Принц Х Царевич - 3

Ехать за сокровищами главарю разбойников страсть как не хотелось. Он мог бы поймать себе хорошего коня, коих после гвардейцев остался полный лес, но не стал. Поехал на ослике, протирать каблуки сапог, отбивать о придорожные булыжники. Так они пересекли лес и выехали с противоположной стороны, к границе Штирейхмарка. Всю дорогу Хродланд снова не закрывал рот, развлекал разговорами на всевозможные отвлеченные темы. Казалось бы, он и не собирался выспрашивать ничего у своих спутников — а как-то само собой получалось, что скоро разузнал всё о путешествии и о самих путешественниках. О притязаниях Кадая к Тридевятому царству. О союзе с Нихонией, о долге Мейнхарда… Только когда речь заходила об отношениях, связывавших принца и царевича, Пересвет замолкал на полуслове и бурчал что-то маловразумительное. На что Хродланд немедленно начинал рассыпаться извинениями и заверениями в своей порядочности: — Да не хочу я ничего знать о вашей интимной жизни! — орал он тогда на всю округу. — Даже не говори ничего! Это меня не касается! Слышать ничего не желаю, ты меня понял? От этих воплей принцу еще больше хотелось придушить его собственноручно и немедленно. Жаль, нельзя было. Если только потом?.. Одно обнадеживало: если негодяй всё же вздумает обмануть, девчушки из коробчонки в любой момент могут перенести их в безопасное место. Таким образом, особой опасности от предприятия Кириамэ не видел, полагая, что сумеет справиться с наглецом если не сам, то с помощью волшебных помощниц уж точно. Жаль, конечно, что девчонкам было неподвластно обнаружить похищенные сокровища самостоятельно. — Похоже, что сундуки, в которых королевна держит своё колдовское добро, полностью блокируют любую магию, направленную как изнутри, так и снаружи. Для хранения огромного количества артефактов, это, конечно, хорошо и безопасно. Однако поиск из-за этого совершенно невозможен! Мы бессильны! — шепотом сокрушались Марфа с Марьей из-за пазухи, не вылезая без команды из ларчика. — Да еще в волшебстве Агилольфанны чувствуется привкус драконьей магии от ее далеких предков. А с драконами мы вообще ничего поделать не в состоянии! Гомэнесай, хозяин! [прости] Нет так нет. Досадно, но не смертельно. Принц успокоил девчушек, велев не тратить силы напрасно, а сберечь для моментальных перемещений. Чутье ему подсказывало, что услуги близняшек могут понадобиться в любой момент. В небольшом уютном трактире, куда так стремился Хродланд, главаря банды встретили с королевскими почестями. Кириамэ придирчиво осмотрелся, но ничего подозрительного не заметил. В заведении работали только женщины: веселая вдовушка и толпа смазливеньких служаночек. Понятно: при свете дня — трактир, ночью — бордель. В заведении было жарко натоплено, девушки с хихиканьем носились с кувшинами и блюдами. Одеты все одинаково: красная оборчатая юбка, черный корсет с белой шнуровкой. А грудь и плечи едва-едва прикрывала нижняя тоненькая сорочка, с чрезвычайно глубоким вырезом и узенькими рукавчиками — жарко ведь! Служанки имели привычку, наливая гостям вино, очень низко наклоняться над столом. Отсутствие приличного лифа, по видимости, должен был восполнить крошечный чепчик на макушке, венчавший собранные в узел кудряшки и символизировавший добропорядочность. Обед затягивался, (готовили здесь, нужно признать, очень вкусно,) и гостям тоже пришлось снять верхние кафтаны. Пересвету что! Он был увлечен едой и разговором, косился с любопытством на служанок, по примеру Хродланда не стеснялся налегать на отличное пиво. А вот принцу было неприятно ощущать на себе раздевающие взгляды главаря разбойников. Как будто не в кадайской курточке остался сидеть, застегнутой на все пуговки, а в нижнем белье. Напрасно Хродланд пытался и его расположить к себе, задабривая угощением, гоняя служанок в погреб и на кухню то за одним рыбным деликатесом, то за другим. Царевич улыбался разбойнику, как давнему приятелю. Но Кириамэ не поддавался дружескому очарованию. Его вообще, признаться, раздражали слегка захмелевшие сотрапезники. Когда царевич их ненадолго покинул, выйдя из-за стола по понятной надобности, Хродланд перестал масляно лыбиться, прогудел понимающе: — Не переживай, котик! — похлопал по спине. — Сейчас отдохнем чуток, и поедем за твоими драгоценными артефактами! Ты же не думаешь, что я схоронку здесь, в деревне держу? — А где держишь? — без всякого интереса в голосе произнес Ёж. — В моей тайной берлоге! — откликнулся с гордостью разбойник. — А берлога где? — В лесу! Где же еще берлоге-то быть? — хмыкнул Хродланд. — Кстати, хорошо, что напомнил! Надо бы их там предупредить, чтобы сундуки откопали, а то чего время терять-то будем… Подозвал служанку, которая тут же охотно устроилась у него на коленях. Шепнул ей что-то на ушко, а та не столько слушала, сколько ластилась, как кошка. Но главарь разбойников не разрешил игривой девице задерживаться, стряхнул с коленей, напутствовав побыстрей исполнить поручение сопроводительным шлепком по заду. Девица разочарованно вздернула носик. А Хродланд подсел поближе к принцу. — О тайной берлоге известно всему борделю? — колко уточнил Ёширо. — Еще бы моим курочкам, да не знать туда дороги? — хмыкнул тот с намеком. Оперся локтем о столешницу, подпер бороду кулаком, уставился мечтательно в синие глаза под хмурыми бровями. — Вокруг столько девочек-цыпочек, а ты только на своего ненаглядного глядишь, очей сапфировых не сводишь, — произнес он задушевно. — Убери руку, — процедил Ёширо. Под столом ладонь негодяя послушно прекратила оглаживать колено принца. — А он тебя не ценит, — продолжил гад. — На девчонок пялится. В драке спину тебе не прикроет. Рука из-под стола плавно перешла вверх, кончиками пальцев щекотно перебежав от бедра через бок на спину, на плечо. — Прекрати. По-хорошему прошу, — предупредил Ёж. — Да ладно тебе! — изобразил оскорбленную невинность Хродланд. — Никто не смотрит. Кириамэ, не поднимая глаз, знал, что смотрит весь трактир. — Твой царевич мальчишка. А тебе нужен мужчина… Принялся разглагольствовать, играя прядями хвоста, пропуская черный шелк сквозь пальцы. — Настоящий, взрослый мужчина, который будет тебя на руках носить. Которого не придется защищать, который сам тебя защитит от всех врагов. Прикроет широкой грудью от всех стрел… Одно твое слово — я брошу всё королевство к твоим ногам. А следом за Штирейхмарком — подарю тебе Каринтенсию. А затем и Байверн с Тюрилем… — Тебе своего борделя мало? — зло процедил Кириамэ, высвобождая волосы из чужой руки. — А вот на эту шпильку я сегодня крайне сердит! — провозгласил наглец, даже не помышляя отстать. — Она меня сегодня чуть глаза ни лишила! И он выдернул шпильку из заколки. Заколка раскрылась, волосы рассыпались по плечам принца. Хродланд восхищенно присвистнул. Кириамэ зашипел ругательства, не удостоив переводом — в порыве схватил гада за грудки, не обращая внимания на разницу в габаритах. Вернувшийся Пересвет окинул их настороженным взглядом. Кириамэ опомнился, торопливо отпихнул от себя негодяя, отобрав шпильку. Избегая взгляда царевича, принялся поспешно убирать тяжелые непослушные пряди в хвост. Хродланд громко расхохотался. Потом утер слезинку от смеха, хлопнул ладонью по столу: — Засиделись, заболтались! А надо бы поторопиться — успеть бы доехать до темноты! Однако до сумерек не успели. Кириамэ не без основания подозревал, что главарь разбойников нарочно тянул время в трактире. И на пути к берлоге тоже — не подгонял своего семенящего ослика, забавляясь тряской и дурачась, распевая песни вибрирующим высоким голоском. Берлогой оказался добротный бревенчатый дом, затерянный в лесной глуши. Не слишком большой, зато с мансардой и декоративным балкончиком под самой крышей. Хродланд не петлял, не пытался запутать своих гостей — как будто его не волновало, останется ли на самом деле в тайне дорога к его тайному убежищу. Только пошутил, что с удовольствием завязал бы принцу глаза да под ручку проводил бы, как положено — но поостережется, дабы не пришлось опять мордой навоз рыхлить. Возле дома главаря ждали уже знакомые им семеро бандитов. Перед конюшней было свалено в груду оружие, собранное после утреннего сражения. А возле крыльца стоял сундук, испачканный землей. Хродланд слез с ослика, важно распорядился подручному: — Поставь моего скакуна в лучшее стойло! И прямиком направился к сундуку, доставая на ходу из-за ворота цепочку с ключами. Отпер замок, откинул крышку, порылся в таинственных сокровищах Агилольфанны. Нашел мешочек с вышитой загогулинкой, бросил принцу: — Лови! Как и обещал, ваши драгоценные струны. Я слов на ветер не кидаю! Захлопнул крышку и запер сундук на замок. — Унесите в подвал! — распорядился он двум ожидавшим подручным. Те расторопно подхватили тяжеленную ношу и уволокли за угол дома, в сгущающиеся сумерки. — Что приготовили на ужин, лентяи мои? — гаркнул Хродланд на оставшихся разбойников. К своим гостям он как будто в один момент потерял всякий интерес. Кириамэ с удивлением обнаружил в мешочке струны. Действительно золотые… Однако когда Пересвет отцепил от седла лютню, инструмент расчехлили и примерили — выяснилось, что струны драгоценные, да не те. Эти оказались намного короче и было их всего восемь — а нужно шестнадцать! На справедливое возмущение Хродланд отмахнулся. Он слишком приятно устроился у костра позади дома. В руке у него был кубок с элем. На огне жарились жирные утки, в воздухе плыл аромат вкусного мяса, оттененный лесной вечерней свежестью. Вдалеке над озером, поблескивающим сквозь деревья, медленно поднималась по зеленовато-сиренево-синему полосатому небосводу щербатая сливочная луна. — Темно уже! Я в подвал со свечкой не полезу. Завтра утром свои струны получите, не беда. И всё остальное тоже отдам, как обещал! — заявил наглец. — Садитесь лучше, отдохните. Смотрите, какая красота! Хватит о делах разговаривать. Дела надо днем обсуждать, а ночью сам бог велел мужчинам становиться поэтами! И сочинять стихи, восхваляющие прекрасные очи возлюбленных… Зря он отхлебнул из кубка — поперхнулся под тяжелым взглядом принца. Откашлялся, похлопал ладонью по здоровенному бревну, заменяющему лавку, приглашая нихонца сесть рядом с собой: — Садись, не бойся! Если замерзать станешь, я согрею! Ёширо пожал плечами и послушно сел. Пересвет занял место на соседнем бревне, опасливо поглядывая сквозь дымок и искры, разлетающиеся от огня, на своего необычно тихого и покладистого супруга. Царевич справедливо опасался драки — а тут такая покорность… Сердце неприятно кольнуло. Перед глазами мелькнула картинка, виденная в трактире: его принц на груди широкоплечего разбойника… Царевич моргнул, чтобы отогнать нелепые образы — всё ведь было совсем не так!.. — Амулеты, с которыми сегодня игрались твои подручные, тоже отдашь? — спросил принц. — Забирайте на здоровье! Всё равно они уже у вас, — разрешил благодушно хозяин берлоги. Добавил с ухмылкой: — Тем более в них заклятия на один разок только хватает. А золота всего ничего, дешевенький сплавчик. Приказал принести дорогим гостям по кружке, чтобы не сидели хмурые. — Эти амулеты ты взял из сундуков Агилольфанны? — продолжал допрос Ёж. — Да вот прямо как влезли в сокровищницу к Хельмуту, — охотно поделился Хродланд, — так их и нашли. Прямо сверху лежали! — Ты обучался волшебству? Как ты узнал, что могут эти амулеты? — Ни к одной запрещенной книжке по ворожбе ни в жизни не прикасался! — горделиво заявил Хродланд, со вкусом потянулся, расправил плечи. Опустив руки, мимоходом хотел было приобнять соседа по бревну, но под предостерегающим взглядом решил не рисковать пока… Впрочем, ведь можно попробовать и позже. — Просто видал эти вот самые амулеты в деле. Я же вроде рассказывал вам? Зигурд закупил у Агилольфанны таких штуковин дюжину сундуков. Надеется при случае напугать Шеморского султана, если тот вдруг к нам с войском заявиться надумает. — Ты увидел в сокровищнице Хельмута знакомые амулеты и подсказал своим людям использовать их, чтобы вынести сундуки из башни? — уточнил Кириамэ. — Как у тебя это получилось, если ты в то время сторожил Аврору-Катерину возле моста? Принца раздражало не только близкое соседство с этим негодяем, но и то, что, как ему казалось, Пересвета это совершенно не беспокоит. Супруг нисколько не волновался за него! Ни когда разбойник приставлял к горлу кинжал, ни когда пытался сгрести к себе подмышку… — Тебе, котик, спатеньки пора, — наставительно произнес Хродланд. — В твоей хорошенькой головке столько амулетов сразу не помещается, видно. Я говорю же: силы амулетов хватает на один раз! Понятно? В башне мы применили амулеты, которые с собой принесли, которые я у брата одолжил, на испытание. Ну, чтобы сподручнее из башни сундуки выносить было. А так бы замучались бы, всемером таская. А эти, которые ты нынче у моих парней забрал — вот те из закромов Фанни. — У брата одолжил? — эхом переспросил Пересвет. — Ага. Брат у меня и есть король Зигурд, — с тяжким долгим вздохом признался Хродланд царевичу. — Правда, у нас с ним разные матери. — Почему ты пообещал отдать нам сундуки Агилольфанны, если так неплохо управляешься с амулетами? — перебил Ёширо. К черту манеры и вежливость, он слишком устал. Сказывались предыдущие бессонные ночи. Но разве возможно оставить царевича наедине с этим негодяем?.. Да еще дымок от костра назойливо щекотал ноздри! Едва удавалось сдержаться, не расчихаться. — Потому, милый мой котик, — терпеливо пояснил главарь разбойников, — что управляюсь я с колдовством плохо! Я же говорю — я не маг! А трогать лишний раз волшебные штучки, предназначение которых не