Принц Х Царевич - 3

*** …Четвертый наследный принц Ёширо Кириамэ потерял счет времени, как долго он провел в подвале, прикованный к каменной стене. …Это длилось три дня и две ночи — подсказала память. Но тогда казалось, это была вечность… …В толстых каменных стенах не было отверстия, в которое проник бы луч света. Так странно, после привычных прозрачных бумажных перегородок, на которых в любое время суток играли живые тени ветвей деревьев… Тишина. Холод. Кислый запах — принца долго и мучительно тошнило от зелий, которые в него вливали насильно. Кроме этих снадобий, ядовитых или приворотных, в желудке давно ничего не было. Его выворачивало без толку, отварами, настойками и собственной желчью. Он настолько обессилел, что ноги не держали. Коленей не чувствовал от холода. Упал бы на четвереньки — но руки выкручивали назад цепи, державшие его, как пойманную и распятую птицу. Он вздрогнул всем телом, но не поднял головы. Волосы безобразно прилипли к лицу, его гордость превратилась за столь короткое время в грязные ошмётки. Он хотел умереть — но точно не в этой адской дыре… Точно не у нее на глазах. Он не видел, но слышал, как она вошла. Он чувствовал ее взгляд на себе, на своем голом теле: взгляд жалости, страха — она боялась не его, но за него, за его погубленную душу. Она поставила фонарь на пол. Взяла ведро ледяной воды, окатила его с головой. Он дернулся, хватил воздух потрескавшимися губами. И без того замерзшее тело стала колотить неудержимая дрожь. Он был жалок в ее глазах. Он ненавидел себя — но не ее. Ее страхи он понимал слишком хорошо. — Зелья опять не подействовали? — поняла она, опустилась перед ним на корточки, провела теплой ладонью по ледяной белой щеке. — На меня не действуют любовные зелья, я же говорил вам, — хрипло произнес он. Не узнал свой осипший голос, который звучал пугающе страшно. Но всё равно он говорил с нею вежливо, как подобает ее статусу при дворе. Ее возрасту. Ее безупречной добродетельности. — Простите. — От твоего семени моя дочь родила наследника, — сказала она. Ее голос дрогнул, выдав всю глубину материнского горя. — Я должна узнать: человек ли ты или демон. — Я человек. — Нет. Человек не сможет вынести эти пытки, которыми я тебя испытывала. Ты не кричишь, не проклинаешь меня. Такое терпение не дано человеку. — Я сын императора. — Или ты демон. Прости меня, но я должна это узнать. Он не выдал себя стоном, только стиснул зубы и закрыл глаза, когда ее ладонь скользнула ему между ног. Его трясло от отвращения. Он дергался, как от каленого железа, когда ее большие мягкие груди под тонким шелком юкаты случайно касались его живота. Она слезы глотала, ей было больно его мучить. Наверное, еще больнее, чем ему. Но у нее не было выбора. Как и у него… Он хотел бы вырваться из этой тьмы. Он хотел бы, чтобы этого унижения с ним никогда не случалось… Он хотел бы уехать далеко-далеко — и забыть. И он уедет. Теперь-то он знал, что где-то далеко, в чужих неизвестных землях, его ждет кто-то… Его самый дорогой человек… …Пересвет… — Пересвет! — прошептали его сухие губы. Но год назад, когда он висел на цепях в том подвале, царевича не было в его жизни. Пересвет не знал о нем, не догадывался о его существовании. И он не пришел бы на помощь, даже если бы удалось докричаться через всё разделяющее их пространство… …Но тот адский холодный подвал остался в прошлом. И теперь в его жизни есть… Кириамэ нашел в себе силы прогнать кошмарный сон. Душно, отвратительно. Злость и отчаянье… Пересвет! Если бы он был с ним рядом, принц нашел бы в себе силы унять колотящую дрожь. Но он был один. Он жалок… Он до сих пор не может забыть того, что произошло почти год назад. И этот кошмар будет преследовать его до конца дней. Беспросветное подземелье, цепи, одиночество… Ёширо открыл глаза. Немного двоилось поначалу. Нужно взять себя в руки, собраться, успокоиться. Он проснулся не в подвале, не