Рубиновый Рассвет: Дневники Рагнвиндров

Кто-то из великих (может, даже сам Доторре) говорил, что развитие народа зависит от количества цветов у них в небесах. Я как-то особо не задумывался над этим, пока однажды не узнал, что в Инадзуме, на земле Восходящего Солнца, для обозначения синего и зеленого цвета есть лишь одно слово. То ли для них это один цвет, то ли у них просто нет необходимости различать эти цвета. Интересно, подумал я, насколько уровень их развития отличается от нашего? Хотя, с другой стороны, у нас, северников, в запасе почти два десятка слов для обозначения ветра. Конечно же, при таком обилии ураганов и бурь это не так уж и удивительно. А для кого-то снег — один из непременных атрибутов существования. Такие уж люди определённо позаботились обогатить свой словарь нужными для определения словами, ведь одним словом «снег» мало что можно выразить, если кругом тебя один лишь этот снег в самых разных состояниях — от каменного до воздушного. И, конечно же, я решил задуматься о том, что меня редко волновало, во многом потому, что я несильно этим интересовался до того, пока жизнь оставила меня почти без этого — того, что у нас принято подразумевать под словом «любовь». Очень интересно было бы поразмыслить в этот момент над тем, что было бы, если бы мои дневники кто-то читал. Кто-то наверняка бы усмехнулся, кто-то серьезно кивнул бы, а кто-то, наверное, многозначительно бы хмыкнул — мол, а где вы её видели, эту самую любовь? Забавно об этом думать, потому как каждый из нас в слове «любовь» увидит что-то свое, порою прямо противоположное другим взглядам. А все это оттого, что для такого важного явления у нас почему-то есть лишь одно слово. Слово, к которому даже соответствующие синонимы подобрать сложно. У этого слова нет аналогов, ведь каждый, используя его, вкладывает в него весьма определённый смысл, и у смысла этого вряд ли найдётся подходящий синоним. А ведь вряд ли хоть одно, любое другое слово способно было бы выразить всю полноту этого сильного существительного. Скажу начистоту, большинство сосуществующих псевдо-синонимов вообще не имеет никакого отношения к явлению любви. Или же, если хотите, любовь — слишком сложное явление, чтобы можно было упрощать его до бытовых потребностей и изменений в нашем сознании. А между тем любовь для Мондштадта — одна из трех составляющих человеческого существования. Остальные два, как известно, – Вера и Надежда (хотя и с неоднозначностью этих явлений тоже можно было бы поспорить). Так как же любовь? Неужели же она настолько неважна, что у нас нет даже других слов для обозначения этого весьма сложного явления? Попробуйте представить, что случится, если слова, которые означают различные оттенки цвета (например, красного), исчезнут из нашего словаря. Что вместо слов «алый», «багряный», «бордовый», «кровавый» останется лишь слово одно слово «красный». Разве так уж похожи «малиновый», «вишневый», «рубиновый», «коралловый», «рдяный», «пунцовый», «карминовый», «киноварный», «червонный» друг на друга? А ведь есть еще совсем уж непохожие на красный цвета – оранжевый и розовый, которые, по большому счету, тоже являются оттенками красного цвета. Как быть с ними? Как мы будем жить, если из нашего лексикона исчезнут такие прекрасные выражения, как «пунцово-красный», «кровавый рубин» и другие, которые просто станут «красными»? Почему же у нас всего одно слово для выражения духовности (любовь к Богу) и для животной утехи в кровати? Для братских чувств и боязни одиночества? Для осознания вселенской гармонии и маниакальной страсти унизить своего ближнего? Для всплеска счастья и адской тоски? Для проявления несокрушимой силы и непреодолимого желания спрятаться от всего мира? Может быть, именно в этом наша проблема? В том, что для всех проявлений любви у нас есть лишь одно слово. И именно поэтому мы не умеем ни любить, ни отделить одно проявление этого чувства от другого. Как же мы научим, скажем, своих детей любить, если у нас нет слов, чтобы отделить обычное животное влечение от того прекрасного чувства, когда влюбленному человеку даже целого мира мало, чтобы одарить всех тем счастьем, которое он испытывает? В моей жизни была любовь, и, как я уже говорил, её, к великому сожалению, стало много меньше. Мой отец умер, его убил я. Мой брат умер метафорически. Да и Джинн для меня теперь всего лишь старшина ОРГАНИЗАЦИИ. Теперь моя любовь лишь в любви к этому народу. К Мондштадту, великой Республике Северных Ветров. К людям, населяющим её. К своему поколению, своей стране и тем, кто в ней живёт. К её просторам, к окружающим её небесам. Любовь ко всему хорошему, что я всё ещё могу спасти.