знаешь, опасно. Понимаешь, солнышко? Поэтому-то я и не хочу лезть в темноте за вашими струнами — мало ли на что наткнуться можно! — Отдаешь? А мог бы продать все эти штучки, — предположил Пересвет неуверенно. — Мог бы! — раздраженно воскликнул Хродланд. — Если бы знал, на что каждая из этих безделушек способна. Но свитка с подробной инструкцией в свои сундуки Фанни не додумалась положить. А врать покупателям я не хочу! Мало ли что получится? Мне это самому может боком выйти! — А… — открыл было рот царевич. — А колдунам продавать такие штуковины тем более смерти подобно, — предвосхитил его вопрос Хродланд. — Они-то разберут, что это за товар, не сомневаюсь. Только эти гады грызться из-за любой мелочи готовы между собой. А если прознают, что кто-то их собрата по ремеслу обчистил — мигом гильдией сплотятся. И полетит седой пепел по ветру! Даже я не настолько в себе уверен, чтобы так рисковать головой. Она у меня, может, и дурная, да единственная. Подручные не забывали вертеть жаркое над огнем, предупредительно подливали хозяину и гостям эля в кружки. Подул ветерок, вторя поэтической тираде Хродланда о седом пепле — и дымок от костра дохнул принцу в лицо. Тот не выдержал, расчихался в рукав. Хродланд свысока на него поглядел, рука сама потянулась поправить разметавшиеся пряди хвоста. Кириамэ безуспешно пытался отмахнуться от назойливых прикосновений, оглушенный собственными чихами. — Простыл, что ли? — посочувствовал главарь. Кивнул подручному — и те немедленно принесли одеяло из шкур. Ёж не сумел отбиться от заботы. Невзирая на глухое ворчание, Хродланд укутал его до подбородка, завернул, поправил, долго устраивал спереди, чтобы прорехи не было, чтобы не просквозило ветром с озера… А хлопоча, незаметно вытащил у Кириамэ из-за пазухи маленький расписной ларчик. Ловко спрятал у себя сзади под курткой, да предусмотрительно прилепил к крышечке крошечный амулет с заговоренным от всякого волшебства самоцветным камешком. Ловкость рук и ничего более… Марфа с Марьей пикнуть не успели, замурованные в собственном убежище. — А я вот что не пойму, — произнес царевич, заставив себя отвести взгляд от шмыгающего носом супруга, — почему брат короля Зигурда живет в лесу, с разбойниками? Хродланд смерил собеседника взглядом, как будто взвешивая, стоит ли идти на еще большую откровенность. Хлебнул эля, вздохнул. — Слышал истории о бедных падчерицах и злых мачехах? Пересвет кивнул, в недоумении приподняв брови: это главарь разбойников бедная падчерица, что ли? — У нас с Зигурдом разные матери, я говорил? — начал историю своей нелегкой жизни Хродланд. — Я — плод любви, родился от первого брака короля… Кириамэ фыркнул тихонько — то «падчерица», теперь «плод любви»? — Отец очень любил мою мать! — повысил голос Хродланд, намекая, что смеяться тут не над чем. — Говорят, у них всё было, как в сказке… Но в сказках обычно как? Приходит злая колдунья и разрушает счастливый союз любящих сердец. У нас было в точности наоборот: маманя у меня оказалась тайной ведьмой. Никому она не вредила, не подумайте зря. Так, колдовала потихоньку на благо родины и урожая… Но когда ее тайная деятельность открылось, разразился скандал: по закону ведьме на троне делать нечего. Двор и совет министров принудили отца развестись и взять новую жену — Розамунду. Меня лишили права наследования. А маманю отправили доживать срок в деревню, в поместье Кюхблюмемарк. Я до сих пор помню, какие желтые там на полях росли одуванчики!.. — добавил он мечтательно. [прим: Kuhblume — одуванчик] — Это видно, что ты любишь желтый цвет, — заметил Ёж с ехидцей, кинув выразительный взгляд на светлую куртку главаря. Желтый был непрактичным цветом, и местами на куртке красовались грязные пятна. — Обычно золотистый мне к лицу! Да и не каждый день меня синеглазые котики по земле катают, — не смущаясь, ответил ухмылкой наглец. — Но я на тебя обиду не держу, не переживай! Ты ж тоже принц изгнанник, верно? Он положил руку на плечи гостя, по-братски прижал к своему боку. Но Кириамэ упрямо отстранился, освободившись из грубоватых объятий, недовольно фыркнул. — Не знаю, как ты, а я свою судьбу не кляну, — заявил Хродланд. — Никогда не хотел становиться королем! Пусть все заботы Зигурду достаются. Правда, Розамунда его к трону и близко не подпустит, пока жива — сама королевством заправляет. А он такой слабак у нас вырос, что мамашу никогда не осмелится приструнить. Так и будет всю жизнь от маменьки по темным углам прятаться. Корону после смерти папаши получил — а достоинства чуть прибавилось! В толк не возьму, в кого он у нас такой? Росли ведь вместе, одни и те же учителя за уши драли, на пару вино из погреба таскали — а не принц получился, барышня кисейная! Не в претензию тебе сказано, котик. Он пихнул в шутку Ёширо плечом, предлагая прислониться. Тот искоса взглянул на царевича, не спускавшего глаз — и отказываться не стал. На бревне всё же не особо удобно сидеть долго, особенно если боишься задремать и с позором сверзнуться. — С другой стороны, откуда Зигурду достоинство взять-то? — рассуждал Хродланд. — Ни отец, ни мать терпеть его не могли с младенчества. Меня-то отец любил. Пока жив был — Розамунда и пальцем меня тронуть не смела. А Зигурд обоим родителям, как бельмо на глазу. Отец до самой смерти по моей матери тосковал. Розамунда злилась, что за Хельмута не вышла. Ни тому, ни другому отпрыск не нужен оказался. Зигурд только ко мне и лип всё детство. А Розамунда теперь меня обвиняет, что у нее такой сынок слабак вырос, представляешь? — пожаловался Хродланд Пересвету. В сердцах хлопнул ладонью по колену принца, да потом руку там и оставил, легонько поглаживая, будто забыв, что колено чужое. — Мол, я на него скверно влияю! Плохому учу! Дура старая. Я не учил его плохому! Я учил братишку, как из трудных ситуаций выбираться без потерь и ущерба. Чувствуешь разницу? Ну вот, а она не понимает. А для короля гибкость мышления и мировоззрения — самое оно. Пригодится на будущее… Нет же — она не только права на наследство меня лишила. Чтобы я при дворе на глаза не попадался — старая зараза у меня герцогский титул отобрала, не подавилась! И Кюхблюмемарк заодно. А кто я без титула и земель? Вот именно — никто! — подытожил он с горечью. Искренняя исповедь главаря разбойников произвела впечатление не только на царевича. Даже Кириамэ почувствовал, что начинает проникаться симпатией к этому сильному парню. Что-то родственное, искорка тепла шевельнулась в душе… Но принц заставил себя не размякать от жалоб, произнесенных негромким глубоким голосом. Мало ли что можно наговорить сердечным тоном?.. Ёж притулился удобнее, положил голову на любезно предоставленное могучее плечо. И больше не пытался бороться с неуклонно закрывающимися, свинцово отяжелевшими веками. — Без титула, без земель и