***
Сознание приходило долго и мучительно. Было трудно припомнить, когда он столько раз падал в обморок, как за эти последние дни и с ужасом осознал, как ослаб. От отчаяния хотелось завопить в голос, но Вэй Усянь не мог и рта открыть без судорожной боли во всем теле. Горло жгло, хотелось пить, но ему казалось, что если он сделает хоть глоток, то кожа лопнет под напором, а шея уронит голову, сломавшись. Нутром он понимал, что находится у себя в комнате, а не в больнице, и эта новость несказанно его обрадовала. Иногда он слышал взволнованное поскуливание Чэньцин где-то над ухом, слышал тихое бормотание Сяо Синчэня, когда тот разговаривал с кем-то и взволнованное перешептывание между Цзян Чэном и Не Хуайсаном, но в целом он продолжал плавать в какой-то темной, мутной глубине между сознанием и сном. Он ведь и правда мог уснуть навечно, если бы остался там, не боролся до конца, проиграв еще вначале. Хотелось ободряюще похлопать по спине прошлому себе за смекалку, но тут парень осознал, что своим поступком только усугубил ситуацию. Среди «Жрецов» все еще были сообщники из полиции, которые наверняка это так просто не оставят, пока сами члены банды медленно, но верно превращаются в чертовых зомби. Вэй Усяню было страшно открыть глаза и осознать, что уже наступил конец света, а по улицам ходят голодные монстры, мечтающие вцепиться тому в глотку. Невероятными крупицами сил он все же разлепил тяжелые веки, тут же давясь воздухом, вперив взгляд в почти похожий взгляд холодных, отцовских глаз. На этот раз в них не было привычной, спокойной глади безразличия и отчуждения, в них плескалось беспокойство, о существовании которого Вэй Усянь давно забыл. Мужчина заметил, как тот очнулся и подался вперед, но словно осознав свои действия, остался сидеть на месте, на что парень внутренне горько усмехнулся — а чего он, собственно, ждал? Вэй Чанцзэ смотрел пристально, словно анализируя наличие внешних повреждений, но заметив, что сын не двигается с места, безразлично уставившись в потолок, тяжело вздохнул, все же встав с места. — Я все испортил, да? — его голос был настолько неузнаваем, что Вэй Усянь вздрогнул вместе с мужчиной, который, казалось, вообще слышит голос сына впервые. Можно было и так сказать, поскольку тот изменился до неузнаваемости. Он был хриплым, грубым, сорванным, будто он всю ночь провел в караоке. Хотелось как следует откашляться, чтобы вернуть все как было, но горло жгло нещадно, не позволяя этого сделать. — Нет, — вдруг тихо, но твердо сказал Вэй Чанцзэ, уверенно заглядывая сыну в глаза. — Не испортил. — Что?.. — темные глаза удивленно округлились, Вэй Усянь едва не подавился воздухом, вздохнув слишком глубоко. Он что его сейчас… утешает?.. Видимо, зомби-апокалипсис все же наступил, и отец просто отчаялся — промелькнула такая мысль в больной голове. Тот и правда выглядел каким-то отчаянным, неспокойным, несобранным; настолько непривычно это было видеть, что стало страшно. — Я… — вдруг начал Вэй Чанцзэ, но его перебил скрип открывающейся двери. В комнату вошел всегда улыбчивый Сяо Синчэнь, а мешки под его глазами стали куда глубже, чем когда парень видел его в последний раз. Тот не спеша прошел в комнату, кивая Вэй Чанцзэ и осторожно присаживаясь на край кровати парня, вымученно улыбаясь ему. — Я вас оставлю, — коротко бросил Вэй Чанцзэ и скрылся за дверью так быстро, что Вэй Усянь не успел даже и рта открыть. Подождав около десяти секунд, Сяо Синчэнь взглянул племяннику прямо в глаза, стараясь выглядеть строгим, но усталость и отсутствие строгости по его натуре не смогли передать все то, что он хотел показать на своем лице. Напряженные морщинки разгладились, стоило ему увидеть не менее измученного парня, а брови сошлись в грустном выражении, так и застыв. — А-Сянь, А-Сянь, — покачав головой, прошептал он. Хотелось разрыдаться. Он снова всех подвел, в том числе и дядю, который ему доверился. Вэй Усянь прикусил нижнюю