Корни образования горькие, но плоды сладкие.
Аристотель
***
Деревянная дверь приоткрылась со зловещим скрипом, от которого нутро мальчика похолодело, а по коже поползли мурашки размера, по меньшей мере, с кулак. Мальчик остановился у двери, вцепившись в неё, как утопающих в спасательный круг, и так же искал в ней поддержку и опору, сам того не подозревая. — Папа? — голос мальчика дрогнул, стоило ему только взглянуть на своего отца, неподвижно лежащего на холодном полу без малейших признаков жизни. — Папа! Выпустив из рук дверную ручку, мальчик бросился к Филлипу, падая перед ним на колени — непокрытый ковром участок пола оцарапал ноги, разодрав хлопковую ткань штанины. Новые брюки, подаренные отцом, были напрочь испорчены. — Папа... — сын Росса принялся тормошить Филиппа, словно тот просто забылся и уснул прямо на голом полу. Слёзы потекли солёными ручьями, и мальчик глотал их, не силясь сдерживать рвущиеся наружу рыдания. — Папа... Прильнув щекой к отцовской шее, стал одной рукой оглаживать плечо, а второй сжал ткань пиджака на его груди. — П-п... ап-па... На этаже послышались торопливые шаги; в дверном проёме показалось женское лицо, после — и вся фигура. Девушка, оцепенев на мгновение, живо побледнела и, путаясь в дорогих тканях и наступная на подол собственного платья, припала на одно колено, протягивая руки к мужчине, прижав их к самому сердцу. А сердце их отца молчало. Чуть не издав гортанный крик ужаса, старшая дочь Филиппа спрятала лицо в ладонях и пустила слезу, не заботясь о чувстве собственного достоинства, коему богатые родители в знатных семьях всегда учили своих отпрысков. Вынужденная тишина давила, выбивая из лёгких весь оставшийся воздух, совсем не помогающий дышать размеренно и глубоко; в ушах зазвенело, словно в один миг разлетелись на мельчайшие осколки несколько тысяч фарфоровых расписных ваз вроде тех двух, которые стояли в углу, украшая и без того удручающий интерьер кабинета. — Адриан, я к матери, — опомнившись и утерев слезинки карманным носовым платком, девушка решительно, но мелко дрожа, встала на ноги и направилась к выходу, чуть не споткнувшись. — Аня, под-дожди... Папе пом-могут?.. — младший братец девушки заикался от пережитого потрясения — впервые такого ужасного за шесть лет недолгой его жизни. Анна прикрыла глаза, оборачиваясь лицом к мальчику. В зелёных глазах Адриана стояли свежие ещё слёзы. Он моргнул — одна слезинка скатилась вниз, тонкой мокрой дорожкой очерчивая контур миловидного округлого лица. Она ничего не сказала брату: просто не смогла. Это слишком больно. И пусть их отец — не самая приятная и интересная личность в округе, но всё-таки родной человек, близкая душа. «И как я скажу об этом матери?» Девушка скомкала подол платья и изящными пальцами коснулась круглой дверной ручки, в последний раз утерев влажное от слёз лицо. У него была твёрдая установка: неугодных людей нужно непременно устранять, иначе они будут мешать, путаясь под ногами. Обычный щелчок пальцев мага многое может и многое решает. В ту ночь Филипп Росс был предан и убит могущественным волшебником — своим надёжным напарником и верным другом. Всё только начиналось.***
Второй этаж академии был особенно богат на студентов, во время перерыва бешено снующихся туда-сюда, как муравьи в муравейнике. Первая пара у рыцарского факультета в четверг — история Магического Мира с профессором Кривозубом, совместная с земляными. Встреча с Машей на занятии — то, что определённо порадует сегодня Василису. До пары несколько минут. Стоя у запертой двери нужного кабинета, Василькова недоумевает вместе с другими первокурсниками: Крива Кузьмича, похоже, нет на рабочем месте, хотя, по рассказам друзей-старшекурсников, он всегда появлялся рано и ожидал учащихся за полчаса до начала занятий. Под одобрительный гул заждавшихся юношей и девушек дверь в аудиторию наконец приоткрывают, и, что удивительно, изнутри: худощавая и болезненная на вид шатенка с оливковой кожей и большими, уставшими жёлтыми глазами впускает студентов, немногим младше её самой, внутрь, ловя на себе удивлённые и настороженные взгляды. — Профессор сегодня отсутствует, поэтому занятие