Моя дорогая принцесса Шалетт

Церемония обручения прошла в главном зале дворца поздним вечером, когда жара ушла с морского берега вдаль за длинными волнами. Жених облачился в национальные одежды Лирта, невеста же шла к трону королевы в пышном белом платье цвета слоновой кости, покрытом ажурными кружевами и мелким жемчугом. Кафман желал, чтобы Шалетт надела именно это платье, так прекрасно подчёркивающее оттенок её кожи и статную фигуру. В белом она походила на несравненный кремовый цветок, привлекающий свет. Был ли он мотыльком, спешащим к свету? Вероятно, в тот день Кафман точно бы сказал «да». Королева приняла на себя полномочия взять с жениха и невесты их брачные клятвы, затем к своей части приступил прибывший чиновник из Белой Луны. Таким образом, удалось соблюсти оба обычая разных страх, объединив их в интересный обряд. Без недовольных не обошлось, ведь Лирт долго оставался закрытым государством с традицией заключать браки в рамках родовых линий. Кафман был не первым мужчиной, идущим против принятого порядка. То, что его поддержала королева, сглаживало ситуацию, но ненадолго. Ночь быстро надвигалась на город. Гости перешли в богато украшенный зал с напитками и яствами. По обычаям Лирта свадебный пир планировался на три долгих дня без долгого перерыва на сон. Поэтому в зале расстелили мягкие узорчатые ковры, разложили множество удобных подушек и приготовили бодрящие травы в курильницах. Гостей встретили музыканты, певцы и танцоры. Традиционно пир начался с пьесы, рассказывающей о благочестии и добре. В конце постановки королева пригласила всех к молитве, слова которой призывали небеса и светила благословить Кафмана и Шалетт на долгую семейную жизнь и рождение детей. Несмотря на то, что не все гости происходили из Лирта и имели другую религию, к молитве приступили все. Жених и невеста отправились не на пир с остальными, а в специально отведённую комнату, в которой должен был завершиться их обряд бракосочетания. Лирт оставался многие века верен обряду первой ночи, только после которой брак считался заключённым. Это равняло его с многими другими странами, манипулировавшими невинностью невест. Приставленные к Шалетт дворцовые служанки переодели её в лёгкие невесомые одежды, в которых она чувствовала себя больше обнажённой, чем одетой, из-за чего боролась с желанием закрыться руками или волосами. К счастью, её плечи покрыли длинной бирюзовой накидкой с золотой вышивкой, благодаря которой удалось немного утихомирить разыгравшееся волнение. «А если… я ему не понравлюсь? Слишком худа? Или… моя кожа недостаточно бела… определённо, я не такая, как… - Шалетт почти прикусила язык, чтобы задавить неприятную мысль, ведущую к другой женщине. – Он выбрал меня. Он уже выбрал меня». Когда Шалетт привели в просторную комнату с высокой круглой кроватью, бывшая принцесса растерялась, потеряв всякую уверенность в себе. Ей показалось, что её щёки горят алым, а голова стала такой горячей, что мысли внутри закипают. Хотелось спрятать взгляд, но он настойчиво цеплялся за мужскую фигуру на постели. Среди шелковистых фиолетовых тканей за стеной из золотистых бусин на подушках лежал Кафман. Створки резных дверей быстро затворились за Шалетт. Служанки, не посмевшие показаться на глаза герцогу даже краем своих одежд, поспешили удалиться, предварительно задёрнув шторы, перекрывающие зрительный доступ к двери. Издалека могло показаться, что её и вовсе нет, как и слуг, сопроводивших невесту. Так Шалетт осталась наедине с супругом, не зная, что ей делать дальше? Она просто застыла на месте, почувствовав себя деревянной. Кафман оторвался от небольшой книжечки с молитвами, благословляющими на рождение здоровых детей и счастливую супружескую жизнь. Мужчина быстро сел на кровати и смущённо улыбнулся. Ведь его и его прекрасную супругу разделяла лишь стена поблёскивающих бусин. И он ловил себя на мысли, что нуждается в этой преграде следующие десять секунд. Сейчас Шалетт казалась ему самой великолепной