губу, игнорируя боль и с силой сжал руки в кулаки, мечтая дать себе затрещину. Он так хотел быть полезным, так сильно жаждал справедливости, что молча прошелся по своей гордости, умоляя Вэнь Нина помочь, молча закинул всю свою страстную натуру, обещая Сяо Синчэню, что будет осторожным. Но он подвел. Снова всех подвел… — Прости… — как тогда в машине, от всего сердца прошептал парень. — Мне так жаль, что из-за меня пострадало столько человек… — по бледной щеке скатилась теплая влага, сморгнув, он ощутил на своей коже целый водопад. — П-пострадало? Что?.. Подожди… — опешил Сяо Синчэнь, завидев слезы племянника. — О чем ты говоришь, А-Сянь?.. — Там, в заброшке были Х-хищники, — выдавить это слово оказалось куда тяжелее, чем представлялось, потому парень захлебнулся, стискивая кулаки еще сильнее. — Они распространяют заразу, кусают и обращают в себе подобных, ох… — простонал он. — Должно быть, уже весь город заражен! — Вэй Усянь подорвался, игнорируя стрельнувшую в шею боль, впервые замечая на ней плотную повязку, но его тут же остановили сильные руки. — Подожди… — невнятно начал Сяо Синчэнь, ловя едва не падающего с кровати племянника. — О чем ты? Какой город? Послушай, давай я тебе обо всем расскажу, а ты спокойно меня выслушаешь, хорошо? Вэй Усянь неуверенно кивнул и все же расслабился под напором твердого взгляда. И хоть Сяо Синчэнь не умел быть строгим и пугающим, он мог заставить его слушать, лишь единожды посмотрев, потому стал таким преуспевающим следователем. Ну и, конечно, еще было дело в его невероятном уме. — Тогда там и правда произошла резня, и знал бы ты, как сильно я перепугался, когда мне сообщили, что ты там, — нахмурился мужчина, нервно облизывая губы. — Но к счастью, ты смог сбежать, также помог сыну достаточно влиятельного человека, за что тебе прислали отдельное спасибо. Но говоря о том дне… Никто, кроме членов банды «Жрецы», не пострадал, но то была не твоя вина, они сами устроили не пойми что, сумасшедшие. — на последнем слове Сяо Синчэнь едва не ругнулся, но вовремя опомнился, смотря на племянника. — Когда мне сообщили, что ты там, я собрал команду по захвату и успел вовремя… почти. Вовремя для тебя, но поздно для них. — О-о чем ты? — все еще находясь под впечатлением и не сразу понимая смысл слов, спросил парень. — Дело в том, что когда мы решили арестовать всех участников побоища, они все как один упали замертво. Я спрашивал у судмедэкспертов что это такое, но они лишь сообщили, что те были под действием сильного наркотического вещества. В общем говоря: передозировка. И как я рад, что они тебе ничего не вкололи, — Сяо Синчэнь хотел порывисто обнять парня, но вовремя вспомнил о его ранах, осторожно поглаживая его плечо. «Что происходит?!» — хотелось завопить Вэй Усяню, но он лишь кивнул дяде, показывая, что усвоил полученную информацию. — Ты отлично справился. Если бы не ты, мы бы не смогли приехать вовремя и предотвратить их сумасшествие. «Если бы не я, этого бы вообще не было», — хотелось сказать парню, но он осекся. Тоненький голосок разума где-то на загвоздках твердил ему, что тот вовремя оказался в этом богом забытом месте, иначе сейчас бы уже весь город сгорал от хауса и беспорядков. Однако оставался один из важнейших вопросов, который тиранил его мозг — почему Хищники погибли после обращения? Тот, что превратился первым, дожил до дня, когда Вэй Усянь появился в их логове второй раз, наверняка все это время скрываясь в тени, но погиб сразу же в тот день вместе с остальными. Думая об этом, он коротко попрощался с бегущим на работу Сяо Синчэнем, который радостно сообщил, что дело закрыли, а для оставшихся членов банды «Жрецы» примут меры, и поможет им в этом директор их школы — мадам Юй, которая все это время в тихушку сотрудничала с полицией и раздраженным Не Минцзюэ во главе. «Удобно», — недобро усмехнулся Вэй Усянь. — «Очень удобно, семья Вэнь. Как только обращенные потеряли контроль, вы сразу же от них избавились, развязывая полиции глаза и руки. Какие же вы все-таки су…» Дверь снова скрипнула, впуская в комнату взволнованную Чэньцин, которая, завидев парня в сознании, радостно поскакала к нему. Хотелось улыбнуться своей как всегда нежной и доброй подруге, но горло предупреждающе запершило, отчего Вэй Усяню оставалось лишь потрепать ее по голове, приглашая на кровать. Ему нужно подумать. Очень много подумать.***
