это — наш обет

— Не могу поверить, что продержался здесь целый год, — посмеивается Вэй Усянь. Они с Цзян Чэном собирают вещи в комнате, где прожили прошлый год. — Я тоже, мы все удивлены, — ехидничает Цзян Чэн. — Я уверен был в том, что в первую же неделю тебя с криками выпнут отсюда. Или ты, отведав местной еды, сам попытаешься сбежать. Еда здесь отстой. — Да-а, верно подмечено, — соглашается Вэй Усянь. Он вновь пережил адские муки; хотелось настоящей еды, которая подпитывала бы его жизненными силами, но нет, снова не в этот раз! Даже посещения Цайи не утоляли голод Вэй Усяня в достаточной мере. Скоро же… скоро он вернётся в Пристань Лотоса. И он чувствует, что не готов к этому. Вэй Усянь достаёт мешочки со специями из тайника, которые они тщательно ото всех прятали, потирается щекой о грубую текстуру холщи. — Ах, сладко-пряная юньмэнская еда, как я по тебе соскучился! Где мы поедим в первую очередь, Цзян Чэн? В рыбном ресторанчике на пристани? Отведаем утку с имбирём? Мясные шарики на пару с рисом? Или сразу перейдём к десертам, например, рисовым пирожным с лотосовой начинкой?.. — А-цзе убьёт тебя, если первым, что ты попробуешь по возвращении, будет не её стряпня, — Цзян Чэн непроизвольно облизывается. — Я сам умру, если первым будет её стряпня, — серьёзно отвечает Вэй Усянь. Его сердце не выдержит. Прошёл год, а он всё ещё не придумал, как вернуться назад, и скоро произойдёт то, чего он боялся больше всего. Он не знает, что ему делать, когда он вновь увидит Пристань Лотоса, живых дядю Цзяна и шицзе, но… пока одна его половина боится, вторая — отчаянно желает. Если это сон, он возьмёт из него сполна. Но также Вэй Усянь знает: это не сон. И сам он — не трус, ему незачем сбегать. Сбегать от шанса взглянуть на старый дом в том виде, в котором он отпечатался на сердце? До того, как он был затоплен кровью и погребён под пеплом? Не встретиться с семьёй, которая в его воспоминаниях давным-давно была мертва? Вэй Усянь хочет увидеть их, это будет больно. Настолько, что Вэй Усянь думает, что не переживёт. Вэй Усянь с трепещущей нежностью оглядывает минималистичную комнату в последний раз. В прошлом он провёл здесь всего три месяца, а потом его выгнали. А Цзинь Цзысюаня, конечно же, даже не отстранили на денёк-другой. Но Вэй Усяню это было неважно: тогда он только рад был покинуть Облачные Глубины и ускользнуть от их клятых правил. В улыбку Вэй Усяня закрадывается причудливость. Он не испытывает к Облачным Глубинам неприязни, наоборот, его забавляет то, что в конце концов он остался здесь жить, что тогда не было чем-то неожиданным. Если бы он рассказал об этом себе в молодости, тот рассмеялся бы ему в лицо. — Я буду скучать по этому месту, — Вэй Усяню до сих пор иногда странно просыпаться по утрам в этих Облачных Глубинах, в которых рядом нет Лань Чжаня, где за Вэй Усянем не бегают с просьбами помочь в учёбе младшие, с которыми он занимался и играл, а старшие не изучают под его руководством талисманы. Вэй Усянь безумно по ним скучает, но большинство из них ещё даже не родились. Чёрт, да некоторые из их родителей ещё даже не родились! — Пусть и этот факт заставляет меня чувствовать себя безумно старым. — Когда а-цзе увидит, что ты дремлешь посреди дня, подумает, что ты болен, — говорит Цзян Чэн. — Я всё ещё думаю, что это место изменило тебя. — Ты тоже изменился, — Вэй Усянь корчит лицо. — Ты стал скучнее. — Вэй Усянь! Он смеётся, берёт последний мешок со своими вещами и вырывается из комнаты, Цзян Чэн спешит за ним по пятам, преследуя его с намерением повалить на землю и хорошенько наподдать. У него пока нет Цзыдяня, что терзал бы воздух за спиной Вэй Усяня, поэтому дразнить малыша Цзян Чэна так забавно! Вэй Усянь скучал по товарищеским отношениям с братом. Там, далеко вперёд во времени, они слишком стары для подобных игрищ. С тех пор, как Цзян Чэн сразился с невероятно сильным демоническим чудовищем, целью которого был один из небольших вассальных орденов Юньмэн Цзян, его подводила левая нога. Чудовище едва её не оторвало, но то, что после этого Цзян Чэн лишь прихрамывал, свидетельствовало о его высоком совершенствовании и силе. Здесь всё не так. Здесь, в этом новом мире, они оба безрассудно молоды и здоровы. Вэй Усяню нетрудно было привыкнуть, принять эту энергию, которую даровала ему юность. Так что Вэй Усянь, захлёбываясь свежим и чистым воздухом, без остановки бежит до доков, где приглашённых учеников ждут лодки, готовые отвезти их домой. Он удивлён, но рад видеть, что Лань Ванцзи пришёл проводить их. Он стоит рядом с Лань Сичэнем, который что-то тихо ему говорит, молчит, как и всегда, просто кивая или качая головой в ответ. — Лань Чжань! — конечно, Вэй Усянь спешит к нему. — Мне так грустно с тобой расставаться. В Юньмэне полно красивых девиц, но ни одна из них не сравнится с тобой в красоте! — и подмигивает. Ах, как ему нравится смущать Лань Ванцзи, тот так очаровательно заливается румянцем и краснеет кончиками ушей, хотя остальное его лицо остаётся бесстрастным; к несчастью для Лань Ванцзи, Вэй Усянь знает каждую его чёрточку и знает, что сказать и где искать реакцию на свои слова. Он беспечно смеётся и машет Лань Ванцзи рукой. — Шучу-шучу! Но я действительно буду скучать по Гусу. Здесь так хорошо, так тихо! И легко найти местечко, где можно хорошенько отоспаться! — Тебе нужно с осторожностью выбирать место для сна, — казалось бы, Лань Ванцзи его ругает, но на деле же он просто беспокоится. — Да ладно тебе, Лань Чжань! Хороший сон укрепляет дух. Знаешь, что одно из лучших времён для сна — это когда адепты Гусу Лань упражняются в музицировании? Вы играете так прекрасно, ваша музыка услаждает слух, так что под неё нетрудно заснуть, — говорит Вэй Усянь, не высказавшись, что младшие ученики, измываясь над инструментами, нередко издают звуки, схожие с кошачьими по весне; безбожных визгов достаточно, чтобы Вэй Усянь ворочался во сне, но недостаточно, чтобы этот старик проснулся. Когда Лань Ванцзи это понял, то озаботился и спросил, хорошо ли Вэй Усянь себя чувствует. Наконец, Цзян Чэн нагоняет его, но молчит, всего лишь наблюдая за тем, как Вэй Усянь говорит. А Вэй Усянь переводит взгляд то на него, то на Лань Ванцзи. И улыбается. Он разрывается, разрывается, разрывается, потому что так скучает по своему Лань Чжаню! Этот человек — не его Лань Чжань, но всё ещё Лань Ванцзи, маленький ребёнок, подавленный и закрытый, и только Вэй Усянь знает, как залечить и успокоить раны, которые пульсируют в его груди. Он знает, как заставить Лань Чжаня вздыхать, смеяться, улыбаться, жить… Сейчас у него нет привилегии сделать это, но может быть, он мог бы заслужить её вновь? Он может открыть своё сердце Лань Ванцзи, вручить ему его и попросить принять, сделав то же для него взамен. Они могли бы быть до сумасшествия влюблены друг в друга. Однажды это уже случилось. Но Цзян Чэн тоже тут, рядом с ним, ожидающий, пока они возвратятся домой, в Юньмэн Цзян, в Пристань Лотоса, что сожжена дотла и существует только в воспоминаниях Вэй Усяня. Он может вернуться туда, и на этот раз суметь сохранить её, защитить. Вэй Усянь так хочет увидеть Пристань Лотоса, но так страшится, что не сумеет сохранить спокойствия, когда она предстанет перед глазами. Что будет, если он бросится к Лань Ванцзи и откажется покидать его?.. — Надеюсь, ты знаешь, что всегда можешь приехать в Пристань Лотоса, когда выдастся возможность, — с безграничной мягкостью произносит Вэй Усянь. — Я знаю, что ты занят, поэтому не буду приглашать тебя прямо сейчас. Но, пожалуйста, помни, что для нас будет честью увидеть тебя снова и принять у себя. Пристань Лотоса — это… Она… она особенное для меня место. Я хотел бы показать тебе её. Все остальные словно впадают в ступор, а Вэй Усянь улыбается ещё шире. — Мгм. Напишу перед тем, как нанести визит, — заявляет Лань Ванцзи. Лань Сичэнь изумлённо сощуривается, а Лань Ванцзи этого не замечает. Или, возможно, радостно думает Вэй Усянь, разглядев пылающие уши Лань Ванцзи, он просто слишком смущён, чтобы отвечать на вопросы брата. — Второй молодой господин Лань! Ты мне льстишь! Право, ты слишком добр! В память о нашей дружбе я буду хранить каждое твоё письмо… — Прекрати это! — шипит Цзян Чэн. Лань Ванцзи, не обращая на него внимания, кивает Вэй Усяню. Затем делает глубокий вдох и вдруг запускает руку в рукав, чтобы достать из него аккуратно запакованный свёрток. Вэй Усянь смутно припоминает день, когда они вместе спускались в Цайи. Лань Ванцзи тогда