проведу я, — без лишних предисловий заявила девушка, как только молодые люди расселись по своим местам. — А ты, собственно, кто? — поинтересовался один земляной, флегматично ткнув пальцем в переносицу, тем самым поправляя круглые очки в тонкой роговой оправе. Девушка замялась, похоже, подбирая нужные слова. — У меня такой же вопрос, — все инстинктивно повернулись в сторону звука; в проёме незапертой двери нарисовался Ваня со стопкой бумаг наперевес и, сузив глаза, неспеша направился в сторону преподавательского стола, у которого каменным изваянием застыла новый — временный — преподаватель. — Я Женя, — шатенка намеревалась по-человечески познакомиться с парнем, но его не особо доброжелательный вид слегка поубавил её пыл. Бумага ударилась о стол с характерным громким хлопком, и Лиса, как и несколько других студентов, невольно вздрогнула. — Твоё имя не так важно. Меня больше интересует, почему пару проводишь ты, хотя материалы лекции находятся у меня, — Иван опёрся бедром о столешницу и с деловым видом взял в руки верхний в стопке листок. — Да, профессор говорил, что придёт какой-то второкурсник с земляного и всё принесёт с собой, — девушка улыбнулась, присаживаясь за стол, подперев рукой щёку. — Вообще, я стажёр, и, к тому же, внучка профессора. Я помогаю ему и заодно учусь у него. — А, вот оно что, — Ваня задумчиво прикусил губу и окинул внимательным взглядом помещение. — Ну, ты читай тогда лекцию, а я посижу тут где-нибудь: всё равно меня на эту пару отпросили. — Как хочешь, — Женя лишь пожала плечами, глядя на парня, отправившегося искать свободное место. Рабочие парты в аудитории представляли собой несколько рядов длинных полукруглых столов. Василькова вместе с Машей сели в крайнем ряду у окна, оставив рядом одно свободное место. Похлопав по нему левой рукой, привлекая внимание проходящего мимо Вани, Лиса пригласила его сесть рядом. Иван улыбнулся краешком губ, сел на предложенный стул, зевнув, и почти сразу уставился в окно, теряя всякий интерес к давно пройденной теме. Особым желанием изучать историю Магического Мира не горела и Василиса. Честно послушав около получаса лекции и записав какие-то заметки в чёрный кожаный блокнот, — подарок тётушки — одиноко лежащий на столе вместе с ручкой, Василькова отвлеклась на лёгкую вибрацию в кармане брюк. Это было сообщение от Алёны. Кажется, одной огненной волшебнице тоже нечем заняться. Не прочитать её сообщение было бы просто непростительно. Василиса Тебя сегодня не было на затраке Что то случилось? 9:43Да нет
Всё нормально
Я что-то пропустила?
9:44
Если только клоунские выходки Саши 9:44Хазпхзпхзп
Жаль что я проспала
А что за Саша?)
9:44
Алёна сразу же прочитала пришедшее сообщение; ещё долгое время оно оставалось неотвеченным. Да так Старый друг 9:58Ну понятно
Познакомишь?
10:01
Боюсь что это сильно ударит по твоей психике А оно тебе надо? 10:03Ахазаахахахв хорошо
Я поняла
Но всё таки
10:04
Ладно ладно На обед приходи только 10:04Окей
Иди учись лучше)
10:04
Скуууучно(((( 10:05А надо
Ты же хочешь быть крутой волшебницей)
10:05
«Волшебницей...» Поставив последним своим сообщением большую жирную точку в разговоре, Василиса убрала телефон обратно в карман и вся попыталась сосредоточиться на теме урока. О том, как появились волшебники, почти все маги знают ещё с детства. Много-много столетий назад, когда люди перестали быть лишь частью Природы, а стали полноправным её венцом, начали они наводить свои порядки, временами идущие вразрез с законами нашей Матери-природы. Человек беспорядочно вырубал леса, осушал реки и болота, часто без надобности охотился на животных и птиц, ничуть не беспокоясь о последствиях. И тогда выделелись из огромной толпы неблагодарных людишек отбросы-культисты, — как их называли в те времена — проповедующие близость с Природой и бережное отношение к её небесконечным ресурсам. Встретив сопротивление и непонимание, а местами и агрессию общественности, организовывали они тайные собрания, чаще всего в самой гуще непроходимых лесов и джунглей, где общались, уединялись с Природой. Вскоре стали лидеры нескольких таких общин собирать свои группы вместе, проводя массовые