Loudest echo from the past

♪♬♫ Mogli — Intro

Огонь любви своей я пронесу через года, Горит он сильным пламенем, Как в небе яркая звезда. С годами он сильней и только ярче стал, Ничем его не затушить, Гореть любовью, не устал. Душой и сердцем научился я любить, Огонь любви своей, хочу С любимым разделить. Тепла от этого огня, нам хватит на двоих. Хочу забыться я в объятиях твоих…

      Впервые, за последнее время, просыпаюсь с улыбкой на губах. Лениво тянусь в кровати, ещё до конца не открыв глаза, чуть жмурю их от лучей яркого солнечного света, пробирающихся через окно. Тёплый, свежий, весенний воздух вздымает тонкий тюль, тайком проникая в мою комнату через приоткрытые створки, приподнимает его кверху. С минуту лежу не шевелясь, прислушиваюсь к механическим звукам и шуму природы: пению птиц, как щёлкают ножницы садовника, как гудит ветер, играя на ветвях в кронах деревьев, словно музыкант на струнах. Сегодня прекрасное солнечное утро, и я полон решимости поговорить с Намджуном, чтобы расставить окончательно все точки. Мне больше нет смысла его бояться, потому что верю, что Чонгук меня защитит. Я снова верю в нас, верю в наши чувства. Будто сам альфа вселяет в меня силы идти до конца. Идти с гордо поднятой головой.       Закусив губу, вынужденно вскакиваю с кровати и чуть ли не вприпрыжку иду в ванную. Принимаю душ, а с губ не сходит улыбка, от воспоминаний прошедших дней. От слов, что говорил мне альфа, и его глаз, полных уверенности и прыти. Мечтательно, чуть касаясь, провожу пальцами по своим губам, вспоминаю поцелуй, а внутри всё клокочет, словно это был наш первый поцелуй, как тогда, под фонарным столбом. Сказать, что в животе просыпаются бабочки от этих мыслей — это ничего не сказать. Я будто родился заново. Смотрю на себя в запотевшее зеркало и вижу совершенно другого человека — в глазах здоровый блеск, тон кожи не напоминает мертвецкий, а от горячей воды появился лёгкий румянец. Раньше мой внутренний мир представлял собой безжизненную, опалённую солнцем пустыню, где летал пепел от сожжённых городов или развалин того, что уже сгнило и превращается в прах, бледную тень когда-то процветающих цивилизаций… Сад надежды вновь цветёт во мне, благоухает, возрождая новые ростки, что распускаются нежными цветками. Сердце, испещрённое мелкими трещинами, как растрескавшаяся глиняная поверхность в пустыне, постепенно заполняется живительной водой, и раны затягиваются. Мы не виделись с Чонгуком только сутки, а я уже испытываю необходимую потребность в нём, чувствую себя наркоманом, которому нужна доза тепла и ласки от конкретного человека. Который пишет теперь перед сном смс, желая приятных сновидений, и с рассветом — доброго утра, с припиской о любви. Читаю сообщение, кусая губы, чтобы щёки не треснули от улыбки. Пишу ответ с таким же пожеланием и одеваюсь в лёгкий костюм песочного цвета, размышляя о том, как начать с Намджуном разговор, — молчать больше нет смысла. Тишина в словах ни к чему хорошему меня не привела за эти годы. Если бы недосказанные фразы были произнесены вовремя, может быть, и не совершилось бы столько ошибок. Но на своих ошибках учатся, а я теперь не молодой и глупый омежка, которого можно придавить и заставить снова подчиняться. Теперь я молчать не буду и, вооружившись до зубов, готов вступить в бой. Одно слово может изменить твое решение. Одно чувство может изменить твою жизнь. Один человек может изменить тебя…       Лёгкой поступью спускаюсь по лестнице, прислушиваясь к тишине, воцарившейся внизу. Завтрак ещё не скоро, и я решаю пойти сразу в кабинет альфы, чтобы поговорить. Если не сделаю этого сейчас, то потом будет поздно. Моя решимость горит во мне, как греческий огонь. Изнутри пробирает мелкая дрожь, потому что знаю наперёд, какой будет реакция Намджуна на мои слова о том, что я собираюсь от него уйти и больше в его опеке не нуждаюсь. Но решение уже принято и назад дороги нет, хотя в глубине души надеюсь, что задерживать он меня не станет и мы разойдёмся мирным путём. — Я, кажется, просил тебя сделать всё в срок?! Меня не устраивают твои отговорки! – Слышу злобное рычание альфы за дверью в его кабинет. Она немного приоткрыта, видна только маленькая щёлка, но я стараюсь вести себя тихо и, приложив ухо к деревянной поверхности, прислушиваюсь к разговору. — Нужно всё устроить уже на этой неделе, потому что на следующей состоятся выборы, я жажду получить это место. Ты прекрасно знаешь, на какие меры мне пришлось пойти… — Подслушиваешь? — раздаётся тихий шёпот практически возле моего уха, отчего я вздрагиваю, отстраняясь от двери в сторону. — Не хорошо! — Боже, Хосок! — натужно и тихо вздыхаю, приложив ладонь к груди в области сердца, что затрепыхалось, как испуганный воробей. — Ты меня так до инфаркта доведёшь! — еле слышно отвечаю с укором, в шутку стукнув в чоново плечо кулаком. Хмуро смотрю на друга, а он лишь нагло улыбается, оголяя ровный верхний ряд зубов — он полностью доволен своим поступком. — Я, конечно, знаю, что светлый цвет волос мне безумно идёт, но мне не хотелось бы, чтобы это был природный оттенок. — Извини, что напугал, — виновато оправдывается он, положив руку на моё плечо, чтобы хоть как-то успокоить мой мандраж, не переставая при этом глупо улыбаться. — Ты следишь за мной? — И в мыслях не было, — смеётся, небрежно пожав плечами, взглядом излучая доброту по отношению ко мне. — Я же не виноват, что ты такой пугливый. — Тогда что ты тут делаешь так рано? — подозрительно щурюсь, поджав губы. Конечно, я не вправе указывать Чону, где и когда ему появляться в доме, но он никогда не приходил сюда в такое время.       Голос Намджуна стих, и мы оба обратили на это внимание, коротко посмотрев на дверь, а после друг на друга. Хосок сделал жест, показывающий, что нужно соблюдать тишину, поднеся указательный палец к своим губам. — Он меня вызвал, — кивает на дверь, проговаривая слова максимально тихо, — сказал, что срочно. Вот я и пришёл. А ты чего так рано встал? — Просто… — Хлопаю глазами, соображая сонным мозгом, что сказать. Ну, не признаваться же мне, что я собрался вот так с самого утра объявить о своём уходе к другому альфе?! — Выспался, — натянуто улыбаюсь. Кажется, я разучился врать… — Настроение хорошее? — шепчет с улыбкой Хосок, потихоньку стуча в приоткрытую дверь костяшками. Молча киваю, одаряя его ответной улыбкой. Сегодня оно у меня действительно приподнятое, что кажется, ничто его не испортит. — Войдите! — раздаётся несдержанно по ту сторону двери. — Хорошо, кстати, выглядишь! — подмигивает альфа и медленно открывает дверь. — Вызывали? — вежливо осведомляется, проходя внутрь кабинета.       Я семеню следом, прячась за его широкой спиной. Намджун уже не в духе, как же тогда с ним разговаривать?! Он сейчас либо вовсе не станет меня слушать, либо сорвётся и… Боже, походу я выбрал не самое подходящее время для выяснения отношений?! — Да, Хосок, вызывал. — В голосе Кима чувствуется напряжение и стойкое негодование. Телефонный разговор вывел его из себя, и сейчас он дёргано собирает документы в папку, складывая их и ещё некоторые вещи в дипломат. — Отвезёшь меня в аэропорт, а после проследишь, чтобы мой чемодан был доставлен туда же, — сообщает он, не глядя на водителя. Хосок сдержанно молчит в ответ, дожидаясь дальнейших указаний.       Лицо Намджуна сосредоточенное, губы поджаты в тонкую линию, а брови нахмурены, будто он обдумывает, всё ли он взял с собой. Осматривает свой рабочий стол, поднимает голову и тут замечает меня, неуверенно мнущегося рядом с Хосоком. — Тэхён? А тебе чего? — Я… Мне… Нам нужно поговорить, — глубоко вздохнув, наконец твёрдо выпаливаю я. Строгий взгляд альфы заставляет терять связную речь и всё стягиваться в тугие жгуты внутри, но я силой воли не позволяю себе пугаться и закрываться снова. — Давай не сейчас? — небрежно отмахивается Джун, вновь начав собирать вещи со стола. — Мне некогда. Когда вернусь, тогда и поговорим. — Но… — Тэхён! — резко повернув голову в мою сторону, стреляет острым взглядом и вновь рычит альфа, не давая мне и слова вставить. Его ноздри раздуваются, брови сведены к переносице. Напряжённую тишину нарушает резкий щелчок замков, заставивший меня чуть вздрогнуть. — Я сказал: поговорим после! — отрезает он, подходит ближе, уже держа в руке чемоданчик с вещами. Глубоко вздохнув и посмотрев серьёзно мне в глаза, добавил: — Мне тоже нужно с тобой кое о чём очень важном поговорить, но не сейчас. Я уже опаздываю. Увидимся через три дня. Ты потерпишь?       Его подавляющие феромоны заполнили весь кабинет, заставляя меня сжаться, поджать внутренний хвост и невольно подчиниться, засунув своё неуверенное возмущение глубоко и надолго. Даже рядом стоящему Хосоку стало не по себе от нагнетающей обстановки и удушающего запаха, отчего он вздохнул и рвано выдохнул, поджал губы и, неловко продрав горло, опустил взгляд в пол. Голова начала кружиться, в висках появилась тупая боль, и я чувствую лёгкую дезориентацию, в горле резко пересохло, а в груди будто зажглись факелы. Только этого мне не хватало…       Намджун подносит ладонь к моему лицу, тыльной стороной, в надежде коснуться его, наклоняется, чтобы поцеловать в щёку, но я тут же отпрянул, опустив голову и отвернувшись от него. Его великодушие, неуместные ласки и любезность мне уже ни к чему. Даже если Ким что-то и испытывает ко мне, на эти чувства мне категорически плевать. Грустно хмыкнув и одёрнув руку, которая так и осталась висеть в воздухе, Джун напомнил Хосоку о своём багаже и быстрым, широким шагом вышел из кабинета. Водитель направился за ним следом, дабы не заставлять себя долго ждать, но на какое-то мгновение остановился возле меня, положил руку на плечо, ободряюще сжал его и как-то сочувственно на меня посмотрел, снова поджав губы. После опустил глаза и ушёл. Мне стало неприятно от такого поведения Намджуна, но ни капли не больно. Будто я давно отпустил тот груз, что давил на меня, пригибая к земле. К его резким переменам в настроении я уже давно привык, пропуская весь негатив через себя, как воду через сито.       Три дня — это слишком много, но выбирать не приходится. Мне придётся ждать, чтобы сказать о своём принятом решении. Внутренне начинаю на себя злиться, закипаю, сжимая руки в кулаки и разжимая их, потому что опять бездействую и молчу, но догонять сейчас альфу и кричать с порога — бессмысленно. Разговора всё равно не получится, по крайней мере, с благополучным исходом для меня.       Три дня… И всё встанет на свои места, я в этом уверен.