своим видом высказал, что не хочет говорить о сделанной покупке, и Вэй Усянь оставил его в покое. — Для тебя, — говорит Лань Ванцзи. Вэй Усянь ошарашенно моргает, глядя на него. — Для меня? — переспрашивает он, принимая свёрток из протянутой ладони. Лань Ванцзи кивает ещё раз, и Вэй Усянь слишком ошеломлён, чтобы различить что-либо, кроме широкой ухмылки Лань Сичэня и шокированного взгляда Цзян Чэна. Вэй Усянь осторожно разворачивает тонкую бумагу, и взгляд его впивается в нефритовой амулет нежного оттенка цветущей орхидеи, предназначенный служить подвеской к флейте; поверхность его украшена тончайшим вытисненным орнаментом в виде лотоса. — Когда найдёшь её, — поясняет Лань Ванцзи. — О, — издаёт Вэй Усянь, едва дыша. Он обессилен. Подарок. Он получил подарок от Лань Ванцзи. Вэй Усянь прижимает его к груди. Улыбается Лань Ванцзи, чьи полыхающие мочки ушей едва видны под волной тёмных волос. — Спасибо, Лань Чжань. Наступает момент тишины, наполненной обещаниями Вэй Усяня и Лань Ванцзи, и неловкостью, исходящей от Цзян Чэна и Лань Сичэня. Последний прочищает горло и стремительным шагом подходит к Лань Ванцзи ближе, любезно сказав: — Я уверен, что лодки готовы к отплытию, молодой господин Вэй, молодой господин Цзян. Вы оба всегда можете посетить Облачные Глубины, мы будем рады видеть вас здесь. — Счастливого пути, — опускает Лань Ванцзи. Цзян Чэн, до сих пор слабо соображающий, машинально отвечает на добрые пожелания, Вэй Усянь позволяет говорить ему за них двоих, выкрав это время для того, чтобы налюбоваться Лань Ванцзи. И только когда Цзян Чэн грубо дёргает его за локоть, с разума Вэй Усяня спадает счастливая дымка, в которой он растворялся. Он идёт за Цзян Чэном, постоянно оборачиваясь к Лань Ванцзи. — Не забывай кормить кроликов каждый день! — кричит Вэй Усянь, уже забравшись в лодку. Он поднимает руку вверх. — Не балуй их! И никаких угощений по случаю, иначе они растолстеют! У Лань Сичэня не получается скрыть смешок, Лань Ванцзи же этот смешок игнорирует, сосредоточенно глядя на Вэй Усяня, ведь тот прямо на его глазах достаёт кувшин вина и отпивает из него, когда лодка отчаливает. Вэй Усянь собирался смотреть на Лань Ванцзи до тех пор, пока тот не пропадёт из виду, но Цзян Чэн толкает его в плечо, окидывает изучающим взглядом и говорит: — Не могу поверить, что ты на самом деле дружишь с Лань Ванцзи. — И почему же в это сложно поверить? — отвечает ему Вэй Усянь и снова поворачивает голову к Лань Ванцзи. — Потому что он придурок, — Вэй Усянь хмурится, потому Цзян Чэн смягчается: — Холодный придурок со всеми, кроме тебя. — Он кажется тебе скучным, да? — Лань Ванцзи скучен только для тех, кто не видит его настоящего. Он умеет дразнить в ответ, шутить и даже позволяет Вэй Усяню вытворять разные шалости. У Лань Ванцзи очень сухой юмор, но он каждый раз заставляет Вэй Усяня глупо хихикать, стоит ему услышать, как его Лань Чжань тонко и изящно насмехается над кем-нибудь. Не то чтобы он часто это делает, ведь он благородный господин. Но когда это происходит, Лань Чжань просто бесподобен. — Он просто застенчивый, вот и всё. — Застенчивый? — повторяет Цзян Чэн. Вэй Усянь тоскливо выдыхает, когда вместо Лань Ванцзи начинает видеть лишь речной пейзаж. И чувствует укол сожаления; он должен был попроситься остаться. Это не его Лань Чжань, но это всё же Лань Ванцзи, милый и отстранённый, ещё не обиженный миром, и Вэй Усянь мог бы защитить его. Но он не может ничего требовать от Лань Ванцзи, по мнению большинства у него также нет причин остаться в Облачных Глубинах. Вэй Усянь напоминает себе об этом вновь и вновь. Это не его Лань Чжань; это не его Лань Ванцзи. — М-м, ему нужно время, чтобы открыться другим людям, — говорит Вэй Усянь через несколько мгновений. — Я не знаю, сможешь ли ты ему когда-нибудь понравиться; думаю, большее, что от него стоит ожидать — это терпимости к тебе, ты ведь мой брат и всё такое. — Я даже не знаю, что, чёрт возьми, это значит, но меня это бесит, — говорит Цзян Чэн. — Так я тоже не понимаю, о чём ты говоришь, — соглашается Вэй Усянь. Он садится, вытянув ноги, и опирается о борт лодки, чтобы искоса замечать миролюбивые окрестности Гусу. Они могли бы преодолеть весь путь на мечах, но хватит ли им