денег я бродяга, — говорил Хродланд. — Не лучше вон их! Он кивнул на своих разбойников, взявшихся наконец-то разделывать зажарившиеся тушки уток. Пересвету тоже предложили тарелку с лучшим куском грудки, но он отказался, без того переел в трактире. И Хродланд не стал ужинать — слишком расстроился от собственной истории. — Был бы герцогом — не пришлось бы воровать принцесс! — хохотнул он. Осушил свою кружку до дна одним глотком, приказал принести еще. — Женился бы. Как честный человек. Завел бы дом, детишек… Аврорке я тогда не соврал — она просто не помнит! Ведь мы с ней действительно когда-то были помолвлены… Представляешь, брат царевич, у меня сердце просто в груди перевернулось, когда старуха меня к себе вызвала и заявляет: мол, принеси мне на блюде голову принцессы Каринтенской! Каково?! Ладно, когда она требовала, чтобы я со своими парнями Хельмуту кровь портил, это одно дело. Ну, хочется старухе отомстить за погубленную любовь юности — пускай, от меня не убудет. Наоборот — занятие веселое и платила неплохо, хоть жить на что-то можно. Парням тоже ведь семьи кормить надо… Но убить дочь своего бывшего жениха?! Ты понимаешь, что это значит? — Ужасно, — согласился Пересвет с чувством. — В награду пообещала вернуть мне поместье, — потерянным голосом произнес Хродланд. — Ты понимаешь, эти земли… Эти поля под ковром одуванчиков мне с детства каждую ночь снятся… Вот старуха! Просто за горло ведь взяла! Знает, зараза, чем мне сердце из груди заживо вывернуть… — Послушай, — неуверенно заговорил Пересвет. — Ты же не убьешь в самом деле принцессу? Главарь разбойников, расчувствовавшись от жалости к своей незавидной доле, сокрушенно покачал головой. — Похитить-то запросто могу, — признал он. — Но убить девчонку… Хорошо, что ты меня тогда остановил. Не знаю, какой грех бы я тогда мог совершить. Свернул бы ей шею, как визгливому поросёнку — а потом… Потом сам бы в петлю залез, наверное… Ох, не знаю, как теперь вот быть? Старуха на меня самого охоту устроит, со свету окончательно сживет. И не в принцессе дело. Ни к чему Розамунде, чтобы я болтал направо и налево о ее неуемной кровожадности. Я ей и раньше спать спокойно мешал — старший сынок покойника короля! А теперь вообще… В общем, короче… Вот так вот. Пересвет, задумавшись о грустном, глядел в огонь. Ёширо, сквозь дремоту слышавший весь разговор, терялся в догадках, насколько можно верить подобной откровенности. С одной стороны, он не видел, отчего бы Хродланду было выгодно им лгать. С другой стороны, внутренний голос упрямо твердил, что главарю разбойников безоговорочно доверять просто глупо. Пересвет, похоже, совершенно поддался чувству… Но у царевича есть супруг, подозрительности которого хватит на двоих. — Если ты вправду собираешься вернуть сокровища Фанни, — произнес неуверенно Пересвет, — то почему бы тебе не сделать это самому? Хродланд поднял на него глаза от кружки с элем. — Отвезешь Хельмуту сундуки, а мы подтвердим, будто ты странствующий рыцарь, который помог нам разогнать банду разбойников, — предложил царевич. — Нет, победить стаю оборотней! Что скажешь? — Полагаешь, Хельмут меня наградит? — недоверчиво хмыкнул главарь. — Или предложит служить при дворе! — всё больше и больше воодушевлялся собственной идеей царевич. — Тогда ты сможешь завести дружбу с принцессой — и она в тебя влюбится! — Думаешь? — выгнул бровь Хродланд. — Да она только и мечтает, чтобы ее кто-нибудь полюбил до безумия, как в старинных балладах! — Она сама тебе это сказала? — уточнил Хродланд. Пересвет не расслышал в голосе ехидства, продолжил горячо убеждать: — Сама! Прошлой ночью! — Ого! — хрюкнул главарь в кружку. — Ну… Не в том смысле, что ты подумал! — густо покраснел царевич. — Мы просто… Разговорились о романтике… Да не ржи! Я тебе дело говорю! — Мысль дельная, — согласился Хродланд, отсмеявшись. — Но ничего не выйдет. — Почему? — возмутился Пересвет. Но Хродланд приложил палец к губам, шикнул, покосившись на принца. И царевич умерил тон: — Ты разве не хочешь с ней снова объясниться? Вы же были помолвлены… — Если она готова влюбиться в обмен на возвышенную рыцарскую любовь, — вздохнул Хродланд, — то я готов стать для той, кто меня полюбит, хоть героем, хоть псом. Бесстрашным Роландом, вдохновенным Орландо — или верной собачкой Рориком, как ей будет угодно! — Ну так и поедем! — Она же меня видела, — негромко напомнил наивному царевичу разбойник. — И вряд ли захочет влюбиться в негодяя, пытавшегося ее выкрасть. — Не думаю, что она сможет тебя узнать, — пожал плечами Пересвет. — Ты же тогда замотал лицо шарфом, забыл? И на лошадь ее кинул, прости, кверху попой — что она могла разглядеть в таком положении? Перепуганная! — Хм… Верно. Может, и впрямь попытаться? В конце концов, что я теряю? Ну, схватят меня, если узнают. Ну, отрубят голову — велика потеря! Вы от меня откреститесь, побожитесь, что я вас надул с оборотнями, втерся в доверие… Хороший ты парень, русич! Светлая голова! Тепло одеяла, тепло огня и могучее плечо Хродланда, долгие разговоры, усталость от тяжелого дня сморили принца крепче, чем недействующий на него хмель крепкого эля. Никакие тревожные мысли о долге, о том, что он обязан оберегать легковерного царевича от обманщиков, не могли прогнать сонливость. Беспокойство отошло на задний план, невзирая на глухие уколы совести, на душе было удивительно спокойно. Сейчас он не ощущал непосредственной опасности для царевича или для себя, поэтому незачем и волноваться заранее о неизвестном будущем… — Твой приятель спьянился, — услышал Ёж негромкий голос над своим ухом. — Он вообще не пьянеет, — возразил неуверенно Пересвет. — Да ты что? — хмыкнул Хродланд. Кириамэ не собирался возражать. Ему было всё равно, что о нем говорят… С неохотой разлепив веки, сквозь ресницы, украдкой, подсмотрел за царевичем. В глазах Пересвета играют искры отражения костра или чертики ревности? Не может этого быть, Ёширо примерещилось… Но улыбка коснулась уголков губ, оставалось только спрятать ее в складках мехового одеяла. Закрыв глаза, Кириамэ продолжал чувствовать на себе пристальный взгляд царевича. Тот слишком много выпил сегодня… Но и принц может позволить себе хоть иногда не быть натянутой струной? Не вздрагивать от каждого шороха, не напрягаться от каждого чужого движения. Он молча разрешал обнимать себя, ведь свалиться с бревна было бы нелепо и глупо… Или ему нравилось это? Хотелось увидеть хоть немножко ревности и беспокойства?.. Уверенное сильное плечо главаря вдруг отодвинулось. Ёж покачнулся, потеряв опору… И ощутил себя в воздухе! Его осторожно подняли на руки и понесли куда-то. — Эй?.. — донесся издалека встревоженный голос царевича. Но Хродланд, стук сердца которого слышал принц, прижавшись ухом к горячей груди, ничего не сказал… Кириамэ не собирался открывать