🕊🕊🕊

— Ты что, прости? Снова встречаешься с Чонгуком? — пребывая в полнейшем шоке, широко распахнув глаза, проронил Чимин. Произнесено это было довольно-таки громко, и мне пришлось немного шикнуть на него. — Ты не мог бы говорить потише? — остерегаюсь, с опаской смотрю на дверь в гостиную, за которой находится Хосок.       Когда альфа вернулся из аэропорта, я решил, что стоит съездить к своему другу, так как мы действительно давно не виделись, и компания Чона лишней не будет. Ну, а Чимин нашёл занятие для него, чтобы мы могли спокойно поговорить на кухне: собирать новый комод, по инструкции, чем не отвлекающий манёвр?! — Он ничего не слышит, — поморщившись, деловито отмахивается Пак, как будто за дверью и правда никого нет. — Почему обо всех новостях я узнаю, как всегда, последним?       Чимин наигранно дуется и пыхтит, а мне смешно на него такого смотреть. Он, как всегда, в своей манере — королева драмы. — Вообще-то ты первый, кому я рассказал об этом. — Да? — говорит уже чуть тише, но не перестаёт удивляться, и его пухлых губ касается лёгкая улыбка. Ну, хоть в чём-то ему угодил. — Давай рассказывай: как он, где, что? Как вы вообще столкнулись? — Отпивая ягодный чай, начал друг расспрос, с огромным вожделением смотря на меня.       Глубоко вздыхаю, пригубляя прохладный лимонад из высокого стакана, — сегодня на удивление очень жарко на улице, погода окончательно разыгралась. Или это мой организм подаёт сигналы о том, что должно было произойти на следующей неделе, но, похоже, случится намного раньше. — Мы увиделись на благотворительном вечере, несколько дней назад, — поясняю, вновь сделав глубокой вздох. Окно рядом приоткрыто, впуская свежий воздух внутрь, но мне неимоверно душно, внутри всё печёт, и создаётся такое чувство, что в груди всё воспламенилось, накаляет и плавит лёгкие. — Я хотел уйти, но он догнал меня, потом мы сидели в нашем кафе, разговаривали. После он скинул мне свой новый номер телефона, сказал, что будет ждать звонка и что нам нужно поговорить. — Так, стоп! — притормаживает Чимин, голосом, полным изумления, и громко ставит чашку на стол. — Благотворительный вечер? — Молча киваю, делая очередной глоток лимонада. — А его как туда занесло? — Это было мероприятие от его фонда. — Чего? — Кажется, что ещё чуть-чуть и мой друг лопнет от непонимания и любопытства. — Чонгук занимается благотворительностью? — «Decalcomania» — это его фонд. Слышал что-нибудь о нём? — Че-го? — давится воздухом омега, подавшись чуть вперёд. — «Decalcomania»? Слышал ли я что-то о нём? Смеёшься?! — фыркает, растягивая губы в нервной ухмылке, и тут же прячет улыбку за кромкой чашки. Делает глоток чая и вновь продолжает: — Мы каждый месяц получаем чек на кругленькую сумму от этого фонда. Как, по-твоему, я смог открыть свою собственную студию и продвинуться так далеко?       Округляю глаза, не зная, что и сказать. Чимин был не в курсе, от кого ему поступает финансовая помощь, а я, получается, раскрыл карты и выдал Чона, сам того не желая. Ведь не зря же его имя нигде не фигурирует, значит, в этом есть какой-то смысл. — Ты не знал, что это фонд Чонгука? — Нет, конечно! — вопит Чимин. — Чеки обычно приходят либо на электронную почту, либо их привозит это престарелое недоразумение… Как его? — сосредоточенно хмурится, подняв глаза к потолку, ища на нём ответ, похлопывает пальчиком по нижней пухлой губе. — Бао Ву, — напоминаю, растирая шею ладонью. Чёрт! Жар и не думает проходить, становится только хуже и дико сохнет во рту. — Да, — кивает друг, щёлкнув пальцами, — именно! Блин! Я и не думал, чтобы Чонгук и в благотворительность… — Для меня эта новость тоже была шокирующей. Наверное, мне не стоило его раскрывать. — Почему? — Ну, не зря же к тебе приезжает только его представитель, а не он сам, и ты всё это время был не в курсе всего этого! — Ты думаешь, узнай я, что мою студию спонсирует Чонгук, то не стал бы брать деньги? — ухмыляется омега. Неловко пожимаю плечами, потому что – да, я многого недопонимаю — всех этих тайн, скрытности и непонятного молчания со стороны альфы. — Не говори ерунды! Но почему Чон действует так — издалека? Он же болел танцами. Можно сказать, что буквально жил в зале, а теперь всё вот так. — Не знаю, Чим. Вообще, за время нашего разговора, мне показалось, что Чонгук стал совсем другим. — В чём это проявлялось? — Пак встаёт с места, убирает пустую чашку в раковину, не переставая любопытствовать. — Он как-то вёл себя странно или нёс какой-то бред? — Подходит к двери, чуть приоткрывает её, проверяя, чем занят Хосок и не подслушивает ли он нас. Удовлетворённый увиденным друг довольно улыбается, возвращаясь на стул. — Можно сказать и так. — Наливаю очередную порцию напитка из кувшина, сразу осушаю половину стакана и продолжаю: — Его глаза излучали тоску, и жесты тоже, но всё же какая-то небольшая отстранённость и недосказанность в его поведении присутствовали. А на днях я был у него дома, и он сказал, что всё ещё любит меня и хочет всё вернуть. Меня вернуть. — Вот те раз! Он либо бесстрашный, либо его чердак стал протекать. — Челюсть Чимина подвисла — каждая новость всё больше и больше повергает его сознание в шок. — И что ты? — А что я? — Ты согласен вернуться? — хмурится.       Странный вопрос для человека, который все эти годы только и делал, что жил за счёт тех воспоминаний, что хранились в моей голове, как в пиратском сундуке с сокровищами, а жизненные силы подпитывались трепетными чувствами, которые и не думали угасать. Какие бы теперь секреты ни хранил в себе альфа, каким бы теперь чужим он мне не казался, кроме него, мне больше некому довериться — он единственный, кто не сделает мне больно. Я в это верю. — Я люблю его, Чим, — вздыхаю, поджав губы, и смотрю на друга, наверное, самым тоскливым взглядом, потому что выражение его лица тут же смягчается. Он всегда был на моей стороне, какое бы решение я ни принял. Высказывается, журит, но потом, всё обговорив, соглашается. — Хотел вычеркнуть его из своей жизни, утопить чувства и воспоминания на самом дне, но не смог. Было глупо стараться забыть всё, что происходило между нами на протяжении того года, что мы встречались. Стоило мне снова увидеть Чонгука, как всё с новой силой навалилось на меня, как волна цунами, и теперь больше не отпускает. Он не отпускает меня. — А Намджун? Ты разве сможешь спокойно от него уйти? Не думаю, что он вот так просто тебя отпустит. — Я не знаю, — в моём голосе слышится обречённость, опускаю голову. — Меня больше ничего рядом с ним не держит, и ему нечем мне угрожать. Я и так потерял всех и всё в этой жизни, чем бы он мог меня и дальше пугать. — Нервно тереблю манжет рубашки пальцами, покусывая нижнюю губу изнутри. Чувствую, как жар приливает к лицу, температура тела неимоверно растёт. — Сегодня утром я хотел с ним поговорить, всё выяснить и высказаться, но он был взбешён и снова уехал по делам. — Как надолго? — Три дня. — Долго ждать придётся, раз уж вы с Чонгуком приняли решение снова быть вместе. — Я не хочу потерять единственную любовь, Чимин. — Поднимаю на него взгляд, а перед глазами начинает всё плыть, что трудно словить фокус на лице напротив. Прикрываю на мгновение веки, вновь опустив голову. — Снова не хочу. — Не думал я, что её можно проверить на прочность, пронеся эти чувства через года. Вы как будто снова студенты, ей богу! Забавно, — весело хмыкает Чимин и на какое-то мгновение задумывается, подперев щёку кулаком и устремив взгляд в каменную поверхность стола.       Сохранить любовь в разлуке очень просто — если это настоящая, глубокая любовь. Мы выросли на романтической иллюзии, что любовь взаимна и вечна. В кино, литературе, музыке — любовь преодолевает все преграды. Согласно теории родственных душ, есть люди, которые созданы друг для друга, они формируют единое целое. Не важно, что происходит в отношениях и за их пределами, настоящая любовь выдержит любые испытания. Будь то борьба за отношения среди подростков или же настоящие крепкие чувства уже вполне зрелых людей, чьи отношения прошли не одну проверку на прочность, даже несмотря на расстояния между ними.       Так что, если есть истинная любовь — разлука ее не погубит, а только укрепит веру в неё. — Чимин, мне нужна будет твоя помощь на несколько дней. — Подняв голову и причмокнув сухость во рту, чуть ли не жалостливым котёнком смотрю на омегу. — Да, конечно, — сразу кивает тот, немного оживившись. В глазах загорелся огонёк интереса. — Не мог бы ты… — Говорить о таком неловко, даже собственному лучшему другу, но иного выхода я не вижу. — Отвлечь Хосока чем-нибудь, чтобы он не ходил за мной следом? Я хочу провести с Чонгуком эти дни. — Делаю небольшой акцент на предпоследнем слове, пытаясь интонацией донести смысл моей просьбы. — Эти дни? — недопонимает Чимин, вопросительно на меня посмотрев, но после спохватывается, эмоционально приложив ладошку ко рту. — О, боже! У тебя течка? — Да, — соглашаюсь, заливаясь румянцем. — Я не думал, что она придёт так быстро. По срокам только на следующей неделе, но я уже всё утро чувствую жар и ломоту во всём теле. — Видимо феромоны Чонгука на тебя так подействовали?! — Так, ты поможешь? — Да без проблем, — улыбается друг, хитро прищурившись. — Думаю, я смогу его, — кивает на дверь, за которой странным образом притих альфа, — чем-нибудь занять, помимо сборки мебели. — Спасибо, Чим, — благодарю, положив сверху свою ладонь на его, — что бы я без тебя делал?! — Пока не за что благодарить. — Дружески похлопывает другой рукой мою, слабо кивая. — Вы с Чонгуком сначала разберитесь со всем этим дерьмом, что вокруг вас, чтобы вам больше никто не помешал. — Хорошо, — натянуто улыбаюсь. — А ты присмотрись к Хосоку, он хороший альфа, хоть и тоже странный. — Я это уже понял, — смеётся, косясь на закрытую дверь. — Посмотрим. Не хочу, конечно, делать поспешных выводов, но он мне уже нравится. — Кокетливо прикусывает кончик языка, зажмурив один глаз.       