выносливости? Вэй Усянь про себя думает, что ему бы хватило, а Цзян Чэн определённо в этом не уверен; у Вэй Усяня есть несомненное преимущество — его юное и крепкое тело, полное сил, и его многолетний опыт видавшего виды старика. Он знает, как использовать свои духовные силы с максимальной эффективностью. — Если я прилягу, посплю, ты разбудишь меня, когда мы доберёмся до Пристани Лотоса? — Я вышвырну тебя за борт, — обещает Цзян Чэн. Вэй Усянь обдумывает эти слова, потом говорит: — Ладно, — и устраивается на облюбованной лежанке поудобнее, прикрывая глаза и наслаждаясь чувством ласкающего лицо солнечного света. — Ты думаешь, что я не могу? — спрашивает Цзян Чэн. — О, нет. Я знаю, что ты можешь, — говорит Вэй Усянь. — Даже надеюсь на это. Хороший способ взбодриться. Приятный и освежающий. — Я сделаю это прямо сейчас, если ты заснёшь, Вэй Усянь! А тот притворно храпит, слыша, как Цзян Чэн издевается над ним, делая вид, будто тащит его за борт. Вэй Усянь вяло отбивается руками, пригрозив, что потянет Цзян Чэна за собой. Никто из них не желает свалиться в реку на самом деле, поэтому довольно скоро они прекращают хулиганить. Цзян Чэн решает занять себя делами и достаёт из сумки свиток. Вэй Усянь сначала в нерешительности спрашивает у него о нём, а потом скучает, когда оказывается, что свиток — руководство по управлению земельными владениями. То, что должен знать будущий глава ордена. Когда Вэй Усянь укрывал Вэней на Погребальных Холмах, у него не было возможности решать подобные вопросы, они заняты были тем, что просто старались выжить. Вэй Усянь позволяет Цзян Чэну спокойно заниматься, а сам слушает, как лодочник напевает себе под нос озорную мелодию, и убаюкивается плеском воды, лижущей борта лодки. Эта безмятежность не продлится долго, ведь скоро они прибудут в Пристань Лотоса. Вэй Усянь старается дышать размеренно, сосредотачивается на том, что его окружает, а не на том, что должно произойти. Он помнит голос Лань Чжаня, который помогал войти ему в медитативное состояние; даже на закате жизни Вэй Усянь так и не открыл в себе способности к медитациям, хоть в них и преуспел. Правда, зачастую он засыпал прямо посреди них, к вечному разочарованию Лань Чжаня. Но зачем бы Вэй Усяню пытаться исправить ситуацию, если раз за разом сильные руки Лань Чжаня поднимали его и нежно укладывали в постель? Вэй Усянь переворачивается на бок и приоткрывает глаза. Мгновенно к горлу поднимается нервная тошнота. Узнаёт, он узнаёт земли Юньмэна!.. Вэй Усянь резко садится, прикрывает рот ладонью, чтобы сдержать тошноту, но, когда сидящий рядом Цзян Чэн переводит внимание на него, делает вид, будто зевает. — Ты действительно заснул? — с отвращением спрашивает Цзян Чэн. — Ага. Где-то на полпути, — говорит Вэй Усянь. Он в нетерпении, слишком нервничает и слишком не уверен в своём возвращении в Пристань Лотоса, чтобы на самом деле погрузиться в глубокий сон. — Сколько нам ещё плыть? — Ещё немного, — Цзян Чэн поднимает на него взгляд. — Видишь тот участок леса? Как он закончится, будет видно реку, которая ведёт прямо к обители. Я рассчитываю на то, что они приготовили пир к нашему возвращению, умираю с голоду. — У меня есть закуски, — Вэй Усянь роется в карманах и достаёт мешочек, передавая его Цзян Чэну. Качает головой, когда Цзян Чэн предлагает разделить булочки, разрешая ему съесть всё целиком; он взбудоражен, его по-настоящему тошнит, он не сможет проглотить ни кусочка. Вместо этого он усаживается поудобнее, каждую минуту дёргаясь и извиваясь, пока Цзян Чэн не издаёт возмущённый звук. — Чем ты так обеспокоен? — жалуется он. — Прекращай, не заставляй меня волноваться о тебе. — Я не обеспокоен. Я не тревожусь, — откровенно лжёт Вэй Усянь. — Мне просто не терпится вернуться домой. — Ой, ничего не говори мне. Не видишь, что ли? Мне всё равно. Они снова замолкают. Цзян Чэн помечает в свитке раздел, на котором остановился, сворачивает и аккуратно возвращает его на место. И раздражённо вздыхает, видя, что Вэй Усянь всё ещё неловко мнётся на месте. Он хлопает его по плечу, но ничего не говорит. Вэй Усянь растягивает губы в благодарной, но безжизненной улыбке. Вскоре лицо Цзян Чэна загорается восторгом, когда в поле его зрения появляется Пристань