это — наш обет

Цзян Чэн слепо моргает в темноте. Он не уверен, что именно его разбудило, его тело очнулось ото сна без его воли. Когда он более-менее приходит в себя, то понимает, что сидит у кровати Вэй Усяня; короткий проблеск мысли говорит, что его разбудил звук плача Вэй Усяня. В последний раз такое происходило много лет назад. Когда Вэй Усянь только прибыл в Пристань Лотоса, они провели немало таких ночей. Цзян Чэн заползал в постель Вэй Усяня или наоборот. Они вместе заворачивались под одеяло и пытались отогнать кошмары, которые преследовали Вэй Усяня. Сны о собаках повторялись чаще остальных, Вэй Усянь во сне всхлипывал и скулил, пытался спрятать предплечья на груди и закрыть лицо, будто его кусали. Цзян Чэн не понимает этого страха, он лишь смутно помнит ощущение грызущих сапоги или руки щенков. Сравнивать подобный опыт с тем, что пережил Вэй Усянь — словно оскорбление, и Цзян Чэн не сравнивает. Вместо этого они разделяли все кошмары на двоих, со временем нужда в этом отпала, они становились старше, обычная кровать перестала вмещать их обоих, а сам Вэй Усянь наконец стал чувствовать себя в Пристани Лотоса более непринуждённо. Но сейчас как-то не так. У Вэй Усяня появилась привычка спать со свёрнутым одеялом в руках, он цеплялся за него так, будто кто-то ночью мог прокрасться в его комнату и украсть. Вэй Усянь снова всхлипывает, его дыхание становится резким и тяжёлым. Цзян Чэн удивляется тому, что люди могут не проснуться от таких горестных рыданий. Он пару раз встряхивает Вэй Усяня за плечо; его охватывает беспокойство, он сжимает руки в кулаки, когда это не помогает. Чтобы разбудить Вэй Усяня, Цзян Чэну требуется гораздо больше времени, чем обычно. Вэй Усянь открывает глаза, в которых всё ещё стоят слёзы. — Цзян Чэн? — бормочет он, поворачивая голову, чтобы встретиться с ним взглядом. — Ты плакал, — объясняет Цзян Чэн. Он указывает на лицо Вэй Усяня, но тот не пытается вытереться. В животе Цзян Чэна скручивается тугой жгут закипающей тревоги — Вэй Усянь даже не пытается скрыть своё эмоциональное состояние. Цзян Чэн ждёт объяснений, однако Вэй Усянь больше ничего не говорит. — Что случилось? Вэй Усяню требуется много времени, чтобы ответить. — Всего лишь сон. — Это у меня «всего лишь сны», — огрызается Цзян Чэн. Он не хочет выходить из себя, но он даже не может сказать, который час, настолько на улице темно. Поздняя ночь? Раннее утро? — Я… во сне… в моём кошмаре… я убил шицзе. Цзян Чэн замирает. Вэй Усянь этого даже не замечает. У него по-прежнему пустой взгляд, как будто он на самом деле не здесь, он продолжает говорить, только прижимая к себе одеяло крепче. — Я не мог… Я не мог ничего сделать. Я пытался. Я всё контролировал… Я думал, что смогу контролировать… Я обещал, ты… Я обещал, что удержу контроль, но не сумел. Ты был слишком далеко и не успел дотянуться до нас, дотянуться до неё… Она была у меня на руках. Она умерла у меня на руках из-за меня. — А-цзе в порядке, — убеждает Цзян Чэн, а голос Вэй Усяня становится хриплым. Цзян Чэн хватается за одеяло; если бы ему приснился такой кошмар, его бы тоже это потрясло. — Она в безопасности, в Пристани Лотоса. Папа и мама тоже там, они защитят её. Ты не причинишь ей вреда, я знаю, ты никогда этого не сделаешь, ты её брат. Это был просто сон, Вэй Ин. — Всего лишь сон, — повторяет Вэй Усянь и, наконец, садится, вытирая лицо, мутная пелена рассеивается с его глаз. — Хах, конечно, в реальности этого не было. Просто дурной сон, в этой реальности… этого не будет. Цзян Чэн наблюдает за