На душе становится как-то теплее, от осознания того, что мои лучшие друзья, возможно, сойдутся и станут неплохой парой. Вот бы ещё и с Чонгуком познакомить Хосока, может быть, они тоже станут хорошими друзьями?! — Потому что беспрекословно послушал тебя и принялся собирать комод? — Не только… — Да чтоб тебя, зараза! — наконец прорывается злобный рык из гостиной. После слышится глухой удар и новые порции брани.       Мы одновременно и резко посмотрели в одну сторону, потом друг на друга, вытянув лица в удивлении. Первым сорвался с места Чимин. — Что случилось? — Врывается в комнату омега, распахнув дверь настежь. Смотрит поочерёдно то на альфу, то на фанерные детали мебели, разбросанные по полу, и на рядом валяющийся в ногах молоток, а сам Хосок зажимает губами большой палец левой руки, смотря виновато. — Извините, — вынув палец изо рта, начал оправдываться Чон, — что я тут недавно высказался. Так получилось… — А зачем тебе молоток, если все крепления отлично вкручиваются шуруповёртом? — сурово наседает Чимин, хмурит брови, подходя ближе и рассматривая внимательнее поле боя альфы с мебельной конструкцией, собранной наполовину, и переводя тревожный взгляд на его руку. — Дай сюда! — хватает её, несмотря на сопротивление со стороны Хосока, пытающегося выдернуть конечность обратно. Такой жест его почему-то смутил, и кончики его ушей немного покраснели.       Я же стою в стороне, подперев косяк плечом и сложив руки на груди, улыбаюсь и любуюсь этой парочкой. Как же они подходят друг другу! — Сильно больно? — уже более мягко говорит омега, крутя чужую руку в разные стороны, и как-то машинально начинает дуть на пришибленный чонов палец, при этом ласково поглаживая его ладонью. А альфа стоит, замерев, поджимает губы, нервно сглатывает, всматриваясь в тёмную макушку омеги. Меня здесь как будто и нет рядом. — Н-нет… то есть, нормально всё, — продрав горло, бубнит Хосок, всё-таки вырывая свою руку из крепкого плена моего друга, от чего тот цокает, недовольно закатив глаза. — Так зачем тебе молоток? — не перестаёт дуться Пак. — Где ты вообще его взял? У меня его сроду не было. Только необходимые инструменты для лёгкой работы. — Сходил в машину, взял из багажника. — Присев на корточки, чтобы не сталкиваться взглядом с Чимином и мной, Чон начал бесцельно перекладывать оставшиеся детали из стороны в сторону. — Нужно заднюю стенку прибить, а чем бы, по-вашему, я это сделал? — Поднимает голову, смотрит с претензией на хозяина квартиры. — Да твой водитель – маньяк, Тэ! — как-то нервно усмехается Пак, повернув голову в мою сторону и выпучив на меня шокированные глаза. — Он возит с собой в машине молоток! Я бы на твоём месте его побаивался. Мало ли что у него на уме. — Крутит указательным пальцем возле виска, аккуратно отвернувшись в сторону, чтобы его жест не заметил тот, к кому он относится. — Прекрати, Чимин! — со вздохом приструняю, видя, как альфе стало неловко от такого высказывания в его сторону.       В висках снова застучало, приложив к ним прохладные пальцы, слегка надавливаю, жмурю глаза, — течка вот-вот начнётся в полной мере, и подавители заканчивают своё действие. — Хосок? — Пак привлекает внимание водителя, видимо, заметив моё ухудшающееся состояние. — А как ты смотришь на то, чтобы сходить куда-нибудь? — В каком смысле? — недоумевает альфа, выпрямляясь в спине и смотря на нас с другом поочерёдно. Его настороженное и, в то же время, испуганное выражение лица заставляет меня слегка улыбнуться. — Ну, Тэхён хочет дать тебе несколько дней отгула. — Чимин, сцепив руки за спиной в замок, переминается с пятки на носок, поворачивается ко мне полу боком, и, чтобы Хосок не заметил, заговорщически подмигивает. — Как на счёт того, чтобы провести их со мной? — Это правда? — Хлопает глазами Чон, уставившись на меня. — Ну да, — подыгрываю, поджимая губы, чтобы спрятать довольную улыбку. — Пока Намджуна нет в городе, почему бы и тебе не отдохнуть?! — Я, как-то даже… — неловко чешет затылок, — и не знаю… Не привык. — Соглашайся, Хос! — подначивает Чимин, толкая альфу плечом в плечо. — Со мной весело будет. — Да, Хосок, — киваю, соглашаясь с омегой, — тебе нужен отдых. Я полностью доверяю моему другу и тебе тоже. Вы неплохо проведёте это время. — А если я вдруг понадоблюсь? — хмурится Чон, всё ещё не до конца веря в происходящее. Смотрит на меня с неким подозрением, что я якобы что-то недоговариваю. — Я думаю, справлюсь без тебя в эти дни, — мягко улыбаюсь и чувствую, как низ живота скрутил легкий спазм. Запах резко усилился — стал тягучим и сладким, к лицу прилил жар.       Видимо, альфа это тоже яро почувствовал, с силой сжал челюсти и кулаки, поморщил нос, опустив при этом взгляд в пол. Я же испуганно посмотрел на него, нервно сглотнув подступивший ком в горле. — Видимо, мне действительно стоит взять отгул на несколько дней, — понимая сложившуюся ситуацию, прохрипел Чон. Он шумно выдохнул через нос, от чего я напрягся ещё больше. Собственное дыхание резко участилось — меньше всего именно его мне хотелось ставить в такое неловкое положение. — Извини, — только и произнес я, еле шевеля губами.       Чимин растерянно следит за мной и за реакцией Хосока, тот в свою очередь снова принялся возиться со сборкой мебели, дабы хоть как-то отвлечься от моего запаха, что мгновенно заполнил всю комнату. — Тэ… — на выдохе встрепенулся мой друг. Подошёл ко мне и, схватив за руку, силком потащил обратно на кухню. Усадил меня, еле стоящего на ногах, на стул, и шёпотом добавил: — Выпей ещё подавители, если не хочешь, чтобы тебя изнасиловали в такси, пока ты доберёшься до квартиры Чонгука. — Ты прав, — быстро киваю, лезу в сумку и немедля принимаю препарат.       Всё внутри горит, что хочется принять ледяную ванну и запихнуть в себя несколько кубиков льда. Интересно, расстроится Чонгук или нет, если я предстану перед ним в таком виде? Но меня неумолимо тянет именно к нему. Именно его ласк и объятий в данный момент хочет моя омежья сущность, хоть я и боюсь нашей близости, которой у меня давно не было в полной мере. Конечно, альфа не выставит меня за порог в таком состоянии, но и предугадать его реакцию я не могу. И со своей нерешительностью тоже боюсь, что не справлюсь. Безусловно, волнение перед первым, за долгое время, сексом испытывают все. Незначительное беспокойство естественно и отражает желание показать себя в лучшем свете, продемонстрировать достоинства и сильные стороны, скрыв или минимизировав недостатки. Мои недостатки заключаются теперь в том, что я стесняюсь своего тела, покрытого мелкими шрамами от укусов Намджуна. Теперь предстать обнажённым перед Чоном – непосильная задача для меня. Что, если ему будет противно смотреть на меня такого? — Я вызову тебе такси, — напоминает о себе Чимин, хватая со стола мобильный. — Как только доберёшься, обязательно позвони мне, что всё в порядке! — Подносит трубку к уху и, пока слушает автоответчик, добавляет: — Я бы тебя и сам отвёз, но не хочу этого маньяка, — кивает в сторону гостиной, — который возит с собой зачем-то молоток в багажнике, оставлять в своей квартире одного. Мало ли что…       Молча киваю и, не решаясь снова будоражить рецепторы альфы, дожидаюсь такси, сидя на кухне друга…

🕊🕊🕊

Хочу любить тебя всю ночь, Мгновенья счастья рвать на части. И гнать разлуку нашу прочь… Хочу сгорать в объятьях страсти… Хочу я выпить твой нектар… Слизать живительную влагу, И тела призрачный пожар Кровь превращает мою в брагу. И бродит сладкое вино И свет в глазах твоих струится… Я пленник твой уже давно. Фантазий новая страница. Хочу любить тебя опять. Прелестным телом наслаждаться… В твоих объятиях сгорать И просто-напросто… отдаться…

      На мою удачу, водителем такси оказался пожилой бета, и мой запах его особо не смущал — он только поинтересовался, всё ли со мной хорошо и не нужно ли чего. Я заверил мужчину, что всё в норме и будет ещё лучше, если он немного прибавит скорости, чтобы доехать до нужного места быстрее. Всю дорогу меня не покидало ощущение неловкости, а дурные мысли вновь и вновь посещали мою голову, кружа вороньей стайкой, — как побороть свой страх перед близостью? Всё-таки десять лет разлуки не могли не наложить свой весомый отпечаток на каждого из нас. Особенно на меня. Моя неуверенность в самом себе была настолько явственной, что становилось даже тошно. Если в двадцать пять лет я был более раскрепощён и многого не стеснялся, то теперь, я записал себя в старики, заблаговременно похоронив свой прекрасный внутренний мир, в котором происходит постоянная борьба позитивных и негативных чувств, порождающая внутриличностный конфликт с самим собой и выплескивающаяся во внешний мир соответствующими эмоциями.       Причина этих противоречий не только во мне, внутри меня, но и в самом внешнем мире, что поглощает, затягивает в свои чёрные дыры. Всё, чем человек заполнен изнутри, проявляется во внешнем мире, как отражение в зеркале, оказывая своё созидательное или разрушительное влияние на жизнь человека.       Проблемы многих людей заключаются в том, что они не осознают взаимосвязи между внутренним миром человека и окружающим его внешним миром, не понимают, что причиной их несчастья или же, наоборот, следствием счастья является состояние внутреннего мира, его содержание.       Человеку дана неограниченная свобода в выборе того, чем он наполнит свою внутреннюю сущность. В своем внутреннем мире, в своем маленьком государстве, он — полноправный правитель, хозяин, творец и созидатель своей жизни. И только от него самого зависит, какую жизнь он захочет себе создать, — счастливую, благополучную, гармоничную; наполненную позитивными мыслями и желаниями, позитивным восприятием и ощущениями, чувствами и эмоциями, морально-нравственными ценностями и постоянным стремлением к знаниям.       Огни моего внутреннего мира давно погасли, но где-то в глубине, на самом дне, ещё тлеют маленькие фитильки, мелко искрятся, прилагая последние силы, чтобы вновь разгореться. Я верю, что смогу снова их разжечь, дайте только толчок, тот стимул и стремление, ради которого стоит начать жить заново. Начать окрашивать свой серый мир в прежние яркие краски, а из разрушенных руин попробовать снова что-то построить.