глаз. Хотя сон медленно ускользал с век. Он слышал, как тяжелые сапоги стараются мягко ступать по деревянным поскрипывающим ступеням. Чувствовал, как мускулы перекатываются под одеждой, руки, плечи, грудь… Дыхание оставалось ровным и глубоким, словно Хродланд нес зверька не тяжелее кошки. Котика… Принц прислушался к себе — и не ощутил тревоги. Даже когда почувствовал под собой жестковатый тюфяк постели, накрытой для мягкости несколькими слоями не слишком приятно пахнущих звериных шкур. Он продолжал делать вид, будто крепко спит, ожидая с внезапно пробудившимся любопытством, как же теперь поступит этот варвар… Кровать скрипнула, Хродланд уложил гостя удобнее, набросил ворох одеял и отодвинулся со вздохом. Против собственных вольных речей — не попытался даже поцеловать украдкой? Кириамэ не знал, почему эта мысль кажется настолько забавной. Он проследил, как затворилась дверь спальни, как вновь запели ступени, и дверь внизу отозвалась стуком… Выходит, он целый день злился на отлично разыгранные шутки? Хродланд только притворялся, будто заинтересован отведать пряный вкус запретной любви? Кириамэ вздохнул с неимоверным облегчением и сладко потянулся, разметав одеяла. Сон совершенно его покинул! Неужели он выспался на плече своего противника? Рассмеявшись собственным мыслям, принц перекатился на живот… И, охнув, сполз с оказавшейся неожиданно узкой лежанки. Пересвет ждал возвращения Хродланда со странным напряжением. Хотелось кинуться следом, затеять драку… Но он остался сидеть у костра, ощущая спиной насмешливые взгляды дожевывавших свой слегка подгоревший ужин разбойников. В конце концов, Ёж не протестовал. Спокойно сидел рядом, позволял обнимать… Доверчиво прильнул к широкой груди, когда Хродланд взял его на руки, поднял легко, уверенно, словно всю жизнь собирался носить… Почему Пересвет не смог признать, что ему неприятно видеть их вместе?! Почему должен был молча смотреть, как чужая ладонь лежит на колене у его мужа? Почему язык не повернулся объявить, что они женаты — и тогда бы он не… Что за глупости! Хродланд поднял бы их на смех. Двое парней не могут быть… Но ведь сам Хродланд, видимо, не был против подобных отношений? Иначе стал бы он… — Не переживай, царевич, — произнес главарь, потормошив дружески Пересвета за плечо. Царевич вздрогнул, он не услышал шагов. — Твой нихонец просто устал. Иди к нему. Так и быть, предоставлю вам на ночь свою роскошную каморку! Только кровать там узкая, уж какая есть. Смотрите не свалитесь. — Спасибо, — промямлил Пересвет. — Да на здоровье! — хмыкнул Хродланд. — Иди-иди! А то мое великодушие того гляди выдохнется, и я сам завалюсь под бочок к твоему теплому котику. Насупившись, Пересвет еще раз коротко поблагодарил за гостеприимство и покинул компанию у костра, в спину захрюкавшую сдавленными смешками. — Я думал, ты спишь… — с неловкостью проговорил Пересвет. Притворил за собой дверь. Каморка, заменявшая Хродланду спальню, была освещена слабым светом щербатой луны. При свече, наверное, комната казалась бы еще меньше. Кириамэ сидел на постели, обняв колени руками. — А он не такой ужасный, каким хочет казаться, верно? — задумчиво произнес принц. — Если всё, что он тут наговорил, правда… — неуверенно сказал царевич. Сел на край лежанки. Не зная, чем занять руки, стал машинально приглаживать торчащий ворс меха на одеяле. — Ты тоже понял, что он лжет? — Не понял. Но это как-то… Странно, что ли, — признал Пересвет. — Я не чувствую, чтобы он желал нам зла, — уверенно сказал Ёж. — Да уж, особенно к тебе он расположен всей душой! — не смог прикусить язык царевич. Кириамэ рассмеялся. Пересвет пожалел, что в каморке так темно и нельзя увидеть лицо принца в этот момент. — Что ж, даже друзья могут ревновать, — легко произнес Кириамэ. — Я рад, что ты вправду любишь меня. Пусть хоть как друга. Пересвет напряженно засопел, в темноте его дыхание показалось слишком громким. — Ложись, — велел Ёж, похлопал ладонью по одеялам. — Я не такой бессердечный друг тебе, чтобы выгонять ночью из своей постели. Не думай, я не хочу, чтобы мы снова спали под одним одеялом, как раньше. Но, уверен, эта кровать здесь наверняка единственная сколько-нибудь пригодная для сна. По крайней мере, пока что меня ни одна блоха не укусила. Пересвет послушно забрался под одеяла. — А ты?.. — спросил, потому что принц остался сидеть в прежней позе, задумчиво глядя в небольшое окно под скошенным потолком. В окне не было ничего интересного — посеребренные луной ветки, черные ветки, тонкие ветки, выводящие ажурный узор на фоне чернильно-синего неба, с мерцающими крупинками звезд и неаккуратными обрывками темно-пепельных облаков. — Помнишь, ты про моих возлюбленных спрашивал? — глухо произнёс Ёж, спрятав лицо в сложенные на коленях руки. Пересвет вздохнул. — Я обдумал твои слова. И знаешь, что? — Что? — Я понял наконец. Они не были моими друзьями, ты ошибся. Они были моими игрушками. Я бродячую кошку, иногда залезавшую в сад, больше любил, чем их. — Бессердечный? — неуверенно улыбнулся Пересвет. Но принц шутить был не настроен. — Все они были старше меня. Они относились ко мне, как к ребёнку. Но при этом и как к мужчине, ты понимаешь, о чем я. И они слишком часто умирали: от болезней, от родов, от козней завистников из враждебных кланов, от ревности придворных. Кто-то погибал у меня на глазах, на моих руках, закрыв собой от ядовитой стрелы. Женщины вообще слишком хрупкие существа, я понял это очень рано. Я не мог себе позволить сблизиться с ними, привязаться сердцем. Да, я проводил с ними ночи. И это не кажется мне дурным, неправильным… — Грехом, — подсказал слово Пересвет. — Именно. Каждый из нас получал то, что ему было нужно. Но дружбы или влюбленности… Когда ты заговорил об этом, я осознал, что ничего этого не было. Только после нашей с тобой встречи, моё сердце словно проснулось и начало стучать. Зря. Лучше бы не просыпалось… — Просыпалось бы — не просыпалось бы… — проворчал Пересвет. — Ты бы лучше ложился? А то наговоришь сейчас, а завтра на меня же будешь злиться. Царевич резко поднялся, взмахнув одеялами, точно нетопырь крыльями — и сгреб супруга в объятия, насильно уложил рядышком. Впрочем, тот не особо и сопротивлялся. Лег, дал укутать себя одеялами по самые уши. Царевич осмелел — лоб супругу потрогал, не горячий ли. Тот со смешком шлепнул его по руке. — Слишком уж ты сегодня смирный, — пояснил Пересвет. — Точно не лихорадит? — Если не будешь льнуть всем телом, я буду холоден, как осенний туман, — ядовито отшутился принц. — Кстати, я говорил, почему меня так прозвали? — Как? — не понял Пересвет. Отодвинулся, насколько позволяла ширина лежанки. — Кириамэ — моросящий дождь с туманной дымкой, — пояснил принц. — Это прозвище мне дал отец. Перед самой его смертью я сочинил стихотворение о дожде, которое