службы Природе, а параллельно этому искали новых своих последователей среди других неравнодушных людей. Самое массовое собрание «культа природы» произошло около двух тысяч лет назад. Тогда всё вокруг: земля и небо, огонь и вода, птицы и звери, культисты и люди — всё содрогнулось от зова Природы. «Отбросы» благовели: Природа отвечала им. Припали культисты на колени и не смогли шевельнуться и лишний раз вздохнуть: Природа благодарила их за верную службу и бескорыстную любовь к ней. Сжалось сердце Природы при виде загнанных и запуганных детей своих, и сжалилась Природа: каждому из шести лидеров групп «отбросов» даровала силу, на кою сама была способна. Первому досталась сила Земли, ибо был он рассудителен и непоколебим, как скала. Вторая получила силу Огня, ибо решительна и горяча сердцем была, словно искра. Третьему Природа даровала силу Воды, ибо спокоен он был и мягок, будто свежий долинный источник. Четвёртый приклонился пред Матерью своей и получил силу Ветра, ибо непосредственен был и лёгок на подъём, как летний бриз. Пятая последовательница открыла в себе силу Времени, кою Природа, хоть и с небольшим опасением, но всё-таки доверила рьяной культистке, дочери своей. Последнему сыну своему Природа завещала Тёмную силу, ибо самым сильным и смелым был он среди своих братьев и сестёр. Поклонились низко Шестеро своей Матери, благодаря за дары. Дала наказ строгий им Природа: подарить каждому из остальных сыновей и дочерей по частичке своей силы, дабы вечно служили они своей Матери. Свято поклялись Шестеро оберегать и во благо использовать силы свои и тут же даровали братьям и сёстрам своим частичку своей магии. Стали они теперь волшебниками. Но одно лишь омрачало всеобщую радость: люди. Тогда разрешила Мать-природа детям своим отделиться от людей, создать свой мир, где, вдали от людей, жилось бы им спокойно и хорошо. С трепетом приняли культисты и этот дар Матери. Создали Шестеро свой, Магический Мир, перебрались туда вместе с другими волшебниками и стали жить там, не беспокоясь о людях. Однако и про Мать свою, и про наказ её вскоре совсем позабыли... — И поэтому можно смело сказать, что каждый из волшебников носит в себе частичку самой природы, — Женя, закончив свой эмоционально окрашенный рассказ, в порыве трепета прижала руку к груди и нежно улыбнулась студентам. Неприятно удивлённый такой сентиментальностью, Ваня, последнюю четверть часа пристально наблюдавший за Женей, закатил глаза и фыркнул, отведя взгляд к окну. Василиса едва слышно хихикнула, прижав кулак ко рту. Не такая уж и скучная эта история, если подумать.***
Солнце теперь стояло в зените, а Василиса — в очереди за заветной аппетитной порцией. Волшебные языки слегка вымотали её собственный: никак не получается пока ломать его и выговаривать все звуки правильно. Но это — всего-то наживное дело. Ещё несколько практических занятий — и Лиса будет владеть языком ледяных эльфов не хуже его носителей. Ловко и искусно огибая галдящих вокруг студентов, Василькова привычным маршрутом направилась к столику волшебниц Патруля. Алёна, пришедшая, как обычно, первая, премило общалась с сидящем напротив парнем. Рыжова звучно хохотала, и её рыжие кудри забавно подпрыгивали в такт её смеху. Парня напротив подруги Василиса видела впервые: остриженные волосы цвета молочного шоколада постоянно лезли ему в глаза, и юноше приходилось поминутно сдувать их, так как руки его были заняты: парень держал в руках, обнянутых кожаными перчатками без пальцев, игральные карты, перетасовывая их самыми разнообразными и вычурными способами. Поставив поднос с едой на стол и отодвинув стул, Лиса присоединяется к ребятам, садясь по левую руку огненной волшебницы. — О, Василиса, привет! — Рыжова, несказанно обрадованная появлению подруги, потянулась корпусом к девушке и сжала ту в объятиях. — А это Саша, — оповестила огненная, отстранившись и указав на парня рукой. — Твоя личная гадалка? А мне погадаешь, м? — съязвила Лиса, едва подавив едкий смешок. Парень, не отрываясь от карт, впрочем, всего раз взглянув на девушку, хмыкнул: — Да тут и гадать нечего: в дерьме ты была и будешь, дорогая моя. Василиса одобрительно