♪♬♫ Richard Marx — Right Here Waiting

      Квартира Чонгука полностью пропахла им, что немного, но успокаивает меня. Наверное, я совсем обезумел, раз купил по дороге бутылку шампанского и фрукты: крупный виноград, клубнику, малину под белым шоколадом, персики, абрикосы и ананасы, порезанные сразу порционно. Я далеко не романтик, всем этим всегда занимался альфа, когда звал меня к себе, но сейчас хочется хоть как-то создать приятную атмосферу. Мой запах снова усилился, приобрёл лёгкий сливочный оттенок и, смешиваясь с кофе, создал безумный, мягкий и нежный аромат капучино. Консьерж на входе любезно пропустил меня, совершенно не беспокоясь о безопасности квартиры, в которую пришёл незнакомый омега с большим бумажным пакетом в руках. Наверняка он меня запомнил, когда мы приходили вместе с Чонгуком, поэтому приветливо улыбнулся и без проблем впустил внутрь, открыв дверь.       Не знаю, когда Чонгук вернётся, но нужно себя чем-то занять, отвлечься. Веду себя по-хозяйски в «чужой» квартире. Нахожу в нижнем ящике стола на кухне небольшое ведёрко для шампанского, из холодильника достаю лёд, отношу всё это добро в гостиную и расставляю на столике возле дивана, вместе с фруктами, положив их на отдельные тарелки, рядом ставлю два бокала. Совсем наглею, решив достать из шкафа чонову рубашку. Несколько секунд нюхаю её, жадно втягиваю его запах, уткнувшись лицом в мягкие складки ткани. Губы самопроизвольно растягиваются в улыбке, на душе становится теплее от этого родного, давно забытого благовония. Прикрыл глаза и мечтательно вздыхаю — как же я соскучился по нему! Только сейчас отчётливо понимаю, что именно с Чонгуком я чувствую себя по-настоящему живым и совершенно забываю о прошлом и о своём возрасте, но маленькие отголоски неуверенности всё же скребутся на душе.       Понимаю, что нужно расслабиться — снимаю свою одежду, оставаясь только в нижнем белье, потому что жар с новой силой расходится по всему телу, оставляю вещи на пуфе в спальне альфы и, надев его широкую рубашку, что мешковато висит на мне, возвращаюсь в гостиную.       Без труда открываю шампанское, наливаю половину бокала, отхожу к окну, включив приятную музыку на чоновом проигрывателе. Открыл первый попавшийся трек, совершенно не задумываясь, какая песня начнёт звучать: Нас разделяют океаны, и день за днем Я медленно схожу с ума. Даже твой голос в телефонной трубке Не излечит от этой боли. Раз наши встречи так редки, Как мы можем говорить, что это навсегда?       Сердце болезненно сжалось — Чонгук слушал недавно эту песню? Время, что было нам отпущено, Я почему-то считал бесконечным. Я слышу смех, чувствую слезы на губах, Но не могу приблизиться к тебе.       Зажмуриваю глаза, давая выход слезам. Где бы ты ни была, Что бы ты ни делала, Я буду ждать тебя здесь. Чего бы это ни стоило, Даже если сердце мое будет разбито, Я буду ждать тебя здесь. Буду ждать тебя…       Оставляю трек на повторе, вытираю влагу с лица ладонью, громко шмыгаю носом...       Буду ждать тебя…       "Я все эти годы ждал и любил только тебя". — Чонгук, — шепчу в пустоту, глотая вновь нахлынувшие слёзы от понимания того, почему именно эта песня звучала у альфы и сохранилась последней в списке. Закусываю губу, сдерживаюсь, чтобы окончательно не разреветься. — Я тоже ждал…       Уже близится вечер, и Чон должен вот-вот прийти. Я не стал писать ему и предупреждать о том, что вот так, без спроса, заявлюсь к нему — хотел сделать сюрприз. Делаю мелкий глоток, игристый напиток приятно щиплет в горле, глубоко вздыхаю, пытаясь привести мысли в порядок.       Страшно.       Волнение из-за моих шрамов никуда не уходит, оседает мелкой пылью в лёгких, от чего становится труднее дышать. Чонгук любит меня, но сможет ли он закрыть глаза на то, каким теперь стало моё тело? И не только тело. Мне будет трудно вступать с ним в интимные отношения, потому что считаю, что вызывать физическое влечение могут только молодые, стройные и упругие тела. Какие у меня отношения с собственным телом? Чем больше о нём заботишься, прислушиваешься к нему и обращаешься с ним по-дружески, тем больше оно «умнеет» и тем увереннее мы себя чувствуем. В противном случае — это тяжкий и непосильный груз, с которым, как тебе кажется, ты не справишься и который не под силу тебе тащить.       Я давно настроился на то, чтобы попробовать вновь сойтись с альфой, попробовать вернуть наши прежние отношения, построить семью… Семью. А смогу ли я теперь подарить альфе полноценную семью? С той атмосферой, что присуща каждой нормальной, счастливой семье, с детьми. Где звонкий детский смех будит по утрам, а маленькие ручки нежно и любяще обнимают… Всматриваюсь в горизонт заходящего солнца, ещё немного отпивая из бокала, глаза начинает щипать от опять подступившей влаги.       "Ты нужен мне, как закату горизонт"…       Прикрываю веки, проглатываю в очередной раз слёзы и слышу, как щёлкает замок в двери. Внутри всё падает в пропасть с громогласным гулом. — Тэхён? — Слышу настороженно из прихожей. Сердце забилось в бешеном ритме.       Чонгук не торопясь заходит в комнату, а я боюсь повернуться и посмотреть ему в глаза. Снова отпиваю шампанское, но делаю уже более глубокий глоток. У меня ощутимый жар, но в тоже время начинается мелкая дрожь, когда чувствую, как Чонгук становится позади меня, прижимаясь грудью к спине. Дыхание сбивается окончательно от его усилившегося запаха — он почувствовал мой сладко-сливочный шлейф и наверняка обо всём догадался. — Как ты пробрался сюда, маленький проказник? — с лёгкой усмешкой раздаётся шёпот возле моего уха. Слышу, как альфа громко втягивает воздух через нос, рядом с моей шеей. — Я, — нервно сглатываю, не решаясь повернуться, — хотел сделать тебе сюрприз. — Голос предательски дрогнул, дыхание стало более шумным от такой близости. Я перестаю себя контролировать, того и гляди, сейчас наброшусь на альфу, но последними остатками поплывшего сознания тяну себя за поводок. — Тебе это удалось, — всё тем же томным шёпотом проговаривает Чон. Прижимается горячими губами к пахучей желёзке на шее, руками за талию обнимает, устраивая ладони на моём животе, к себе ближе прижимает.       Вновь прикрываю глаза, веки чуть подрагивают, склоняю голову к плечу, давая больший доступ для непрекращающихся поцелуев.       И всё, как тогда…       Ворох мурашек пробегает по коже, я даже чувствую, как они проступают на ней. Ноги становятся ватными, а тело перестаёт быть мне подвластным. Хочу снова отдать его во владение Чонгука, но боюсь. Моё разомлевшее состояние тут же приходит в норму, когда ощущаю, как одна рука альфы хочет пробраться под подол рубашки. Хватаю его за запястье и тут же напрягаюсь всем телом. — Извини, что пришёл без спроса, да ещё и в таком состоянии. — Всё же решаюсь и поворачиваюсь в кольце чоновых рук, пригубляя шампанское. Заглядываю в глаза и тону в этой чёрной бездне возбуждения и умиротворения. — Если ты пришёл, чтобы всё-таки поговорить о том, о чём я тебе обещал рассказать, то… — Изучающе-блудливым взглядом окидывает меня с головы до ног, толкнув при этом щёку языком изнутри. — Ты выбрал не самый подходящий наряд для разговора. — И не самый подходящий момент, если ты не заметил, — смущённо улыбаюсь, выпутываюсь из крепких объятий и отхожу к столику, чтобы добавить себе золотистого напитка, и наливаю второй бокал для Чона. — Заметил, — констатирует он и снова подходит сзади. Обнимает одной рукой за живот, во вторую принимает бокал от меня. — И чувствую, что разговора у нас не состоится сегодня. Я это понял ещё с порога. — И не только сегодня. Я планировал отложить его, хотя бы на три дня. — Не поворачиваюсь, сам прижимаюсь плотнее к мощной груди и слегка оттопыриваю зад, упираясь им в лёгкое возбуждение альфы, отчего тот приглушённо рычит возле моего уха. Это заставляет меня улыбнуться, закусив губу, и ещё сильнее упереться в чужой пах, а рука альфы сминает рубашку в кулаке в области моего живота. Инстинкты постепенно просыпаются, и я окончательно теряю над собой контроль, когда чоновы губы опять прижимаются к шее, оставляя влажный след — Чонгук тоже еле контролирует себя. — По какому поводу шампанское? — между короткими поцелуями в области шеи осведомляется Чон. Проходится влажным языком по коже и снова целует, а я моментально превращаюсь в мягкую глину, готовый растечься и распластаться в его руках. — Мне нужно было расслабиться. — И практически залпом осушаю бокал. Нервы постепенно снова натягиваются. — Я это заметил. — Оторвавшись, наконец, от вылизывания моей шеи, Чонгук быстро выпивает свою порцию. Хватка на моей талии чуть ослабевает, выпутываюсь из объятий, но не до конца, чтобы наполнить бокалы по новой. — Ты сильно напряжён. — Обе руки альфы обхватывают меня сзади за бока, слегка сминают их, пока я наклоняюсь к столику и тянусь за бутылкой в ведёрке со льдом. Чонгук резко впечатывается своим пахом в мой зад, отчего я глухо выдыхаю, внизу живота мгновенно тяжелеет и приятно тянет. Моя стойкость трещит по швам, а желание растёт, как температура в зной. — Ты боишься меня, Тэ? — Не тебя. — Выпрямляюсь, возвращаю полный бокал альфе и снова прижимаюсь спиной к его груди, ища в ней опору, стараюсь сохранять невозмутимое спокойствие. Игристые пузырьки уже дают о себе знать, ударяя в голову. — Точнее… Я не знаю. — Пожимаю плечами, опустив голову. — Ты же вроде хотел расслабиться, неужели шампанское не помогает?! — Судя по всему, не настолько, как хотелось бы.       Чон протягивает руку с бокалом к моему, они соприкасаются, стекло звонко стучит друг об друга. — За нас? — проговаривает тост альфа, оставляя нежный поцелуй на моей полыхающей щеке. Жар разрастается по всему телу неимоверно быстро — течка. — За нас! — улыбаюсь в ответ и выпиваю вместе с ним наполовину.       Песня продолжает прокручиваться на репите, а слова застревают в голове ледяным осколком, но я не решаюсь спросить, почему Чонгук слушал именно её в последний раз. И так всё понятно без слов — ждал. — О, разве ты не видишь, детка? Ты сводишь меня с ума. — Слышу тихое, хриплое подпевание со стороны альфы, и мы начинаем одновременно покачиваться в такт музыке. Мне очень хорошо сейчас рядом с ним, и кажется, что этих десяти лет разлуки и вовсе не было. Старые болезненные воспоминания постепенно растворяются, как краска в стакане с водой, и хочется нарисовать новые, свежие, наполненные весельем и яркими событиями, что надолго останутся в памяти. — Хочу тебя! — тяжело выдыхает Чонгук, едва касаясь губами края уха, на мгновение остановившись. Его дыхание горячее, но оно пускает мириады мурашек по моей коже и словно плавит её. — Шампанское вскружило тебе голову? — положив голову на плечо альфы, промурлыкал я, растягивая губы в пьяной улыбке. Прикрыв глаза, вдыхаю блаженный аромат кофе, начинаю постепенно расслабляться. — Ты кружишь её похлеще любого алкоголя. — Осушает бокал до дна, ставит его на столик рядом и, отобрав мой из рук, отправляет его туда же. Обнимает обеими руками за талию, кладёт подбородок на плечо. — Так, что тебя тревожит? Если это из-за разговора, то… — Тшш. — Резко разворачиваюсь и, не обращая внимания на лёгкое головокружение, прижимаюсь к его губам своими. Обнимаю за шею, к себе притягиваю и тут же углубляю поцелуй, распаляя тем самым и себя, и альфу. Хочется тепла — обыкновенного, человеческого, трепетного, такого нужного в данный момент.       Провожу языком между его губ, чуть прикусываю нижнюю и тут же её затягиваю. Чон кусается в ответ сквозь улыбку, но не сильно, а лишь слегка зажимает мои губы зубами. Ощущаю усилившуюся хватку на талии одной рукой, вторая скользит вниз, лениво оглаживает одну ягодицу, сминает её, заставляя меня тихо простонать в чужие губы. Мы оба немного пьяны, наши запахи смешались, заполнив комнату приятным горько-сладким ароматом, что оседает на рецепторах и неимоверно заводит. Течка вновь даёт о себе знать, растекаясь горячей лавой по телу. — Давай оставим все разговоры на потом?! — Первым отстраняюсь, с влажным звуком, смотрю поплывшим взглядом. — Я так долго этого ждал, совершенно не надеясь на то, что смогу снова прикоснуться к тебе. — Пальцами перебираю мятные волосы на загривке, чуть щекоча кожу. — Ответь мне на один вопрос, — приподняв уголок губ, в подобии улыбки, шепчет альфа прямо в мои губы. — Почему мне от тебя сносит крышу? — Кокетливо улыбаюсь, закусив губу. Вожделение благоухает во мне, смешиваясь с алкоголем, как первые цветы сакуры по весне. — Разве это законно? — Это уже второй вопрос.       