в тот сезон цитировал весь двор… — А я думал, твое имя означает «красивая гора» или что-то в таком духе, — рассеянно заметил Пересвет. — Дождик?.. — Гора? — фыркнул Ёж. — Ты слишком высокого мнения обо мне. [прим: игра слов: «кири» — туман, «амэ» — дождь, «кирэ» — красивый, «яма» — гора] Впрочем, заглянув в мерцающие в темноте глаза супруга, безучастно устремленные в ночь за окном, Пересвет согласился, что туман с дождем — самый верный для него символ. — Я покинул родину. И никогда не вернусь, — проговорил Ёширо. — Хродланд же потерял всё, что имел. Семью, имя, титул, владения… Но остался жить здесь, на родной земле… Он замолк. — И что? — не выдержал Пересвет. — Нандэ-мо най, — пожал плечами под одеялами тот. [ничего] Царевич лег. Повозился, улегся поудобнее. Снова повозился — постель была не сказать чтобы прекрасная! Принц лежал тихо, не ворочаясь. Пересвет видел, как подрагивают его ресницы, моргая. Не спал и не собирался спать? — Можно вопрос? — не утерпел царевич, приподнялся на локте. — Нани? [что?] — Я тут подумал… — Опять месяц размышлял? — невесело рассмеялся принц. — Ну, если посчитать, то примерно месяц получается, да… Я про твой гарем. Ты мне еще родинку вот эту показал… Ведь неспроста? Пересвет провёл ладонью по его волосам, отвёл прядку со лба. Принц зажмурился, медленно выдохнул. — Вот я и подумал, — продолжил царевич. — Сопоставил. Ты говорил, будто, когда уезжал, две твоих возлюбленных были беременны. — Угу. Ходили, как объевшиеся горностаи, пузо шариком, — нетактично фыркнул Ёж. — Известие о рождении твоих племянниц мы получили. А о твоих детях — ни слова. — Ты догадался? — Ну, сложно не увидеть очевидное. Ты не мог мне сказать прямо? Но на самом деле хотел, чтобы я узнал, да? — Не мог. Брат признал моих детей своими. Настоящее их происхождение должно оставаться тайной, которую мы унесём с собой в могилу. Кстати, теперь ты тоже должен дать клятву молчать. — Но почему? — Потому что измена наложницы императора приравнивается к государственному преступлению, — пояснил простую истину Ёж. — И преступницу, и любовника, и плод запретной любви надлежит немедленно казнить. — Почему?! — изумился Пересвет. — Выдавать чужого ребенка за наследника империи — преступление! — терпеливо повторил принц для туго соображавшего супруга. — Жестоко, — поёжился царевич. Однако что-то тут не сходилось. — Постой, но брат не стал бы тебя казнить! — Нет, не стал бы. Он просто приказал бы мне покончить с собой. — Как это?! — привстал Пересвет. Кириамэ отвечать на его изумленный взгляд не пожелал, наоборот поглубже уполз под шкуры. Сказал оттуда: — Что непонятного? Публичная казнь — позор для члена императорской семьи. Я должен был бы совершить сепукку. Во всём виновата моя кадайская кровь… — Чего ты там бубнишь?! — возмутился царевич. — Я ничего не понимаю! Принц рывком откинул край одеял, разрушив свое укрытие: — Мой брат бесплоден! Его, как и меня, не раз пытались отравить в детстве! Не только мать Мисомото травила сыновей императора от других женщин, но и в ее покои подсылали убийц! Тебе это понятно? — Ну… — И если я после всех покушений отделался лишь… Хм, не важно. Но мой брат — ему досталось несравненно больше, чем мне в своё время! Из-за ядов он потерял способность зачать наследника. Именно поэтому, именно зная об этом, отец на старости лет взял себе в наложницы юную кадайскую принцессу, понимаешь? Чтобы родился я — и стал помощником и наследником для своего брата! — Я понял, но… — О тайне рождения наших детей известно только узкому кругу доверенных лиц. Кириамэ опомнился, понизил голос. Высвободив руку из-под шкур, за шиворот притянул вниз царевича, заставил его лечь, чтобы не нависал над ним голодным упырем в одеялах со сверкающими во тьме глазами. — Самое смешное, что нашлись злые языки, которые мою мать обвиняли в предосудительной связи с моим братом, — продолжил он со сдерживаемым негодованием. — Распускали сплетни, будто бы император слишком стар и не смог бы зачать ребенка. А кадайская принцесса была слишком близка со старшим принцем. Да, они ровесники, у них сразу сложились хорошие доверительные отношения. Но противники Кадайского влияния утверждали, будто бы моя мать специально выдаёт своего ребенка за сына императора — чтобы потом, после его смерти, убить своего якобы любовника, то есть моего брата, и посадить на трон меня. Меня, который станет послушной марионеткой кадайского правителя. Такая вот путаница. Такая глупость! Но до сих пор есть люди, которые верят этим сплетням. А самое забавное, знаешь что? Во мне кадайской крови — одна восьмая часть! Мать Хунь-Юаня сама была нихонкой. Пересвет пытался переварить услышанное. Однако вылившихся на него сведений оказалось слишком много, и слишком неожиданные они были… Он даже не знал, что сказать. Ляпнул: — Скучаешь… по маме? — Нет. Она нисколько не похожа на твою матушку. Когда я был маленьким, я был окружен няньками и учителями. После смерти отца стал видеть ее еще реже, она замкнулась в себе, устав от нападок и обвинений в тайных связях с Кадаем. Шесть лет назад вернулась на родину, поселилась отшельницей в отдаленном имении. Думаю, я больше никогда с ней не увижусь. — Злишься, что она тебя бросила? — Вовсе нет. Просто это не ее судьба. Она не должна была ехать в Нихонию. Наложницей отца должна была стать другая принцесса. Но моя мать была с ней очень дружна, а у той как раз появился возлюбленный… И мать тайком поменялась с ней местами. Заговор двух принцесс раскрылся слишком поздно. Хунь-Юань кипел от гнева, ведь моя мать была его самой любимой дочерью, поздним цветком, который должен был украсить его старость. И этот цветок сорвал его заклятый противник… Я слышал, он до сих пор не простил её. — Слушай, а ведь… — Что? — Получается, что у твоего брата нет собственных детей? — Да, — фыркнул смешком принц, — так и получается. — И… — пытался собрать расплывчатые мысли царевич. — И что же? — Если бы я вправду получил трон после брата, страна бы раскололась на два лагеря. Вспыхнула бы война. Многие могущественные кланы не потерпели бы над собою власти потомка Хунь-Юаня. Но и отречься я не имел права. В таком случае брату пришлось бы выбирать себе нового наследника со стороны, это снова вылилось бы в кровавые битвы — кланы стали бы соревноваться между собой, каждый выдвигая своих кандидатов. — И что вы решили? — осторожно спросил царевич. — Я ничего не решал, — вздохнул Кириамэ. — Всё решили за меня. Когда мне исполнилось тринадцать лет, доверенные лекари сочли меня пригодным. И меня отвели в покои к жене моего брата, к молодой императрице. — Как это? — опешил Пересвет. — То есть, тебе пришлось… — Пришлось, — эхом повторил Кириамэ. — Я был в ее глазах напуганным ребёнком, который достоин жалости и материнского участия, но… Она