в своем прошлом. Он не беспомощен, не прикован… Очнулся в роскошной светлой спальне, убранной на западный манер. Не холодный камень и темнота. Солнце за окном, за кружевными шторами. Кровать, мягкие перины. Взбитые, как облака, подушки. Постельное белье, тонко вышитое гирляндами белых цветочков. Перед незажженным камином стоял человек, разглядывал с любопытством мечи принца — вынул до половины катану из ножен, пустил солнечного зайчика на узорчатые тканевые обои. Золотистые кудри… Пересвет? Нет… Не того роста, сутулый, уже в плечах, и одежда чужая, непривычная. Полюбовавшись, положил нихонские клинки на каминную полку. Выше на стене висели украшенные самоцветами западные мечи с рукоятками-крестовинами, еще выше — чучельная голова оленя с роскошной короной рогов. — О, ты проснулся? — обернулся златокудрый незнакомец к принцу. Худое лицо, длинный с горбинкой нос. Белесые брови. Колкие, глубоко посаженые глаза. Кудри не от природы, тщательно завитые. Кисти рук утопают в белоснежной пене крахмальных манжет, рукава широкие, обвислые, как паруса без ветра. Бархатный жилет густо усыпан драгоценными камнями, а над плечами пройма украшена нелепыми рогаликами из парчовой тесьмы. Ниже ремня с золотыми бляшками — не менее нелепые штанишки фонарями до колена, под ними — трико, обтягивающие худые кривоватые ноги. И башмаки, с пышными бантами и брошами… Мало сказать, что Кириамэ было неуютно под его улыбающимся взглядом. Блондин словно раздевал его глазами. Пожирал. Точно такой же взгляд Ёж встречал совсем недавно… Брезгливо скривившись, принц хотел сесть в постели. Но обнаружил, что связан. Вернее — прикован, к кровати. Оба запястья были тщательно обмотаны мягким шарфом, поверх которого обвивалась тонкая, но крепкая цепочка. Звенья сцеплены парой маленьких ювелирных замочков, с бриллиантами. Середина длинного шарфа и цепочки, овивающей шелк, оказалась пропущена сквозь узор высокого изголовья кровати. Изголовья, выкованного из крепких железных прутьев, пусть и позолоченных. Это не были цепи из его прошлого. Но изящные кандалы, не причиняя физической боли, заставили сердце забиться от нахлынувшего ощущения беспомощности и страха. Удвоенного воспоминаниями. Однако внешне Ёж постарался ничем не выдать позорной паники, охватившей его. — Не хочешь отвечать? Брат сказал, что ты прекрасно говоришь по-нашему, так что не играй в молчанку. Незнакомец подошел, присел на кровать. Протянув руку, хотел погладить принца по щеке, но тот дернулся. Слишком резко, слишком пугливо. От резкости голова закружилась. Даже думать было больно, мысли отстукивали в гулком черепе свинцовыми колокольцами… — Не бойся, — он доверительно понизил голос. — Я не сделаю тебе больно. Принц нахмурил брови. — Я Зигурд, король земель Штирейхмарка, — представился блондин. — Разве брат обо мне не рассказал? На вид ему можно было дать лет двадцать — двадцать три. Кириамэ было противно за самого себя, что не может унять предательскую дрожь перед этим невзрачным государем очередного мелкого королевства. Откуда он вообще тут выискался, на его беду? — Ты в моем охотничьем домике, — продолжал Зигурд. — Здесь никого нет — только ты, я и мой верный слуга. — Хродланд меня тебе продал? — угадал принц. — Обменял! — засиял какой-то заискивающей улыбкой король. Так искренне, словно вправду хотел понравиться своему пленнику. — Я хотел, чтобы он привез Аврору-Катерину. Но он нашел для меня забаву гораздо интереснее. Кириамэ промолчал. Забаву, значит? Понятно. — Я всю ночь в седле трясся, сюда спешил. Как от братишки весточку получил — сразу из столицы сбежал. С матерью поругался, с любовницами, с министрами — всех к чертям! Подождут… Боже, какие у тебя красивые глаза! — вздохнул Зигурд, придвинувшись еще ближе. — Такой потрясающий густой синий цвет! Хродланд всегда умел выбирать для нас лучшее. Правда, самые занятные игрушки я просто отбирал у