Оба пьяно смеёмся, и я вновь тянусь за поцелуем, притягивая альфу к себе за шею. Поцелуй становится влажным, более пошлым, даже горячим. Хочу отключить свои страхи, и физически это уже почти получилось, но не морально. В голове всё ещё стоит кирпичный блок, который нужно разбить кувалдой на мелкие кусочки, в пыль. И, возможно, у Чонгука это получится, если я сам это позволю. Он подхватывает меня на руки, я тут же по инерции обхватываю его талию ногами, и, не переставая глубоко целовать, несёт меня в сторону спальни, зачем-то прихватив с собой ведёрко со льдом, при этом аккуратно придерживает меня под ягодицы одной рукой.       Опускает меня на пол, рядом с кроватью на тумбу ставит ведёрко. В следующую минуту сильные руки альфы блуждают по всему моему телу: лопатки, поясница, ягодицы, бока; и когда, после поглаживания моих бёдер, его ладони скользят под рубашку, я снова напрягаюсь, но не останавливаю. Кровь внутри будто закипает, бурлит, разнося лихорадочное возбуждение по всему телу. Я громко дышу, практически задыхаюсь от контраста наших взбудораженных феромонов, прикрываю глаза, запрокинув голову назад, — даю полноправный доступ к шее. Чонгук покрывает её нетерпеливыми поцелуями, к себе теснее прижимает, впиваясь пальцами в мягкие бока, растягивает кожу. Стон. Едва уловимый, но достаточный, чтобы альфа зарычал. Малость прикусывает кожу возле пульсирующей венки, в себя сильнее вжимает. — Ты сводишь меня с ума! — Горячие губы касаются кромки уха, а пламенное дыхание пробирает до костей. После снова впивается ими в поцелуе, глубоко проникает языком в мой рот, и я отвечаю так же напористо.       Он тянется к пуговицам на рубашке, пытается расстегнуть первые, но от перевозбуждения движения получаются дёрганными. Я тоже жажду прильнуть к его телу, обласкать каждый сантиметр, покрывая поцелуями, и снова борюсь с собой, сглатывая ком в горле, когда чоновы губы вновь переползают на шею с другой стороны, неуклюже мазнув по скуле. — Чонгук… — томно выдыхаю, зарываясь пальцами в чужие волосы, чуть оттягиваю у корней.       Он справляется с рядом непослушных пуговиц и уже порывается распахнуть полы рубашки, но я останавливаю его, хватаясь ладонями за запястья. Альфа замер и поднял голову — дыхание прерывистое, взгляд поплывший, в чёрной бездне мерцают звёзды, щёки чуть румяные, волосы взъерошены, а губы алые, как лепестки роз, — ему как будто снова двадцать. Он хмурится, смотрит с полным непониманием от моих действий, а я опускаю глаза, продолжая держать его руки в некрепкой хватке. Ничего не говоря, Чонгук досадно поджимает губы, аккуратно высвобождает свои руки из моих дрожащих ладоней и принимается расстёгивать свою рубашку. Мы всегда могли понимать друг друга без лишних слов, общаясь на ментальном уровне. И сейчас, альфа, расправившись со своей одеждой, просто молча, пристально и сосредоточенно смотрит мне в глаза и снимает её, кидая в изголовье кровати, а я опускаю взгляд на его «прекрасное» тело, и в моих лёгких мгновенно заканчивается кислород от увиденного. Его тело, его когда-то привлекательная, сильная, накаченная грудь, с красивыми чёрными рисунками тату, испещрена множеством мелких и крупных шрамов, переходящих на живот и бока. — Боже! — болезненно срывается с моих губ, на последнем издыхании, а глаза заполняются слезами. — Откуда они у тебя? — Рука самопроизвольно тянется к уродливым рубцам, которых сразу и не сосчитать. Подушечками пальцев еле касаюсь самых выделяющихся, в области сердца, — два шрама крест на крест. — Если мы решили отложить наш важный разговор на некоторое время, — серьёзно произносит Чон, — то о происхождении этого… — Взглядом окидывает своё тело, опустив голову, и берёт мою руку в свою ладонь. — Ты тоже узнаешь позже.       В голову сразу закрадывается липкая мысль — это моя вина! Теперь обстоятельства того, почему Чонгук стал таким странным, постепенно проясняются. Проглатываю слёзы, жмурю глаза до белёсых пятен перед закрытыми веками, — мы оба разрисованы «знаками», но смысл и природа их появления у каждого свои. — Прости, — неосознанно шепчу, не открывая глаз. — Это не твоя вина. — Моя рука сжимается в чужой сильнее, подносится к губам, которые оставляют трепетный поцелуй на внутренней стороне ладони.       Это не моя вина, но мне трудно в это поверить, и почему-то кажется, что Намджун в этом замешан, хоть я и не решаюсь об этом спросить напрямую — все разговоры отложены на потом.       Изранены не только наши тела, но и рваные лоскуты душ соединены и сшиты неровными швами.       Собираюсь с духом, дыхание от накатившей паники участилось, отнимаю свою руку и неторопливыми движениями, прилагая титанические усилия над собой, стаскиваю с себя рубашку, неряшливо роняя её на пол. Отворачиваюсь, всё так же с прикрытыми веками, в ожидании закусываю губу. Я не вижу лица альфы, не вижу, какими глазами он сейчас смотрит на меня, но всем своим существом ощущаю, что он злится, — его запах резко усилился и стал горьким, обжигает лёгкие. Слышу, как шумно он дышит, словно загнанный зверь. Резким рывком меня притягивают к себе и крепко обнимают за плечи. В моих глазах снова слёзы, давящие спазмом на горло. Утыкаюсь носом в чоново плечо, обнимаю в ответ за талию и издаю тихий всхлип, ощущая родное тепло и заботу. Не знаю, как можно пережить Такую любовь. Но, если, в конце концов, я останусь с тобой, Я свой шанс не упущу… — Я люблю тебя, Тэ! — хрипит альфа, впиваясь пальцами в мою кожу, стискивает в стальных объятиях. — И ты всё так же прекрасен для меня! — Ты для меня тоже. — Мне всегда была важнее твоя внутренняя красота, ты же знаешь, а с остальным мы справимся. Вместе. — Слышать эти слова от него странно, но приятно. Такое впечатление, как будто он всё знает обо мне, — знает, что происходило со мной все эти годы, откуда у меня эти шрамы и как я себя некомфортно чувствую рядом с ним.       Внутренний мир, давно похожий на руины, покрыт заскорузлой пылью и пеплом.       Мы оба изранены и душой, и телом, но мы, как и прежде, нуждаемся друг в друге и способны исцелить каждого из нас. Не хочу вновь бередить старые раны из прошлого, снова ковырять эти болячки, копаться в себе и в Чоне, пытаясь достать со дна что-то сокровенное, что-то доселе неизведанное и хранящее много тайн. Мне не нужна та правда, что он хочет мне поведать, я хочу жить заново — здесь и сейчас. Рассыпаться в его объятиях, умирать и снова воскресать, делясь своей свежей, молодой жизненной силой. — Чонгук? — М? — А зачем тебе лёд? — Хотел поэкспериментировать немного, — тихо усмехается, отстраняя от себя, заглядывает в глаза — миллионы созвездий отражаются в этих магических чёрных озёрах Хогвартса. Делает милый жест, заправляя одну выбившуюся прядь моих волос за ухо, и тут же шепчет в него: — Тебе должно понравиться. — Тоже мне, чокнутый профессор, — улыбаюсь в ответ, отпуская ситуацию.       Чувствую очередную волну возбуждения, когда Чонгук опускает руки на мои ягодицы, жмёт их ладонями и увлекает в новый страстный поцелуй, постепенно наваливаясь сверху и укладывая меня на кровать. Обвиваю его ногами, скрещивая щиколотки на пояснице, руками в плечи впиваюсь, спускаюсь ладонями на лопатки и ощущаю под пальцами ещё одни шершавые неровности. Хмурюсь, но поцелуй не разрываю. Вожделение и дикие эмоции в который раз разгораются огненным цветком во мне, щекоча все внутренности языками пламени, пробираются наружу, плавят и накаляют кожу. Любимые руки изучают моё тело, ласкают и проходятся там, где мне было стыдно открываться, но теперь я раскрыт и больше не вижу смысла зажиматься. Это всё тот же альфа, всё тот же, мой Чонгук, что любит меня по-прежнему, несмотря ни на что. Чуть подаюсь бёдрами навстречу, вжимаясь своим пахом в возбуждение альфы, и чувствую, как моё бельё промокает ещё больше, неприятно прилипая к коже. Чонгук целует властно, глубоко, уверено проникая языком внутрь, щекочет нёбо, заставляя меня тихо простонать. Я чувствую силу альфы, чувствую его неудержимый напор и, как и прежде, готов отдаться ему без остатка. Раствориться в лучах его любви и нежности. — Ты весь горишь, — выдыхает Чон, прервав поцелуй. — Попробуем тебя охладить?       Вопросительно смотрю на него, немного запыхавшись, но от жеста, указывающего на то, что мне нужно перевернуться, подчиняюсь и ложусь на живот, подмяв под себя подушку. — Что ты хочешь сделать? — Вопрос остаётся без ответа, только слышу, как шуршит лёд в ведёрке, а после, позади меня проминается матрац под тяжестью чужого тела. — Просто расслабься.       В следующую секунду по позвоночнику, сверху вниз, испытываю прохладное покалывание, что отдаётся током до кончиков пальцев. Вздрагиваю, но попыток отстраниться не предпринимаю — приятно, хоть и неожиданно. От контраста температур с моей разгорячённой кожей кубик льда тут же тает, и водяные струи стекают по спине на бока, скапливаются в ложбине поясницы, когда Чонгук начинает вырисовывать невидимые мокрые узоры там. Чуть приспускает моё бельё, и тонкая струйка стекает между ягодиц. Закатываю глаза под закрытыми веками от странных ощущений и эфемерного удовольствия. Моё дыхание размеренное, но сердце готово выпрыгнуть. В очередной раз вздрагиваю, ощущая горячий, влажный язык альфы, проходящийся по одной из половинок. Он поднимается вверх, слизывает талую воду на спине, а после Чонгук поднимается выше, покрывая спину, лопатки и шею лёгкими невесомыми поцелуями. Я полностью расслаблен, но зудящее ощущение в проходе с новой силой даёт о себе знать, и моё тело требует альфу внутри, от чего конечности слегка немеют, а по коже пробегает табун мурашек, вплоть до макушки. Лицо горит, и жар доходит до кончиков ушей.       Чонгук стоит на коленях по обе стороны от моих бёдер, не давая тем самым мне свободно двигаться, спускается тем же путём, но уже крепче прижимаясь губами к коже, буквально присасывается к ней, следом ведёт ещё не до конца растаявшим кусочком льда. Слегка приподнимаю таз кверху, тут же упираюсь в чонов пах, а его твёрдая плоть, ярко ощущаемая даже через ткань брюк, аккурат впечатывается между влажных половинок, от чего альфа глухо рычит и чуть прикусывает кожу между лопаток. Хихикаю, уткнувшись в подушку. Прекрасно понимаю, что данный жест болезненный для него, потому как собственный член, прижатый к матрацу, ноет и просит ласки. — Шалим, значит?! — смеётся он, перехватывает меня под живот и резким движением переворачивает на спину. Ойкаю и хохочу уже более заливисто от едва уловимой щекотки на моих боках.       Остатки от кубика льда тут же улетают куда-то в сторону, звонко стукнувшись об паркет, альфа хватает меня за запястья и фиксирует руки над головой. Этот жест меня ещё больше распаляет и возбуждает, от чего я шире раздвигаю колени, впуская Чона на свою территорию. — Как же я хочу сделать тебя своим! — хрипит Чон, невесомо касаясь губами пахучей железы. Я внутренне ощущаю, что его ведёт от смешения наших запахов, что, кажется, даже воздух вокруг нас стал более плотным, разряженным. — Так сделай! — недолго думая, решительно заявляю, впритык прижимаясь к его обнажённой груди своей. Выпутываю руки из захвата, и обнимаю за шею ещё крепче, будто хочу слиться с ним воедино, стать одним целым, неделимым. Хочу втереть его запах себе под кожу, всего альфу полностью, чтобы никогда не разлучаться и полноправно владеть друг другом.       Чонгук поднимает голову, смотрит на меня расфокусировано и медленно моргает — не показалось ли ему, то что он услышал? — Мы и так потеряли столько времени, — продолжаю, облизав губы, смотрю уверенно в глаза. — Так есть ли смысл ещё ждать?       Чон довольно улыбается — не ожидал услышать от меня такое откровение, припадает к моим губам, и я утопаю в требовательном, жадном поцелуе.       