Лотоса. — Ох! — восклицает Вэй Усянь задушенно, горло сдавливает; в доках грузят товарные судна. Он уже слышит суетливые голоса, шум торопливых движений. Обработанная от влаги древесина скрипит под ногами людей, раздающих приказы о размещении ящиков и мешков, кто-то во всю глотку пытается сторговаться, кто-то сетует на то, что торговля идёт из рук вон плохо. Вэй Усянь пытается взглянуть на всё это, вспомнить расцвет Пристани Лотоса, ведь он снова в ней. Пурпурные знамёна с девятилепестковыми лотосами гордо реют над доками, ни одно из них не подпалено огнём или войной, они развеваются на ветру так же, как должны. Пристань Лотоса — место, что стало его домом после того, как он потерял родителей, и сегодня оно встречает его в ответ. Хотя они с Лань Чжанем оставались здесь несколько раз, такие моменты всегда сопровождались бурными всплесками эмоций. Пусть отношения Вэй Усяня и Цзян Чэна, пусть и ненамного, но смягчились за столько лет, но предшествующая им история была полна грязи, которую невозможно было оттереть. И независимо от того, насколько хорошо они общались, в будущем в Пристани Лотоса Вэй Усянь должен был контролировать каждый свой шаг, осторожно красться, словно вор. В отличие от сегодняшней Пристани Лотоса, где Вэй Усянь мог быть диким и свободным, и часто поощрялся дядей Цзяном. — А-цзе! — кричит Цзян Чэн, Вэй Усянь оказывается рядом с ним мгновенно, широко распахивает глаза, стараясь запечатлеть увиденное. Цзян Яньли. Настоящая, очаровательная и счастливая, оживлённо и взволнованно машет рукой, едва замечает их. Палантин сползает с её плеча от скорой ходьбы, ей приходится остановиться, чтобы поправить его. Отсюда не видно её лица, но она однозначно слегка раскраснелась. В груди расцветают цветы эйфории, но их шипы приносят колющую боль. Вэй Усянь не может больше ждать, он вскакивает на меч и зовёт её: — Шицзе! — он мчится к ней как тогда, стремясь добраться до неё, и в этот раз — успеть. Цзян Яньли вскрикивает от неожиданности, Цзян Чэн позади ругает его на чём свет стоит, но Вэй Усянь игнорирует это. Он смотрит только на Цзян Яньли и, опустившись перед ней, сойдя с меча, Вэй Усянь заключает её в объятия, прежде чем она успевает разглядеть стоящие в его глазах слёзы. — Добро пожаловать домой! — говорит она, посмеиваясь от его неуклюжей расторопности. — Я так по тебе скучал, — признаётся Вэй Усянь, изо всех сил пытаясь не сломаться. Одна её рука касается его макушки, приглаживая растрёпанные ветром пряди, и она издаёт нежный звук умиления. От неё пахнет так, будто она побывала на кухне, но сквозь этот аромат Вэй Усянь улавливает нотки лепестков лотоса — из-за духов, которые она любила. Вэй Усянь зарывается лицом ей в плечо, впитывая самую родную смесь запахов. — А-Сянь, ты плачешь? Тебя не было всего год, если так сильно соскучился, мог бы нас навестить, — раздаётся её голос, лучащийся добротой. — Я не плачу, — говорит Вэй Усянь и качает головой. — Нисколько не плачу. Я просто так счастлив тебя видеть. Он обнимает её крепче, но не желает причинять ей боль. Она чувствуется такой хрупкой в его объятиях, словно одно неверное движение может нанести ей увечье. Вэй Усянь ощущает это как никогда ясно. — Ты что, не мог дождаться, пока пришвартуют лодку? — фырчит Цзян Чэн, сам едва дождавшись. — А-цзе, я заставлю этого неблагодарного идиота встать на колени и вымаливать прощение, только скажи! — Я так скучал по своей шицзе, — фальшиво рыдает Вэй Усянь, крепче прижимаясь к Цзян Яньли, и делает маленький шажок, будто бы прячась за неё от разозлённого Цзян Чэна. Она смеётся, звонко и беззаботно. Этот смех как целебная мазь на ноющую рану, и Вэй Усянь проглатывает ещё один всхлип. Как будто изъятые из его памяти, Цзян Фэнмянь и Юй Цзыюань появляются с приветствиями. Элегантные, царственные — главы великого ордена. Вэй Усянь смотрит на них, не в силах дышать, ведь он по-настоящему вернулся в Пристань Лотоса своего детства. Цзян Чэн здоровается с ним, как и положено правилами — со всеми формальностями, а Вэй Усянь воздерживается от расшаркиваний и несётся к Цзян Фэнмяню так, будто на весь остальной мир ему наплевать. — Дядя Цзян! — Вэй Усянь сияет с головы до ног. — В Гусу Лань я получил самые высокие баллы! — Ты действительно