него… Нет, не смотри на меня так! Я не буду брать тебя силой, не волнуйся! Я никогда никого не принуждал к любви, поверь мне. Все отдавались мне исключительно добровольно. — Это делает тебе честь, — произнес Кириамэ ядовито. Сын наложницы императора — оказался сам в положении наложницы? Какая ирония богов. — Ты не голоден? — заботливо поинтересовался его величество. — Хочешь пить? Нет? Ничего не болит? Цепи не сильно мешают? — Сильно, — фыркнул принц. — Прости, но я пока не могу снять их с тебя, — повинился Зигурд. — Пока еще рано. Тебе не жарко, нет? Не ощущаешь тепло, томление, нет? Чувственное нетерпение? Его рука погладила колено пленника через простыню. Кириамэ едва сдержал подкатившие рвотные порывы от непереносимого отвращения. — Зря потратился на курильницы и дурманные травы, — зло произнес Ёж. — Они на меня не действуют. — На меня тоже, — пожал плечами Зигурд. — Видимо, я к ним уже привык. Но попытаться стоило. Поднялся, открыл створки окна, чтобы проветрить спальню от ароматного дыма, впустить свежий воздух, напоенный запахами леса, влажной земли после дождя, прохлады. Кружевная занавеска заколыхалась от ветерка. Кириамэ поежился. Странно, на нем оказалась юката, синий рисунок бамбука на сиреневом фоне. Юката была надета поверх зеленой кадайской курточки. — А, это, извини, — в замешательстве почесал длинный нос Зигурд. — Это я нашел в твоей дорожной сумке. Мне очень хотелось увидеть, как ты смотришься в восточных шелках. — Юкату так не носят, — сказал Кириамэ машинально. — Ее надевают на голое тело, с поясом. Голос не дрожал, это хорошо. Раздраженная хрипотца прибавляла глубины, бархатистости — это плохо, судя по масляному взгляду. — Пояс я не нашел, — ухмыльнулся король. Взял с подоконника большие портняжские ножницы, вернулся к постели. — Но мы сейчас всё исправим. Тем более штаны я с тебя уже снял. Кириамэ рванулся на цепочках, покраснев хуже, чем если бы вдруг получил пощечину. Теперь-то он сам почувствовал, что под простыней на нем ничего не было. Ничего! — Коно-яро!.. — прошипел принц сквозь зубы. [сволочь] Его величество иностранного слова не понял, но догадался по тону, обиделся: — Я просто хотел проверить, правда ли ты парень! Братец тебя приволок, бросил на кровать, сказал мне: развлекайся! Я, мол, такой занятной зверушки в жизни не встречал! Это он про тебя. Чтобы пленник не рыпался зря, Зигурд ухватил шарф с цепочкой, подтянул еще — зацепил петлей к завитушке на изголовье повыше. Ёширо поневоле пришлось поднять запястья на уровень лица. Шипя проклятия, он отодвинулся назад, спиной прислонился к подушкам, оказавшись припертым к изголовью. При этом простыня сползла с бедер, он мучительно покраснел. Король, ухмыльнувшись, предупредительно укутал ему ноги. — Спасибо, — буркнул Ёж. — Не стоит. Действительно — не стоило. Зигурд забрался на постель, на коленях подполз вплотную. Кириамэ, теряясь от нахлынувшей паники, беспомощно забарахтался, но блондин упрямо стащил шелк юкаты с его плеч на локти. А изумрудную ткань курточки принялся безжалостно кромсать ножницами. От усердия кончик языка высунул. Материя расползалась безобразными кривыми зазубринами, от пояса, вверх к груди, дальше до воротничка. Пуговки сыпались на простыни жемчужными слезами. У принца дыхание перехватывало. Он не хотел, но позорным образом всхлипнул, почувствовав холод стали у шеи. Под веками зажмуренных глаз вспыхнули картины из прошлого. — Еще вот тут… — приговаривал Зигурд, всецело поглощенный своим занятием. Ножницы щелкали, разрезая ткань вдоль боковых швов, затем вкруг по пройме — и по плечу к шее. — Да ты что? — поглядел король на пленника, удивился, но не остановился. Рукава пришлось разрезать, заходя с двух сторон: от плеча к локтю и от запястья вверх, иначе мешала юката. К тому же из-за цепей, не покромсав, было не снять. — Ничего, — прошептал Ёширо, кусая губы. — Как ничего — тебя трясет! Травы