Гордо расправив плечи, Не Хуайсан нахмурился, вглядываясь вперед. Он рваными, резкими движениями раздраженно поправил зеленую ветровку, сжимая левой рукой пакет с вкусняшками, которые приготовил для друга и быстрым шагом настиг гордо возвышающийся, едва не сверкающий на солнце красный мотоцикл, с не менее пафосно сидящем на нем гонщиком. Тот еще издалека заметил нахохлившегося Не Хуайсана, отчего уголки его губ быстро поползли вверх, но решил притвориться отсутствующим от мира сего, слыша позади намеренно громкие шаги. Он был до невозможности рад, что шлем скрывал все его эмоции, потому не боялся иногда поглядывать на очаровательно покрасневшего парня из-под длинных ресниц. — Ты! — указав на гонщика пальцем, Не Хуайсан нахмурился сильнее, стараясь сделать серьезный вид, игнорируя бешено колотящееся сердце в груди. — Что ты тут забыл? Ему не нравилось, что судьба все же решила подгадить, заставив парня встретиться с ним еще раз. Помня свое обещание, Не Хуайсан покраснел еще сильнее, с силой сжимая ручки пакета. Внутри лежали пирожные и прочие сладости, которые хотелось запулить прямо в блестящий на солнце шлем, чтобы тот больше не казался таким чистым и всемогущим над чувствами парня. Не Хуайсан не ощущал ничего подобного ранее, даже со своей неудачной первой любовью, потому это его пугало — пугала неизвестность. Гонщик небрежно пожал плечами, выглядя так безразлично, что у Не Хуайсана защемило в груди, а затем выудил что-то из верхнего кармана своей сногсшибательной, кожаной куртки бордового цвета в широкую, черную полоску. Он протянул руку с зажатым в ней завернутым в гофрированную бумагу предметом, поясняя: — Мой друг сейчас занят и попросил кое-что занести милашке-Вэй-Усяню, но проблема в том, что я не могу до них достучаться, а ворота слишком далеко от окон, вот и… — гонщик замолчал, ошарашенно наблюдая, как Не Хуайсан уверенно подходит к коричневым воротам, не отрывая от него глаз, показательно нажимает на желтую кнопку, которую специально выкрасили в другой цвет, чтобы люди понимали как достучаться до соседей, и дверь тут же отъехала, позволяя войти во двор. — Оу… — только и ответил он, продолжая стоять в дурацкой позе с вытянутой рукой. — Давай сюда, — недовольно пробурчал Не Хуайсан, выхватывая посылку и также показательно раздраженно открывая дверь шире, стараясь игнорировать жгучий взгляд позади. — Кстати, — раздалось перед тем, как он завел мотоцикл. — Для меня ты милашка даже больше, чем Вэй Усянь, — и умчался быстрее, чем парень смог что-либо ответить. Игнорируя глупую улыбку, что внезапно налезла на его лицо, Не Хуайсан сорвался с места, скрываясь за широкой дверью дома.***
Когда где-то снизу послышался стук входной двери, Вэй Усянь понял, что кто-то пришел. Чэньцин тоже напрягла уши, но сразу же расслабилась, видимо почувствовав знакомый запах. Парень стал гадать кто решил навестить его, но как только гость вошел в комнату, его мысли стали разрываться между желанием расплескаться в извинениях или улыбнуться так широко, как он только может, проигнорировав боль в теле. В итоге он просто остался сидеть в постели, пока Не Хуайсан хозяйничал в его доме. Он успел принести им чай, ставя поднос на рабочий стол, разложить несколько видов сладостей, упакованных в яркие пакеты и пожаловаться на жаркую погоду, от которой у него едва не слиплись накрашенные ресницы. — Сегодня и правда так жарко? — все еще хрипя, удивился Вэй Усянь, блаженно закрывая глаза. Только Не Хуайсан мог приготовить чай под вкус абсолютно