать, что моя жизнь по стоимости не тянет больше, чем на моток проволоки?! — обиделся разбойник. — Ну, заодно и вот этих оболтусов отпустите, что ли? За ту же цену? — Господин Хродланд! — заголосили связанные. — Век нам не расплатиться за вашу доброту!.. — Молчать! — рыкнул на них главарь. — Не мешайте! — И, обернувшись к принцу: — Ну что? Идет? Заставлю их сундуки тащить, вы-то надорветесь. — С чего вдруг такое благородство? — прищурился принц. — Да я вообще куда благороднее, чем ты можешь представить! — заявил тот. — Хочешь, чтобы я поверил тебе на слово? — уточнил Кириамэ. — А что ты теряешь? — пожал плечами главарь. — В любую минуту можешь меня опять носом в навоз ткнуть, тебе разве трудно? Вон уж, весь откос мною пропахал! — Благодарю за любезное разрешение, — фыркнул Ёж. Впрочем, клинки вложил в ножны. — Значит, договорились? — Главарь протянул руку для пожатия, но в ответ ему никто руку не подал. Пришлось зябко потереть ладонь о ладонь. — Ну, отлично. Предлагаю отметить наш дружеский союз! Поедемте, я знаю чудесное местечко, где самые красивые служаночки королевства подают самый крепкий эль! — Нельзя ли сразу поехать за сокровищами? — осведомился подозрительный нихонец. — Не знаю как вы, а я еще даже не завтракал, — парировал главарь. — А уже за полдень перевалило, прошу заметить! Ты меня так измотал, котик, что вообще должен обедом накормить за свой счет!.. Ладно-ладно, не хмурься, а то морщинки будут. Шучу я. Но выпить за знакомство мы просто обязаны! К тому же — сегодня знаменательный день! Не всякий раз восьмерым смельчакам из славного Штирейхмарка удается обратить в позорное бегство отборное войско Великой Каринтенсии! Событие нужно хорошенько обмыть. — Гип-гип-ура! — захрипели нестройно разбойники. Но главарь на них снова цыкнул: — Чему вы-то радуетесь? Я вас с собой не приглашал! Отправляйтесь сейчас же собирать трофеи! Нечего доброму оружию зря пропадать, если всё на рынок снести можно! — Как прикажете, господин Хродланд, — невесело откликнулась банда. ***