курильницы всё-таки пробрали? — Не дождешься, тэмаэ!.. Кссо… [ублюдок. проклятье] — Вот так как-то… — Зигурд убрал зеленые лоскутки, поправил на пленнике юкату, запахнув на груди. — Тебе очень идет! И чего ты трясся? Как девчонка в первую ночь, право. Не поверю, что с такой внешностью ты до сих пор невинный агнец. — Нет, — выдохнул Кириамэ. Когда этот недалекий король наконец убрал ножницы и свои руки подальше, вроде бы стало немного легче дышать. — Ты тут ни при чем. Не приписывай себе лишнего. — Ничего, сейчас я тебя заставлю расслабиться! — самоуверенно пообещал Зигурд. Крикнул, приоткрыв дверь: — Эй, арап! Зелье сварил? — Давно сварил, ваше величество. Остыть успело. В спальню по зову явился слуга: странная, непривычно черная физиономия с розоватыми толстыми губами, а морда — невозмутимым булыжником. В руках уроженец крайнего юга держал поднос с серебряным кубком. — Отлично. Давай. И пошел отсюда, чего уставился! Прогнав слугу, Зигурд снова запрыгнул на кровать. Поднес кубок молча злящемуся принцу: — Пей! Тот скривил губы и отвел глаза, таков был его ответ. — Пей по-хорошему! А то буду через поцелуи вливать! — настаивал его величество. Кириамэ, раздраженно выдохнув, забрал кубок. Цепь позволила это резкое движение, правда, одну руку пришлось поднять повыше, чтобы вторую освободить. Судя по запаху, ингредиенты этого любовного снадобья были совершенно обыкновенные — как раз те, к которым Ёширо давно привык, те, которые на него никак не действовали. — Слишком приторно, — отпив, сказал Ёж. Протянул кубок назад. — Разбавь водой! — Ты прав, мёда переложили. — Зигурд попробовал, сплюнул на пол, на ковер. Из кувшина, стоявшего на прикроватном столике, плеснул в кубок — вернул пленнику. Пока Кириамэ медленно пил, он с улыбкой смотрел. Любуясь, мизинчиком тихонько прочертил линию брови, виска, скулы, по щеке, до подбородка. Принц стерпел это прикосновение. Но был на грани того, чтобы выплеснуть зелье в слащавое лицо и треснуть тяжелым кубком от всего сердца. — Ну как? Вожделение просыпается внутри? — с надеждой спросил Зигурд. — Нет, — отрезал Кириамэ. — Надо подождать, — пожал плечами блондин. — Немножко. Принялся водить пальцем по руке пленника, чертя невидимые узоры от замотанного шарфом запястья к впадинке локтя. Кириамэ перехватил его руку, сильно сжал — прищуром глаз дал понять, что это ему неприятно: — Не дождешься! Король ответил обезоруживающей улыбкой: — Прости. Я не знаю, как соблазнять мужчин. Ты у меня первый. С женщинами-то всё просто, а с тобой… Ну что ж, значит, нужно попробовать увеличить дозу афродизиаков! А у тебя были до меня мужчины? — Нет. Любой, кто рискнул ко мне притронуться, тут же прощался с головой и с жизнью. — А я уже, кажется, распрощался с головой, тебя увидев, спящего. На руках у брата. Но мне повезло, что ты не можешь дотянуться до своих клинков! — подмигнул Зигурд. — С жизнью я прощаться пока что не намерен: столько неизведанных соблазнов и удовольствий я еще не испробовал! Позвал громко: — Эй! Арап! Неси другое зелье, это не сработало! Давай что-нибудь посильнее! А то, боюсь, терпения у меня надолго не хватит. Как бы ни пришлось распрощаться с принципами ненасилия в любовных утехах. — Только попробуй, — прошипел принц. Пересвет очнулся от гулкого удара. Разлепил глаза, уставился на Хродланда. Тот нависал над постелью, ухмылялся. В руках держал лютню, по днищу которой, видимо, только что ударил кулаком. Инструмент продолжал низко гудеть, звук затихал не сразу. — Ты чего… тут… стучишь? — с трудом ворочая языком, пробормотал царевич. Наверное, вчера всё же перестарался с пивом. Похмельная голова была будто опилками набита, даже слегка мутило… В окне сияло низкое солнце, полдень миновал давненько… Сколько же он проспал?.. — А ты хотел бы, чтобы я тебя пробудил от волшебного сна поцелуем? — осведомился наглец. Лютню поставил в угол, залез коленями на