любого человека ровно такой температуры, которую тот предпочитает. Стенки горла радостно приняли теплую влагу и даже не зажгли, а вот эклеры парень проглатывал с трудом, осознавая, что еще не готов к более тяжелой пищи, но все выглядело так вкусно, что он просто не мог сдержаться. — Цзян-придурок-Чэн скоро придет, он разбирается с матушкой, которая устроила ему скандал, как только узнала, что он позавчера собрался тебя спасать и спёр макетное ружье у отца… «Позавчера» — зацепился за это слово Вэй Усянь, осознавая сколько он спал, но решил не поднимать эту тему. Парень бездумно рассматривал говорившего Не Хуайсана, чувствуя давящую сожалением боль в груди. Он не хотел их обижать, не хотел ставить в тупик своим поведением, но иначе Хищников было не остановить. Друг будто видел его насквозь и намеренно избегал эту тему, давая Вэй Усяню немного отдохнуть от переживаний, но видя, как тот уничтожает себя изнутри, он тяжело вздохнул, откладывая от себя эклер. — Сянь-Сянь, — шуточно начал он. — Захлопнись. — беззлобно. — Вэй Усянь, — уже более серьезно, и парень наконец на него взглянул. Не сквозь него, а прямо в теплые глаза, полные решимости. Не Хуайсан взъерошил каштановые пряди, иногда смущенно ловя блеск металлического шарика во рту друга, всегда имея слабость к пирсингу, но тут весь содрогнулся, стараясь прийти в себя, собраться. — Не вини себя, — слетело у него с губ быстрее, чем парень успел обдумать. Да что с ним сегодня такое?! Не Хуайсан потряс головой, замечая, что Вэй Усянь смотрит на него с большим знаком вопроса над головой. Он выглядит сейчас таким уязвимым, что парню стало неловко. — Я хотел сказать, чтобы ты не винил себя так сильно, как сейчас делаешь. И прежде чем ты начнешь говорить!.. — тут же перебил друга он, замечая, как тот открыл рот и выставил руку вперед. — Лучше выслушай меня. В тот день, когда ты всем заявил, что присоединился к «Жрецам», мы сразу нашли Вэнь Нина, который нам все рассказал. И ни я, ни Цзян Чэн не виним тебя за то, что ты хотел всем помочь, всех спасти. Да, это было глупо и безрассудно, да ты не должен был действовать в одиночку, а попросить нас о помощи, тогда бы ты так не пострадал, но ты пойми — ты спас, возможно, весь город от гибели, спас от Хищников, которые могли бы устроить резню не только в своем логове, но и на улицах, они могли бы убить еще больше людей. Вэй Усянь слушал молча, более не предпринимая попыток перебить. Он чувствовал, как в груди что-то неимоверно трещит, трещит с такой силой, что хочется рыдать, как тогда, в машине Сяо Синчэня. Вместо этого он молча поддался вперед, позволяя Не Хуайсану зарыться в его растрепанные волосы и крепко-крепко обнять, чувствуя едва уловимые нотки его парфюма. Парень весь сжался, внезапно ощущая себя муравьем в воде, который вот-вот должен был потерять силы и утонуть, но тут ему на глаза попадается сочный лист цветущей, весенней яблони в виде всегда улыбчивого Не Хуайсана, который крепко ухватился за него, не позволяя утонуть. Вэй Усянь искренне не понимал за какие такие заслуги ему достались такие прекрасные друзья, и он наконец-то перестал жалеть о своем поступке, понимая, что в первую очередь спас их, не допустил, чтобы их кто-то обидел. — Фу, как сладко, — произнесли возле двери, и в комнату вальяжной походкой вошел Цзян Чэн, широко улыбаясь, отскакивая от пинка Не Хуайсана. — Вот и гремлин подтянулся, — беззлобно протянул Не Хуайсан, кидая другу шоколадный эклер. Тот поймал его сразу же, как ищейка, учуяв шоколад и вцепившись острыми зубами в сладость. Он блаженно закрыл глаза, осознавая, что эклер еще и с начинкой! — сгущенкой, от которой хотелось радостно взвыть. Даже напряжение после дома не казалось ему такой катастрофой и это матушкино: «ты под домашнем арестом», а затем сестринское: «сходи к А-Сяню, я прикрою», и от всего этого просто кружилась голова. — Как делишки? — в своей дурной манере протянул Цзян Чэн, сканируя