женщиной на свете, которую он желал заполучить любой ценой прямо сейчас, даже если это сделает ей больно. Оттолкнув в сторону волнение, он смущённо вымолвил: - Немного необычно видеть тебя такой. От звуков его голоса Шалетт будто пришла в себя. Она мягко пошла вперёд, чувствуя, как её обнажённые стопы утопают в длинном ворсе ковра. Ощущения от касания подошвами ног ковра, возвращало в реальность. - Я выгляжу не так, как ты ожидал? - Ты превзошла все мои ожидания, - с придыханием ответил он, протягивая ей руку сквозь стену бусин, чтобы она заняла место рядом с ним. Золотистые бусины тихо зашуршали, впуская Шалетт в приватный мир, ограничивавшийся краями низкой постели. Она уверенно шагнула на неё, для чего понадобилось лишь немного приподнять ногу. Затем аккуратно опустилась на кровать, следя за тем, чтобы волосы и накидка прикрывали её постыдный наряд. Ведь Кафман смотрел на неё, не моргая. Как завороженный чем-то очень удивительным. - Я рад, что стал единственным мужчиной, который имеет право видеть твои распущенные волосы и лицо без белил и краски. Теперь я один обладаю всем этим сокровищем, - Кафман заговорил неестественно смело для себя. Маг знал, какое зелье нужно принимать перед первой ночью, чтобы чувства взяли верх над стеснением и даже приличием. - Смущает, - пробормотала Шалетт, чувствуя, как жар вновь приливает к её лицу. - Эм… королева передала тебе послание, - он указал на низкий круглый столик, на котором помещалась свеча, ароматный цветок и крохотный фиал, заткнутый пробкой. (Эти зелья у них из ушей и носа скоро польются. Ну, да, на вопрос «Кравец, сколько зелий будет в рассказе?» я ответила «Да»). - Я не вижу письма, - заметила она. Кафман дотянулся до фиала и подал его Шалетт, завораживая её своими движениями. Полупрозрачная ткань на его теле, открывала многое. Но и скрывала достаточно. - По традиции Лирта первая ночь должна стать приятным воспоминанием для обоих, - теперь щёки герцога запылали от стыда. – В фиале настойка из дурманящих трав, благодаря которым тело расслабляется и… и… Шалетт чувствовала, как её лицо горит огнём. Ей не требовалось зеркало, чтобы понять, какого цвета стали её щёки. А то, что румянец светился даже на смуглой коже Кафмана, только усиливало её смущение. - С-спасибо, - вымолвила она. - Это не то… эм, это… - он сильно выдохнул и набрал новую порцию воздуха, чтобы привести себя в чувства. – Шалетт. Шалетт слегка вздрогнула, когда Кафман обратился к ней по имени. Её пальцы едва не упустили крошечный фиал. - Я тоже волнуюсь, - признался он в том, что было и без того очевидно. – Ты помнишь, что я тебе говорил? - О метке? Он кивнул, почувствовав сожаление, но и прилив уверенности, ведь он поступал верно. - Сегодня я должен выжечь её на твоём лице. Теперь кивала Шалетт. Как только они прибыли в Лирт, Кафман сразу заговорил о приготовлениях к свадьбе. Он познакомил её с важными обычаями, благодаря чему, Шалетт удалось выполнить все необходимые ритуалы во время церемонии. В Белой Луне мало знали о традициях Лирта, как и об истории этой страны. Шалетт предстояло многое изучить. И даже изменить что-то в себе, чтобы статью частью нового для неё общества. - Тебе не будет больно, если примешь зелье, - он указал на фиал в руках Шалетт. – Этот день и эта ночь должны стать прекрасными воспоминаниями для нас обоих, - Кафман снова покраснел. – Выпей его. Его глаза на миг стали будто темнее. Во взгляде промелькнули острые хищные блики. Шалетт послушно вытянула пробку из фиала. Серебристая жидкость тут же сменила цвет от соприкосновения с воздухом. Шалетт сдержалась, чтобы не выдать удивления. Её не обучали магии, потому что она родилась неспособной к ней, однако, будучи принцессой ей довелось много читать о магических напитках. Шалетт помнила о реакции от соприкосновения с воздухом, только не знала, что означает странный красноватый оттенок? Жидкость оказалась кисловатой на вкус. К счастью, Кафман вовремя подал откуда-то появившуюся