в первый раз учился по-настоящему. Всё ещё не могу в это поверить, — скрещивает руки на груди Цзян Чэн, но он тоже улыбается. Вэй Усянь вздрагивает, пока не осознаёт: Цзян Чэн гордится им. Проморгавшись, словно не может принять увиденное за реальность, Вэй Усянь обращает взгляд на дядю Цзяна, затем на мадам Юй, у которой, как всегда, от недовольства кривятся губы, но… Она не бранится на Цзян Чэна. Когда она смотрит на него, то становится мягче… — Идите сюда, расскажите мне всё о том, что нового узнали в Гусу, — предлагает Цзян Фэнмянь. Они идут в главный зал, где уже накрыты столы. Цзян Фэнмянь жестом предлагает всем присоединиться к трапезе. И на самом деле на столах все любимые блюда Цзян Чэна и Вэй Усяня, включая самое главное — суп на свиных рёбрышках с корнями лотоса от Цзян Яньли. Она уверяет, что на кухне можно найти ещё много чего вкусного. За ужином Цзян Чэн и Вэй Усянь наперебой рассказывают о своих приключениях в Гусу, о друзьях, которых они приобрели, и о том, насколько же еда в Юньмэне вкуснее. А после ужина Цзян Чэн опять ругает Вэй Усяня за что-то, но Вэй Усянь не отвлекается от счастливого поедания десертов. Он облизывает пальцы и возвращается к разговору, слегка поскуливая, когда мадам Юй выговаривает ему за его дурные манеры, а Цзян Яньли успокаивает её и говорит, что он обязательно вымоет руки позже. — Он так много времени проводил в библиотеке, что у него даже был отдельный стол, — говорит Цзян Чэн, наполовину жалуясь, наполовину… Вэй Усянь не может понять, что представляет второй его тон. И Вэй Усянь долго разглядывает Цзян Чэна, и вдруг на него нисходит понимание. Отчасти зависть Цзян Чэна исходила из того, что Вэй Усяню с лёгкостью давалось то, чего Цзян Чэн не мог. Для Вэй Усяня самосовершенствование было естественным. Должно быть, это раздражало Цзян Чэна, что до седьмого пота учился, тренировался, но никогда не мог сравниться с Вэй Усянем, которому никогда не приходилось так много работать. Но — на этот раз — Вэй Усянь «учился». И Цзян Чэн гордился им именно поэтому. Но помимо этого в Цзян Чэне жила и ревность. Вэй Усянь видел её лишь потому, что отчётливо знал о ней. Но эта капля ревности — ничто по сравнению с тем, что было раньше. — Я должен был! Чтобы возвысить наш орден! — возмущается Вэй Усянь. — Я не мог допустить, чтобы первое место заняли Ланьлин Цзинь, разве не так? — Этот напыщенный павлин… — начинает Цзян Чэн, но умолкает под строгим взглядом мадам Юй. Цзян Яньли улыбается с прежней нежностью, хотя её и расстраивает то, что братья и жених не ладят друг с другом. — Не волнуйся, шицзе, мы не разукрасили Цзинь Цзысюаню личико из-за любви к тебе, — клянётся Вэй Усянь. — Мы сдержались! — Я уверена, что он тоже это ценит, — Цзян Яньли говорит это, скрыв широким рукавом лукавую улыбку. — Безусловно. Трудно представить, что сейчас Цзинь Цзысюань такой осёл, когда Вэй Усянь знает, что он вырастет как личность и как мужчина, и должным образом станет относиться к Цзян Яньли, будет её боготворить. И всё равно Вэй Усяню многим пришлось пожертвовать, чтобы не вмазать ублюдку! Ради Цзинь Лина, ради Цзян Яньли ему удалось остановить кулак. Он надеялся, что в этом мире Цзинь Цзысюань повзрослеет побыстрее, потому что Цзян Яньли заслуживает мужа, которой обожал бы её. — Наш А-Сянь вырос, — произносит Цзян Фэнмянь с одобрением. — Ни за что! — возражает Вэй Усянь, поглядывая на Цзян Чэна и Юй Цзыюань; первый не изменился в лице, вторая же выглядела так, будто съела тухлятину. Но при этом она ничего не сказала вслух. — Цзян Чэн! Ну хоть ты скажи! Я отказываюсь взрослеть! Хочу играться весь день! — Придурок, — отвечает Цзян Чэн. Цзян Яньли откровенно над ними потешается и говорит: — Мы скучали по вам. Пристань Лотоса без моих братьев совсем не та. Цзян Чэн слегка розовеет и бормочет что-то о том, что тоже скучал по дому. Внешне Вэй Усянь радостен, лишь на мгновение выражение его лица становится отстранённым. Он переполнен желанием избавиться от этой части своего прошлого, отринуть его и начать заново; но ему всё ещё плохо, он скучает по прошлой жизни, и оно не пройдёт, не вытеснится всем этим счастьем, пусть Вэй Усянь и не солжёт, если скажет, что он в восторге от того, что снова находится в Пристани Лотоса. — Я очень рад быть дома, — говорит он. Это не дом, что он построил с Лань Чжанем. Но это дом, который, как он думал, никогда не увидит снова. Он делает глоток, чтобы скрыть горящие глаза, и позволяет себе погрузиться в Пристань Лотоса, которую он потерял много лет назад.