друга на внешние повреждения, и от этого взгляда Вэй Усяню стало некомфортно. Чувствуя неловкость, он отхлебнул еще чая, а затем вдруг вспомнил, обращаясь к друзьям: — Кстати, что там тогда произошло? Передоз? Они это серьезно? Цзян Чэн и Не Хуайсан переглянулись, словно решая говорить ли ему вообще, но понимая, что тот имеет право знать, мысленно решили ответить. — Мы и сами толком не понимаем что случилось. Я говорил с Вэнь Нином, но его семья только делает предположения, — ответил Не Хуайсан, неловко ерзая на стуле. Цзян Чэн же, не церемонясь, сидел на краю кровати Вэй Усяня, потому друзья были достаточно близко, чтобы говорить тихо, и их никто не услышал. — И какие они делают предположения? — сглотнув, спросил Вэй Усянь. — Дело в самом осколке, — продолжил друг, неосознанно сжимая эклер сильнее положенного, из-за чего по пальцам потекла начинка, но была успешно проигнорирована. — Видимо из-за древности, он больше не мог передать ту силу, которую хотел воспроизвести Вэнь Жохань. Думаю, он и сам запутался во времени, потому не подумал, что организм современного человека просто не сможет вынести все то, что на них навалилось. Энергия дала им силу, да, но после первого глотка чужой крови, неважно чьей, их организм воспринял это как отторжение, как яд, в следствии чего они просто погибли от токсинов собственного тела. На самом деле, я сомневаюсь, что даже если бы они не пили кровь, то продержались бы долго, поскольку совсем без питания их организм свернулся бы сам по себе. Ощущая холод собственных пальцев, Вэй Усянь старался не думать об укусе, который теперь грел кожу вокруг покрасневших, рваных краев. Если он превратится, то ему осталось недолго. Эта мысль удивительной легкостью проникла в его сознание, и от этого хотелось нервно рассмеяться. Вэй Усянь никогда не жаждал приключений, не собирался умирать такой глупой смертью, думая, раз покидать этот мир, то хотя бы красиво, но теперь все это было уже неважно. Ему осталось несколько дней, а может даже часов, учитывая, что он успел съесть эклер, и хоть тот от крови был так далеко, как парень от Америки, в любом случае, это был инородный предмет, который сейчас переваривает его желудок, медленно распространяя токсины по телу. Может быть, обойдется, может быть он проживет даже пару дней, как Хэ Чан — первый обращенный, но суть была одна — он рано или поздно захочет надкусить сладкий, запретный плод в виде чужой кожи и сочной крови. — Но ты молодец, — продолжил за друга Цзян Чэн, не замечая, как побледнел Вэй Усянь. — Все равно остановил придурков, задержав их в поле. Если бы эти психи прорвались в город до того, как сдохли, то понадкусали бы еще жителей, и погибло бы больше людей. — Я сказал ему почти то же самое, — закатил глаза Не Хуайсан, наконец замечая расплывшуюся на ладонях начинку. — У дураков мысли сходятся, — подмигнул Цзян Чэн и без зазрений совести поймал руку друга, слизывая сладкую начинку. Он рассмеялся, получая ряд гневных ударов от взбешенного Не Хуайсана, с ужасом понимая, что тот не такой уж и слабак, каким хотел казаться. И когда они: раскрасневшиеся, растрепанные завалились на пол, совсем не замечая ушедшего в себя Вэй Усяня, Не Хуайсан вдруг вскочил, будто что-то вспомнив. Он быстро вытер остатки начинки салфеткой, бросаясь к пакету и вынимая запечатанное бумагой письмо, протягивая Вэй Усяню. Тот вздрогнул, машинально принимая вещь и тут же ее откладывая, продолжая висеть не в своем мире. — Кажется, кто-то снова слишком много думает, — прошептал Цзян Чэн Не Хуайсану, и они оба склонили головы в бок, наблюдая за замершим другом. Вэй Усянь будто очнулся от оцепенения и взглянул на парней показательно грозно, уперев руки в боки. — Потому что от вас не дождешься предложения посмотреть фильм! — показательно надув губы, фыркнул он под смех друзей. Застывшая улыбка не сходила с его губ весь вечер в компании близких ему людей, но в глубине души эту улыбку скручивало гибкими щупальцами страха, что это, возможно, их последний вечер.***