чашу с водой, а так же придержал Шалетт рукой. Ведь у неё закружилась голова, а когда она распахнула глаза, Кафман показался ей самым красивым и желанным мужчиной на свете. - Ох… странно, - её сердце забилось быстрее. Дыхание стало глубже. А взгляд на несколько секунд заволокло туманом, среди которого выделалась только фигура герцога. И он был невероятно великолепен. – Ощущения очень странные. Ты… ты… такой красивый… ой… - Я тоже пил, - сообщил он ту часть правды, которая бы не вызвала подозрений. «Теперь мы точно будем вечно любить друг друга», - мысленно добавил он про себя, и странная жадная тень шевельнулась где-то далеко в глубине его сердца. - М-м, да… ты же сказал, что всё станет приятным воспоминанием для нас обоих. Вроде проходит… странно… - Голова? – вырвал он из её мыслей одно слово. - Да. - Хорошо. Давай поторопимся, пока не спал дурманящий эффект. Тебе лучше прилечь. - Д-да, хорошо, - Шалетт пришлось слегка тряхнуть головой. Навязчивый туман клубился и клубился вокруг образа Кафмана, что сильно дезориентировало, заставляя цеплять за образ его тела. Она не стала искать подушку, а просто поддалась головокружению и аккуратно легла на спину. - Приподними немного голову, - попросил он. – Да, вот так, - мягкий валик, обтянутый бархатистой тканью, оказался под головой Шалетт. – На щеке? – уточнил он ещё раз, хотя они это уже обсуждали. - Здесь, - Шалетт указала на место под скулой, немного неловко ткнув туда пальцем. - Закрой глаза и поверни голову немного на бок. Она выдохнула и последовала его совету. - Так? - Да, так хорошо. Я буду осторожен. Если заболит… - Я знаю. Нельзя останавливаться. - Зелье должно перекрыть боль. - Не волнуйся за меня… - Нет, - перебил он её. – Только за тебя я и могу волноваться, - с этими словами Кафман легко поцеловал место на щеке Шалетт, на котором должна появиться родовая метка. Лёгкий поцелуй выражал сожаление за то, что он сейчас сделает со своей прекрасной супругой. Но Кафман знал, что эта метка защитит Шалетт лучше, чем подаренное к свадьбе кольцо или охрана у дома. Её безопасность стала важнее его свободы. Столетиями женщины Лирта страдали, становясь жертвами то кочевников, то разъярённых мужчин, жаждущих кровной мести. За сворованный кусок хлеба могли в ответ украсть сестру, мать, дочь. Даже жену. Учёт браков вёлся не везде и не всегда. Та же ситуация касалась рождения детей и установления родства в семье. Много чего фиксировались лишь на словах. Но то, что сказали в одной деревне, никто не знал в другой. Украсть женщину из горного поселения, вывезти её в пустыню и объявить своей, означало для женщины, что теперь она должна забыть свою семью и саму себя. Ведь ей никто не верил. Ведь не всегда её решались спасти. Однако порой случалось иначе. За украденный кусок хлеба, крали дочь. За украденной дочерью приезжали разъярённые члены клана и общины. Они устраивали кровавые набеги, выкрадывая женщин в ответ, уничтожая всех мужчин от мала до велика. Ужасное прошлое Лирта до сих пор хранило страх в умах многих. Приверженцы кровной мести всё ещё пытались требовать соблюдения правил отмщения. Кафман знал, что королева Лирта всю жизнь пыталась изменить людей своей страны. Так же он понимал, что её жизни не хватит для этих изменений. Родовая метка стала его ношей. Сейчас он мог защитить Шалетт способом, которым пользовались отцы, мужья и братья. Мужчины, знавшие, что честь – это мера стоимости, мера значимости и мера устрашения. Родовые метки, символы древних могущественных родов, наносились на лица женщин, говоря незнакомцам о том, что ему лучше пройти мимо, если он не желает умереть в агонии истязаний. Кто-то наносил метки чернилами, дающими синий рисунок на коже. Кто-то вырезал тонким лезвием, создавая знаки из шрамов. Маги предпочитали магические метки, имевшие куда больше способов контроля и наказания. Пальцы Кафмана скользнули по месту поцелуя. Для безопасности он взял в ладонь другую сторону лица Шалетт и призвал