тем, как Вэй Усянь вырывается из кошмара. — Подвинься, — говорит он. Вэй Усянь сначала подчиняется, но затем качает головой. — Тебе не нужно этого делать. Цзян Чэн колеблется. — Ты уверен? — Ага. Я не знаю, смогу ли я снова заснуть прямо сейчас. А тебе нужно немного поспать. — Хорошо, — соглашается Цзян Чэн. Из-за этого инцидента и у него времени на сон остаётся немного. Он встаёт, в коленях немного покалывает из-за того, что он долго пробыл в одном положении. Он растирает мышцы затёкших бёдер, чтобы избавиться от неприятного чувства. — Доброй ночи. — Доброй ночи, — слишком сдержанно говорит Вэй Усянь. Цзян Чэн понимает: Вэй Усянь не остановится и будет прокручивать кошмар в своей голове; только вот он не знает, как помочь. Он ложится к себе, не собираясь отключаться прямо сейчас, но днём занятия и длительная тренировка вымотали его, и вскоре он забывается. Когда Цзян Чэн просыпается, Вэй Усянь ещё спит, но открывает глаза, когда Цзян Чэн встаёт с постели. Спал ли он вообще? Если да, то наверняка мало. Цзян Чэн усмехается, когда Вэй Усянь здоровается с ним, довольствуется тем, что игнорирует его; в любом случае с кошмарами Цзян Чэн не помощник. По окончании дообеденных уроков они расходятся. Вэй Усянь опять отправился донимать Лань Ванцзи, а Цзян Чэн решил наведаться в библиотеку и взять пару дополнительных курсов. Для предстоящего экзамена ему нужно разбираться в сухопутных границах Гусу Лань, да и в будущем эти знания ему будут полезными. Гусу Лань — один из великих заклинательских орденов, у них хорошие отношения с Юньмэн Цзян, но не настолько, чтобы их можно было назвать союзными. Ближе к ужину Цзян Чэн потягивается, убирает рабочее место и решает побездельничать. Он находит других приглашённых учеников на поляне рядом с рекой. Те сражаются друг с другом на деревянных тренировочных мечах, видавших многие предыдущие поколения приглашённых учеников и младших адептов Гусу Лань. Не Хуайсан, завидев Цзян Чэна, машет ему рукой, другой — обмахивает себя веером. А взгляд Цзян Чэна находит Вэй Усяня, растянувшегося на земле и крепко спящего. — Цзян-сюн, хорошо ли чувствует себя Вэй-сюн? — Не Хуайсан смотрит на Вэй Усяня с тревогой. — Мы устраивали тренировочные поединки по очереди, и даже не сразу заметили, что Вэй-сюн уснул. — Ни разу не видел никого, кроме моего дедушки, кто засыпал бы так же быстро! — один из учеников посмеивается в кулак, чем раздражает Цзян Чэна. Под суровым взором смех затихает, пока Цзян Чэн пытается вспомнить, из какого ордена этот ученик и важны ли отношения с его орденом настолько, что стоит сдержать своё недовольство. Судя по всему, ордена он незнатного, поэтому Цзян Чэн лишь хмурится сильнее. — Этой ночью он отвратительно спал. Скорее всего, действительно заболел, — говорит Цзян Чэн и подходит к Вэй Усяню, чтобы забросить его на спину. Не Хуайсан осторожно освобождает тренировочный меч из ослабленной хватки Вэй Усяня, чтобы вернуть его самому. Цзян Чэн кивает ему в знак благодарности. — Я дам ему отоспаться в наших покоях. Не Хуайсан и ещё пара ребят желают Вэй Усяню поскорее поправиться, Цзян Чэн принимает пожелания и уносит Вэй Усяня. Вдали от посторонних ушей Цзян Чэн пихает Вэй Усяня, но тот спит мёртвым сном, его не тронула ни смена положения, ни лёгкая тряска. — Эй? Проснись, — пытается Цзян Чэн и не удивляется, когда Вэй Усянь не реагирует. Сам Цзян Чэн после подобного кошмара засыпать вновь опасался бы; он не желает думать о том, что Цзян Яньли могла бы погибнуть от его собственной руки или он бы не сумел