Рубин и кровь (заморожен ВРЕМЕННО)

      Зима в этом году бесснежна, только иней и тонкая наледь местами покрывают землю. Ветер колышет редкие омертвелые листья, а голубые промельки в облаках радуют глаз даже больше, чем ясное небо. Пересекая двор, я засматриваюсь то на ухоженные кустики, то на чистые дорожки, то на фасады с лепниной и прозрачными окнами. Поправляю распахнутый ветром плащик (иссиня-серый, под цвет лицейской формы) и обгоняю стайку щебечущих одногруппниц.       — Мисс Руби! — окликает меня одна из них. — Вы идете завтра на праздник?       — Нет, — отвечаю, поджав губы. — Мне неинтересно.       — Что вы, Эйприл! Кому нужны празднества, когда в библиотеке десять тысяч нечитаных книг? — с усмешкой встревает вторая.       — Да ну вас! — отмахивается Эйприл, хоть и улыбается шутке. Видя, что я сворачиваю на другую дорожку, она трусит за мной, жестом велит подругам идти дальше и берет меня под руку. — Если серьезно, почему вы не хотите идти?       — Я и в первый раз ответила серьезно, — даже с моим невыдающимся ростом на миниатюрную Эйприл приходится глядеть сверху вниз. Она по-птичьи склоняет голову набок.       — Скажите честно: вас пугает трапеза? Участвовать в ней вовсе не обязательно.       Вздыхаю.       — Мне это известно. И «пугает» — не совсем подходящее слово.       Многозначительная улыбка.       — Вас еще не пробовали?       Допрос начинает меня нервировать.       — Ни разу. Почему вы спрашиваете?       — Просто любопытно, — ощутив мое недовольство, Эйприл конфузится. — Вы такая закрытая… я хочу подружиться.       Теперь моя очередь испытывать неловкость.       — Простите, не хотела обидеть. Надеюсь, вы поймете, если я скажу, что это мое личное дело, — она кивает и отводит взгляд. Чтоб не обрывать беседу, спрашиваю. — А вас, стало быть, уже… пробовали?       Эйприл воодушевляется:       — А то! Мне было так любопытно, каково это, что я отдалась прямо в день шестнадцатилетия! Старшекурснику, темненькому такому, с горбатым носом. Не помню, как зовут.       «Ох уж эти двусмысленности…» — думаю я, прочищая горло.       — Ну и… каково это?       — Ой, словами не передать, — круглое личико обретает мечтательное выражение. — Но это так волнительно! Особенно если попадется симпатичный парень. Ну или девушка… кто кого предпочитает.       Я стараюсь быть приветливой, но этот неожиданно откровенный разговор мне совсем не по душе. Как только мы доходим до общежития, я спешу распрощаться и поднимаюсь в свою комнату.       Предвкушение витает в воздухе. Лицеисты подбирают праздничные наряды и строчат заявления на участие в трапезе, втихаря запасаясь спиртным. «Трапезой» вампиры именуют питие из живой плоти, и грядущий праздник Единения — один из редких дней, когда руководство позволяет кусать студентов, давших на это официальное согласие. Добровольцев, к моему изумлению, набирается немало.       Большинство студентов-людей, посещающих трапезы, надеются отыскать будущих патронов — вампов из хороших семей, которые обеспечат их материально в обмен на доступ к живой крови. Некоторые, подобно Эйприл, находят трапезу волнующей (если не сказать «возбуждающей») и гонятся, скорее, за острыми ощущениями.       Алунтам, по ясным причинам, в трапезах участвовать не положено, но даже имей я такую возможность — не стала бы! Пусть мои взгляды расширились за последние два года, во мне по-прежнему живет маленький «крысенок», тихо презирающий тех, кто добровольно подставляет горло клыкам. Единственную причину, которую я нет-нет, да и приемлю — взаимное чувство: обычно вампир, влюбленный в человека, питается преимущественно его кровью, а то и вовсе обращает избранника в «сосуд». Но это происходит нечасто.