лежанку. Пересвет в недоумении отодвинулся, прижавшись спиной к стене. Спросонья не нашел слов возразить или выругаться, только моргал часто. — Давай, если тебе так хочется! Мне не противно, поцелую, — зашептал мерзавец, заглядывая в глаза потерявшему дар речи царевичу. — А тебе? Не противно быть с парнем? Или твой принц настолько нежен, что от девочки не отличить? Или это ты с ним девочкой себя чувствуешь? Ты ведь тоже ничего, хорошенький! Рядом с котиком невзрачен, конечно. Но если вот так, отдельно разглядеть… — Ты охренел? — хрипло спросил Пересвет. — Что за шутки? Где Ёжик? — Yozhik? — переспросил Хродланд, с кривой ухмылкой стаскивая с царевича одеяла. — Ёжик? Точно! Вот ему подходящее имя! А я-то, как дурак, перебирал зайчиков-котиков… — Ты что делаешь? — напрягся Пересвет. Он видел подобные хищные взгляды, обращенные на мужа. Но чтобы на него самого так смотрели? Что за нелепость!.. — Хочу проверить, не прогадал ли я, выбрав его. Может, следовало обменять Аврорку на тебя? Дай попробовать тебя на вкус… Хродланд потянулся губами к побелевшим губам царевича. Тот резко отвернулся, приложившись затылком о стену, но не почувствовал удара. — Не хочешь со мной целоваться? Брезгуешь? Не такой я пригожий, как твой принц? — зашипел мерзавец. Рванул царевича за плечи, повалил, прижал к постели. Налег сверху, придавив всей тяжестью тела. — Но я ведь тоже — я тоже принц… — Ты свихнулся, что ли?! — вскрикнул Пересвет, забарахтался, попытался оттолкнуть, но куда там! Руки зашарили по животу и бокам, задирая одежду, пальцы оставляли на коже наливающиеся краснотой пятна, будущие синяки. — Лежи смирно! Твоему котику понравилось, тебе тоже понравится! — не унимался гад. — Ты не такой тоненький, но тоже неплох! И на мордашку премиленький. Если не будешь брыкаться, больно не будет, обещаю. Ни тебе, ни ему… — Где Ёжик?! Что ты с ним сделал?! — Твой котик там, где ему нужно быть. Хродланд устал получать кулаками по ушам и плечам, а коленками под дых. Распластал царевича, прижав запястья к лежанке. Навис сверху. Перевел дух. — Где он? — прорычал беспомощный Пересвет. — Какая тебе разница? — сказал негодяй. — Разве ты не хотел от него избавиться? Зачем тебе этот парень? Знаешь правило: не играешь сам — отдай поиграть другим! Твой Ёжик заслуживает, чтобы его носили на руках и каждую ночь признавались в любви всеми способами. Ты разве так делаешь? Ты достоин быть с ним? Пересвет замер, на щеках пылал лихорадочный румянец. — У Зигурда ему будет хорошо. Мой братец слабак, он не причинит ему вреда. Он никогда не причинял вреда своим игрушкам. Поиграет, надоест — тогда отпустит. — Отпустит? — прошипел Пересвет. — Конечно, отпустит. Так всегда было, со всеми любовницами. Никто от него не уходил недовольным и без подарков. — Ёж — не как все! — О, да! Он особенный. Я с первого взгляда влюбился в твоего нихонца. Значит, влюбится и Зигурд — он всегда отнимал у меня лучшие игрушки… Если не хочешь, чтобы принцу сделали плохо — смирись и уезжай. Как договаривались: отвезешь к Фанни ее барахло. А если твой нихонец будет благоразумен, то быстро удовлетворит моего братца — и вернется к тебе. Если захочет возвращаться, разумеется. — Ёж не вернется! — Ну, значит останется, — осклабился Хродланд. — Вдруг впрямь снюхаются, кто знает? Если котику захочется, он легко подомнет под себя братца. Благодатно повлияет собственной личностью, облагородит, сделает из него человека? Достойного правителя? Ну, или сам приберет к рукам власть. А ты? Ты разве сможешь дать ему такую возможность? Он рожден, чтобы сидеть на троне! Ты не замечал этого? — Ёж убьет его! При первой же возможности! Убьет его, а потом и себя! — Хм… Тоже может статься, — негодяй равнодушно пожал плечами. — Ну и пусть. Так братцу и надо! Он снова полез целоваться. Но Пересвет пихнул его коленом пониже живота и скинул с себя и с лежанки. — Э! Осторожней нельзя?! — возмутился