хихикнула и острожно-дружелюбно поинтересовалась, не изменяя иронической интонации: — А ты-ы... только гадать умеешь? Саша, вперив в неё пронзительно-угрожающие карие глаза, собрал карты в колоду рубашками вверх, положил её на стол, разложив веером, и коротко бросил, глянув немного исподлобья: — Выбирай. Василькова чуть приподняла брови, неуверенно взглянув на Алёну, но, получив подбадривающий кивок, протянула руку и взяла карту, почти не задумываясь. Крестовая дама. — Запомнила карту? — Саша, дождавшись от Василисы утвердительного кивка, протянул к ней руку. — Давай сюда. Не глядя, парень вернул даму в колоду и начал перемешивать карты; пёстрые карточные рубашки мелькали у него в руках; в груди Васильковой поселилась необоснованная и необъяснимая тревога — девушка судорожно вздохнула. Отрешённо уставившись на карты, Лиса смотрела и не смотрела, не вникая в их перетасовку и совсем не следя за развернувшимся представлением. Все звуки проигрывались будто фоном; ясно слышались лишь собственное тяжёлое дыхание и беспокойный сердечный ритм. Лиса пришла в себя только тогда, когда юноша продемонстрировал треклятую даму треф, почти тыча ею в лицо Василисы; взгляд наконец сфокусировался на одной точке — нарисованном лице этой самой дамы. — Она? Трефовая дама. Василькова зажмурилась, словно нечто причинило ей неимоверную боль, отвернулась и слабо кивнула: — Она, — состояние опущенного в омут существа почти прошло, и Василиса решила собраться и как можно быстрее вернуться в прежнее бодрое расположение духа, а потому опять усмехнулась (стоит уточнить, что она усмехнулась бы в усы, будь они у неё): — Что это за набор юного фокусника? Алёнка засмеялась, не заметив — или не почуяв — никакого подвоха в резком изменении настроения подруги, и задорно предложила: — И правда, может лучше в «Дурака»? Саша закатил глаза, собрал колоду и убрал в карман. — Не хочется что-то. — Ты просто постоянно проигрываешь мне, вот и всё, — Рыжова легкомысленно пожала плечами и растянула губы в азартной ухмылке. — Да, именно в этом и дело, — саркастично подтвердил Саша, надувшись, словно недовольный ёж. — Конечно, если бы мы играли на деньги, ты бы уже давно обанкротился. — Даже если бы я и выигрывал, то Вас эта участь не настигла бы, Ваше Высочество. — Не выёживайся, лучше карты доставай, Пушкин, блин. Алёна и её постоянно чересчур простое и лёгкое отношение к своему титулу немного озадачило Василису. Настораживала также чрезмерная скрытность Ветровой, хоть её и можно было списать на банальные меры безопасности, если не принимать во внимание то, что академия Василиса Васильевны — одно из самых безопасных мест в Сказочном королевстве, и единственная опасность, которую только можно допустить, кроется в учащихся. Поэтому укрывание своего титула — вполне логичная и подходящая Варе тактика. Не в родном Штормграда ведь находится: там и головы могут лишить лишь за то, что на представителя королевской семьи не так, косо взглянул... А вот определить точно, будет ли Алёнка хорошим правителем, Лиса с ходу не могла. Однако она знала точно: Варвара, вероятно, в будущем станет неплохой королевой. Но, если учесть то, как долго живут волшебники в сравнении с людьми, ещё неизвестно, взойдут ли девушки на престол. Время покажет.***
Совещание у короля не прошло бесследно: уставший советник, около трёх часов сидящий с непоколебимо ровной и прямой, как натянутая струна, спиной, теперь огибал, казалось, нескончаемые и почти безлюдные коридоры западного крыла замка. В руках он нёс стопку из около пятидесяти бумаг первой важности, которые не доверяют даже старшему секретарю короля. Проходя мимо кланяющихся слуг, совестливо и безотказно выполняющих свои ежедневные обязанности, Альберт кивнул двум стражникам в доспехах с гербом Штормграда на груди и щитах — те отворили две крупные дубовые двери и пропустили его внутрь, чуть склонившись к земле в жесте уважения. Три юные девушки, до того времени мило беседовавшие друг с другом, — кто-то лёжа на диване, а кто-то сидя с книгой в руках — одновременно встали и склонились в почтительном реверансе, приветствуя своего отца. Послав в ответ лёгкий