защитить её. Уложив Вэй Усяня на кровать, Цзян Чэн стаскивает с него сапоги. В растерянности он чешет затылок. С Вэй Усянем всё будет в порядке, но Цзян Чэн хочет быть здесь, когда он проснётся. Уже время ужина, и, хотя Цзян Чэну не нравится еда здесь, в Облачных Глубинах, он достаточно голоден, чтобы съесть всё что угодно. Не дождавшись пробуждения Вэй Усяня, Цзян Чэн уходит в столовую, предположив, что Вэй Усянь в ближайшее время точно не проснётся. Поэтому, вернувшись и убедившись в своём предположении, Цзян Чэн смотрит на то, как Вэй Усянь бессознательно находит своё одеяло и по дурацкой привычке хватается за него. Сначала Цзян Чэн не нашёл это странным. С тех пор, как они приехали в Гусу, Вэй Усянь начал спать вот так, будто он хотел обнимать кого-то во сне, и чтобы его тоже кто-то обнимал. А до этого Вэй Усянь во сне сбрасывал с себя одеяло, даже зимой, хотя дуракам везёт, и он ни разу не простыл из-за этого. — Просыпайся, — Цзян Чэн похлопывает Вэй Усяня по щекам, тот со стоном разлепляет глаза и сипло спрашивает: — Который сейчас час? — Ты пропустил ужин. Не волнуйся, я приберёг для тебя кое-что. Сказал остальным, что ты приболел, в столовой разрешили взять еду с собой. — Спасибо, наверное?.. — отвечает Вэй Усянь после громкого зевка. Он изгибается, чтобы похрустеть спиной, свешивает ноги с кровати. Цзян Чэн понимает, почему благодарность у Вэй Усяня тёплой не вышла: еда в Облачных Глубинах — не то, что вызывает восторг. Цзян Чэн берёт поднос передаёт его Вэй Усяню. Тот ставит его на колени. Он больше спит, чем бодрствует. Цзян Чэн терпеливо ждёт, пока Вэй Усянь наполнит пиалу из небольшого чайника. Вэй Усянь, поднеся пиалу к губам, удивлённо морщит нос, почувствовал запах алкоголя. — Что это? — Не «Улыбка Императора», конечно, — с ухмылкой говорит Цзян Чэн. В Облачных Глубинах всегда найдётся кто-нибудь, у кого получилось протащить с собой алкоголь. Цзян Чэн недолго расспрашивал, прежде чем найти ученика, готового продать ему пару кувшинов. По возмутительной цене! Цзян Чэну пришлось торговаться, да его чуть не ограбили средь бела дня! В конце концов Цзян Чэн выложил-таки сумму гораздо большую, чем обычно платят за алкоголь. Но всё же Цзян Чэн от затеи отказываться не стал и понёс кувшины в свою комнату. Понятное дело, почему запрещённые вещи сложнее достать. Вэй Усянь всё это понимает за секунду размышлений и улыбается Цзян Чэну. — Хоть что-то, — торжественно произносит Вэй Усянь и поднимает пиалу. Кивнув, он выпивает всё вино залпом. — Ах, как же мне хорошо! Выпей со мной, Цзян Чэн. Один я с этим не справлюсь! Ерунда, Вэй Усянь и не с таким справлялся, но Цзян Чэн соглашается с ним выпить. Он считает, что это поможет Вэй Усяню справиться с тем, что его терзает, и надеется, что после крепкого вина Вэй Усяня не настигнут кошмары вновь. Поможет ли ему алкоголь? Трудно сказать, но в любом случае Цзян Чэн бы выпил. — Неплохо, — Цзян Чэну вино приходится по вкусу. Он вынимает из прикроватной тумбочки сосуд из-под вина, чтобы запомнить название. Возможно, по возвращении домой он купит пару кувшинов, в том числе и «Улыбку Императора». Цзян Яньли может понравиться, хотя больше всего она любит лёгкое цветочное вино из Мэйшань Юй. Вэй Усянь ест молча, пока Цзян Чэн не привлекает его внимание покашливанием. Он смотрит на Цзян Чэна с вопросом. — Мы не в общей столовой Гусу Лань, ты можешь говорить во время еды, если не забыл, — поясняет Цзян Чэн. — И правда, — сам себе поражается Вэй Усянь и вдруг смеётся. — Я всё ещё такой уставший. На занятиях