очень хотела быть полезной императору. Поэтому она разделила со мной ложе, как с мужчиной. — Ничего себе! — присвистнул царевич. — Не завидуй, — невесело улыбнулся принц. — Помнишь, я говорил о тёще моего брата? — Еще бы я забыл! — Я не сказал тебе всей правды. Я солгал, что будто бы перепутал спальни? На самом деле в ту проклятую ночь она застала меня со своей дочерью. С императрицей. — На месте преступления?! — Можно и так сказать. Когда я увидел ее в дверях спальни… Боже, я готов был ее убить на месте, лишь бы удостовериться в ее молчании. Эта женщина… Она славилась своей щепетильностью, честная до мозга костей. Все знали, что она лучше умрёт, чем станет лгать. Я был уверен, что она немедленно выдаст меня министрам, обвинит в совращении дочери. Ведь она всегда относилась ко мне с подчеркнутой неприязнью. Однако… — Ты же живой, здесь, со мной, — напомнил скорее самому себе Пересвет. От рассказа мурашки разбегались по всему телу! — Значит, она тебя не выдала? Тебе… пришлось ее убить? — Нет, императрица остановила мой клинок. А эта женщина… Я был изумлен, когда она сама сделала признание. Оказалось, что ее давняя неприязнь ко мне родилась из противоположного чувства. Оказалось, втайне она давно любила меня. Нет, не думай! Тёща императора была образцом порядочности, она хранила своё запретное чувство глубоко в сердце, ни одним намёком, ни единым взглядом не выдавая истины… Никогда и никому. Тем более мне. Ей было больно видеть, как я одаривал любовью придворных дам без разбора — а ей от меня доставались только колкие шутки. И вот теперь она узнала обо мне и своей дочери… Нет, молчать о новой тайне, куда более ужасной — на это у нее уже не хватало силы и духа. И чтобы сохранить жизнь мне, своей дочери, своему внуку, эта женщина приняла всё порицание общества на себя, она пожертвовала безупречной репутацией вдовы. Она потребовала, чтобы я немедленно уехал из страны. Если тайну узнала она — значит, об этом может стать известно кому-то еще. Но я не мог уехать тайком, верно? Это вызвало бы пересуды и сплетни. Мои сторонники стали бы обвинять брата. Мои противники стали бы искать причину моего изгнания… Чтобы удовлетворить любопытство сплетников, она пустила слух о нашей предосудительной с нею связи. Больше того, она провела со мной ночь… И эта ночь была поистине пыткой для нас обоих. Он замолчал. Не играя, не кокетничая — а так, если бы ему действительно было больно вспоминать об этой ночи, глубоким шрамом врезавшейся в его память. — В обмен на молчание она потребовала, чтобы я никогда не возвращался, — продолжил он. — Но мне и так пришлось бы покинуть Нихонию, рано или поздно. Само моё присутствие при дворе могло раскрыть тайну наследников. Дети, знаешь ли, имеют обыкновение взрослеть, — горько пошутил принц. — И если все младенцы на одно лицо, то подрастая… У нас с Мисомото разные матери, к несчастию мы получились слишком непохожими братьями. Будет странно, если дети вырастут похожими на дядю, а не на отца. Теперь понимаешь, почему я никак не мог остаться при дворе? Я должен был уехать, и как можно дальше. — И всё равно, твой отъезд не всех в Нихонии удовлетворил. — Да. Многие сторонники моего брата, крайне категорично настроенные доброжелатели, хотят полной гарантии, что я никогда не вернусь назад. Не потребую признать наследников брата незаконнорожденными и не заявлю свои права на трон. — Какая глупость! Ты никогда бы так не поступил. — Ты не знаком с историей нашей державы, — вздохнул Ёширо. — За тысячелетия у нас чего только не случалось… Пересвет не знал, что ответить. Просто прижал его к себе, обняв за плечи. — Не жалей меня, — мягко сказал принц, попытался отодвинуться. Но Пересвет не пустил — еще рыпаться тут надумал! С узкой кровати грохнется от ложной гордости, ерунда какая! Однако не в гордости было дело. А в том, что принц снова боялся принять дружеское сочувствие за нечто большее. Обмануться… Пересвет держал крепко. Искренне пытался помочь, хотя бы успокоить теплом собственного тела. Ёширо слышал его взволнованное, неровное дыхание… И ему пришлось смириться. Самому затаить дыхание, успокоить глупо зачастившее сердце. — Я не жалею, — честно сказал царевич. — Жалеют слабых. А ты сильный. Но и сильным иногда нужно, чтобы кто-то подставил плечо, так ведь? — Подставь лучше губы, — фыркнул Ёж. Повернулся на бок, спиной к нему. Чтобы не смог разглядеть лица сквозь темноту... Но голову на его локоть положил. Руку, обхватившую поперек груди, обнял сверху своими руками. И прижался, тесно-тесно. Если это тепло — всё, что готов дать сейчас ему царевич… Ну что ж, Ёж согласен и на это. Это ведь тоже совсем не мало… Пересвет зарылся лицом в волосы, тонко пахнущие нездешними цветами. В оконную раму стукнула сосновая шишка. Кириамэ встрепенулся, настороженно поднял голову. Вторая шишка, метко запущенная кем-то, кто стоял внизу, не заставила себя долго ждать. Ёж осторожно выбрался из объятий крепко спящего царевича. Под окном, запрокинув голову, ждал Хродланд. Заметив принца, махнул ему приветственно лютней. Пересвет не проснулся, когда Кириамэ покинул каморку, тихонько прикрыв за собой дверь. Снаружи оказалось довольно холодно. Свежо до мурашек. Небо сквозь кроны деревьев сдержанно светилось розовым и лиловым — рассвет подкрадывался неторопливо, день обещал быть ветреным. Хродланд нашелся возле потухшего костра. Деловито и сосредоточенно натягивал струны на широкий гриф. Инструмент отвечал на резкие прикосновения глуховатым низким гулом. — Хотел, чтобы ты удостоверился, — заявил разбойник. — Струны, как видишь, золотые. Те самые, какие надо. Сам всё сделаю и даже настрою. Доволен? Кириамэ сел на бревно напротив. — Хорошо спал? С кровати не падали? — главарь не глядел в сторону гостя, всецело занятый своим важным делом. — Нет, не падали. — А я б на месте твоего русича время на сон зря не тратил. Вместо того чтобы бока отлеживать, уронил бы тебя с лежанки, хоть пару разиков за ночку. Сопляк он у тебя, счастья своего перед носом не видит, — проворчал Хродланд. — Говорю же: выбирай настоящего мужчину! — Тебя? — А хоть бы и меня… — предложил без особого воодушевления. — Где твои бандиты? — спросил принц. — Отправил с поручениями. — Ясно. — Слуг не держу, извини. Если хочешь умыться — за углом есть бочка с водой. Или вон в той стороне ручей. В озере купаться не советую, холодно. — Спасибо. Вороны вдалеке завели перекличку хриплыми голосами. Какая-то мелкая пичуга из зарослей принялась выдавать отрывистые пронзительные ноты, звенящие в прохладном воздухе. Кириамэ заметил в просветляющихся сумерках ряд сундуков, выставленных возле дверей конюшни. — Сокровища Фанни, — пояснил Хродланд, по-прежнему избегая встречаться взглядом. — Отдаю, как обещал. — Всё в целостности и сохранности, кроме золотых