***

Вэй Усянь внимательно осматривает Пристань Лотоса, сидя на пирсе и свесив босые ноги в воду. Покой. Он не подозревал, что он нахлынет когда-нибудь вновь. Здесь всё точно так же, как и до нападения Вэней. Иногда Вэй Усянь пропадает в моментах, когда ему кажется, что всё вокруг ненастоящее. Но потом он дотрагивается до резьбы на колонне, более чёткой, чем в памяти, с потёртостями, о которых он забыл, или смотрит на лица проходящих мимо людей — обитель ордена всегда была оживлённой, — и захлёбывается. То ли от радости, то ли от горя. Цзян Чэн проделал феноменальную работу по восстановлению Пристани Лотоса после того, как её разрушили Вэни. Но после этого она навсегда изменилась, часть её погибла в той резне и была похоронена вместе с телами адептов Юньмэн Цзян. Из неё исчезли дружелюбие и умиротворённость, когда Цзян Чэн стал главой. Цзян Фэнмянь был из тех людей, с которыми хотелось быть рядом. Цзян Чэн внушал уважение к себе, пользовался преданностью адептов ордена, но общаться с ним было тяжело. Он распугал многих торговцев, которые предпочитали работать с более спокойными людьми. Пристань Лотоса не стала городом-призраком, она по-прежнему осталась оживлённым торговым центром, но не шла ни в какое сравнение с тем, какой была в период расцвета. Последнюю неделю Вэй Усянь провёл, посещая все свои любимые старые места, выпрашивая у дяди Цзяна карманные деньги, чтобы испробовать давно позабытые любимые лакомства и бесстыже пожирая их все. Цзян Яньли спросила, не начался ли у него ещё один всплеск роста, раз он стал таким голодным, а Вэй Усянь воспользовался этим, чтобы просить добавки — особенно той еды, что готовила для него шицзе. Если он не может вернуться в своё время, то ладно, он сделает лучше. И начнёт с того, что остановит Вэней до того, как остальные будут вынуждены сплотиться и прибегнуть к кампании «Выстрел В Солнце». До того, как сгорит Пристань Лотоса, до того, как Цзян Чэн потеряет своё золотое ядро, до того, как Вэй Усянь дойдёт до отчаяния и перейдёт к практике тёмного пути. Вэй Усяня передёргивает. Он встаёт, обтирает ноги и натягивает сапоги. Поначалу он долго не мог вспомнить и привыкнуть к распорядку дня, но спустя эту неделю уже освоился, будто действительно стал подростком, который просто-напросто отсутствовал целый год. В это время дня Цзян Фэнмянь просматривает счета, и у Вэй Усяня есть шанс поговорить с ним без посторонних. Когда он стучится в его рабочий кабинет и заходит, то обнаруживает там Юй Цзыюань, и он колеблется, прежде чем решиться реализовать свою идею. — Здравствуй, А-Сянь, — улыбается Цзян Фэнмянь. Юй Цзыюань признаёт его присутствие лёгким наклоном головы, но не более того. Она явно очень раздражена его бесцеремонным вторжением и тем, как легко Цзян Фэнмянь позволил ему это. Вэй Усянь официально кланяется, и удивление, направленное на него, может почувствовать чуть ли не физически. Выпрямившись, Вэй Усянь замечает, что дядя Цзян смотрит на него с беспокойством, а мадам Юй слегка хмурится. — Я хочу поговорить с вами о Цишань Вэнь, — серьёзно и без предисловий начинает Вэй Усянь. — Знаю, вам будет трудно поверить в то, что я скажу, но это — правда. Цзян Фэнмянь и Юй Цзыюань смотрят друг на друга, прежде чем Цзян Фэнмянь медленно кивает Вэй Усяню. — Если у А-Сяня есть проблемы, то, конечно, мне хотелось бы узнать о них, — говорит он. — Нет, мне не нужно, чтобы меня выслушал дядя Цзян, — Вэй Усянь поджимает губы. — Мне нужно поговорить с главой Юньмэн Цзян, потому что то, о чём пойдёт разговор, будет касаться судьбы всего ордена. Цзян Фэнмянь несколько отшатывается и снова смотрит на Юй Цзыюань. Та сужает глаза и вопрошает требовательным тоном: — О чём это ты, Вэй Ин? — Цишань Вэнь представляют опасность для нынешнего баланса заклинательских орденов. Пока мы были в Гусу, мы видели их многочисленные попытки захватить власть и злоупотребление силой, которой они обладают в настоящее время. Вэй Усянь