поклон, он всунул бумаги в руки стоящей рядом, у входа, молоденькой служанке, точно зная, что та не умеет читать. Альберт раскрыл пошире руки, приглашая дочерей в объятия — жест, не предусмотренный штормградским этикетом даже для самых близких людей. Переливаясь весёлым смехом, первой к отцу, подбирая подол пышного светло-голубого платья, направилась старшая двадцатидвухлетняя девушка, за ней — такая же, как и две другие сестры с отцом, блондинка с голубыми глазами, наряженная в нежно-розовое платьице с тугим корсетом и рукавами в три четверти руки. Последняя из девушек, вторая дочь Альберта Вишнёвского по старшинству, так же была голубоглазой, как все члены её семьи, однако волосы у неё были каштанового цвета; держалась она более сдержаннее и скованнее, но всё же была рада видеть отца не меньше её сестриц, и тоже чуть приобняла Альберта за плечи. Вдоволь наобнимавшись, королевский советник выпустил девушек из объятий и оглянулся. Солнечный свет окрашивал просторное помещение с большими витражными окнами в причудливые расцветки, варьирующиеся от ярко-жёлтого и оранжевого до малинового и сиреневого цветов. Комната для отдыха была обставлена дорого и со вкусом, по личным предпочтениям её четырёх обитательниц: обои серебряного цвета с золотыми узорами, несколько белых диванчиков у стен, пара туалетных столиков с зеркалами, гардероб в углу комнаты и огромная люстра со свечами, чинно свисающая с потолка. Не обнаружив здесь свою четвёртую, самую младшую дочь, Вишнёвский решил уточнить её местонахождение, чтобы почём зря не волноваться: — А где Виктория? Ему ответили не сразу же. Самая старшая из девушек — Катерина — взяла отца под руку, намереваясь усадить его в стоящее неподалёку белое кресло, однако времени у советника было не так много. Предупредив дочерей, что задержаться он может не больше, чем на пять-семь минут, Альберт повторил свой вопрос: — Где же она? Девушки вновь промолчали, сидя на диванах и потупив взгляд. Первой напряжение не выдержала третья дочь советника — Александра. — Ну где же она ещё может быть! С младшим секретарём казначея по углам обжимается, не иначе, — раздражённо выпалила девушка, сложив руки на груди. Шатенка сделала большие глаза и выгнула бровь, упрекая сестру в излишней болтливости. — Отец... — София предприняла попытку оправдать поведение Александры, но Вишнёвский остановил её жестом руки и сжал переносицу. — А ведь она права! — в разговор вклинилась старшая дочь Альберта, положившая руки на спинку кресла, у которого она стояла и в котором разместился советник. — Мутный он какой-то: ни лицом, ни титулом не вышел. Только и знает, что говорит о бумагах разных и документах. — И вправду же! — Александра, найдя в старшей сестре поддержку, чуть посмелела и начала активнее выражать свою личную неприязнь к секретарю казначея, браня его и обосновывая, почему жених из него выйдет ну никудышний. — Эти бумаги мне уже в печени сидят, а ему, наверное, и по ночам снятся. Две девушки чуть слышно хихикнули, но тут же стушевались под укоризненными взглядами отца и Софии. — Посрамились бы о таком болтать, девочки! Раскудахтались хуже кухарок! — София права, — неторопливо произнёс Альберт, с мрачным видом оглядев всех своих дочерей. — Болтливость никогда ни к чему хорошему не приводила. Думайте, прежде чем говорите, но больше слушайте. Понимаете? Девушки понимали, но не до конца ощутили глубину его философии, и просто утвердительно кивнули отцу — ну не расстраивать же его... Наскоро распрощавшись с дочерьми, Вишнёвский удалился, ссылаясь на очень важные неотложные дела. Девушки, проводив его грациозным поклоном, вновь остались одни, не считая нескольких служанок, готовых в любой момент услужить своим хозяйкам. София вновь вернулась к чтению, а Катерина с Александрой продолжили вести дискуссию о достоинствах и недостатках работы в казначействе. Впрочем, это им вскоре надоело, и беседа плавно перетекла в иное русло. — Зря ты так о секретаре-то, — проговорила Катерина, поджав губы. — Неплохой ведь он, если подумать. Да и с Викторией хорошо обращается. Не то, что твой граф. — Герцог, — Александра недовольно закатила глаза, и