магию, зашипевшую под его пальцами. Красноватый свет бегло лизнул кожу. На щеке Кафмана засветился причудливый символ его рода, который спал годами до этой секунды. Из ярких завитков полилась сила, устремляющаяся в место, куда Кафман направлял магию. В какой-то момент Шалетт почувствовала боль, скривившись. - Тише-тише, - заботливо проговорил он, аккуратно придерживая её голову с другой стороны. – Осталось совсем чуть-чуть. Ещё немного… «И ты станешь моей навсегда. Никогда не сбежишь. Никогда не отвернёшься от меня». Шалетт попыталась дышать глубже, сжав пальцы на руках. Болезненная частичка, возникшая под кожей, становилась острее, росла и ширилась. Как будто пыталась прорезать кожный покров и высвободиться. Болевое ощущение нарастало, заставляя жмуриться и натужно дышать. - Ещё капля… вот так… Внезапно по её телу разлилось нежное тепло. - Вот и всё, - его губы вновь коснулись её щеки, словно жалели место магического ожога. – Прости. Было неприятно? - И… как это выглядит? – она ушла от ответа. - Ничего не видно. Видишь, - он указал на свою щёку. Смуглая кожа казалась идеально ровной и чистой. – У тебя так же. - Немного болит, - она аккуратно дотронулась до лица и улыбнулась. – Это не страшно, - Шалетт поспешила заверить его, что с ней всё в порядке, ведь боль быстро испарялась. - Может… у меня есть ещё зелье. Оно успокоит боль, - забеспокоился герцог, пытаясь подняться. Шалетт быстро перехватила его руку. - Всё в порядке. Не… надо… просто… «Если поцелуешь ещё раз, пройдёт… ой… это смело». Он застенчиво улыбнулся её идее и тут же сладко поцеловал место магического ожога. - Я… Шалетт не договорила, потому что после этого поцелуя последовал следующий. На этот раз чуть ближе к её губам. Немного ошеломленная, она повернулась к мужчине. Их лица оказались очень близко друг к другу, что герцог расценил как приглашение. Чудесное зелье постепенно стирало чувства стыда и робости. Кафман припал в долгом поцелуе к губам Шалетт, что вызывало в его голове множество смелых фантазий. Его пробила дрожь, и он вновь густо покраснел. - Я буду… нежным… - его голос стал глуше. – Я… я могу поцеловать тебя ещё? – почему-то задал он странный вопрос. – Там, где… мне… Неожиданно Шалетт подалась вперёд и аккуратно коснулась губами его щеки, словно губы оставались для неё запретным постыдным плодом, который не стоило срывать. В тех местах, которых касались её руки, тело Кафмана становилось твёрже, словно выражало эмоции каждой мышцей. - Да, - прошептала она, закрывая глаза и чувствуя, как его горячая рука скользит по её талии. Герцог подался вперёд и прильнул к губам своей возлюбленной. В ту же секунду сердце его заколотилось чаще и громче, отдаваясь глухими ударами в висках. По телу потекло тепло и острая энергия, приводящая в движение его тело. В сладостном порыве Кафман аккуратно отодвинул край накидки, обнажая то, о чём не смел мечтать, но всё равно мечтал. - Ты… восхитительна, - его голос звучал для Шалетт, как в тумане. Густом и терпком, в котором она видела только своего мужа. – Шалетт… я не сделаю тебе больно. Никогда. - Просто… люби меня, - её рука легко пробежалась по его волосам, вызывая в дрожь в его теле. – И оставайся верным, - голос разума никак не покидал её. - Шалетт, - жаркое дыхание облизнуло кожу на её шее. Новый поцелуй обжёг, а затем спустился ниже. Тонкий узелок вмиг распустился, позволяя прозрачной ткани окончательно обнажить женское тело. «Как смущает», - невольно подумала она. Он не стал отвечать её мыслям, ловко избавляясь от своей туники между поцелуями. Казалось, будто он решил покрыть каждый сантиметр девичьей кожи короткими влажными касаниями своих мягких губ. Но в какой-то момент, когда от одежды на теле не осталось ничего, Кафман вернулся к губам Шалетт, полностью оказавшись сверху. Рефлекторно она обняла его, поддаваясь его ласкам. Кровь, как взбесившийся зверь, стучала в висках мужчины. Страсть кружила голову. - Шалетт… ты моя. Его шёпот слился с её глухим стоном.