И всё, как тогда…       Как в наш первый раз. По сути, это и есть наш первый раз после длительной разлуки. Я словно заново учусь ходить после крупной аварии и долгого пребывания на больничной койке — сознание плывёт, силы покидают, но нужно сделать первые уверенные шаги, чтобы вновь налить тело и душу силой. Заново учусь раскрываться и раскрепощаться перед альфой, когда ощущаю его сильные пальцы в своём проходе, а его губы и руки не перестают настойчиво ласкать моё тело. Он сам жалобно стонет, жадно целует, покусывает и тут же зализывает мои соски, каждый поочерёдно, не переставая двигать пальцами внутри. От этих ощущений низ живота напрягается, заполняясь приятной тяжестью, и я двигаю бедрами навстречу, пытаюсь насадиться глубже, зарываюсь тонкими пальцами в густые высветленные волосы на затылке. Тихо постанываю, буквально скулю от того, как хочется намного больше, чем просто пальцы альфы. Хочется ощутить его самого, его твёрдую, разгорячённую и пульсирующую плоть внутри себя и жаркие объятия. Хочется, как и тогда, — рассыпаться, превращаясь в прах, и заново возрождаться, но уже совершенно новым, не таким как прежде: забитым, загнанным, потерянным в этом мире.       Мы оба сгораем в колдовском огне, что разгорается в нас с мгновенной скоростью, когда Чонгук, наконец, заполняет меня собой, гулко выдохнув, и делает первые неторопливые толчки. Долгожданное ощущение счастья разливается по всему телу, оплетает его, как ядовитый плющ, пропитывая кровь эйфорией, как от самого сильного наркотика, что формирует связь с рецепторами, вводя в состояние полного удовлетворения.       Мне нужна доза тебя, — каплю яда по крови — разогнать до предела… Я готов умереть… Властвуй, терзай, люби моё тело...       Кровать тихо поскрипывает от каждого движения, от каждого проникновения, и размеренного толчка, будто просит пощады и одновременно служит нашим алтарём для жертвоприношения, на котором мне не жалко сгореть. Моё сознание полностью отключено, есть только инстинкты и непреодолимое желание, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась. Чтобы через несколько дней мне не нужно было возвращаться в тот дом, что служит для меня клеткой, и смотреть в глаза зверя, чьим пленником я был столько лет. Чтобы никогда не уходить от Чонгука, наслаждаясь его любовью, непрекращающимися ласками, поцелуями и тем, как он постепенно набирает темп, глубоко входит в меня, вырывая громкие и хриплые стоны из моей груди. — Ещё… — шепчу сквозь всхлипы, прижимаясь плотнее к горячему и вспотевшему телу. — Пожалуйста, быстрее! — Впиваюсь короткими ногтями в плечи альфы, и они тут же соскальзывают по мокрой коже вниз, до предплечья. Любуюсь им и не могу отвести глаз: как перекатываются его мышцы, когда он выпрямляется и, держась на вытянутых руках, ускоряет темп толчков, смотря мне прямо в глаза; как лоснится его смуглая кожа в лучах заходящего солнца, что пробираются сквозь неплотно задёрнутые шторы, и танцуют на чёрных нательных рисунках; как спадают на глаза влажные, длинные, мятные пряди, обрамляя его острые скулы; как полыхает его звериный взгляд, от которого не скрыться и не спрятаться даже во мраке.       Мы оба тяжело дышим, наши легкие словно сжались и забились, не давая вздохнуть полной грудью, а моё собственное тело натянулось, как тетива на луке, и я изящно выгибаюсь в спине от крупной головки, проходящей целенаправленно по простате. Стон. Всхлип. И в уголках глаз скапливаются алмазные слёзы, но не от боли, а от распирающего чувства наслаждения и забвения. Оба сильно вымотались, моя голова идёт кругом, последние капли алкоголя уже давно выветрились, но прерывать данное безумство не торопимся. Чонгук снова замедляется, наклоняется и впивается в мои губы своими, глубоко и влажно целует, а я отвечаю со всей страстью, на которую только способен, чтобы дать ощутить, насколько я нуждаюсь в нём. Насколько мои чувства искренние, насколько они обнажены перед ним сейчас. Я таю, как первый снег, который от соприкосновения с ещё тёплой землёй мгновенно превращается в воду, отдаю себя без остатка и принимаю такую же жертвенность от Чонгука. Жадно ласкаю его крепкий торс ладонями, — провожу по лопаткам, рельефному прессу, тянусь к накаченным ягодицам и чуть сжимаю их — не хочу выпускать из объятий. Зарываюсь пальцами во взмокший загривок, притягиваю сильнее к себе, и коленями в бока впечатываюсь, тихо поскуливая в поцелуй. Как же мне этого не хватало. Как же я соскучился по этому телу, по этим ласкам и чувствам, будоражащим всё моё нутро. — Хочу, чтобы ты попрыгал на мне сверху, — шепчет он, на выдохе сбитого дыхания, оторвавшись от моих, наверняка, уже припухших и раскрасневшихся губ.       Молча киваю, потому что хочется беспрекословно подчиняться именно ему, и если сходить с ума, то только с этим альфой. Мы меняем позу, и пока я усаживаюсь на крепкие бёдра, в мою голову приходит одна мысль, которая Чону может не понравиться, но озвучивать её я не стану. Просто сделаю так, как мне хочется, как я давно задумал.       Снова заполняю себя альфой, откидываю голову назад и, громко простонав от сладостных ощущений внутри, томно прикрываю глаза. Чувства пронзили тело множеством тончайших иголок, распространяясь колкими импульсами в каждый уголок и пробирая до крупных мурашек.       Уперевшись руками назад в чужие чуть приподнятые бёдра, начал не спеша двигаться, приподнимаясь и опускаясь до основания, постепенно наращивая темп. Чонгук подмахивает навстречу, делая проникновение более глубоким, ощутимым, и я начинаю снова задыхаться от нахлынувших эмоций. — Как же ты прекрасен! — с тяжёлым придыханием ласкает Чон, придерживая меня под коленями. — Ты очень красивый, Тэ! Самый красивый, самый сексуальный и только для меня!       Эти слова вселяют в меня ещё больше уверенности, заставляя расслабленно улыбнуться и посмотреть на горящий и пожирающий взгляд альфы. Мы оба тонем в пучине страсти, изредка выныриваем наружу, чтобы сделать спасительный вдох и вновь окунуться с головой в тёмную бездну. Цепляемся друг за друга, поднимаемся на поверхность и тут же утаскиваем друг друга вниз на самое дно, теряя разум, теряя последние остатки самообладания. Погружаемся в безумство, сцепляясь руками, сцепляясь сердцами, сцепляясь душами, сцепляясь судьбами… Внутри всё горит, плавится, стягивается в тугие узлы и сладко тянет внизу — разрядка уже близко.       Наклоняюсь вперёд, нежно целую два самых больших и глубоких шрама, после укладываюсь на широкую, высоко вздымающуюся грудь альфы, давая полное право неистово входить в меня, доводя нас обоих до сладостной истомы. Он обнимает меня в ответ, вплотную к себе прижимает, ускоряя движения бёдрами, а я прислушиваюсь к его усилившемуся сердцебиению, как он утробно рычит, словно обезумевший, и роняю мелкие капли из глаз. Пошлые шлепки, пошлые мокрые звуки разлетаются по комнате, смешиваясь с нашими стонами и тяжёлым дыханием.       Воздух пропитан похотью и горячим сексом… — Люблю тебя, — как сквозь туман шепчу в чужое плечо, обнимаю крепче. — Люблю…       Оргазм накрывает меня в одночасье, крупно дрожу, громко простонав его имя. Лёжа на Чонгуке, пальцами в его кожу впиваюсь и тут же рядом прикусываю, но не сильно, не до отметин. Тело мгновенно расслабляется, превращаясь в ватное, разум тут же пустеет, теряюсь в пространстве, но продолжаю ощущать быстрые и в то же время хаотичные толчки какое-то время, а после горячее семя полностью заполняет меня изнутри.       Подняться нет сил, но, превозмогая усталость титаническими усилиями воли, привстаю, опираясь о грудь альфы ладонями. Смотрю на него хмуро, но уверенно, не спешу слезать, дожидаясь образования узла. Чонгук смотрит в ответ растерянно и как-то напряжённо, но я, ничего не говоря в ответ, просто утвердительно киваю, давая понять, что принял верное решение. Альфа не против, хотя мы оба понимаем, к чему может привести сцепка во время течки, но я хочу этого и готов рискнуть, несмотря на свой возраст. Он лишь расслабленно улыбнулся и притянул обратно к себе, укладывая мою голову на свое плечо. — Я люблю тебя, — раздаётся тихий, осипший шёпот, и мягкие губы целуют мой взмокший висок. — И буду любить вечно! — Я буду любить бесконечно…       Несколько дней рядом с Чонгуком пролетели незаметно. Мы практически не вылезали из кровати, а попытки встать на следующий день, чтобы сходить в душ и после что-нибудь поесть, привели к тому, что всё закончилось сразу «десертом». Инициатором был снова я. В один из заходов в сексе он всё-таки сделал меня своим — я настоял. Метка расцвела красивым узором на шее — моё эго было довольно, когда я смотрелся в зеркало и улыбался как идиот. Я принял стойкое решение, что, вернувшись в дом Кима, соберу свои вещи и осведомлю его о том, что ухожу от него и подаю на развод. Страх перед этим альфой уже давно погас, теперь в моей груди полыхает совершенно другой огонь, вселяющий уверенность, и он не обжигает, а разливает приятное тепло.       Мой телефон так и пролежал в сумке все эти дни на беззвучном, а когда я собрался уходить и проверил его на наличие звонков или смс, то от Чимина были сотни пропущенных и небольшое количество сообщений. Ответил сразу, что всё со мной хорошо. Теперь. От Намджуна тоже было несколько звонков, но перезванивать я не кинулся, решив, что в этом нет смысла, а хочу просто заявить о своём решении прямо с порога. — Может, я всё-таки поеду с тобой? — подперев косяк в прихожей плечом и следя за моими сборами, беспокоится Чонгук. В его взгляде я вижу искреннее переживание, но вспомнив шрамы на его теле, о причине появления которых приблизительно догадываюсь, я строго запретил ему ехать со мной. Впервые в жизни я должен разрешить свои проблемы сам, не прячась и не сбегая от них, несмотря на то, какие последствия они повлекут за собой. — Нет, Чонгук! — Полностью собравшись и обувшись, подхожу к альфе. Обнимаю за талию, пробравшись ладонями под домашнюю футболку, прижимаюсь на мгновение к его подбородку губами. — Я должен расставить все точки сам. Не хочу больше быть слабаком и убегать от проблем, прячась за чужими спинами. Мы достаточно настрадались, пора бы уже подвести всё к концу. — Я не хочу тебя отпускать. Не сейчас. — В чёрных любимых глазах мелькнула тоска, смешанная с болью, и Чон нежно обнял меня за плечи. — Может, твои вещи привезёт твой водитель? А мы, наконец, поговорим?! — Не говори глупостей! — фыркаю, насупив брови. — Всё будет хорошо, я уверен! Я вернусь к тебе уже завтра, и тогда мы обязательно поговорим. И не только о той правде, которую ты так рвёшься мне рассказать, но и нашем будущем.       «Всё будет хорошо, Чонгук. Я в этом уверен. Намджун обещал помочь.        Я ему не доверяю…» — Если что, со мной рядом будет ещё один альфа, который «тоже» сможет меня защитить. — В который раз пытаюсь убедить Чонгука, ища в его глазах понимание и доверие. — Он хороший друг и помогал мне не раз за всё это время. — Хотелось бы в это поверить. — Его губ коснулась тёплая улыбка, взгляд тоже стал более ясным. Тяжело и глубоко вздохнув, он продолжил: — Ну, раз рядом с тобой есть ещё один защитник. — В голосе проскальзывают нотки ревности, он хмурит брови и уже не улыбается, поджав губы. — Тогда я буду спокойно тебя ждать. — Ты ревнуешь? — с усмешкой изумляюсь. Чонгук, оказывается, бывает забавным в такие моменты! — Не то, чтобы… — Перестань! — Несильно бью ладошкой по груди, от чего альфа наигранно выражает чувство, что от этого жеста ему больно, и забавно ойкает. — Хосок – хороший альфа. И за всё время, что он был рядом со мной, ни разу не предпринял попыток поприставать. Мы просто хорошие друзья. — Да неужели?! — ехидничает Чон, щурит глаза и как-то лукаво улыбается, вскинув одну бровь. Молча киваю в ответ, опустив взгляд, но моё лицо, почему-то, заливается румянцем. Стеснительно перебираю пальцами складки на его футболке, закусив губу, прячу улыбку. Почему этот альфа всегда может меня смутить, даже в таких глупых вопросах?! — Ну, тогда я тем более спокоен. — Я думаю, что вы тоже могли бы подружиться. — Смотрю исподлобья, как провинившийся ребёнок.       Чонгук медленно облизывает губы, после закусывает нижнюю и как-то однозначно кивает, иронично хмыкнув. — Если что-то пойдёт не так, обязательно позвони мне или напиши, — уже более строго предупреждает альфа, поглаживая мою щёку тёплой ладонью. Его ненавязчивые прикосновения меня успокаивают, и я становлюсь полностью в себе уверенным. — Я люблю тебя, — мягко проговариваю, подняв голову полностью и притянув Чона к себе за шею. — Я буду ждать тебя. Здесь, — шепчет в ответ он, ласково прикасаясь своими губами к моим.