***

      Утро выходного наступает поздно — я позволяю себе понежиться в постели, а когда встаю, не утруждаюсь одеванием и остаюсь в ночной рубашке. Четыре месяца прошло, а я все не нарадуюсь собственной комнате, не очень большой, но опрятной и светлой.       Не желая вовлекаться в общую озабоченность праздником Единения, я провожу этот день за книгой. Не за учебником, конечно (сегодня же выходной!), а за увлекательным романом. О любви, ревности, экзотических приключениях и прочей ерунде, не способной оставить сердце шестнадцатилетней девушки равнодушным.       Во второй половине дня в коридорах нарастает шум, который спадает ближе к шести — студенты отправляются в главный корпус на праздник. Через два-три часа некоторые из них перейдут в вампирское общежитие, где и пройдет трапеза.       После заключения Пакта о Равенстве регулярные укусы стали доступны, по большей части, богатеньким вампам, которые содержат кормильцев или посещают кровавые бары, остальные же питаются за счет дани. То, что на протяжение столетий было неотъемлемой частью жизни любого кровопийцы, стало привилегией пусть не избранных, но достаточно имущих. Поэтому трапеза не считается простым приемом пищи — это ритуал, требующий неспешности, эстетичности и приватности.       Так что после праздника студенты разобьются на пары, запрутся в полутемных комнатах, где вампы очень медленно, смакуя удовольствие, будут тянуть горячую кровь из трепетной плоти. Говорят, трапеза нередко переходит во что-то более интимное... Формально лицей не поощряет разврат среди студентов, но, мне кажется, все прекрасно понимают, что творится за закрытыми дверьми, и смотрят на это сквозь пальцы. Как говорится, не пойман — не вор.       Когда в коридорах становится тихо, я дочитываю главу и закрываю книгу. Постукиваю ногтями по переплету. Может, все же присоединиться к торжеству? В бальной зале будут музыка, танцы, фуршет... а еще пустые речи, бахвальство и общее ожидание настоящего веселья.       Я давно покинула родной «Крысятник», но до сих пор не могу вписаться в общество, к которому мысленно стремилась. Чувствую ли я себя недостойной из-за низкого происхождения? Или, наоборот, гляжу на окружающих свысока? Пожалуй, и то, и другое имеет место.       Я открываю шкаф и провожу рукой по единственному выходному платью, аккуратно сложенному на отдельной полке, — атласному, цвета морской волны и, разумеется, с открытыми плечами. Айрис подарила мне его на поступление, сказала, что оно идеально подойдет к моим темно-рыжим волосам.       С временной опекуншей у меня были хорошие отношения, но я не позволяла себе обманываться: искать и курировать людей, которых по той или иной причине стоит ввести в высокое общество, — ее работа. А это платье… оно подобно обертке для дорогого подарка — так я подумала, когда впервые его надела.       Пощупав холодную ткань, запахиваю дверцы шкафа. Чуть более резко, чем следует. Вздыхаю. Вновь беру книгу, но тут же откладываю. Все же неохота весь день торчать взаперти. Большая часть студентов и профессуры сейчас в главном корпусе — в лицейском сквере должно быть тихо и благостно. Я решаю подышать свежим воздухом, пусть облачение ради короткой прогулки и кажется несоразмерной жертвой: чулки с подвязками, сорочка, панталоны, нижняя и верхняя юбки, блузка, ботинки с бесконечной шнуровкой, еще и верхняя одежда… кто только придумал весь этот ужас?! Слава богу, обязательное ношение корсета отменили лет десять назад, а то я, наверное, сошла бы с ума!       Я сижу на широких качелях, подвешенных на разлапистом дубе. В небе мерно колышутся звезды. Гляжу на них, стараясь ни о чем не думать, и так спокойно на душе, так безмятежно... Толкаюсь сильнее, и кажется, что я проваливаюсь в космос — меня охватывает всеобъемлющий, невыразимый восторг, будто сейчас, в это самое мгновение я взаправду могу покинуть грешную, полную сомнений землю и устремиться к светилам! Но это длится лишь секунду.       Вдруг цепи, за которые я держусь, дергаются — меня встряхивает, и качели останавливаются.       — Бу! — слышу над ухом, спрыгиваю и оборачиваюсь. Позади качелей, ухватившись за цепи, стоит какой-то парень. На лунном лице играет улыбка, веселые глаза мерцают в темноте из-под курчавой челки.       — Простите, не хотел пугать.       Сердце колотится от неожиданности, но не от страха. Резко выдыхаю, раздраженная тем, что мое уединение столь бесцеремонно нарушили.       — Не хотели пугать? Поэтому подкрались со спины и крикнули мне в ухо?       Вамп смеется.       — Извините, я подумал, это будет забавно!       Возмущенная, я запахиваю плащ, разворачиваюсь и выхожу на подсвеченную фонарями дорожку.       — Эй! Куда вы? — восклицает парень и догоняет меня, пристраиваясь сбоку. — Ладно, простите, я действительно ничего плохого не думал.       — Я не держу зла. Мне все равно, — ускоряюсь, но он не отстает.       — А что вы не на празднике?       — …А вы?       — Да… — взмахивает рукой. — Навещал знакомую в вашем общежитии. Так обидно: мы хотели провести вечер вместе, а она, как назло, слегла с болезнью.       — Не повезло, — отрезаю я.       — Да-а… — вамп искоса меня разглядывает. — А можно узнать ваше имя?       Понимая, к чему все идет, я вскидываю голову и говорю без обиняков:       — И не надейтесь: я не собираюсь подменять вашу подругу.       — До чего недоброхотная барышня! Сегодня же День Единения — стоит быть приветливей.       Не обращая внимание на его слова и обижено поджатые губы, я продолжаю:       — В любом случае, я не подавала заявления, так что…       — Заявление — простая формальность. Главное ведь — согласие! — вамп кладет руку мне на плечо. Я дергаюсь в сторону и, насупившись, смотрю ему в лицо.       — В бальной зале много народу: если поспешите, то обязательно кого-нибудь подцепите!       — Да если бы! О трапезах договариваются заранее: бьюсь об заклад, там все уже заняты! — он морщит нос, кривит губы, и в голубоватом свете газового фонаря сверкает длинный клык. Мой желудок неприятно сжимается.       Из-за деревьев выплывает людское общежитие — я снова ускоряю шаг. Внезапно парень хватает меня за руку и одергивает, разворачивая к себе. Облачка пара, выходящие из его рта, пахнут алкоголем. Лишь теперь я подмечаю, что глаза у него немного замутненные. Это плохо! Мало того, что перед трапезой он — ясно дело! — не обедал, так еще за воротник залил для настроения.       Вамп невинно улыбается:       — Не бойтесь вы, я не обижу и руки распускать не стану. Все, что мне нужно, это праздничный глоточек крови! — его пальцы сильней сжимаются на моем запястье.       Как всякий человек, закаленный жизнью в трущобах, я не из пугливых и могу за себя постоять, но дать отпор сверстнику-человеку — совсем не то же самое, что отогнать исполненного жаждой вампира! Не хочется прибегать к стилету, который я ношу вопреки правилам лицея — неизвестно еще, чем это обернется. Лучше попытаться уболтать приставалу…       — Вы спросили, почему я не на празднике? — изображаю смущение и поправляю шарф. — Мне очень стыдно об этом говорить, но у меня уже три дня какая-то жуткая сыпь! На шее, плечах, руках и спине… у меня нет ни одного платья, способного прикрыть толком это уродство! — В приличном обществе о таких вещах не говорят, но, видит бог, меня нисколько не волнует, что подумает обо мне этот тип, лишь бы он держал клыки от меня подальше!       По его лицу в самом деле скользит брезгливость; мне кажется, он хочет разжать руку, но вместо этого рывком привлекает меня и шумно вдыхает.       — Ты совсем не пахнешь болезнью! — тускло горящие глаза ширятся в изумлении. — Напротив, ты пахнешь… бесподобно!..       Проклятье! Я не до конца еще привыкла жить среди кровопийц и забыла прыснуться парфюмом, чтобы перекрыть свой натуральный запах. Обычно я делаю это с утра, перед учебой, а вечером оно мне даже в голову не пришло…       — Только тронь — завтра же на стол ректора ляжет жалоба! — говорю я с показным спокойствием. Однако вампир не слышит или ему уже все равно. Свободной рукой он хватается за мой шарф. Я нащупываю стилет в кармане плаща.       Прежде чем ситуация окончательно выходит из-под контроля, нечто пролетает над моим плечом и бьет приставалу по лбу! «Снаряд» — довольно крупный кусок льда — падает на дорожку и раскалывается. Парень отшатывается и встряхивает головой. Я оглядываюсь. В отдалении стоит еще один вамп в студенческом плаще — широкоплечий, с взлохмаченными серебристыми волосами. Завидев и, очевидно, узнав его, приставала меняется в лице.       — Что ж это я?.. — бормочет он, потирая лоб, и с ужасом косится на меня. — Простите! Я не хотел, я… я лучше пойду… — летящим шагом курчавый уносится в сторону главного корпуса. Я провожаю его взглядом и медленно выдыхаю. Вновь поворачиваюсь ко второму…       — Спаси…       …но вижу удаляющуюся спину.