монет? — улыбнулся Ёж. — Неужели ничего больше не хочешь себе оставить? — Ну… Парочку… хм, пару дюжин амулетов я себе выбрал, на память, — признался-таки разбойник. — От Фанни не убудет, а мне пригодится. — Ты же не колдун? Зачем они тебе? — Я сын прирожденной ведьмы, — пожал плечами тот. — Применение найду. — Неужели всё, что ты вчера наговорил — всё правда? — Всё! До последнего слова, — решительно отмел подозрения Хродланд. Кириамэ не спускал с него пристального взгляда. — Ну, хорошо! — вздохнул разбойник. — Да, я не колдун и никогда чародейству не учился. Но немножко разбираюсь в колдовских безделушках, есть грешок. А на счет Авроры — тут я тоже слегка преувеличил. Розамунда не требовала ее смерти. Старуха действительно приказала мне наведаться в сокровищницу Хельмута и накуролесить от души. А принцессу умыкнуть велел братец. Решил жениться, видишь ли. По доброй воле Хельмут ее замуж не отдал бы за него — а после похищения деваться соседушке было бы некуда. — Тайная влюбленность? — выгнул бровь принц. — Да бог с тобой! Зигурд просто хотел позлить мамашу. Представь, ей пришлось бы признать ненавистного Хельмута родственником! А сама Аврора или даже ее приданное Зигурду ни к черту не сдались. — Жестоко, — согласился Ёж. — Сумасбродство, — откликнулся Хродланд. — Но ты ему потакаешь? — Еще бы! Он обещал за принцессу вернуть мне титул и поместье, — неохотно признался главарь. — Поэтому ты вчера утром прокрался в замок? Хотел повторить попытку? — Была такая мысль. Думал: все уедут по лесам шастать, ребят моих ловить, а я в это время тихонько Аврорку в коврик закатаю и умыкну. — Неужели ради поместья ты готов пойти на что угодно? — мягко спросил Кириамэ. — Ты лучше других способен меня понять: как плохо, когда тебя выгнали из собственного дома. — Я оставил свой дом, — кивнул Ёж. — Но нашел другой, который стал для меня даже более родным, чем прежний. Возможно, ты тоже мог бы отправиться на поиски? — Невозможно, — угрюмо возразил тот. Взялся рассуждать: — У каждого из нас есть свое слабое место. Для меня эта больная точка — мой Кюхблюмемарк. Для тебя — твой ненаглядный русич. Чтобы вернуть поместье, украденный эдем моего детства, я на любые подлости соглашусь. Сам себе гадким сделаюсь, противно будет в зеркало глядеть — а знаю, что пойду на всё. И ты тоже! Ради царевича через себя переступишь. На высокомерие свое благородное плюнешь, достоинства не пожалеешь. Для меня ведь гордость — пустой звук. А для тебя бесчестие смерти подобно. — Ведь ты на самом деле неплохой парень, — сказал принц. — Я не понимаю тебя. — Если я оценил твою красоту по достоинству, значит, теперь я для тебя неплохой парень? — усмехнулся Хродланд. — Ты не всерьез ко мне приставал, — ответил улыбкой Ёж. — Если бы я был настроен решительно, котик, ты не нашел бы в себе силы мне отказать! — самоуверенно заявил нахал. — Не боишься, что вот сейчас закончу с лютней — и зачарую тебя? Заснешь, как убитый — а я воспользуюсь? Кириамэ фыркнул смешком. Однако внутренне напрягся. — Вот смотри, — показал Хродланд. Перехватил гриф, прижал ладонью струны, чтобы ненароком не заиграли вправду. — Если я дерну эту струну, ты заснешь на час. Если дерну за эту же, но пониже ладом — заснешь на полдня. Если ударю по этой и соседней — захрапят все, кто находится вокруг меня на расстоянии двух саженей. Если по трем — то еще дальше колдовство распространится. Ну, а уж если играть начну по-настоящему — с ног повалятся все, кто даже звука-то не услышат! — Ты всё-таки колдун, — сказал Кириамэ. — И лжец. — Да нет же, — раздосадовался недоверием тот. — Единственное наследство, которое не смогла у меня отобрать Розамунда — дар, доставшийся мне от маменьки-ведьмы. На колдовство у меня сил не хватит, я проверял. Я лишь умею распознавать, какое волшебство заключено в безделушке, попавшей мне в руки. Только и всего. — Полезная способность, — признал принц. — Не отрицаю, — ухмыльнулся Хродланд. — Кстати, я заметил у твоего недолюбовника на пальце перстенёк занятный. В нем дремлет великая сила… — Ты сможешь определить, что это за сила? — заинтересовался Кириамэ. Но продолжить разговор им не дали. Брови Хродланда сурово сдвинулись. Со стороны озера к дому вышли двое разбойников. — Лодку приготовили? — спросил помрачневший главарь. — Как приказывали, господин Хродланд! — отрапортовали подручные, с напряженным любопытством поглядывая на принца. Почувствовав неладное, тот поднялся с места. — Не хватайся за мечи, котик. Не стоит, — произнес со вздохом Хродланд. — Что ты задумал? — потребовал ответа принц, не повышая голоса, чтобы не сорваться на крик. Но тот отвел глаза. — Его величество прибыл? — осведомился негодяй у подручных. — Явился! Весь в нетерпении, требует ваш сюрприз скорее! — Потерпит, — ухмыльнулся Хродланд. — Сюрприз получится на славу! Обещал братишке соседскую принцессу — привезу заморского принца. Вот уж обрадуется! — Ки-ссама… — прошипел Ёж. — Будь хорошим зайчиком, — велел главарь. — Не рыпайся — пока добежишь, твоему ненаглядному успеют перерезать горло. Он даже не проснется. А если будешь милым и сговорчивым — с ним ничего плохого не случится. Обещаю, я сдержу слово: лично сопровожу его со всеми сундуками к Агилольфанне живым и здоровым. — Зачем я тебе? — спросил Ёж глухим голосом. — Царевич отобрал у меня принцессу, — развел руками негодяй. — Взамен я забираю у него тебя. Всё честно, по справедливости, не находишь? Ты присядь! А то сейчас заснешь крепко, упадешь — личико не дай боже попортишь. Как с синяком тебя брату отдавать буду? — Хочешь проверить на мне лютню? — сказал Кириамэ. — Не нужно. Он отцепил пояс с мечами, не глядя протянул разбойникам. Бандит посмелее схватил с опаской — прижал к груди с облегчением, обрадовался, что драки не будет. — Вот молодец, хороший котик, — скривил губы в улыбке Хродланд. — О чем я и говорил — ради своего ненаглядного готов… — Заткнись, — прошипел Ёж. Они спустились к озеру. Кириамэ не делал попыток к бегству — сердце щемило за безоружного царевича, оставшегося в доме наедине с негодяями, которые, вероятно, только и ждут условленного сигнала… Длинная лодка покачивалась у берега, привязанная к столбику у дощатых мостков, украшенная белыми розами, розовыми лентами и белоснежными лебедиными крыльями. На сидениях были разложены парчовые подушки. — Я сам лично провожу тебя к его величеству, не волнуйся! — Хродланд галантно влез в лодку первым, подал руку принцу. — Садись, устраивайся удобнее. Дать еще подушечку? Ну, а чтобы не скучно было кататься — всё-таки поиграю тебе на лютне! Он тронул струну. Как и показывал — чтобы колдовство коснулось одного лишь принца. Лютня жалобно зазвенела. Кириамэ почувствовал, как голова разрывается от внезапной боли. Ему показалось, что он умирает, падая в бездонную черноту… ***