только и делал, что старался не уснуть. Голос старика Ланя действует не хуже их усыпляющих мелодий. — Молодец, что удержался, он бы точно тебя наказал. И прекращай засыпать в каждом мало-мальски пригодном для этого углу. Это небезопасно. — Безопасно. В Облачных Глубинах, в Пристани Лотоса, — Вэй Усянь уныло ковыряется в овощах. — Показывай себя достойно! — настаивает Цзян Чэн, чем смешит Вэй Усяня сильнее. — Просто перестань. Надо было оставить тебя в лесу, вот заболел бы — я бы на тебя посмотрел. Из-за тебя мне пришлось врать остальным! — Не хочу болеть, — ноет Вэй Усянь. — Я как следует высплюсь этой ночью, обещаю, Цзян Чэн! Клянусь! — Не давай обещаний, если не можешь их выполнить. Думаешь, я не заметил, что ты хреново спишь? — Цзян Чэн не пытается уколоть Вэй Усяня этими словами, но тот заметно поникает. Цзян Чэн ёрзает, не понимая, что за странный запах витает в воздухе. — Я думал, что ты справишься с этим. Оказалось, что нет. — Спать здесь… странно, — признаётся Вэй Усянь. — Непривычно. У меня не выходит. — Ну, к Пристани Лотоса ты же привык. Всё будет хорошо, — говорит Цзян Чэн. На губах Вэй Усяня появляется робкая улыбка. Цзян Чэн нервно прикусывает щёку: ему не нравится напоминать и себе, и Вэй Усяню, что до Пристани Лотоса Вэй Усянь был бездомным. Что-то внутри Цзян Чэна теплеет от мысли о том, что Вэй Усянь считает Пристань Лотоса домом и привязался к ней настолько, что не может спать где-то ещё. Только вот в случае Вэй Усяня лучше было бы отказаться от подобной сентиментальности. Цзян Чэну не с руки возиться с Вэй Усянем постоянно и следить, чтобы он не вырубался на каждом шагу. Но Цзян Чэн не думает, что быть привязанным к дому — это так уж плохо. — Со мной всё будет в порядке, — легко говорит Вэй Усянь. Он подталкивает Цзян Чэна. — У меня есть брат, который присматривает за мной, верно? Цзян Чэн фыркает, но не спорит с этим сомнительным утверждением. — Если тебе снова приснится этот кошмар, думаю, ты можешь прийти ко мне, как ребёнок, которым ты и являешься, — говорит Цзян Чэн. — И ты не будешь жаловаться, если я разбужу тебя своими холодными ногами? — Нет, чёрт подери, я обязательно тебе вдарю. Ненавижу это чувство! Вэй Усянь приподнимает бровь и ехидно щурится, а затем делает вид, что собирается пнуть Цзян Чэна. Тот шлёпает его голени, и Вэй Усянь бросается в наигранные слёзы, вскакивает, на самом деле для того, чтобы выставить пустой поднос перед дверью — позже его заберут слуги. — Раз уж ты наконец очнулся, помоги мне с генеалогическими записями. Я вечно путаюсь с этой второй побочной ветвью. — А, Лани… — вздыхает Вэй Усянь, но заглядывает в свиток, предложенный Цзян Чэном, и начинает расспрашивать его о различных всевозможных отношениях между старшими поколениями Ланей. Вечер проходит в приятной обстановке, несмотря на жалобы Вэй Усяня о том, что Цзян Чэну не нужно так усердно учиться, и о том, что он слишком мало времени провёл под солнцем. Вэй Усянь не прекращает свои стенания о том, что не хочет этой учёбы, но обещает всё-таки ходить эту неделю в библиотеку с Цзян Чэном. Цзян Чэн редко ложится спать после Вэй Усяня, и сегодняшняя ночь не станет исключением. Он наблюдает, как Вэй Усянь в сумерках зажигает талисман, чтобы сделать какие-то записи, и задаётся вопросом, что же нужно записывать едва ли не ночью. Вэй Усянь таки образом убеждает себя уснуть? Или записи помогут ему отогнать кошмары? Цзян Чэн хочет спросить, но засыпает прежде, а когда просыпается, то забывает обо всех вопросах, которые хотел задать Вэй Усяню.