🕊🕊🕊 ♪♬♫ Matt Ryder — A New Way Home

У лжи — широкая дорога, У правды — узкая тропа. Ложь языков имеет много, А правда на слова скупа. Ложь — это скользкие слова, Но заползут в любые уши, А правда — тонкая струна, Но пробивается сквозь души...

      Позвонив Хосоку сразу же, как только я вышел от Чонгука и спустился на лифте вниз, я даже не стал беспокоиться о том, что предстану перед альфой в той одежде, в которой он видел меня несколько дней назад. Я полностью пропитан запахом кофе, поэтому что-либо скрывать больше нет смысла. Не думаю, что мой друг меня осудит и уж тем более в чём-то заподозрит, — в измене. Мне скрывать больше нечего. Я полностью открыт, я заново переродился, и мой внутренний мир постепенно приобретает яркие, сочные краски, а новые крылья с лёгкостью возносят в самую высь, не встречая больше никаких преград в виде тяжелых цепей, сковывающих меня все эти долгие годы.       Я счастлив.       Останавливаясь возле бордюра, Чону пришлось несколько раз посигналить, чтобы привлечь моё внимание. Облокотившись о столб спиной, возле крытой автобусной остановки, и пригревшись от тёплых солнечных лучей, я полностью погрузился в свои мысли, что не заметил, как подъехала машина. — Как дела? — бодрым голосом спрашивает альфа, удивлённо на меня посмотрев, когда я сел в машину не как обычно, на заднее сидение, а рядом с ним. — Вижу, всё хорошо? — окинув пристальным косым взглядом, улыбается он. — Всё замечательно! — выпаливаю я, пристёгивая ремень. Прекрасно знаю, что сейчас на моём лице играет довольная улыбка, хоть лимон ешь, но я не могу ничего с собой поделать. Эмоции переполняют меня, что хочется с кем-то поделиться частичкой этого буйства. — Намджун уже приехал? — узнаю совершенно спокойным и ровным голосом, даже скорее более безразличным, хотя ответ знаю наперёд. Хосок кивает, коротко на меня посмотрев, и вновь устремляет сосредоточенный взгляд на дорогу. Но краем глаза я уловил, как его скулы напряглись, желваки заиграли, а взгляд стал более суровым. Что-то случилось или так проявляется его острая неприязнь к альфе? — Как прошли эти дни в компании с Чимином? — Хорошо, — снова кивает Чон, заметно расслабляясь и растягивая губы в улыбке. Видимо, действительно, время, проведённое с моим другом, было для него приятным и не потраченным впустую. — Даже очень. — Оу! — тут же оживился я, повернулся полубоком, чтобы лучше видеть лицо альфы. — У вас проснулась симпатия? — Можно и так сказать, — соглашается без тени сомнения, и в этом ответе я слышу невозмутимую уверенность. Но кончики ушей альфы немного покраснели, и это очень мило. — Я очень рад, — улыбаюсь ещё шире, принимая прежнее положение на сидении. Понимаю, что все интересующие меня факты их свиданий так просто из альфы не вытянуть, даже стальными клещами, и решаю больше не давить на него – потом выспрошу всё у Чимина. Уж он-то молчать точно не будет!       Дальнейшая поездка проходит в молчании — Хосок думает о чём-то своём, но почему-то расспросами меня не заваливает. Да и нужны ли они, когда моя довольная физиономия говорит сама за себя?! Плюс от меня пахнет чужим альфой, а из-под воротника рубашки красуется свежая метка. Чон не любопытничал никогда, где я был и с кем мог проводить время, с тех самых пор, как только мы вернулись в Корею. Для меня это кажется странным, и уже не в первый раз я изумляюсь такому поведению с его стороны. Но в то же время, я считаю, что просто альфа не любит лезть в чужую жизнь и копаться в грязном белье, предпочитая оставаться на нейтральных берегах в своих мыслях и при своём мнении, которые он «никогда» не озвучивает.       Никогда не говори никогда…       Его уверенность и самообладание подкупают — Чонгук стал таким же. Уже не в первый раз я нахожу много сходств между этими альфами, как будто они братья, но очень далёкие братья, и похожесть их заключается больше в приоритете духовных ценностей над материальными, нравственных основ жизни над любыми политическими и экономическими интересами. Чётко проявляется личное совершенствование каждого, независимость мышления, внутренняя целостность, самодостаточность и полное отсутствие стяжательства.       Когда мы подъехали, свет в доме горел только в нескольких окнах на первом этаже. Мы добрались только к вечеру, потому что мне срочно нужно было заехать к своему знакомому доктору, чтобы кое о чём проконсультироваться, и откладывать я это не хотел из-за того, что сильно переживал. Хосок ожидал меня в коридоре и, как всегда, лишних вопросов не задавал, но и не поторапливал. — Мне пойти с тобой? — настороженно осведомляется альфа, заглушив мотор и посмотрев на меня. Почему-то загонять машину в гараж он не стал, и этот вопрос ставит меня в тупик. Он знает что-то, чего не знаю я, и хочет от чего-то обезопасить, поэтому оставляет автомобиль на улице, чтобы быть наготове? Возможно, я опять себя накручиваю, но эта недосказанность, витающая в воздухе как едкий смог, наводящий лёгкое удушье, уже изрядно надоела.       Сокрушённо вздыхаю и, откинувшись затылком на подголовник, прикидываю, как мне быть: позвать Чона с собой, чтобы уж наверняка перестраховаться или же просто попросить ненавязчиво быть рядом, но не на глазах Кима? — Я думаю, что справлюсь, — натянуто улыбаюсь, добродушно похлопав его по руке.       Внутри скручивается жуткий ком страха, который я тут же пытаюсь растворить своей боевой уверенностью, что должна подействовать, на лучший исход разговора с Намджуном. Альфа лишь поджал губы и согласно кивнул, отворачиваясь в сторону лобового стекла. Когда я подошёл ко входной двери, он остался сидеть в машине.       Набрав в лёгкие воздух, толкаю дверь, прохожу внутрь. Как я и ожидал, свет от настольных ламп горит только в гостиной, и, на удивление, дом кажется пустым — прислуги нигде не видно, хоть время ещё и не позднее для сна. В помещении изрядно накурено, в камине потрескивают сухие поленья, нарушая тугую тишину. Сердце начинает трепыхаться, как бешенное, заводится адреналином от накатившего чувства страха и неотъемлемой паники. Сжимаю и разжимаю похолодевшие ладони в кулаки, дыхание стало прерывистым, нервно сглатываю и прохожу дальше к лестнице. Всё будет хорошо, мы просто поговорим! Негативная атмосфера буквально давит на кожу, а едкий табачный дым, смешанный с запахом альфы, щекочет рецепторы. Намджун сидит в кресле напротив камина, положив ногу на ногу, а руки сцеплены в замок на колене. На нём домашний халат и брюки, рядом на столике стакан, наполненный на половину янтарной жидкостью, и пепельница, заполненная до краёв. Как долго он так сидит? Его хмурое лицо, подсвеченное оранжевым светом от огня, кажется дьявольски устрашающим, а в глазах мерцают языки пламени и напоминают несокрушимые недра преисподней. Взгляд тяжёлый, немигающий, и от этого вида становится жутко. Глубокие морщины отчётливо проглядывают на смуглой коже, особенно в уголках глаз и напряжённых, поджатых в одну полоску губ — отбрасывают свою тень, делая его ещё старше. Лёгкая, трёхдневная щетина дополняет образ раздавленного человека. Он выглядел совершенно по-другому четверо суток назад, а за эти дни словно постарел на два десятка лет. Альфа смотрит в одну точку, отчуждённая гримаса тут же сменяется на гневную, и его кадык резко дёргается при сглатывании — он учуял чужой запах… — Явился? — не отрываясь от разглядывания того, как огонь поедает древесину, сквозь зубы процедил Джун. — Как давно ты приехал? — мой голос слегка надломился – смотреть на него такого просто невыносимо. Весь его подавленный и сломленный вид заставляет меня чувствовать вину. Но я тут же гоню от себя эти мысли, заполняя голову совершенно другими картинками — шрамами на чужом теле. — Какая тебе разница? — Поворачивает голову в мою сторону, усмехается, лениво вскинув веки. Я стою в нескольких шагах от него, уцепившись руками за перила, а он морщит нос, выдвинув челюсть вперёд, как будто от меня несёт помойкой. — Ты весь провонял им, как дешёвая подстилка!       Им? Значит, альфа узнаёт этот запах и мои догадки на его счёт оправданы?! Смотрю на него испугано и злобно одновременно, прищурив глаза и нахмурив брови, а ногтями ковыряю лакированную поверхность поручня, вымещая тем самым на ней свою нервозность. Хочется вонзить их в его кожу и исполосовать точно так же, оставляя незаживающие раны глубоко и надолго. Навсегда. Если бы я мог, пустил бы яд по его венам, чтобы так же мучился, сгорал в агонии от боли и от осознания неизбежного хаоса внутри. Чтобы кровь превратилась в кислоту, выжигала и растворяла весь организм без остатка, до последней клетки. Гнев закипает во мне, как лава в жерле вулкана, и теперь мне не жалко альфу. Тот вид, в котором он сейчас пребывает, — в этом виноват он сам.       Впервые в жизни во мне проснулось дикое желание убить кого-то… — Я догадывался, — хмыкает Джун, отворачиваясь обратно и беря в руки стакан с недопитым алкоголем. Делает глоток, разбалтывает на дне остатки вместе со льдом, следя за тем, как жидкость закручивается в воронку. — Стоило нам вернуться в страну, и ты сразу прыгнул в чужую койку! — Возвращает на меня презренный взгляд, смотрит, как на что-то грязное и мерзкое.       А мне смешно от его слов. Таким я себя считал раньше, когда предал любимого человека, а впоследствии он пострадал и даже, возможно, чудом остался жив. — Да будет тебе известно, — тихо усмехнувшись, проговариваю я, начиная медленно подниматься по ступенькам лестницы. Смотрю с опаской прямо в глаза хищника, коим сейчас является Джун, а на губах играет торжествующая улыбка. — Я прыгнул в свою койку. Чужой она была с тобой все эти годы, что ты издевался надо мной.       Мои слова, произнесённые с гордо поднятой головой, очень сильно задели альфу, будто самый острый самурайский меч разделил его надвое, заставляя разваливаться и разрушаться ещё больше. Я это заметил по мгновенно сменившемуся выражению его лица: челюсть снова выдвинулась вперёд, ноздри расширились, глаза покраснели, словно налились кровью, и взгляд стал уничтожающим — он не ожидал от меня такого красноречия, надеясь, что я, как и прежде, буду покорным и послушным во всём, тотально подчиняясь. — И да, — дополняю, постепенно поднимаясь наверх, смотрю с вызовом, не переставая самодовольно улыбаться, тем самым раздражая и выбешивая Намджуна ещё больше. — Я ухожу от тебя и подаю на развод. — Ещё шаг, и я почти в своей комнате. — А кто сказал, что я тебя отпускаю? — рычит альфа, вставая с кресла, и медленно двигается в мою сторону. Мой пульс участился. — А я не спрашиваю у тебя разрешения. — От страха голос немного подсел и стал скрипучим. Ещё шаг, и приходится пятиться назад, ища следующую ступеньку на ощупь. — Я ставлю тебя в известность. — Грязная потаскуха! — произнесено с ненавистью и сквозь плотно стиснутые зубы.       