долго и упорно думал о том, как подвести к этой теме. Ему хотелось бы признаться дяде Цзяну в том, что с ним произошло — что он проживал эту жизнь раньше и уже видел, что грядёт. Но он знает, что дядя Цзян в первую очередь заподозрит его в одержимости злым духом или в искажении ци, прежде чем поверит в истину. А если поверит, то озаботится тем, чтобы вернуть Вэй Усяня домой (Вэй Усянь лучше кого-либо ещё знает, насколько тщетными будут эти усилия). Он будет желать ему добра, но не оно нужно Вэй Усяню. Вэй Усянь рассказывает о том, что происходило в Гусу, в тщательности о Бездонном Омуте. Его прерывают лишь незначительными междометиями и уточняющими вопросами. В его груди слабо теплится надежда, что они, кажется, воспринимают его всерьёз. Может быть, он действительно сможет изменить их жизнь к лучшему. — А-Сянь… — в конце концов берёт слово Цзян Фэнмянь. — Орден Цишань Вэнь могущественен — это правда. Как и то, что некоторые их поступки сбивают с толку. Я понимаю твоё видение ситуации. Юньмэн Цзян могут предложить помочь городу Цайи, если Гусу Лань её примут. — Дело не только в Бездонном Омуте! — возражает Вэй Усянь. — Люди, живущие там, теперь имеют дело с Бездонным Омутом, в появлении которого нет их вины! — Ты сам сказал, что нет никакого способа доказать, что Цишань Вэнь имеют к нему какое-то отношение, — напоминает ему Цзян Фэнмянь. — Мы не можем выставить им безосновательные обвинения, не можем превентивно судить их за преступления, которых они не совершали. До того, как Вэй Усянь успевает снова заговорить, Юй Цзыюань насмехается над ним: — Вэни — те ещё подонки, но то, о чём ты просишь, Вэй Ин, это война. Война — не то, что следует воспринимать легкомысленно. Такой маленький и несмышлёный ребёнок, как ты, ничего о ней не знаешь. То, что ты читал в легендах и книгах — не то же самое, что по-настоящему пережить войну. Ночная охота никогда не сравнится в жестокости с непрерывной бойней. Я хочу сказать, что никому из вас не приходилось сражаться на войне, и весь мир хотел бы, чтобы так и оставалось. Даже такие ублюдки, как Вэни, не захотят крупномасштабных сражений, обе стороны понесут большие потери. — Воистину, действия Цишань Вэнь неправедны, с ними нужно держать ухо востро. Если появится риск нападения, конечно же, Юньмэн Цзян не останутся в стороне, мы примем меры, чтобы защитить себя и наших союзников. Я знаю, тебе грустно наблюдать за тем, что ты видишь, А-Сянь, я горжусь тобой, что ты ищешь справедливости не только для своего ордена. Поездка в Гусу Лань пошла тебе на пользу. Вэй Усяню хотелось бы, чтобы эти слова согрели его, но они — ещё одно отвержение. Он не удивлён. В этом мире он так молод… Он предполагал, что его скорее отошлют, чем отнесутся к его словам серьёзно. Тем не менее, осознавать это всё равно больно, учитывая его знания о том, что их ждёт. Ещё один способ изменить мрачное будущее был отрезан. — Вэни нападут на Гусу и уничтожат Облачные Глубины, — выдаёт Вэй Усянь слишком резко. — Когда это произойдёт, вы поймёте, что в моих словах заключалась истина. — Они не решатся на это. Подобный поступок неизбежно повлечёт за собой войну, — успокаивает его Цзян Фэнмянь. Вэй Усянь впивается в него пронзительным взглядом, затем с почтением кланяется, завершая разговор. Он возвращается к озеру, чтобы обдумать свой следующий шаг. Честно говоря, его шансы переубедить Цзян Фэнмяня изначально были низкими, но всё равно… Его отверг тот, кому он так сильно доверяет. Вэй Усянь наклоняется, поднимая с берега гладкий камень, и пускает его по воде. Тот делает всего два прыжка, а после тонет. Что ему нужно, так это план, хитрый план, чтобы победить Вэней, прежде чем они нападут и снова всё уничтожат. Вэй Усянь знает двух людей, обладающих подобной хитростью. Но Цзинь Гуанъяо ещё даже не существует таким, каким его знал Вэй Усянь. Сейчас он до сих пор бегает как шлюший сын, которого не признаёт отец. А с чего начать поиски Мэн Яо Вэй Усянь даже не представляет. Он смотрит на флаги, развевающиеся над Пристанью Лотоса. Тогда Цинхэ Не — его лучший выбор. Теперь нужно придумать способ получить приглашение, чтобы он мог немного поболтать с лучшим идейным вдохновителем, которого он когда-либо встречал, Не Хуайсаном.