с хохотом негодяй. — Так же можно пол проломить! — Где он?! — заорал царевич, напрыгнул сверху, схватив за ворот. — У, какой ты горячий мальчик! — мерзавцу всё в удовольствие было. — Что? Хочешь убить меня? Ну, давай, чего ждешь? Пересвет с силой тряхнул его и бросил на пол. Поднялся, позвал: — Марфа! Марья! Где вас черти носят, когда вы нужны?! Ответа не последовало. Хродланд с кряхтением встал, уселся на лежанку. Порылся за пазухой, достал ларчик: — Ты, случайно, не это ищешь? Пересвет опешил от наглости. Гад с ехидной улыбочкой отлепил от крышечки амулет с заговоренным самоцветом, заявил: — Я так понимаю, теперь эта прелестная вещица принадлежит мне? Ну-ка, кто там прячется? Вылезайте! По команде крышечка ларца отскочила. Перед главарем разбойников явились злые-презлые девчушки. — Какие хорошенькие! — присвистнул наглец. Уселся удобнее, без стеснения принялся разглядывать надутые губки и прищуренные глазки под соболиными насупленными бровями. — И что вы умеете, красавицы? Какое бы мне желание вам загадать… — Ты что думаешь, мы тебе джинны, что ли? — фыркнула Марья, уперла руки в боки. — Вообразил себя нашим господином? — вторила Марфа, выразительно ударяя кулачком в ладошку. — Думаешь, прикарманил коробчонку — заполучил и девчонок? — продолжала сердито отчитывать Марья. — А мы артефакт автономный! — заявила Марфа. — Кому захотим — тому и служим! С визгом, девчонки ринулись на обидчика. Опрокинули главаря разбойников на постель, принялись колошматить, плескать по щекам, драть за уши, царапаться. Тот лишь охал, прикрывал глаза локтями. Пересвет постоял, поглядел. И решил, что негодяю только в наслаждение. — Кончай экзекуцию! — скомандовал, когда посчитал достаточным. Девчонки слезли с хохочущего Хродланда. Скромно потупив глазки, оправили задравшиеся подолы сарафанов, восстановили в надлежащее положение кокошники. С поклоном вручили царевичу отобранный ларчик. К сожалению, определить, где сейчас находится принц, девчушки не смогли. Хродланд довольно ухмылялся, и Пересвет без лишних вопросов догадался, что убежище для братца негодяй сумел обезопасить на должном уровне. — Значит, не желаешь говорить, где они? — в последний раз спросил Пересвет. Хродланд мотнул взлохмаченной головой. — Но могу передумать! — добавил нахал. — За ночку страсти с тобой, мой сладкий, дам подсказочку или две, смотря как постараешься. Пересвет поморщился, словно наступил в нечто коричневое. Теперь он на своем опыте понял, как это противно! А Ёж постоянно терпел всяческие домогательства — вот ведь самообладание у нихонца, куда до него царевичу... — Кюхблюмемарк! — произнес Пересвет, и Хродланд перестал ухмыляться, напрягся. — Вы знаете, где это поместье? — Секундочку… — попросила Марья. Прикрыла глаза ладошкой, другой рукой поводила в воздухе, замысловато шевеля пальчиками. — Левее бери, — подсказала близняшке Марфа, наблюдавшая, сложив руки на груди. — Нашла! — объявила Марья. — Чего изволите приказать содеять? — Пожар, — коротко и веско обронил Пересвет. И перевел выразительный взгляд на Хродланда. — Угрожаете, да? — оскалился тот, но не слишком весело. — Да сколько угодно! Там пожары бывали чуть не каждое лето. — С человеческими жертвами? — уточнила Марья. — Или прикажете предупредить? — Нет там никого! — вновь подал голос Хродланд. — Одни стены от дома остались. Крыша обвалилась. В пруду тина болотная. Парк вырубили… — Готовность три секунды! — объявила Марья. На ладошках у девчушек загорелись рыжие огоньки. — Три!.. Два!.. О… — Стойте! Пересвет перевел взгляд на побледневшего разбойника. — Стойте… — повторил тот. Облизнул губы. — Ладно, не хотите по-хорошему — валяйте! Идите, освобождайте вашего прекрасного принца! Всё равно слишком поздно. Братишка у меня долго ждать не любит. Успел уже напоить, одурманить и вдоволь наиграться… Пересвет не выдержал — влепил хороший удар в челюсть наотмашь. ***