Друзья ушли около восьми часов вечера, когда уже достаточно стемнело, чтобы можно было включить настольный светильник. Проводив их, Вэй Усянь глубоко вздохнул, поддаваясь эмоциям и закрыл ладонью лицо, чувствуя, как намокают пальцы. Он не хотел плакать сейчас, не хотел терять время на слезы, ведь каждая секунда для него теперь роскошь, потому быстро привел себя в порядок, выходя из комнаты. Что ж, раз его и без того ослабленный организм скоро откажет, то почему бы хотя бы раз в жизни не пойти навстречу к примирению с отцом? На самом деле, ни он, ни Вэй Чанцзэ не видели смысла мириться и никогда этого не делали, просто конфликты заминались как-то сами по себе, и они продолжали общаться, словно никаких ссор и не было. На этот раз Вэй Усянь не мог уйти просто так, оставив отца с дурацкими сожалениями, как то было с матерью. Он осторожно спустился с лестницы, все еще чувствуя головокружение и взглянул на сидящего на кухне мужчину, который что-то листал в своем планшете. Его усталый вид и сгорбившаяся спина вызвала в груди парня тоску, которая неприятно сдавила ребра. Вздохнув, он обошел стол, приземляясь напротив, наблюдая, как отец озадаченно откладывает планшет, обращая на него внимание. — А-Сянь? Почему ты встал? Тебе нужно отдыхать, — привычным, ровным тоном произнес он, но планшет обратно в руки не взял, будто чувствуя, что им предстоит серьезно поговорить. — Знаешь, на самом деле я всегда задавался вопросом, что я делаю не так, — тихо начал Вэй Усянь, а затем мгновенно сменил направление своего монолога, чтобы тон не казался таким осуждающим. — Но не мог понять. Вэй Чанцзэ напрягся сильнее, понимая о чем пойдет речь, но сына перебивать не стал, понимая, что рано или поздно тот бы все равно пришел выговориться. — Ты винишь меня в смерти мамы, я знаю, поэтому… — Не делай поспешных выводов, — кратко произнес мужчина, заглядывая в удивленные глаза парня. — Что?.. — Возможно, я хотел бы обвинить в этом тебя, даже возненавидеть, но это было невозможным для меня, — вдруг перешел на шепот мужчина, закрывая глаза. Он словно исчез из этой кухни, его будто стерли одним взмахом ластика с простора, изображенного простым карандашом. Мир на секунду стал черно-белым, смазанным, а потом будто перед глазами Вэй Усяня встала описанная словами отца картинка прошлого, дурно сжимающая глотку. Дым не пропускал и крупицу воздуха, заполонив все пространство. Он окутывал плотной перчаткой, перекрывая выход, отчего становилось тревожно, хотя куда сильнее? Едкая тьма забиралась в легкие, просачивалась под кожу, раздирая капилляры в глазах. Из носа пошла кровь, и это стало конечным исходом и без того лопнувшего терпения. — Я ломал дверь как мог, но ее замкнуло, — парень вспомнил, как при переезде отец спорил с рабочими, чтобы те заменили железную дверь на деревянную и невольно вздрогнул. Кровь хлестала из разодранных от ударов костяшек пальцев. Он бился так отчаянно и так отвержено, что совсем не чувствовал боли. Под боком кричала рожавшая жена, с силой сжимая подушку, которую не могла отпустить даже когда пожар вспыхнул сильнее. По ее красивому лицу стекали крупные капли пота, и он был не уверен: от жара это или от ее невыносимых мук. Она дрожала, кровь меж бедер впиталась в ее длинную юбку, и от этого зрелища паника быстро возросла в размерах. — Она умоляла отнести тебя в безопасное место, как только ты появишься на свет, а себя велела бросить, чтобы не терять времени, — хриплым голосом прошептал Вэй Чанцзэ, роняя голову на сложенные на столе руки. — Я выбежал всего на мгновение, чтобы передать тебя пожарным, но этого мгновения хватило, чтобы… чтобы… Крыша рухнула сразу, как только он вылетел из наконец отворившейся двери. Перед темными глазами пролетела вечность. Как в замедленной съемке он видел дым, заполонивший все вокруг. В руках кричал младенец, надрывно, давясь дымом, но