Стакан вместе с жидкостью летит в сторону камина, ударяется об кирпичный угол, и тишину помещения разрезает звон битого стекла. Тёмная фигура мгновенно приближается, преодолев ступеньки в несколько широких шагов. Толком не успеваю сориентироваться, широко распахнув глаза от ужаса, как оказываюсь прижатым спиной к последним ступенькам на самом верху лестницы, а на моей шее тут же сомкнулись чужие ладони. — Потрахался со своим сосунком и хвост распушил?! — Горячее дыхание вперемешку с табаком и алкоголем обжигает моё лицо, а в глазах напротив только бездонный кратер, полный безумства. Сильные пальцы впиваются в моё горло, острыми клинками вонзаются в тонкую кожу, натягивают её, рвут плоть, полностью перекрывая кислород. Взгляд альфы мельком падает на то место, что начинает жечь и щипать от натирания, и, презренно фыркнув, он продолжает, усиливая хватку: — Он даже метку успел тебе поставить?! Как самонадеянно, присваивать себе шлюху.       Лицо Намджуна, искажённое чудовищной гримасой, начинает плыть перед глазами, пытаюсь бороться с ним, но альфа намного сильнее, и тем более он сейчас в состоянии аффекта, и абсолютно себя не контролирует. Пытаюсь сделать хоть один вдох, но тщетно — лёгкие сдавливает жуткий спазм, сознание постепенно проваливается в темноту, и где-то на периферии слышу еле уловимые слова: — Нужно было твоего ублюдка собственноручно придушить в палате ещё тогда, в Лондоне, а не надеяться на тех идиотов, что я к нему подослал!       Через ускользающее сознание впиваюсь ногтями в чужую горячую кожу на запястьях, давлю настолько, насколько позволяют покидающие меня силы, и, возможно, даже прорываю её, пуская струйки крови, но моё собственное тело начинает неметь, я практически ничего не ощущаю.       Намджун слишком сильный…       Борюсь, пытаюсь брыкаться, вяло дёргаю ногами, но получается слишком слабо и неумело. Я не в состоянии с ним справиться, лишь открываю и закрываю рот, в надежде поймать хоть каплю кислорода. Из груди вырываются безжизненные хрипы, и моя беспомощность только забавляет альфу, отчего его кривая ухмылка превращается в сытый оскал. — Хочешь уйти от меня? — Лицо моего мучителя оказалось слишком близко к моему — очертания не чёткие, но дьявольский блеск в глазах я вижу отчётливо, и та глубокая темнота, о которой я мечтал ранее, теперь меня пленит. — Ты уйдёшь следом за своими родителями и своего Чонгука тоже с собой заберёшь! Я всё-таки доведу начатое дело до конца!       Последняя мысль, мелькнувшая в голове, — это досада, что я не смог всё решить сам. Не смог сохранить свою жизнь, за остатки которой я сейчас так отчаянно цепляюсь, ощущая ватное распирание в области головы, шум в ушах и непроглядный мрак перед глазами с белыми вспышками. Вот в чём минус быть омегой — ты никогда не будешь в состоянии за себя постоять, защититься и спасти свою жизнь, какой бы никчёмной она тебе ни казалась.       Моя хватка на руках альфы постепенно ослабевает, ноги перестают дёргаться в жалкой попытке скинуть с себя тяжёлое чужое тело, горячие слёзы отчаяния стекают по вискам.       «Прости меня…» — хрипит моё сознание, веки тяжелеют, в моих лёгких не осталось ни капли кислорода.       Я всё-таки жалкая пташка, возомнившая себя гордой птицей, что может подняться высоко в небо, легко расправить крылья и, распарывая поток встречного воздуха, взлетать всё выше и выше. Лететь и наслаждаться яркой свободой, не боясь снова оказаться в клетке на привязи.       Прости меня, Чонгук… Я снова всё разрушил… Не успел насладиться новой жизнью… Не успел ощутить счастье и подарить его тебе…       Резкий толчок, глухой удар где-то над моей головой. Ещё до конца не потеряв сознание, замечаю, как сдавливающие ощущения на шее пропадают, и я могу сделать полноценный, спасительный вдох. Жадно хватаю воздух ртом, кашель раздирает горло, голова идёт кругом, шум в ушах и не думает прекращаться, но я пытаюсь перевернуться на бок, чтобы было легче дышать и откашляться. — Тэхён! Вставай, нам нужно уходить! — Как сквозь толщу воды слышу знакомый голос, и чьи-то руки пытаются помочь мне подняться.       Всё ещё пытаясь вобрать в лёгкие больше воздуха, неуклюже поднимаюсь, опираясь на подставленную руку, и только спустя какое-то время вижу, сквозь помутневшую пелену на глазах, Хосока перед собой. Он тянет меня за локоть вниз по лестнице, аккуратно придерживает за него, а во второй руке я замечаю пистолет, направленный в сторону Кима. Тот, пребывая полулёжа на полу возле лестницы, опирается на руки позади себя, не сводя испепеляющего взора с нас. — Ты как, сможешь сам идти? — не переставая тянуть на себя, волнуется мой друг, так же не сводя пристального взгляда с альфы.       Мой голос ожидаемо пропал, и получается только слабо кивнуть в ответ и пробовать двигаться дальше, кое-как переставляя ноги, цепляющиеся друг за друга. Держусь одной рукой за горло, ощущая фантомное прикосновение от чужих рук, и с тревогой смотрю на оружие в руке Чона. Хочу сказать, что Намджун не стоит того, чтобы губить свою жизнь, вешая на себя клеймо убийцы, но всё, что я могу, это крепко сжать чонову руку, держащую пистолет и жалобно посмотреть в глаза. — Ты совершаешь большую ошибку, — шипит Джун и дёргается, порываясь встать. — Советую Вам оставаться на месте, господин Ким, — парирует Хосок, заводит меня за спину и подталкивает к выходу. — Если не хотите получить дыру в голове. — Тебя посадят, если ты убьёшь неприкосновенное лицо. Хочешь? — скалится альфа. — Тогда валяй! — До поры до времени Вы неприкосновенны, — усмехается Чон, и я поражаюсь его спокойствию и хладнокровию, что он сохраняет в данной ситуации. — Сколько верёвочке не виться, а конец будет. Все ваши махинации и тайны скоро раскроются. И боюсь, что поста президента Вам не видать, как своих ушей.       Гнев в глазах Кима мгновенно сменился на непонимание и страх, он часто задышал и раскрыл рот в немом вопросе. Он так и остался сидеть на полу, следя за тем, как мы отходим к спасительной двери.       Мы так и пятимся оба назад, а дуло пистолета всё это время направлено в одну сторону. Хосок держит оружие уверенно, рука не дрожит, чего не скажешь обо мне, — поджилки трясутся, в голове туман и страшно хочется пить.       Щелчок, и вот мы выходим наружу. Хосок активно подталкивает меня к воротам, после помогает сесть на переднее сидение и пристегнуть ремень.       В голове полнейшая каша и вакуум от увиденного и услышанного. Я словно нахожусь не здесь, в какой-то прострации, и не понимаю, куда альфа меня везёт, ведь я так и не смог произнести ни единого слова и сказать, куда меня отвезти. Точнее к кому.       Чонгук.       Единственное имя, крутящееся на языке, но произнести его я не могу. Не получается. Проглатываю скопившиеся слюни, превозмогая болезненные ощущения в горле, отрешённо смотрю в окно, прислонив лоб к стеклу, и сквозь затуманенное сознание замечаю знакомые окрестности. Хосок будто прочёл мои мысли, но откуда он может знать, где живёт Чонгук? — Ты как, в норме? — мельком взглянув на меня, переживает он, сосредоточенно следя за дорогой и выжимая скорость на всю.       Коротко и неуверенно киваю, обхватив себя за плечи. Дрожь не проходит, и дело тут вовсе не в прохладном вечернем ветре. Чувство страха не хочет меня отпускать из своих ледяных объятий. Я всё ещё слабо ощущаю своё тело, но пытаюсь, впиваясь пальцами в кожу сквозь тонкую рубашку.       Нужно было твоего ублюдка собственноручно придушить в палате ещё тогда, в Лондоне, а не надеяться на тех идиотов, что я к нему подослал!       Теперь картинка постепенно проясняется, и мне становится понятно, откуда у альфы шрамы на теле. Слёзы снова текут по моим щекам — он чуть было не погиб по моей вине. Только сейчас я понимаю, что даже если бы мне и удалось высвободиться из рук Джуна, то позвонить кому-либо, чтобы позвать на помощь, я попросту не смог бы — телефон вместе с сумкой остались лежать в салоне автомобиля.       Молюсь на интуицию Хосока, что он всё-таки оказался, как всегда, рядом в нужный момент.       Мы остановились возле дома Чонгука. Хлопаю глазами несколько раз, перевожу встревоженный взгляд на альфу. — Я поднимусь с тобой, — безапелляционно заявляет он, помогая мне отстегнуть ремень.       Выходит первым, открывает дверь с моей стороны, протягивает ладонь, и я, опираясь на неё, вываливаюсь бесформенным слабым куском.       Всю дорогу, что мы идём до подъезда, заходим в лифт, а после подходим к квартире Чона, ни я, ни Хосок не проронили ни слова. Я, понятное дело, молчу — голос ещё не хочет возвращаться, но почему альфа, видя мой растерянный и взволнованный взгляд, ничего не объясняет?       Давить на звонок даже не пришлось, дверь сама быстро открылась. — Тэхён! — с трепетом и тревогой в голосе выдыхает Чонгук, притягивает меня к себе и тут же обнимает, одновременно затаскивая в квартиру. — С тобой всё в порядке? — Чуть отстранившись, хмурится, заглядывает в лицо. Жадно бегает по нему глазами, и они останавливаются на моей шее. Я рефлекторно прикрываю её дрожащей рукой, боязливо косясь на Хосока. Почему? Как он узнал? Лицо Чонгука вмиг темнеет и искажается злобой. — Спасибо, Хо! — не выпуская меня из своих рук и повернувшись к альфе, благодарит он, совершенно не обращая внимания на то, как округлились мои глаза от удивления. — Да не за что, — лениво отмахивается тот, покосившись на меня.       Я же в свою очередь сказать ничего не могу, только глупо хлопаю глазами, переводя их с одного на другого, а кожу на щеках стянуло от высохших влажных дорожек. И видимо моё недоумение на лице читается отчётливо, отчего, продрав горло, Хосок предложил: — Думаю, вам нужно поговорить. — Чонгук, грузно вздохнув, молча кивает, соглашаясь с его мнением. — Тогда я пойду. Если что, звони. И… ты знаешь, где меня найти. — Хлопает дружески по плечу, ещё раз кидает на меня виноватый взгляд, разворачивается и выходит за дверь.       Всё ещё не понимая сложившейся ситуации и действий обоих альф, уже хмуро и с упрёком смотрю на Чонгука, нерушимым взглядом давая понять, что жду конкретных объяснений. — Кофе? — учтиво осведомляется он, поджимает губы и закрывает дверь на замок.