было не особо понятно, чем вызвано это самое недовольство: упоминанием навязчивого ухажёра или незнанием его истинного титула. — Ой, ну чего ты. Граф, герцог — всё одно, — Катерина шустро вскочила с дивана, приблизилась к сестре и, раздумав, попыталась спородировать голос безнадёжного герцога-романтика: — Александра, Ваше Светлейшество и Сиятельство, Вы сегодня выглядете просто обворажительно! «Герцог» сладко улыбнулся, склонился в глубоком, почти до земли, поклоном, и подал девушке руку. — Не хотите ли испить чая со мной? — Катерина до последнего силилась сохранить непроницаемое лицо до конца спонтанного спектакля, но не сумела и, схватившись за живот, дала волю громкому искреннему смеху. Вместе с ней, пусть изначально противясь, захохотала Александра, решившись однако подыграть сестре: — Конечно, Ваша Светлось, почту за честь, — Александра вложила свою ладонь сестре в руку, сделала реверанс. — А что у Вас есть помимо чая? — Пожалуй, обсудим это в моём кабинете. Очередной приступ смеха пошатнул координацию девушек, и сёстры взяли друг друга под руки и сделали пару шагов вместе, кроме поддержки друг друга делая вид, что действительно направляются куда-то. София, наблюдавшая за расшалившимися сёстрами, лишь снисходительно улыбалась, поминутно отрываясь от читаемой книги, и бережно поглаживала корешок. Девушки ещё пару минут глупо хихикали, а после сошлись на том, что Александре необходимо поправить взъерошенную высокую пречёску. Катерина сама вызвалась помочь сестре, не утруждая этим занятием и так достаточно трудящихся слуг. — Соф, хватит читать, идём к нам! — успокоившись и усмирив дыхание, позвала Катерина, усаживая Александру на стул напротив туалетного столика. — Причёску тебе сделаем. Шатенка лишь отмахнулась: — Не нужно, спасибо. — Ну Со-о-оф, идём, без тебя же никак, у тебя вон какие волосы! — Сандра, я же сказала: нет. — Не стоит пренебрегать такими вещами, София, — степенно размышляла Катерина, методично расчёсывая светлые волосы сестры. — Все в первую очередь обращают внимание на внешний вид, а не на образованность: её ведь сразу и не разглядишь. — Я уж лучше буду начитанной мышью, чем ухоженной куклой, Катерина, — ответила девушка, переворачивая страницу. — И кстати, ещё не перевелись мужчины, которым нравятся умные девушки. — Не смеши меня, — Катерина раздражённо дёрнула рукой, не разделяя мнение сестры, и Сандра скривилась, неожиданно почувствовав боль. — Больно ведь! — шикнула она на старшую сестру, однако та никак не отреагировала. — Никому не нужна умная жена, София, — Катерина вздохнула, когда Александра заёрзала на подушке, усаживаясь поудобнее. — Это понятно. В мире, где правят мужчины, ты либо глупа, либо одинока. Выбирай, что более по душе. Сандра взглянула на сестру сквозь зеркальное отражение: сосредоточенно-жёсткие голубые глаза, нахмуренные брови и играющие на скулах желваки — всё буквально кричало о напряжении — эмоциональном и физическом. — Радуйся ещё, что пока не замужем, да и отец не настаивает, —быстрым ожесточённым движением зачёсывая локоны, Катерина пыталась скрыть собственную досаду и разочарование, пряча её за маской смирившейся реалистки. — И всё же, — Александра, почти физически ощущая повисшее в комнате угрожающее напряжение, неуверенно вставила свои пять копеек, — умные девушки могут понравится разве что принцу. — Ох, сиди и помалкивай, глупышка, — одёрнула младшую Катерина, невесомо погладив её по макушке. — На расположение принца можно даже не надеяться. — А я видела его недавно в оранжерее. Сидел в беседке и читал книжонку какую-то, прямо как у тебя, Соф, один в один! — Александра хотела обернуться к сестре и сказать ей это в лицо, но нынешнее положение не позволяло. — Так он ещё таким задумчивым и загадочным показался, жаль, что у меня смелости не хватило подойти... София покачала головой и уже более не отвлекалась от чтения, только краем уха улавливая монотонную болтовню сестры. Пролистав через некоторое время в начало книги, на первую страницу, девушка принялась перечитывать уже въевшуюся в память строку, написаннуе мелким каллиграфическим почерком: Удивительной Софие от принца Эрика