все равно кричал, говоря, что он жив, что он выжил в аду, в котором появился на свет. В безудержной боли он сжал хрупкое тельце так сильно, что младенец на мгновение замолчал, и люди, что сдерживали его, испугались, что он его придушил, тут же вырывая ребенка из ослабевших рук. Его оглушил пронзительный, сорванный крик, забираясь глубоко в уши, разбивая их вдребезги. Это был его собственный крик. — Я понял, что совершил ошибку по собственной вине и не имел право тебя ненавидеть, тогда я возненавидел себя, — словно отойдя от кошмара, тяжело вздохнул он, выпрямляясь, но не открывая глаз. — С каждым годом твоего взросления, я понимал, насколько ты похож на нее: твои глаза, твои волосы, твоя улыбка, даже родинки на твоем лице, я не мог видеть тебя не из-за ненависти, а из-за боли. Поэтому… поэтому прости меня, если этим я так сильно тебя обижал… Вэй Чанцзэ резко распахнул глаза, почувствовав на своем сжатом кулаке чужую, сухую ладонь. Она отдавала теплом и добротой, отчего перед взором мужчины все помутнилось из-за пелены слез. Он горько сглотнул и впервые улыбнулся сыну, стараясь вложить в эту улыбку всю свою искренность, которую не был в силах дать раньше. Жалел ли он, что так много времени потерял? Определенно. Он винил себя и только себя, каждый раз смотря в расстроенное после ссор лицо сына. Он до жути испугался, когда Сяо Синчэнь позвонил ему, сообщая, что его сын в опасности и места себе не находил, порываясь помчаться в то здание. Его сдерживали врачи, когда парня привезли в больницу, а потом он не спал две ночи, сидя возле кровати сына. Это произошло позавчера, но казалось, что прошла вечность, и вот он проснулся. — Ты ни в чем не виноват, — шепотом произнес Вэй Усянь, и мужчину прорвало. Вэй Чанцзэ уткнулся в плечо сына, обнимая так крепко, как боялся обнять все семнадцать лет после того, как сжал его в первый же день его жизни. Он слышал, как тихо плачет его сын и прикусил внутреннюю сторону щеки, подавляя собственные рыдания. Пусть тот поплачет, пусть выплеснет эмоции, он это заслужил. Его сын заслужил большего, чем такой никчемный отец — думал он.***
Вэй Усянь вернулся в свою комнату через час. Не смотря на время, он плюхнулся на кровать, не понимая что ему теперь делать дальше. Глаза его покраснели и жгли после слез, но это ощущение казалось приятным, легким, как будто он заново родился. Уткнувшись в подушку, он провел по простыне рукой, озадаченно приподнимая брови. Мозолистая ладонь наткнулась на сверток гофрированной бумаги, которую отдал Не Хуайсан. Осторожно развернув ее, парень расширил глаза, смотря на маленькую плитку шоколада в знакомой упаковке, пожалуй, единственная вещь, которую он бы ел вечно и улыбнулся, пытаясь понять, отчего его друг такой наблюдательный, но улыбка застыла на лице после того, как он развернул маленький квадратик записки. «Не стоит благодарить меня за то, что я обязан был сделать. Поправляйся.» Не было смысла гадать от кого записка, даже если не было подписи. Вэй Усянь сглотнул накопившийся в горле ком, дрожащими руками стискивая записку, то и дело перечитывая слова едва ли не по иероглифам, рассматривая идеальный, ровный почерк, от которого парень был в восторге еще с первого дня в школе. Он положил записку, аккуратно прижимая ее шоколадом, чтобы ту не унесло сквозняком и мигом сорвался с места, беря в руки телефон. Ни на что особо не надеясь, он щелкнул на знакомый контакт, где последних сообщений пятнадцать было от него, когда Вэй Усянь пытался узнать причину игнора парня и набрал еще одно, шестнадцатое, думая, что и оно останется без ответа. «Хочу прокатиться» — написал он. Вэй Усянь отложил телефон, беря записку вновь, но не успел он начать читать еще раз, только уже вслух, как телефон завибрировал, призывая к себе. Подорвавшись, Вэй Усянь недоверчиво расширил глаза, удивленно открыв рот, мгновенно соскакивая с кровати в поисках уличной одежды. Сообщение гласило: «Выходи».